Башня(Turris) - http://vk.com/turris_lib 25 страница

— Милорд!.. Ральф!..

— Ульфин... Скажи королю... Горлуа мертв... Надо возвращаться, быстрее... — задыхаясь, проговорил я.

Спотыкаясь, я поспешил наверх.

— Королю? Теперь я понял тебя, бабский сводник! — проговорил Бритаэль сквозь зубы.

Бритаэль был крупным человеком, воином в расцвете сил, к тому же справедливо разгневанным.

Я же был мальчишкой без всякого опыта и ненавидел то, что мне предстояло совершить. Но я был должен. Я больше не был принцем, или воином, сражающимся по всем правилам. Я превратился в дикое животное, которое должно было убить Бритаэля, потому что иного не дано. Должен!

Свободной рукой я ударил его по зубам. В его глазах мелькнуло удивление, и он отпрыгнул, освобождая свой меч. Когда он бросился на меня, его меч описал стремительную дугу. Я нырнул, уклоняясь, вниз, отбил снизу удар и пнул его изо всех сил ногой по колену. Его меч скользнул по моей щеке с шипением, словно от ожога. Меня обожгла боль, и я почувствовал текущую по щеке кровь. Когда же он наступил на ушибленную ногу, она подвернулась. Бритаэль поскользнулся на мокрых камнях и тяжело упал, ударившись локтем о камень. Меч вылетел у него из рук.

Любой другой человек на моем месте отступил бы, давая ему возможность поднять меч. Я же бросился на него всем телом, направив свой меч ему в горло.

Светало, уже достаточно развиднелось. Я заметил в его глазах презрение и ярость. Он перекатился, уворачиваясь от лезвия меча. Я промахнулся и попал в губчатые водоросли, растущие на камнях. За секунду, в которую я пытался выдернуть свое оружие Бритаэль изменил тактику и ударил меня железным кулаком по уху. Отпрыгнув назад, он метнулся вниз по склону к мечу, блестевшему в двух шагах от обрыва.

Если он достанет его, через секунду меня не станет. Перевернувшись, я вскочил на ноги, бросившись тоже по скользкому склону к мечу. Его удар свалил меня на колени. Мне в бок вошел его тяжелый сапог, второй удар последовал по спине. Как растекающаяся кровь, меня охватывала боль переломанных костей. Я лежал, распластавшись по земле, носком ноги чувствуя металл его меча. От легкого толчка меч соскочил со скалы, и через секунду внизу раздался нежный звон, перекрывший рокот волн. Меч Бритаэля упал в обрыв на камни.

Не успел звон утихнуть, как Бритаэль снова кинулся на меня. Стоя на колене, я пытался подняться. Сквозь заливавшую глаза кровь я увидел приближающуюся руку и попытался увернуться. Получив кулаком по горлу, я упал на бок и распластался на мокрых камнях, потеряв дыхание и перестав видеть. Переворачиваясь и скользя, я все-таки помнил о пропасти и выставил вслепую левую руку, чтобы не скатиться в нее. Он снова прыгнул, попав обеими ногами в латах на мою руку, сжимавшую меч. Хрустнули кости, и рука инстинктивно согнулась. Я попал ему по плечу. Бритаэль беззвучно выругался и отскочил. Я перехватил меч в левую руку. За моей попыткой перевернуться последовал очередной прыжок. Он наступил на мою сломанную руку. Кто-то закричал. Обезумев от боли и ничего не видя, я метнулся по земле. И, собрав последние силы, вонзил обломанный меч и его распростертое тело. Оружие выпало у меня из рук. Бессильно откинувшись назад, я ждал последнего удара, который пошлет меня в обрыв.

Бездыханный, я лежал ничком, икая и давясь желчью. Моя левая рука вцепилась в водоросли, словно удерживая для меня жизнь. Морской прибой сотрясал скалу, и его едва заметные толчки вызывали у меня в теле резкую боль. Болело все. Ребра словно пронзили бок. Со щеки была полностью стесана кожа, с той щеки, на которой я лежал, вжавшись в траву. Рот наполнился кровью, а рука превратилась в болевое месиво. Вдалеке кто-то стонал.

У меня на губах пузырилась кровь и сочилась по подбородку, капая на землю. До меня дошло, что стонал я, Мерлин, сын Амброзиуса, принц, великий волшебник. Я зажал во рту кровь и, цепляясь и карабкаясь, начал подниматься на ноги.

Боль в руке была невыносима. Я почти слышал, нежели ощущал, как сломанные кости трутся друг о друга концами. Шатаясь, я встал на колени и побоялся подниматься дальше: внизу зияла пропасть. Сзади обрушился вал, обдав меня водяной пылью, серой в тусклом утреннем свете. Утес дрогнул. Над головой с криком парила морская птица, первая за сегодняшний день.

Я отполз от края и поднялся.

Бритаэль лежал на животе у потайной двери, словно пытался уползти туда. За ним по земле тянулся кровавый след, блестевший на мокрой траве, как след улитки. Он был мертв. Последним отчаянным ударом я разрубил ему большую вену в паху, и жизнь медленно покинула его, пока он полз, пытаясь получить помощь и спастись. Часть крови, пропитавшей меня, должно быть, принадлежала ему.

Я опустился рядом с ним на колени и удостоверился в его смерти. С боку на бок я перекатывал его по склону, пока не сбросил под откос, где пропасть поглотила его, как и его меч до этого. О крови можно было не беспокоиться. Начинался дождь, который смоет ее, прежде чем кто-нибудь увидит.

Потайная дверь была по-прежнему распахнута. Я добрел до нее и встал, опершись о косяк. Глаза застилала кровь. Я вытер ее мокрым рукавом.

Ральф и привратник исчезли. Факел чадил на стене, слабо освещая комнату и лестницу. В замке было тихо. Из приоткрытой двери наверху доносились голоса. Говорили тихо и настойчиво, но не встревоженно. Сторонники Утера, по всей видимости, по-прежнему владели ситуацией; тревогу в замке не поднимали.

Я вздрогнул от утреннего холода. Я где-то потерял плащ, упавший с моей руки. Я даже не стал пытаться его искать. Отпустив дверь, я сделал попытку стоять без опоры. Получилось. Я направился прочь от замка на берег.

Достаточно рассвело, чтобы видеть путь, а также рассмотреть головокружительную пропасть с камнями и бурлящими волнами внизу. Поскольку я думал только о том, чтобы держать свое ослабевшее тело прямо и не задевать ни за что сломанной рукой, то не обращал внимания на морскую пропасть и узость тропинки над обрывом. Я быстро преодолел первый участок и сполз-соскользнул на следующем по кочковатой земле на галечник. Море приблизилось, до меня долетали брызги. Морская соль смешивалась с соленой кровью у меня на лице. Утренний прилив набирал силу. Высокие волны накатывались на гладкую скалу, разбиваясь рядом со мной с оглушительным шумом и стекая по тропке, по которой я полз, спотыкаясь и цепляясь.

Я нашел его на полпути от берега. Он лежал лицом вниз, его голова находилась в полудюйме от обрыва. Одна рука свисала вниз и качалась под порывами ветра. Другая рука задеревенела, вцепившись в камень. Пальцы почернели от запекшейся крови.

Тропинка была достаточно широка, и я перевернул его на спину, придвинув к скале. Сам я встал на колени между ним и морем.

— Кадал, Кадал.

Его тело окоченело. В полумраке я увидел у него на лице кровь, выступившую из раны рядом с волосами. На ощупь это казалось порезом. Мои онемевшие пальцы не могли больше ничего нащупать на мокрой коже. Намокшая туника не расстегивалась, наконец застежки поддались, и под одеждой показалось тело.

Увидев скрытую туникой рану, можно было не щупать пульс. Я накинул обратно промокшую ткань, словно ему станет теплее, и сел на корточки. Только тогда я заметил, что от замка к тропинке шли люди.

Утер обогнул скалу с такой легкостью, словно гулял по дворцу. Он держал наготове меч, накидка намотана на левую руку. За ним, бледный, как привидение, шагал Ульфин.

Король наклонился надо мной и несколько мгновений молчал.

— Мертв? — проговорил он в конце концов.

— Да.

— А Джордан?

— Тоже, наверное. Иначе Кадал не дополз бы сюда, чтобы предупредить нас.

— А Бритаэль?

— Мертв.

— Ты знал об этом вчера вечером?

— Нет.

— А о смерти Горлуа?

— Нет.

— Если бы ты был пророком, как ты утверждаешь, то знал бы, — в его голосе послышалась горечь. Я посмотрел на его снизу. Лицо спокойное, горячность покинула его, глаза, серые в тусклом свете, затопила усталость.

— Я говорил тебе, надо довериться судьбе и времени. Оно пришло, это время. Мы победили. — Мой ответ был кратким.

— Если бы мы подождали до завтра, то эти люди и твой слуга остались бы живы, Горлуа погиб бы в бою, а его жена была бы вдовой... Она была бы моей, и никто не шептался бы у меня за спиной, обвиняя в их смерти меня.

— Завтра ты зачал бы другого ребенка.

— Законного, — поспешил вставить он. — Не побочного, каким он был зачат сегодня. Клянусь головой Митры, ты думаешь, наши имена останутся незапятнанными после того, что случилось сегодня ночью? Даже если мы через неделю поженимся, ты представляешь, что скажут люди? Что я убийца Горлуа. А некоторые поверят, что ребенок и в самом деле его, как она говорила.

— Они не скажут этого. Не найдется ни одного человека, который будет утверждать, что ребенок не твой и не по праву является законным королем всей Британии.

Из горла Утера вырвался звук, не смех, а выражение насмешки и презрения.

— Неужели ты думаешь, что я буду когда-нибудь еще тебя слушать? Теперь я вижу, что кроется за твоим волшебством, твоим «могуществом», как ты говоришь... Ты занимаешься обычным обманом людей. Попытка с твоей стороны приобщиться к государственным делам, чему ты научился у моего брата. Тебе это понравилось, и ради этого ты убеждаешь всех в своем могуществе. Это самый настоящий обман — обещать людям исполнение их желаний, убеждать их, что ты способен это сделать, но цену желаний оставляешь в тайне — пусть потом платят.

— Цену в тайне держит бог, не я, Утер.

— Бог? Бог! Какой бог? Ты говорил о стольких богах. Если ты имеешь в виду Митру...

— Митра, Аполлон, Артур, Христос — называй его, как хочешь. Какая разница, как люди называют свет. Бог подобен свету, под которым люди живут и умирают. Я знаю лишь, что он является источником всего света, освещающего наш мир, его дела охватывают весь мир и каждого из нас. Он подобен реке, которую не остановишь и не повернешь вспять. Из нее можно лишь пить при жизни и завещать ей свои тела после смерти.

Изо рта у меня снова потекла кровь. Я поднял руку и вытер ее рукавом. Утер видел, но выражение его лица не изменилось. Вряд ли он даже слушал, что я говорил, если вообще мог расслышать из-за шума морских волн. С безразличием, разделяющим нас подобно стене, он сказал:

— Все это слова. Ты используешь даже бога, чтобы добиться своего. «Бог сказал мне сделать, бог назначает цену, бог смотрит, кому ее платить...» За что, Мерлин? За твои амбиции? Великому колдуну и пророку, которого люди почитают, затаив дыхание, больше короля и его верховного жреца? А кто платит богу за осуществление твоих планов? Не ты. Амброзиус, Вортигерн, Горлуа, люди, погибшие сегодня ночью. Но ты не платишь ничего! Ты — никогда и ничего!

Рядом с нами разбилась волна, и утес оросил дождь из мелких капель, попав Кадалу в лицо. Я наклонился и вытер воду вместе с кровью.

— Нет, — ответил я.

— Но меня, Мерлин, ты не сможешь использовать в своих интересах. Я не стану для тебя марионеткой, которую дергают за веревочки. Держись от меня подальше. И запомни — я не признаю побочного сына, зачатого сегодня ночью.

Это говорил король, не терпящий возражений. Спокойный и холодный, над плечом которого сияла в сером небе звезда. Я промолчал.

— Ты слышишь меня?

— Да.

Он сдернул со своей руки плащ и бросил Ульфину. Тот расправил его, накинул на плечи королю.

Утер взглянул на меня.

— В награду за оказанные мне услуги ты можешь сохранить землю, дарованную тебе ранее. Отправляйся к себе в Уэльские горы и больше не беспокой меня.

— Я не потребуюсь тебе никогда и не буду тревожить тебя, Утер, — устало ответил я.

Он помолчал и резко сказал:

— Ульфин поможет тебе отнести тело вниз.

Я отвернулся.

— Не надо. И оставь меня сейчас.

Возникла пауза, наполненная шумом моря. Я непреднамеренно выбрал подобный тон, но мне было уже все равно, я даже не осознавал, что и как я говорю. Я хотел только одного, чтобы он ушел. Острие его меча покачивалось у меня перед глазами. Лезвие блеснуло, взлетая в воздух, и я даже подумал, что он настолько рассержен, что использует его. Но клинок с грохотом отправился в ножны. Утер развернулся и начал спускаться. Ульфин пробрался мимо меня и безмолвно направился следом за хозяином. Не успели они свернуть за угол, как море поглотило звук их шагов.

Я обернулся и увидел, что за мной наблюдает Кадал.

— Кадал!

— Вот они, короли, — голос его был слаб, но с прежними интонациями, хриплый и насмешливый. — Выполни для него что-нибудь, за что он клянется умереть, и получай «ты думаешь, я вынесу случившееся сегодня ночью».

— Кадал...

— А ты... Ты ранен? А рука? У тебя на лице кровь.

— Ничего, это все заживет. Пустяки. Но ты, Кадал...

Он чуть наклонил голову.

— Бесполезно. Чему быть... Мне достаточно хорошо...

— Не болит?

— Нет, но холодно.

Я придвинулся ближе, пытаясь накрыть его своим телом от холодных брызг, дождем отлетавших от скал. Взял его руку в свою здоровую. Я не мог растереть ее, но, расстегнув свою тунику, я приложил ее к груди.

— Увы, я потерял свою накидку, — сказал я. — Джордан мертв?

— Да, — он помолчал. — Что... случилось там?

— Все шло как по писаному. Но, оказывается, Горлуа поспешил напасть на наш лагерь и был убит. Поэтому Бритаэль и Джордан появились здесь, чтобы рассказать о случившемся герцогине.

— Я услышал, как они едут, и понял, что они обязательно увидят и меня, и лошадей. Я решил, что не должен допустить, чтобы они подняли тревогу в замке, пока король еще там... — он остановился перевести дыхание.

— Не беспокойся, — сказал я, — все сделано, как надо, и все позади.

Кадал не обратил внимания. Его голос превратился в едва слышный шепот, но слова были четкими и раздельными: я все слышал, несмотря на шум моря.

— Поэтому я сел на коня и поехал им навстречу, чтобы встретить за ручьем. Когда они поравнялись со мной, я перепрыгнул ручей и попытался остановить их. — Кадал снова замолчал. — Но Бритаэль... он настоящий воин. Проворный, как змея. Он даже не остановился. Проткнул меня мечом и поехал дальше, предоставив остальное Джордану.

— Здесь-то он и ошибся.

Кожа на скулах Кадала натянулась. Он улыбнулся.

— Он заметил наших лошадей?

— Нет. Ему открыл дверь Ральф, и Бритаэль только и спросил, не приезжал ли кто-нибудь в замок, так как внизу он встретил всадника. Ральф сказал ему, что нет, и он поверил. Мы впустили его, а затем убили.

— Утер... — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Кадал, прикрыв глаза.

— Нет. Утер все еще находился с герцогиней. Я не мог позволить, чтобы Бритаэль застал его безоружным. Он и ее убил бы.

Кадал широко раскрыл глаза, устремив на меня пораженный взгляд.

— Ты?

— Оставь, Кадал, я не поддаюсь на лесть, — улыбнулся я ему. — Боюсь, ты вряд ли бы мог мной гордиться, как учитель учеником. Это была «грязная» схватка. Мы играли не по королевским правилам. Я изобретал их в ходе поединка.

Кадал по-настоящему улыбался.

— Мерлин... Маленький Мерлин, который с трудом держался на лошади. Ты поражаешь меня.

Начинался отлив. Прогрохотавший вал оросил мои плечи водяной пылью.

— Я убил тебя, Кадал.

— Боги... — прошептал он, глубоко вздыхая. Мне было понятно без дальнейших слов. Его время заканчивалось. В сером свете наступающего утра я видел, как его кровь впитывается в мокрую землю.

— Я слышал, что сказал король. Нельзя ли было... обойтись без всего этого?

— Нет, Кадал.

Он закрыл глаза и приоткрыл их вновь.

— Ну, что ж, — только и сказал он, сконцентрировав в ответе всю свою молчаливую веру в меня, укрепившуюся в нем за восемь лет. Кадал поднял глаза к небу, линия его рта ослабла. Я приподнял его здоровой рукой и заговорил отчетливо и быстро.

— То, что случится, произойдет во исполнение воли моего отца и бога, руководящего мной. Ты слышал слова Утера о ребенке. Они ничего не меняют. С сегодняшнего дня Игрейн беременна, но из-за происшедших сегодня событии она отошлет от себя ребенка, как только он родится, чтобы не гневить короля. Она отправит его ко мне, и я спрячу его от короля, он будет жить со мной, и я передам ему все чему я научился от Галапаса, Амброзиуса, от тебя, и даже Белазиуса. Он объединит в себе жизни всех нас. Когда он вырастет, он вернется и будет коронован в Винчестере.

— Тебе это точно известно? Ты обещаешь, что так оно и произойдет? — я уже едва мог разобрать слова Кадала. Дыхание со свистом вырывалось у него из груди. Его глаза сузились, взгляд ослеп.

Я приподнял Кадала, прижав к себе.

— Мне известно это, — отчетливо и мягко произнес я. — Это обещаю тебе я, Мерлин, принц и пророк.

Он уронил голову мне на плечо, не в силах держать ее. Глаза закатились. Я услышал, как он пробормотал что-то, затем вдруг сказал:

— Сделай за меня знамение.

И умер.

Я предал его тело морю, как и Бритаэля, убившего его. Как говорил Ральф, отлив заберет его с собой и унесет к западным звездам.

Тишина в долине не нарушалась ничем, кроме медленной дроби копыт и позвякивания металла. Шторм утих вместе с ветром. Миновав первый изгиб ручья, я перестал слышать морской прибой. Внизу, над потоком, скрывая его от моих глаз, висела пелена тумана. Небо прояснилось, приобретая на востоке светло-голубоватый оттенок. Высоко в небе, недвижимо и ярко горя, по-прежнему висела звезда.

Пока я глядел на нее, бледное небо окрасилось постепенно в яркие тона, заполняя пространство вокруг нее золотым и мягким пламенем, а затем на волне ослепительного сияния навстречу утренней звезде взошло молодое солнце.

ЛЕГЕНДА О МЕРЛИНЕ

Задумал король британский Вортигерн заложить в Сноудоне крепость, для чего созвал каменщиков из разных стран и наказал им построить крепкую башню. Но что бы строители ни возводили за день, рушилось в ту же ночь, а остатки их труда поглощала земля. Вортигерн решил посоветоваться со своими колдунами и магами, и те сказали ему, что он должен найти юношу, никогда не имевшего отца, убить его и оросить его кровью основание будущей крепости, чтобы башня перестала разваливаться. Во все концы страны были разосланы гонцы, часть из которых прибыла к городу, названному впоследствии Кармартеном. У ворот они увидели развлекающихся какой-то игрой ребят и присели посмотреть, а заодно и отдохнуть. Близился уже вечер, когда между двумя юношами, которых звали Мерлин и Динабутиус, вспыхнула ссора. Они услышали, как во время перепалки Динабутиус сказал Мерлину:

— Какой же ты дурак, если думаешь, что можешь сравниться со мной, в ком течет королевская кровь! А кто ты — никто не знает, ибо у тебя никогда не было отца.

Услышав подобное, посланцы немедленно расспросили об этом прохожих, и те подтвердили, что отец Мерлина никому не известен, а мать является дочерью короля Южного Уэльса и живет с монахинями в монастыре Святого Петра.

Так Мерлин и его мать предстали перед королем Вортигерном. Вортигерн оказал матери королевские знаки внимания и расспросил об отце юноши. Она ответила, что не знает его.

— Однажды, когда я и мои дамы разошлись по покоям, ко мне явился некто в облике привлекательного юноши. Он пробыл со мной некоторое время, обнимая и целуя меня, но затем неожиданно исчез. Позже он многократно возвращался оставаясь невидимым. Это продолжалось довольно долго, пока он не предстал передо мной в облике мужчины и не лег со мной, затем исчез, а я осталась в ожидании ребенка.

Поразившись ее рассказу, король обратился к своему предсказателю Могантиусу, спросив у него, возможно ли такое. Могантиус ответил, что природа подобных вещей известна и что Мерлин был зачат от «одного из духов, обитающих между Луною и Землею и именующихся демонами-инкубусами».

Мерлин выслушал все вышесказанное и потребовал, чтобы ему позволили опровергнуть волшебников.

— Прикажи твоим магам явиться сюда, и я докажу им, что слова их ложны, — сказал он.

Смелость и бесстрашие Мерлина произвели, по-видимому, впечатление на короля, и он послушался юноши, позвав колдунов. Мерлин обратился к ним со следующими словами:

— Не зная, что мешает построить башню, вы все же предложили королю окропить раствор моей кровью, будто башня от этого станет крепче. Не скажете ли вы тогда, что находится внизу под ее основанием, почему она не стоит?

Боясь проявить свое невежество, маги смолчали, и тогда Мерлин (которого также звали Амброзиус) предложил:

— Король, мой повелитель, призови своих рабочих, пусть они начнут копать на месте башни. Твои стены рушатся из-за того, что под ними находится озеро.

Землекопы и в самом деле нашли озеро.

— Осушите его, и на дне вы найдете два камня, два спящих дракона — красного и белого, — сказал Мерлин.

Когда показались два камня, драконы проснулись, и между ними завязалась жестокая схватка, в которой красный дракон одолел белого и убил его. Пораженный король спросил Мерлина о смысле виденного, и в ответ юноша, подняв глаза к небу, предсказал пришествие Амброзиуса и смерть Вортигерна. На следующий день Аврелий Амброзиус высадился в Девоне.

Когда Амброзиус победил Вортигерна и саксов и был коронован на британский престол, он собрал мастеров со всех уголков страны и попросил их придумать памятник, который остался бы стоять на века. Никто не смог помочь ему, и тогда Треморинус, архиепископ Карлеона, предложил послать за Мерлином, пророком Вортигерна, самым умным человеком королевства, «относится ли это к области предсказаний или к изобретению хитроумных механизмов». Посланные Амброзиусом люди нашли Мерлина в области Гвент у источника Галапаса, где он постоянно жил.

Король принял его с почестями и, первым делом, попросил предсказать ему будущее.

— Тайны подобного рода не подлежат раскрытию, — ответил Мерлин, — разве что в случае крайней необходимости. Если я буду предсказывать все подряд на потеху окружающим, то руководящий мною дух будет нем и покинет меня.

Король заговорил с ним о памятнике, и Мерлин посоветовал ему привезти «Пляшущих Гигантов», которые находятся в Килларе, на горе в Ирландии. Амброзиус рассмеялся и ответил, что невозможно сдвинуть камни, установленные гигантами. В конце концов короля убедили послать в Ирландию его брата Утера с пятнадцатью тысячами воинов, чтобы он победил местного короля Гилломана и перевез в Британию «Пляшущих Гигантов». Утер одержал победу, но его воины не смогли разобрать и погрузить монолиты гигантского каменного кольца в Килларе. Признав свое бессилие, они предоставили Мерлину собрать его собственные механизмы. С помощью последних Мерлин без труда разобрал памятник и погрузил его по частям на корабли, после чего его перевезли в место, находящееся недалеко от Эймсбери. Там Мерлин вновь установил «Пляшущих Гигантов» у Стоунхенджа точно в таком же виде, в каком они стояли в Килларе, в Ирландии. Вскоре после этого на небе появилась огромная звезда в виде дракона. Зная, что она предвещает смерть Амброзиуса, Мерлин горько заплакал и предсказал, что следующим королем под знаком Дракона станет Утер и что у Утера родится сын, «наделенный божественной властью, которая распространится на все владения людские».

На следующую Пасху во время торжеств, посвященных коронации, король Утер влюбился в Игрейн, жену Горлуа, герцога Корнуолла. Оказывая ей самые различные знаки внимания, он едва не вызвал при дворе скандала. Игрейн оставалась неприступна, а ее разъяренный супруг покинул королевский двор без разрешения, направившись с женой и воинами в Корнуолл. Рассерженный Утер приказал ему вернуться, но Горлуа отказался. Разгневавшись, король собрал армию и бросился вослед, сжигая на своем пути корнуолльские города и крепости. Не имея с собой достаточно войск, Горлуа услал жену в самый неприступный замок — Тинтагель, а сам приготовился защищать крепость Димилок. Утер немедленно установил там осаду, выискивая в то же время способ проникнуть в Тинтагель и похитить Игрейн. Через несколько дней он обратился за советом к одному из своих приближенных по имени Ульфин.

— Посоветуй же мне, каким образом осуществить мое желание, — сказал король, — иначе я умру от тоски.

Подтвердив, что Тинтагель неприступен, Ульфин предложил послать за Мерлином. Мерлин превратил Утера в Горлуа, Ульфина в Джордана, друга Горлуа, а себя в Бритаэля — одного из командиров герцога. Втроем они направились в Тинтагель. Приняв Утера за своего мужа-герцога, Игрейн приветствовала его и пустила к себе в постель, и у «нее мысли не было отказать ему в чем-либо». В эту ночь был зачат Артур.

В то же время разгорелось сражение у Димилока, и Горлуа, начавший его, был убит. Когда посланцы явились в Тинтагель сообщить Игрейн о смерти мужа и последний предстал перед их глазами, восседая с супругой, они онемели. Здесь король признался в обмане и через несколько дней женился на Игрейн.

Утер Пендрагон правил еще пятнадцать лет. Все эти годы он не видел своего сына Артура, которого в ночь, когда он родился, вынесли через черный ход из замка Тинтагель и доставили прямо к Мерлину. Старый волшебник тайно занимался воспитанием ребенка, пока не пришло время, чтобы Артур занял британский престол.

На протяжении длительного правления Артура Мерлин помогал ему советом и делом. Уже стариком Мерлин безумно влюбился в юную девушку по имени Вивиана. Она уговорила его в обмен на любовь научить ее волшебству. Узнав искусство чар, она заколдовала старика, усыпив его. По рассказам одних, он спит в пещере, окруженной рощей боярышника, а кто-то говорит, что его сон продолжается в башне из хрусталя, другие же утверждают, что он скрыт от посторонних глаз лишь воздушным ореолом. Он проснется вместе с королем Артуром, и они вернутся в тот же час, когда потребуются своей стране.

ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА

Ни один романист, пишущий о средневековой Британии, не представит своего труда на суд публики, оставив без традиционных комментариев фигурирующие в нем имена и географические названия. Так уж принято объяснять их появление на страницах произведения, и здесь меня сразу можно обвинить в большей (а может быть и в меньшей) степени непоследовательности. В те времена, когда кельты, саксы, римляне, галлы и бог весть кто еще заполонили и оспаривали друг у друга британские земли, у каждого места имелось по меньшей мере три названия, и любое из них можно было считать распространенным и употребительным без боязни ошибиться. «Рассматриваемый период» относится приблизительно к 470 г. н.э., и смутнее времени в британской истории не сыскать. В довершение путаницы я взяла в качестве источника моего романа полумифологическое, романтическое описание, составленное в Оксфорде одним уэльсцем или, возможно, бретанцем в XII веке. Имена и названия в этом труде даются, что называется, в постнорманском стиле с элементами церковной латыни. Поэтому в ходе повествования читатель столкнется с названиями Винчестер, Рутупея и Динас Эмрис, пришедшими из разных времен, а думнонийцы, деметяне и армориканцы будут называться просто: корнийцы, люди из Южного Уэльса и бритты.

Мой первый принцип в подборе имен и названий направлен на то, чтобы упростить повествование. Я хотела, насколько это получилось, обойтись без глоссария, раздражающие экскурсы в который вынуждают прерывать чтение и искушают читателя продолжать читать, не обращая внимания на непонятные имена, с риском потерять ориентацию и запутаться. Неангличанам приходится еще труднее: название Калеву сказало бы им не больше, чем Силчестер, и ясность внесла бы лишь карта. В любом случае произведение пострадало бы. Поэтому, если существовал выбор, я прибегала к помощи «рассказчика», приводившего сразу весь набор старых и современных названий, позволяющих читателю представить картину. Например, «Маэсбели, что у форта Конан, или Кэрконан, называемый иначе Конисбургом». В других местах я позволила себе небольшие вольности. Ясно, что в рассказе, который ведется вместо кельтского или латыни на английском, было бы уж слишком педантично употреблять название «Лондиниус» вместо Лондона. Я также оставила современные названия таких городов, как Гластонбери, Винчестер, Тинтагель, полученные ими в средние века и неразрывно связанные с контекстом их употребления, подобно Манчестеру и Ньюкаслу. Не надо рассматривать введенные мною правила в качестве критики других авторов, их не придерживающихся, форма зависит от характера произведения. Поскольку в его создании участвовало воображение, то нельзя относиться к нему как к строго историческому произведению. Я решила руководствоваться правилами поэзии: лучшим является то, что лучше всего звучит и передает смысл.

Это же правило слуха распространяется и на выбранный язык. Рассказчик, повествующий свою историю на уэльском языке пятого века, прибег бы к помощи стольких же разговорных выражений, сколько их можно найти в данном романе. Сердик и Кадал разговаривали бы на своих диалектах, а королевские особы и предсказатели изъяснялись бы выспренне, соответственно моменту. Я специально оставила некоторые анахронизмы, обладающие наибольшей описательностью, и немного сленга, для сохранения живости повествования. Короче, я везде полагалась на свой слух, считая, что то, что звучит без фальши, будет приемлемо в работе, основанной на воображении.

Именно таковой и является «Хрустальный грот». Это не научное исследование. Настоящий историк поймет меня, узнав, что сюжет я позаимствовала у Джефри Монмаутского, автора «Истории королей Британии».

Для историков это произведение пустой звук. Его труд, написанный в Оксфорде в XII веке, представляет собой «сборную солянку» из событий, имевших место начиная с троянской войны (в которой сражался «король бриттов» Брутус) вплоть до седьмого века нашей эры. Он тасовал факты, подстраивая их под линию своего сюжета. Когда же фактов не хватало, он изобретал их на пустом месте. С научной точки зрения «История королей Британии» потрясает, но как художественное произведение — неотразимо. Из него черпали вдохновение создатели цикла романтических преданий, получивших название «Предания о Британии». К ним относится роман «Смерть Артура», принадлежащий перу Мэлори, «Королевские идиллии» Теннисона, «Персифаль» и «Камелот».

Поиск по сайту: