Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Башня(Turris) - http://vk.com/turris_lib 11 страница



— Ты лжешь, не так ли? Почему?

— Сказанное мною правда, господин. Если вы взглянете на моего коня, когда его приведут...

— Ах, да... Это-то правда. Я и не сомневаюсь, что он захромал. Если я пошлю людей на тропу, то они несомненно встретят Кадала, ведущего лошадь. Я же хочу знать...

— Не Кадала — Ульфина, сэр, — быстро вставил я. — Кадал занят. Белазиус послал со мною Ульфина.

— Двоих в одном лице? — вопрос прозвучал презрительно.

— Как это, господин?

Он неожиданно вспылил.

— Не препирайся, наложник. Ты врешь. Я чую ложь за версту.

Он поглядел мимо меня, и его голос изменился.

— Что у тебя в седельной сумке? — он головой указал на нее стоявшему рядом воину. Из нее выглядывал кусок робы Белазиуса.

Тот засунул в сумку руку и вытащил одеяние. На замусоленной и помятой белой ткани отчетливо проступали темные пятна. Запах крови дошел до меня даже сквозь дым горящей факельной смолы.

Почувствовав кровь, зафыркали и заволновались лошади. Люди переглянулись. Факельщики с подозрением поглядели на меня. Стражник выдохнул и что-то пробормотал.

— Клянусь богами, вот в чем дело! — со злостью сказал Утер. — Один из них, о Митра! Я так и знал! Даже здесь от тебя пахнет священным дымом! Ладно, побочный сын. Именем моего брата тебе дарована свобода и его расположение, но посмотрим, что он на это скажет. Теперь, по-моему, тебе нет смысла изворачиваться.

Я поднял голову. Наши глаза находились почти на одном уровне.

— Изворачиваться? Я отрицаю, что преступил закон или совершил деяние, которое не понравится Графу. Лишь эти две вещи могут иметь значение, господин Утер. Я объяснюсь с ним.

— Уж не сомневаюсь. Итак, тебя туда отвел Ульфин?

— Ульфин не имеет к этому никакого отношения, — ответил я резко. — К тому времени мы с ним расстались. Как бы то ни было, он раб и делает, что ему приказывают.

Утер внезапно пришпорил свою лошадь, и она заплясала рядом с моей. Он наклонился и ухватил меня за накидку. Сжав руку, он приподнял меня в седле. Его наколенник больно придавил мне ногу, зажатую между боками беспокойно переминающихся лошадей. Утер приблизил ко мне свое лицо.

— А ты делаешь, как прикажу тебе я. Кем бы ты ни приходился моему брату, ты подчиняешься и мне.

Он сжал руку еще сильнее.

— Понял, Мерлин Эмрис?

Я кивнул. Он поцарапался о мою брошь-застежку, выругался и отпустил меня. У него на руке выступила кровь. Я заметил, как он смотрит на брошь. Утер щелкнул пальцами факельщику. Тот приблизился, подняв факел.

— Это он дал тебе ее? Красного дракона? — Утер не договорил. Его глаза остановились на моем лице и расширились. Их ярко-голубой цвет стал невыносимым. Серый жеребец пошел под ним в сторону, он резко одернул его, так, что брызнула пена.

— Мерлин Эмрис, — едва слышно проговорил он. Потом неожиданно рассмеялся, задорно и громко. Таким я его еще не видел.

— Что же, Мерлин Эмрис. Тебе все же придется рассказать, где ты был сегодня ночью. — Он развернул лошадь и бросил через плечо воинам:

— Возьмите его с собой, да смотрите, чтобы не упал. Похоже, он дорог моему брату.

Серый жеребец взвился под ударом шпор, и отряд быстро тронулся вслед за Утером. Мои охранники, не отпуская поводьев гнедой, поехали сзади. В грязи осталась лежать жреческая роба, скомканная и истоптанная конскими копытами. Интересно, найдет ли ее Белазиус? Будет ли осторожен?

Вскоре я забыл о нем. Мне предстоял разговор с Амброзиусом.

 

Кадал находился в моей комнате.

— Спасибо богам, что ты не вернулся за мной, — проронил я с облегчением. — Меня подобрали люди Утера, а он сошел с ума от злобы, узнав, где я был.

— Знаю, — угрюмо ответил Кадал. — Я видел.

— Что это значит?

— Я все-таки вернулся за тобой. Решил проверить, хватило ли у тебя ума отправиться домой, после того как раздался этот... шум, и поехал следом. Не увидев на дороге следов, подумал, что ты слишком лихо погнал кобылу... Я и сам припустил так, что подо мной задымилась земля. Потом...

— Ты догадался, что происходит и где был Белазиус?

— Да, — он повернул голову, собираясь плюнуть на пол, но вспомнил, где находится, и ограничился знаком против нечистой силы.

— Когда я приехал сюда и не нашел тебя, то понял, что ты — своевольный дурачок — отправился смотреть, что там делается. Тебя могли убить, если бы ты попался этим друзьям.

— И тебя тоже. Но ты вернулся.

— Что мне оставалось делать? Ты мог бы и услышать, как я тебя зову. По меньшей мере ты поступил необдуманно. Я увидел отряд, когда до города оставалось меньше мили. Тогда съехал с дороги и дал им проехать. Знаешь тот старый разрушенный пост? Я спрятался там и видел, как они проезжали мимо. Тебя везли сзади под охраной. Я понял, что Утер догадался, и поехал следом, держась по возможности близко. В городе боковыми улицами я пробрался сюда первым. Получается, он все знает?

Я кивнул и начал расстегивать накидку.

— Придется дорого заплатить, уж точно, — заметил Кадал. — Как он узнал?

— Белазиус засунул свою робу в мою седельную сумку, а они ее нашли. — Я улыбнулся. — Если бы они примерили ее на меня, то им бы пришлось заново ломать голову. Но они не додумались. Лишь бросили ее в грязь.

— Тоже хороши. — Он опустился на колено, чтобы помочь мне расстегнуть сандалии. Сняв один, он задержался. — Выходит, Белазиус видел тебя? Говорил с тобой?

— Да. Я дождался его, и мы вместе вернулись к лошадям. Кстати, Ульфин должен привести Астера.

Сильно побледнев, он уставился на меня.

— Утер не видел Белазиуса, — сказал я. — Белазиус вовремя смылся. Он понял, что услышали ржанье лишь одной лошади, и послал меня вперед. Иначе, они нашли бы нас вдвоем. Должно быть, он забыл свое одеяние или понадеялся, что его не найдут. Если бы не Утер, то никто бы и не додумался.

— Тебе не следовало бы подходить к Белазиусу. Дела обстоят гораздо хуже. Подожди, дай сделаю я. У тебя холодные руки. — Он расстегнул застежку с драконом и снял накидку.

— Хочешь в этом убедиться — убедишься. Он опасный человек, и все они такие, но он самый опасный.

— Ты знаешь о нем?

— Не скажу, что много. Но догадываюсь. Главное — с этим народом опасно связываться.

— Он главный жрец-друид, по меньшей мере, глава секты. Поэтому он не совершит необдуманных поступков. Перестань так беспокоиться, Кадал. Он вряд ли способен причинить мне зло или позволить сделать это другим.

— Он угрожал тебе?

— Да, проклятием, — я рассмеялся.

— Говорят, подобные вещи действуют. Рассказывают, что друиды способны послать за тобой летящий нож. Он будет преследовать цель на протяжении многих дней; перед тем как нож попадет в человека, тот услышит сзади в воздухе свистящий звук.

— Много чего рассказывают, Кадал. Дай мне, пожалуйста, другую тунику, поприличнее. Вернул ли шерстянщик мою самую лучшую? Я хочу принять ванну, прежде чем отправиться к Графу.

Он искоса поглядел на меня, доставая из сундука новую тунику.

— К нему с дороги отправился Утер. Знаешь об этом?

— Конечно. И предупреждаю — я расскажу Амброзиусу правду, — рассмеялся я.

— Все без утайки?

— Все.

— Наверное, оно и к лучшему, — сказал он. — Если кто и может защитить тебя от них...

— Не в этом дело. Он просто должен знать. У него есть на это право. А кроме того, зачем мне от него скрывать?

— Я имею в виду проклятие, — медленно проговорил Кадал. — Даже Амброзиус не спасет.

— Катись оно... — я сопроводил свои слова жестом, редко встречающимся среди аристократов. — Забудь о нем. Мы поступили верно. Лгать Амброзиусу нельзя.

— Однажды тебе, Мерлин, придется побояться.

— Возможно.

— Разве ты не боялся Белазиуса?

— Почему я должен его бояться? — поинтересовался я. — Он не причинит мне зла. — Я снял пояс с туники и бросил его на кровать. — А ты бы испугался, Кадал, если бы узнал, как умрешь?

— Конечно, клянусь собакой! А ты?

— Иногда я вижу что-то, и это наполняет меня страхом.

Он, не двигаясь, глядел на меня. На его лице был написан испуг.

— Что тебя ждет?

— Пещера. Хрустальный грот. Иногда мне кажется, что это смерть, иногда — рождение, источник прозрения. Я не могу сказать точно. Но когда-нибудь узнаю. А пока мне не слишком страшно. В конце концов я приду в пещеру, равно как и ты... — Я запнулся.

— Что я? — быстро спросил он. — Куда приду я?

— Я хотел сказать «как и ты найдешь свою старость».

— Это ложь, — грубо парировал он. — Я видел твои глаза. Когда ты начинаешь предвидеть, твои глаза становятся необычными: зрачки расширяются и затуманиваются, будто ты мечтаешь. Но взгляд не мягчает. Твои глаза холодны, как металл, ты не замечаешь, или не хочешь замечать, что происходит вокруг. Тебя нет, будто ты перенесся куда-то. А остался один голос. Как рог, в который дуют и который издает звук. Конечно, я видел тебя таким всего пару раз, но зрелище сверхъестественное, пугающее.

— Это пугает и меня, Кадал. — Зеленая туника соскользнула с меня на пол. Он подал серое одеяние, которое я носил как пижаму.

— Я тоже боюсь, — задумчиво, как бы обращаясь к самому себе, сказал я. — Ты прав в отношении ощущения. Я чувствую себя пустой раковиной, которой что-то движет. Говорю, вижу и думаю о вещах до сей поры мне незнакомых. Но неправильно полагать, что я ничего не чувствую. Мне больно. Возможно, потому, что не могу распоряжаться тем, что говорит во мне. Не могу пока руководить. Но буду. Научусь. В этом заключается настоящая сила. Буду различать в своих предсказаниях человеческое предчувствие и божье провидение.

— Ты заговорил о моей смерти. Какова она будет?

Я взглянул на него. Странно, но Кадалу было труднее солгать, нежели Утеру.

— Но я не видел твоей смерти, Кадал. Не видел ничьей смерти, кроме своей собственной. Я собирался сказать «равно как и ты найдешь себе могилу в чужой земле» — мне известно, что для британца это хуже чем смерть. Но мне кажется, что тебя ждет именно это, если ты останешься моим слугой.

Его взгляд просветлел, и он улыбнулся. В этом и заключается сила, подумал я, если мое слово способно испугать таких людей, как он.

— Без проблем, — ответил Кадал. — Даже если меня не попросят, я останусь с тобой. Тебе легко и приятно служить.

— Неужели? Я думал, ты считаешь меня своевольным дурачком и занудой.

— В этом весь ты. Я не говорил подобных вещей никому из твоего сословия. Ты же, услышав их, рассмеялся. Ты ведешь себя вдвойне по-королевски.

— Вдвойне по-королевски? Не могут же мой дед и... — я остановился, увидев выражение его лица. Он сказал необдуманные слова и теперь, раскрыв рот, пытался поймать их и проглотить обратно.

Кадал молчал, стоя, где стоял, с грязной туникой в руках. Я медленно поднялся, забытая пижама сползла на пол. В его словах не было надобности. Как я не догадался об этом раньше, когда стоял перед Амброзиусом в зимнем поле, освещаемый светом факелов. Он узнал. Сотни людей догадывались. Мне вспомнились косые взгляды, бормотание командиров, почтение слуг, которое принял за уважение к приказам Амброзиуса. Теперь же я понял, что это являлось проявлением почтения к его сыну.

Комната по-прежнему напоминала пещеру. Пламя за решеткой мигало, его свет тонул в бронзовом зеркале. Я посмотрел в него. Освещенная огнем бронза отражала мое обнаженное тело, похожее на невесомую тень. Лицо, однако, в игре света и тени было различимо. Я увидел его лицо таким, какое оно было, когда он сидел у камина и ждал. Ждал, чтобы расспросить меня о Ниниане.

В этом месте Провидение вновь изменило мне. Я открыл для себя, что люди, обладающие божьим провидением, зачастую слепы как простые смертные.

— И все знают? — спросил я Кадала.

Он кивнул, даже не спросив, что я имел в виду.

— Просто ходят слухи. Иногда ты очень похож На него.

— Утер, наверное, догадался. Разве он не знал?

— Нет. Он уехал, прежде чем распространилась молва. Но он взъелся на тебя не поэтому.

— Рад слышать. Почему же? Из-за происшедшего в загоне у стоячего камня?

— Из-за этого и многого другого.

— Из-за чего же?

— Он думал, что ты являешься наложником Графа, — прямо ответил он. — Амброзиус не увлекается женщинами, равно как и мальчиками. Но Утер не может себе представить человека, который не побывал с кем-нибудь в постели семь раз на неделе. Когда его брат проявил к тебе такое внимание, поместил тебя в своем доме и приставил слугу, Утер сделал однозначный вывод.

— Понятно. Он сегодня сказал что-то об этом. Но я подумал, что он просто вспылил.

— Если бы он пригляделся к тебе или послушал, что говорит народ, то понял бы, в чем дело.

— Теперь он понял, — уверенно сказал я. — Он понял это на дороге, увидев подаренную мне Графом брошь с драконом. Конечно же, до него дошло, что Граф не подарит своему наложнику королевский вензель. Утер попросил даже поднести факел и всмотрелся в меня. — Здесь меня осенила еще одна мысль. — И Белазиус, наверное, знает.

— А, да, — ответил Кадал, — знает. Но почему?

— Судя по его поведению. Будто он знал, что не может меня коснуться. Возможно, поэтому он и попытался запугать меня проклятием. Он очень хладнокровен, правда? Должно быть, ему пришлось крепко подумать. Белазиус не мог просто убрать меня с дороги за святотатство, но ему было надо, чтобы я молчал. Отсюда и взялось проклятие. И... — я остановился.

— И что еще?

— Не удивляйся. Еще один залог того, что я буду держать язык за зубами.

— Бога ради, скажи, что?

Я передернул плечами, вспомнив, что до сих пор стою голый, и потянулся за пижамой.

— Он сказал, что возьмет меня с собой в святилище. По-моему, он хочет сделать из меня жреца.

— Он так и сказал? — к уловкам Кадала против нечистой силы мне не привыкать. — Как же ты поступишь?

— Отправлюсь с ним. Схожу разок. И не смотри так, Кадал. Сто против одного, что мне не захочется появляться там во второй раз. — Я прямо взглянул на него. — В этом мире не существует ничего, к чему бы я не был готов, даже бога, к которому я не могу приблизиться. Если мне нужно прибегнуть к его помощи, я должен познать его. Понимаешь?

— Откуда? О каком боге ты говоришь?

— Думаю, существует только один бог. Конечно, есть разные боги, они живут везде: в полых холмах, с ветрами, в море, в траве, по которой мы ходим, в воздухе, которым мы дышим, в тени, где их ждут люди, подобные Белазиусу. Но я верю, что существует только один настоящий бог, подобным бескрайнему морю. В конце концов все мы — маленькие боги, и люди, подобно грекам, стекаются к нему. Ванна готова?

Через двадцать минут я закрепил голубую тунику на плече брошью с драконом и отправился к своему отцу.

 

 

В прихожей сидел секретарь, довольно искусно справлявшийся с бездельем. За занавесом слышался тихий голос Амброзиуса. Два стража на входе, похоже, одеревенели.

Занавес отлетел в сторону, и вышел Утер. Увидев меня, он остановился и хотел что-то сказать, но перехватив любопытствующий взгляд секретаря, передумал и прошел мимо, взмахнув красным плащом и оставив конский запах. В любом месте можно определить, был ли здесь Утер. Он источал запахи, как половая тряпка. Судя по всему он отправился к брату, не приведя себя в порядок после дороги.

Секретарь по имени Соллиус сказал мне:

— Вы можете зайти прямо сейчас. Он ждет вас, сэр.

Я даже не заметил обращения «сэр», давно к нему привыкнув.

 

Он стоял спиной к двери рядом со столом. На столе были разбросаны дощечки для письма, на одной из них лежало стило, будто Амброзиуса прервали во время письма. На секретарском столе у окна виднелся наполовину раскатанный книжный свиток.

Дверь за мной захлопнулась. Я остановился. Кожаный занавес с шуршанием опустился. Амброзиус повернулся.

Мы молча смотрели друг на друга. Секунды показались нескончаемыми. Наконец он откашлялся и произнес:

— А, Мерлин. Садись. — Он сделал неопределенный жест рукой.

Я повиновался и пошел к своему стулу у камина. Секунду он помолчал, глядя на стол, потом взял стило и добавил на дощечке слово. Я ждал. Амброзиус нахмурился, глядя на написанное, и стер его. Бросил стило на стол, резко обратился ко мне.

— Приходил Утер.

— Да, сэр.

Он поглядел на меня из-под нахмуренных бровей.

— Он встретил тебя одного, катавшегося за городом.

— Я катался не один, — быстро вставил я. — Со мной был Кадал.

— Кадал?

— Да, сэр.

— Но ты сказал Утеру другое?

— Нет, сэр.

Взгляд Амброзиуса стал внимательным и неподвижным.

— Кадал постоянно со мной, господин. Он более чем предан. Мы поехали на север до просеки в лесу. Потом у меня захромал пони, Кадал дал мне свою кобылу, и мы отправились домой. — Я набрал воздуха. — На тропинке встретили Белазиуса и его слугу. Белазиус сначала поехал со мной, но потом расстался, поскольку не хотел встречаться с принцем Утером.

— Ясно. — Его голос ничего не выражал, но я понял, что ему в самом деле многое было ясно. Его следующий вопрос подтвердил мою догадку.

— Ты побывал на острове жрецов-друидов?

— Вы знаете об этом? — удивленно спросил я. Ответом мне была холодная тишина. Пришлось продолжить рассказ.

— Я уже сказал, что мы с Кадалом решили срезать путь. Если вы знаете, где расположен остров, то должны представлять себе тропинку. В месте, где она начинает спускаться к морю, растет сосновая роща. В ней мы нашли слугу Белазиуса — Ульфина с двумя лошадьми. Кадал хотел забрать одну, чтобы быстро отправить меня домой. Во время разговора с Ульфином мы услышали крик, точнее вопль, он раздался восточнее рощи. Я пошел посмотреть, в чем дело. Клянусь, я не знал, что там находится остров и что на нем происходит. Не знал и Кадал. Будь он верхом, он задержал бы меня. Но к тому времени, когда он взял у Ульфина лошадь и пустился за мной, я уже исчез из виду. Он подумал, что я испугался и ускакал домой. Приехав сюда, Кадал не нашел меня и вернулся, но меня уже подобрал отряд. — Я засунул ладони между коленок и крепко сжал их. — Не знаю, что побудило меня подъехать к острову. Крик, может быть. Мне трудно объяснить. Пока. — Я глубоко вздохнул. — Господин...

— Да?

— Я должен вам сказать одну вещь. Сегодня ночью на острове убили человека. Не знаю, кто он такой, но слышал, что это человек короля. Какое-то время он считался пропавшим без вести. Его тело найдут где-то в лесу, оно будет выглядеть так, будто его задрал дикий зверь. — Я помолчал. Его лицо ничего не выражало. — Считаю, мне следовало сказать вам об этом.

— Ты ходил на остров?

— О, нет! Мне бы тогда не остаться в живых. Об убитом узнал позже. Его убили за святотатство. А я лишь спустился на берег и подождал в лесу, наблюдая за танцем и жертвоприношением. Слышал пение. Мне тогда было неизвестно, что это незаконно. У меня на родине это запрещено, хотя всем известно, что такое явление существует! Я думал, что здесь оно отличается. Однако, когда господин Утер узнал, где я побывал, он очень рассердился. Похоже, он ненавидит друидов.

— Друидов? — спросил Амброзиус, думая о своем. Он по-прежнему играл стилем. — Да, конечно. Утер не испытывает к ним особой симпатии. Он является одним из фанатичных поклонников Митры. Свет же с тьмою — враги. Ну так что? — последние слова были обращены к Соллиусу, вошедшему с извинениями и ждавшему у двери.

— Извините, сэр. Посланец от короля Будека. Я сказал ему, что вы заняты, но он просил передать, что у него важные сведения. Ему подождать?

— Пусть войдет.

Вошел человек со свитком. Он передал его Амброзиусу. Тот уселся в свое большое кресло, развернул свиток и, хмурясь, начал читать его. Я наблюдал за ним. За решеткой камина разрасталось пламя, освещая черты лица, известного мне лучше своего собственного. От углей исходило сияние. Оно затмило мне глаза, и в них поплыл туман. Они расширились.

 

— Мерлин Эмрис? Мерлин!

Эхо превратилось в обыкновенный голос. Видение исчезло. Я сидел на стуле в комнате Амброзиуса, уставясь на свои руки, зажатые между коленями. Амброзиус встал между мной и камином. Секретарь ушел, мы остались одни.

При повторном упоминании имени я проснулся.

— Что ты видел в огне? — спросил он меня.

— Заросли боярышника на холме, — начал я перечислять, не поднимая головы, — девушку на коричневом пони, молодого человека с брошью-драконом на плече и туман, стелющийся по земле.

Я услышал, как он глубоко вздохнул, взял меня за подбородок. Его глаза были внимательны и жестки.

— Значит, правду говорят о твоих провидческих способностях. Теперь-то уж у меня не осталось никакого сомнения. Тогда, в первую ночь у изваяния, я подумал, что это мог быть сон, детский рассказ, удачная догадка, направленные на то, чтобы разбудить во мне интерес. Но это... Я не ошибся в тебе.

Он выпрямился.

— Ты видел лицо девушки?

Я кивнул.

— А мужчины?

— Да, сэр. — Я встретился с ним взглядом.

Он резко повернулся ко мне спиной, опустив голову. Снова взял со стола карандаш, начал вертеть его в руках.

— Давно ты об этом знаешь? — спросил он, подождав.

— С сегодняшнего вечера, когда приехал. Часть рассказал Кадал, потом я припомнил некоторые вещи и взгляд вашего брата, когда он увидел вот эту штуку. — Я показал на брошь с изображением дракона.

Амброзиус взглянул на нее и кивнул.

— У тебя впервые было подобное... видение?

— Да. До этого даже и подумать не мог. Теперь же мне кажется странным, что я и не подозревал. Но клянусь, что это так.

Он молча стоял, опершись рукой на стол. Не знаю, чего я ожидал, но никогда не думал увидеть великого Аурелия Амброзиуса лишенным дара речи. Он прошелся вдоль по комнате.

— Странная у нас с тобой получается встреча, Мерлин. Столько есть о чем поговорить и в то же время так мало. Теперь ты понимаешь, почему я задавал так много вопросов? Почему старался узнать, что привело тебя сюда?

— Боги, мой господин, привели меня сюда, — сказал я. — Почему вы оставили ее?

Я не хотел задавать этот вопрос столь неожиданно, но уж слишком давно он давил на меня. Он вырвался у меня как обвинение. Запинаясь, я попытался исправить впечатление, но он спокойно оборвал меня жестом.

— Мне было восемнадцать лет, Мерлин, и у меня была мечта побывать в своем собственном королевстве. Тебе известна история о том, как нас принял здесь кузен Будек после убийства моего брата — короля. Он ни на день не отказался от мысли отомстить за его смерть Вортигерну, хотя на протяжении многих лет это было невозможно. Но он продолжал засылать лазутчиков, он решил заслать меня самого к королю Корнуолла Горлуа. Он был другом моего отца и никогда не любил Вортигерна. Горлуа дал мне двух надежных людей и отправил на север слушать и наблюдать, познавать местность. Когда-нибудь я расскажу тебе о нашем путешествии, но... не сейчас. Что же касается тебя... В конце октября мы направлялись на юг, к Корнуоллу. Там нас ждал корабль, но мы попали в засаду. Нам пришлось сразиться с людьми Вортигерна. Не знаю, заподозрили они что-нибудь или просто вышли убивать, как делают саксы и лисы, чтобы испробовать сладостный вкус крови. Думаю, последнее. Иначе они постарались бы убедиться в моей смерти. Два моих спутника погибли, но я оказался счастливым, отделавшись открытой раной и ударом по голове, от которого потерял сознание. Все происходило в сумерках, и они подумали, что я мертв. Когда пришел в себя, уже наступило утро. Надо мной стоял гнедой пони, на нем сидела девушка и молча разглядывала побоище.

На его лице впервые мелькнуло подобие улыбки. Наверное, он вспомнил ее лицо.

— Я попытался заговорить. Пролежав ночь на открытом воздухе, я потерял много крови, и у меня начался жар. Я опасался, что она испугается и поскачет в город. Это был бы конец. Но она не стала убегать. Она поймала моего коня, достала из сумки флягу и дала мне напиться. Затем промыла и перевязала рану, а потом, бог знает как, взгромоздила меня на седло и вывезла из долины. Она сказала, что знает поблизости тихое место, куда никто не заходит, — пещера с источником. В чем дело?

— Ничего, — ответил я. — Мне известно. Продолжайте. Там никто не жил?

— Никто. Пока мы добирались туда, я впал в беспамятство. Ничего не помню. Она спрятала меня в пещере и укрыла коня. В моей седельной сумке остались еда, вино, накидка и одеяло. Наступил полдень, и она поехала домой. Там ей сказали, что найдены два убитых человека и неподалеку паслись их лошади. Отряд ускакал на север. Вряд ли кто-нибудь в городе догадывался, что должно было остаться три трупа. Поэтому мне ничего не угрожало. На следующий день она приехала к пещере снова, прихватив с собой еду и лекарства. То же повторилось на третий день. — Он помолчал. — Конец истории тебе известен.

— Когда вы сказали ей, кто вы такой?

— Когда она объяснила мне, почему не может уехать со мной из Маридунума. До этого я принимал ее за одну из дам в королевском доме. Возможно, то же самое она почувствовала во мне. Но это не имело никакого значения. Ничто не имело значения, кроме того, что я был мужчиной, а она — женщиной. С первого взгляда мы поняли друг друга.

Он снова улыбнулся, но на этот раз уже не скрывая радости воспоминания.

— Тебе придется подождать, Мерлин, прежде чем знание подобного рода станет подвластным тебе. Провидение в вопросах любви тебе не поможет.

— Вы просили ее отправиться с вами сюда?

Он кивнул.

— Я говорил ей об этом еще до того, как узнал, кто она такая. А узнав, испугался за нее, стал настаивать, но она не согласилась. Из разговора понял, что она боится и ненавидит саксов, ее страшит то, как Вортигерн расправляется с королевствами. И все же отказалась ехать со мной. Одно дело, сказала она, поступать, как она поступает, и другое — уехать за море с человеком, который, если вернется, станет врагом ее отцу. Мы должны прекратить наши встречи, говорила она мне, как прекращается в природе все, и потом забыть.

С минуту он молчал, глядя на свои руки.

— И вы никогда не знали, что у нее есть ребенок?

— Нет. Конечно, я интересовался. Следующей весной я послал письмо, но не получил ответа. И я оставил все попытки, решив, что, если я ей понадоблюсь, она знает, где найти меня. Потом, по прошествии двух лет, до меня дошли сведения, что она обручилась. Теперь-то я знаю, что это не соответствовало действительности, но тогда это послужило поводом забыть о ней.

Он посмотрел на меня.

— Ты понимаешь?

Я снова кивнул.

— Возможно, это даже правда, хотя немного в другом смысле, мой лорд. Она завещала себя церкви, после того как я достигну определенного возраста и не буду нуждаться в ней. Христиане называют это обетом.

— Да? — он задумался. — Как бы там ни было, я больше не писал писем. Когда же появились слухи о внебрачном сыне, мне даже в голову не пришло, что он мог быть моим. Однажды сюда приехал человек, глазной доктор, который до этого побывал в Уэльсе. Я послал за ним, чтобы расспросить. Он подтвердил, что во дворце есть внебрачный сын, такого же возраста, рыжий, сын самого короля.

— Диниас, — подсказал я. — Врач, возможно, даже не видел меня. А меня держали подальше от посторонних глаз. Правда, иногда мой дед в разговоре с незнакомцами называл меня своим сыном. У него имелись во дворце побочные дети.

— Так я и подумал. Поэтому следующий слух о внебрачном сыне то ли короля, то ли принцессы я уже не воспринял. История ушла в прошлое, давили заботы. К тому же я всегда думал, что если она родила бы от меня ребенка, то обязательно дала бы мне знать.

Он умолк, погрузившись в свои собственные мысли. Понимал ли я тогда его — сейчас не помню. Позже разрозненные части мозаики сложились в цельную картину. Гордость, помешавшая ей последовать за любимым, помешала ей и послать за ним, когда у нее родился ребенок. Та же гордость помогала ей держаться в последующие годы. Более того, своим побегом она выдала бы своего возлюбленного, и тогда ничто не остановило бы ее братьев от убийства Амброзиуса прямо при дворе Будека. Зная деда, можно утверждать, что были принесены страшные клятвы отомстить человеку, ставшему моим отцом. Прошло время, воспоминания стерлись, почти исчезли. Он остался для нее мифом. Потом его место заняла другая сильная любовь — священники и религия. Остался ребенок, очень похожий на своего отца. Как только ее долг перед сыном был исполнен, она решила уединиться. Уединения и покоя искала она много лет в горной долине; подобно ей, и я выбрал позже ту же тропинку, ища того же.

Когда он снова заговорил, я вздрогнул.

— Очень тяжело тебе пришлось без отца?

— Достаточно.

— Ты веришь, что я не знал?

— Я поверю любому вашему слову, мой лорд.

— Как сильно ты меня ненавидишь за это?

Уставившись на свои руки, я медленно проговорил:

— Внебрачные сыновья и ничейные дети пользуются одной привилегией. Они свободны представлять своего отца кем угодно. Можно выбрать себе худшего из худших, лучшего из лучших. В любую минуту вы можете придумать себе нового отца. К тому времени мое положение более-менее прояснилось, я видел отца в любом солдате, принце, священнослужителе. Он виделся мне и в любом мало-мальски привлекательном рабе королевства Южный Уэльс.

Амброзиус повторил свой вопрос, обращаясь ко мне очень нежно.

— Теперь ты видишь его в действительности, Мерлин Эмрис. Скажи же, ты ненавидишь меня за выпавшую тебе долю?

Я ответил, не поднимая головы и не отводя глаз от огня.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.