Европейский XIII век, век городов и торговли, был также, опять-таки в рамках городов, веком школьным и университетским. Как мы видели, начиная с XII века, благодаря усилиям бюргерства городских школ становится все больше. Эта Европа «начальных» и «средних» школ заложила основную базу европейского образования. Но самым впечатляющим достижением, давшим начало традиции, которая жива и поныне, было создание «высших» школ, университетов. Такие школы в начале XII века получили название «общая школа» (studium generale), указывавшее одновременно и на их высший статус, и на обучение энциклопедического типа. В условиях складывания системы городских ремесел эти школы тоже начали по образцу прочих ремесел объединяться в корпорации и стали называться университетами, что на латыни и означало «корпорация»; этот термин впервые появился в Париже в 1221 году для обозначения общины парижских преподавателей и студентов (universitas magistrorum et scolarium).
Отметим сразу же различие, которого не сохранила история. Средневековые университетские корпорации строились согласно двум моделям. В парижской модели преподаватели и студенты составляли единую общину. В болонской модели в universitas входили, в юридическом смысле, только студенты. До сегодняшнего дня дошла только парижская модель. В Европе XIII века университетский преподаватель возникает одновременно с купцом. Купец, которого сначала обвиняли в том, что он продает время, принадлежащее одному Богу (барыш приходит к купцу, даже когда он спит), а потом оправдали в XIII веке за его труд и за полезность этого труда, — фигура, близкая к университетскому преподавателю, которого тоже обвиняли в XII веке в том, что он продает благо, принадлежащее одному Богу, — знание, и который тоже был впоследствии оправдан за то, что трудится, преподавая студентам, и, значит, может получать плату за свой труд. Европа интеллектуального труда рождалась бок о бок с Европой труда торгового.
Университетский профессор совмещал преподавание и труд, связанный с размышлением и письмом, — то, что мы сегодня называем исследовательской деятельностью. Репутация наставника, участие в социальных и политических дебатах (на такие темы, как нищенство монахов, королевская власть, папское налогообложение) дополняли прямые функции преподавателя, закрепляя за ним ту роль, которая повсеместно признается за интеллектуалами начиная с XIX века. Вот почему я назвал этих университетских преподавателей «средневековыми интеллектуалами».
Преподавателями руководили ректоры, которых сами преподаватели и избирали; ректор находился под надзором канцлера, как правило, назначаемого местным епископом; влияние канцлера со временем сошло на нет, и университеты добились почти полной независимости. Как правило, университеты ускользали и от поползновений светской власти, будь то королевская или городская, установить над ними контроль. Зато, будучи учреждениями церковными, университеты вынуждены были терпеть вмешательство власти духовной. Но эти вмешательства были редкими и незначительными. В некоторых случаях местный епископ использовал свои формальные полномочия и грубо вмешивался в университетские дела, навязывая университету свою цензуру. Наиболее показательным случаем было осуждение в 1270-м, а затем в 1277 году епископом Парижским Этьеном Тампье тезисов, сформулированных на основе учения некоторых парижских профессоров, в том числе Фомы Аквинского. Это осуждение было направлено в особенности на реальные или мнимые заимствования парижских учителей из идей арабского комментатора Аристотеля, Аверроэса, проповедовавшего так называемое учение о двойственной истине, согласно которому наряду с догматической истиной — в случае христианства с истиной библейской и истиной церковного учения — законной считается истина согласно разуму, которую можно преподавать, даже если она противоречит церковному учению.
Аристотель был, в известном смысле, главным авторитетом для университетов XIII века; особенно его почитали в Парижском университете. Его труды по логике были с давних пор переведены на латынь, но «Метафизику», «Этику» и «Политику» открыли и перевели на латынь именно в XIII веке. Эти труды сперва было запрещено преподавать в университетах, но они вызывали живой интерес у студентов, и в университетах их читали и изучали. Можно сказать даже, что учение Аристотеля, изложенное по-латыни, в Средние века стало модным: к 1260–1270 годам оно вошло почти во все курсы университетского обучения. Его великим пропагандистом был доминиканец Фома Аквинский, университетский преподаватель, также весьма популярный. Но приблизительно после 1270 года учение Аристотеля стало отходить на задний план: во-первых, из-за неодобрения, с которым к нему относились традиционалисты вроде Этьена Тампье, а во-вторых, наоборот, под давлением более «современных» профессоров вроде Иоанна Дунса Скотта (1266–1308) и Уильяма Оккама (1285–1347), а также доминиканца Мастера Экхарта (ок. 1260–1328 или 1329), которые противопоставляли ему более мистические и менее рационалистические идеи. Отныне интеллектуализм Аристотеля считался препятствием на пути развития науки, которая становилась экспериментальной и открытой для свободных дискуссий.
Согласно изучаемым дисциплинам, университеты разделялись на факультеты. Насчитывалось четыре факультета, и теоретически в каждом университете имелись все четыре, но на практике так было не всегда: очень часто один факультет намного превосходил по значимости все остальные, даже если они номинально существовали. Так, Болонский университет специализировался главным образом на юриспруденции, Парижский — на теологии, университет Монпелье — на медицине. Существовала иерархия факультетов, согласно их месту в учебном плане и уважению, оказываемому каждому из них: в нижней части пирамиды располагался подготовительный факультет, он же факультет искусств, где преподавали искусства тривиума (грамматику, риторику, а главное — диалектику) и квадривиума (арифметику, геометрию, астрономию и музыку). На этом факультете часто отдавалось предпочтение дисциплинам, которые мы сегодня назвали бы точными науками. Говоря о социальном составе, важно заметить, что студенты, учившиеся на подготовительном факультете, были самыми молодыми, самыми беспокойными и самыми небогатыми из всей студенческой массы, и лишь немногие из них потом продолжали обучение на другом факультете. Над факультетом искусств в иерархии располагались два других, которые представлялись студентам более привлекательными: юридический факультет, где преподавали гражданское и каноническое право, и медицинский, на котором изучали скорее книжную и теоретическую медицину, нежели экспериментальную и практическую. Наконец, выше всех в иерархии располагался факультет богословский.
Первым университетом был Болонский; свой статус он получил от Папы только в 1252 году, но уже с И 54 года император Фридрих Барбаросса предоставил болонским профессорам и студентам привилегии. Точно так же парижские профессора и студенты получили привилегии от Папы Целестина III в И 74 году, а от короля Франции Филиппа Августа — в 1200-м. Но университет только в 1215 году получил статус от папского легата Робера де Курсона, а в 1231 году — из важнейшей буллы Папы Григория IX «Основание наук» («Parens scientiarum»): в ней содержится знаменитая похвала университетской системе и богословию, которое в университете, по выражению отца Шеню, становится наукой. В первые годы XIII столетия были основаны университеты в Оксфорде, Кембридже и Монпелье. Неаполитанский университет был основан в 1224 году императором Фридрихом II, Лиссабонский — в 1288-м. Римский Studium (городское училище) тоже играл роль настоящего университета, где, как показал Агостино Паравичини Бальяни (Paravicini Bagliani), много места отводилось точным наукам и, в частности, оптике. Показательна история университета в Саламанке, прошедшего в своем развитии через несколько этапов. Основанный королем Альфонсом IX Леонским в 1218–1219 годах как королевское учебное заведение, он стал высшим учебным заведением в силу Carta magna[29]Альфонса X Мудрого, короля Кастилии, а Папа Александр III в 1255 году пожаловал ему licentia ubique docendi[30]. Историк этого университета Антонио Гарсиа-и-Гарсиа (Garcia у Garcia) прекрасно описал привилегии, пожалованные Альфонсом X Саламанкскому университету в 1254 году: «Согласно Carta magna, создавались кафедра гражданского права, три кафедры канонического права (одна по декретам и две по декреталиям[31]), две кафедры логики, две — грамматики, две — физики (медицины), должность библиотекаря, который должен был обеспечивать профессоров и студентов необходимыми книгами, одна должность органиста и одна — аптекаря. Число кафедр со временем увеличилось. Источником жалованья, которое выплачивали профессорам, была, главным образом, треть десятины из Саламанкского диоцеза. Кроме того, профессора и студенты широко пользовались церковными привилегиями». Особый случай представлял собой Тулузский университет, созданный папской властью как оплот в борьбе против ереси катаров; его основание было одним из следствий Парижского договора, который в 1229 году положил конец крестовому походу против альбигойцев. Студенты для него набирались по всему христианскому миру: был разослан текст, сочиненный знаменитым английским преподавателем из Парижского университета Иоанном Гарландским, который расхваливал климат Тулузы и достоинства этого города, в том числе и прелести его жительниц. Южане отнеслись к созданию университета крайне отрицательно, видя в нем инструмент порабощения со стороны северян. Преподавание богословия в нем не привилось, и только во второй половине XIII века университет стал развиваться: в частности, были достигнуты успехи в преподавании юриспруденции. Среди новшеств, которые укоренились в XIII веке в Европе благодаря новым университетам, следует особо выделить забастовки — к ним стали прибегать и студенты, и преподаватели. Самой длительной и самой знаменитой из них оказалась забастовка парижских магистров и студентов в 1229–1231 годах; поводом к ней послужила враждебность епископа и королевы Бланки Кастильской (юный Людовик IX впервые оказал тогда сопротивление матери: он поддержал университет, который вырвал у Папы буллу «Parens scientiarum»). Другим новшеством было введение в календарь курсов, входивших в программу обучения, одномесячных летних каникул. Каникулы распространились по всей Европе и соблюдались свято, как богослужения.
В христианском мире XIII века, уже, впрочем, приученном Церковью к интернационализму, поражает то, что благодаря университетам профессора и студенты превратились в странников, которые в поисках знания путешествовали повсюду и охотно перебирались из страны в страну, привлекаемые модой или репутацией университета или учителя. Самыми знаменитыми парижскими преподавателями в XIII веке были доминиканцы немец Альберт Великий и итальянец Фома Аквинский, а также итальянский францисканец Бонавентура.
Эта «легкость на подъем» студентов и преподавателей обеспечила успех средневековым университетам и позже дала им возможность присваивать студентам степени, которые признавались во всей Европе. Если студенты обладали возможностями и талантами, они получали по нескольку дипломов, из которых наиболее уважаемой была степень магистра богословия, которую присваивали после одиннадцати лет учебы. Первой ступенью была степень бакалавра, нечто вроде обряда инициации, который проходил дворянский отпрыск при посвящении в рыцари. Далее шел основной диплом, licentia ubique docendi, разрешение преподавать повсюду, — от него произошла наша licence[32]. Даровать университетам право присваивать эту степень и связанные с ней привилегии мог только Папа. Третья и высшая степень была докторская; получившие ее переходили в разряд преподавателей (maîtres). Так родилась Европа профессуры. Получить степень и преподавать могли как дворяне, так и люди незнатного происхождения. Среди университетских преподавателей были и выходцы из крестьянского сословия. Робер де Сорбон, получивший известность в свое время, то есть в XIII веке, как основатель самого славного парижского коллежа, Сорбонны (созданного благодаря щедрости его друга, короля Франции Людовика Святого), был весьма скромного происхождения, о чем ему неустанно напоминал его приятель сир де Жуанвиль. Однако учеба в университете обходилась дорого, в том числе и потому, что студенты долгие годы должны были жить на свой счет в городе, где цены на жилье и питание постоянно росли. Поэтому немногие могли себе позволить учиться дольше, чем один-два года.
Чтобы помочь одаренным и трудолюбивым студентам преодолеть трудности, связанные со скромным социальным происхождением, некоторые благотворители основывали или субсидировали особые дома, где могли бесплатно жить и питаться те, кого мы сегодня назвали бы стипендиатами. Так возникали коллежи, из которых самыми знаменитыми в Париже (после Сорбонны) были коллеж д’Аркур и Наваррский коллеж, основанные в самом начале XIV века. Часто в коллеж собирались студенты родом из одной и той же местности или изучавшие одну и ту же дисциплину. Так, в XIII веке коллеж Сорбонна принимал бедных студентов-богословов, а в Оксфорде, например, Мертон-колледж был в основном открыт для студентов-математиков. Таким образом, начиная с XIII века университеты и коллежи способствуют формированию содружеств бывших соучеников, которые занимают высшие должности как в церковной, так и в светской иерархии. Поскольку многие из них специализировались в области юриспруденции, они, например, сформировали во Франции в царствование Филиппа IV Красивого правительство «законников», или «легистов». Так вырисовывались черты Европы христианских «мандаринов» — высокообразованных, влиятельных чиновников.
Книжная культура
Продолжая Возрождение XII века, XIII век принес новый стремительный взлет книжной культуры. В прошлом подобный взлет впервые обозначился между IV и VII веками, когда на смену античным volumen — относительно неудобным в обращении свиткам, пришел codex, манускрипт, разбитый на страницы, который был революционным нововведением: пользоваться им было куда удобней, тем более что многие книги, кроме богослужебных, были небольшого размера, так что их можно было носить с собой и перевозить с места на место. Распространение книг типа codex тормозилось двумя обстоятельствами. Первое обстоятельство — социоинтеллектуального порядка. Число грамотных людей ограничивалось монахами, которые получили образование в монастырях и могли пользоваться единственными в то время библиотеками — монастырскими scriptoria. Второе обстоятельство накладывало не меньшие ограничения. Рукописная книга-кодекс изготовлялась из пергамента. Для изготовления одной такой книги требовалось большое количество телячьей или чаще ягнячьей кожи, и, соответственно, книги были очень дороги. Спрос на книги возрастал с увеличением числа городских школ и, главное, университетов.
У Ивана Иллича (Illich) были основания написать: «Около 1140 года в книжной цивилизации монастырская страница была перевернута и открылась схоластическая страница». Одним из главных инициаторов этого нового искусства чтения был великий богослов и ученый из монастыря Св. Виктора под Парижем Гуго Сен-Викторский. В XIII веке окончательно сложился новый материальный и технический комплекс, обеспечивший новое лицо и новое применение книги. Усовершенствовалась пунктуация, в манускрипты стали вводить заголовки и рубрики, книги стали делить на главы, добавились алфавитные указатели. Более того, появилось еще одно революционное новшество — отказ от чтения вслух, кроме как перед избранной аудиторией; в обиход вошло индивидуальное чтение про себя. Родилась Европа отдельных читателей. Наряду с развитием школ и университетов, употребление книг расширяется за счет того, что появляются новые группы профессий, подразумевающих письмо, например юристы; грамота распространяется среди дворянства, купцов и ремесленников. Как заметил Даниель Балу (Baloup), «книга становится одновременно инструментом мирского образования, работы, досуга и подспорьем для уединенных молитв». Вместе с формой меняется и становится разнообразнее содержание книг. Книги все больше приспосабливаются к вкусам и интересам читателей, тем более что в них проникают местные языки. Внешний вид книг, предназначенных для университетов, отличается появлением широких полей, на которых можно помещать комментарии. Умножаются профессии, связанные с книгой, в частности в рамках университетов. Появляются книготорговцы. Все возрастает потребность в изготовителях пергамента, переписчиках, переплетчиках. Проблема дороговизны пергамента разрешится очень нескоро, по мере того как постепенно будет входить в употребление бумага, которая распространится лишь в XV веке; бумага окажется в тринадцать раз дешевле пергамента.
В XIII веке появилось и стало развиваться еще одно техническое новшество, имеющее отношение к книге; это была система pecia. Очевидно, что до изобретения книгопечатания воспроизведение манускриптов представляло огромную проблему. Нередко приходилось изымать образец из обращения на целые месяцы, чтобы получить одну-единственную копию. В конце XII века в Болонье, а с XIII века и в Париже появилась и стала распространяться новая техника, исходящая из образца нового типа — экземпляра . Вот как описывает технику pecia Луи-Жак Батайон (Bataillon): «Переписчикам выдавали на время непереплетенный экземпляр, написанный в пронумерованных тетрадях, состоявших из двух двойных листов, называвшихся pecie (то есть шкура, из которой сделан пергамент). Переписчик брал на время отдельные тетради, а остальными тем временем могли пользоваться другие переписчики; таким образом, несколько переписчиков могли одновременно работать над одним и тем же текстом, и это позволяло быстро пускать в обращение гораздо большее число копий одной и той же книги». Так, за два столетия до изобретения книгопечатания сложилась Европа переписчиков. Однако эта техника, широко применявшаяся в Болонье, Падуе, Париже, Монпелье, Неаполе, Авиньоне, не распространилась ни в Англии, ни в германских и славянских странах, а после 1350 года от нее отказался и Париж. Эпоха книги достигла в Европе настоящего расцвета только во второй половине XV века.
Тем не менее новая книжная эра в XII и XIII веках привела к тому, что возникли новые категории читателей. Кроме преподавателей и студентов в мир литературы входило все больше мирян; следовательно, можно говорить о том, что посредством эволюции книги происходила секуляризация христианского мира. Разумеется, религия и набожность по-прежнему занимали много места в манускриптах. И все же в XIII веке развивается, к примеру, особый тип душеполезной книги, обращенной специально к женщинам; следовательно, книги, наряду со школой, способствуют повышению роли женщины. К той же категории книг относятся часословы. Они представляли собой Псалтырь, к которой были добавлены служба, посвященная Богородице (этим объясняется многочисленность читательниц), календарь (знаки зодиака и работы на каждый месяц), покаянные псалмы, литании и молитвы святым, а также — дань религиозного отношения к мертвым и к Чистилищу — заупокойная служба. Часословы предназначались для богатых и власть имущих, они были необыкновенно дороги из-за превосходных иллюстраций, но вообще «прекрасная книга», украшенная миниатюрами, отступала на задний план. Книги, предназначенные для университетов, и книги утилитарного назначения, которых становилось все больше, вытесняли книгу как «произведение искусства».
Энциклопедии
Еще один тип книги добился большого успеха в XII и особенно в XIII веке, способствуя эволюции знания в сторону мирских материй и светской культуры. Это были энциклопедии. Их стремительное развитие отвечало появлению новых категорий читателей и приумножению знаний, характерному для Возрождения XII века. Эти энциклопедии содержали всевозможные сведения о природе и обществе.
Наряду с богословием, энциклопедии включали в себя все больше сведений мирского характера, закладывавших основы философии. Наряду со сверхъестественным и метафизикой, энциклопедии предлагали совокупность знаний о естественном, то есть о природе и о физике в самом широком смысле.
Точкой отсчета для развития новой энциклопедической традиции может служить Гуго Сен-Викторский. В частности, в своем труде «Didascalion» Гуго смешивает науку о священном с наукой о мирском, к первому уровню знания он относит искусства и философию, ко второму — герменевтику; он также смешивает Священную историю с мирской. В энциклопедиях конца XII и XIII века уже проводится различие этих категорий. Гийом из Конша (ок. 1090 — ок. 1154) четко разграничивает философию и физику, понимаемую как наука о природе, более широкая, чем медицина.
Энциклопедию чисто аристотелевского толка создает Александр Некам, автор сочинения «О природе вещей» («De naturis rerum»). Одна из самых популярных энциклопедий XIII века, созданная между 1230 и 1240 годами, принадлежит Варфоломею Английскому; она является гибридом сочинений Исидора Севильского и Аристотеля. Этот труд — «О свойствах вещей» («De proprietatibus rerum») — был переведен на итальянский, французский, провансальский, английский, испанский и фламандский. Король Франции Карл V в 1372 году заказал своему капеллану еще один перевод на французский. Фома из Кантемпре в труде «Liber de la natura rerum» (созданном также между 1230 и 1240 годами) дает свод современных ему сведений по естествознанию, который, по его мнению, должен служить введением в богословие; однако его сочинение показалось современникам чересчур мирским и было встречено не слишком благосклонно. Поэтому автор посвятил остаток жизни духовным материям, что отразилось в девятой части «Liber de la natura rerum», озаглавленной «О всеобщем благе пчел» («Bonum universale de apibus»), которая представляет собой пространное сравнение человеческого общества с огромным ульем. Большинство энциклопедистов являлись монахами нищенствующих орденов, о которых речь пойдет дальше. Третий наиболее известный энциклопедист после Варфоломея и Фомы — Винсент из Бове, монах-доминиканец, умер в 1264 году. В 1230-х годах орден поручил ему собрать в одной «Книге книг» знание, необходимое для образования братьев, не обучавшихся в университетах. Винсент из Бове осуществил большую часть этой работы в аббатстве Руайомон, где, предвосхищая современные методы организации, заставил трудиться на себя целую команду, которая подбирала для него тексты. Но расположение и организация материалов полностью выполнены им самим. Итак, ему принадлежит труд «Великое зерцало» («Speculum majus») в трех частях: «Природное зерцало» («Speculum naturale»), «Доктринальное зерцало» («Speculum doctrinale»), «Историческое зерцало» («Speculum historiale»). Его репутация была столь высока, что после его смерти ему приписывали вдобавок апокрифический труд «Нравственное зерцало» («Speculum morale»).
Наибольших интеллектуальных высот достигли в своих трудах немецкий доминиканец Альберт Великий (ок. 1200–1280) — у него энциклопедические знания о мире были поданы в форме отдельных трактатов, а также английский францисканец Роджер Бэкон (ок. 1214 — ок. 1292) и каталонец Раймунд Луллий (1232–1316) — светский писатель, автор богословских, философских, педагогических, юридических, политических и естественнонаучных произведений, а сверх того стихов и романов. Он положил начало преподаванию древних и новых языков на Майорке, был неустанным путешественником по Средиземному морю и по всему христианскому миру, а также деятельным поборником обращения в христианство евреев и мусульман. Луллий, так же как и большинство энциклопедистов, с необычайным талантом убеждения и в совершенно самобытной манере утверждал, что вера и разум неразрывно связаны.
Схоластика
Наиболее важным наследием интеллектуальной деятельности XIII века, особенно той, что процветала в университетах, оказалась совокупность методов и трудов, определявшихся как схоластические, то есть интеллектуальная продукция, с XIII века связанная со школой, а точнее, с университетами. Схоластика рождается из развития диалектики, одной из наук тривиума, которая была «искусством аргументации посредством вопросов и ответов в ситуации диалога». Отец схоластики — Ансельм Кентерберийский (ок. 1033–1109), для которого диалектика была основным методом идеологического рассуждения. Цель диалектики — осмысление веры; вера, ищущая разумения, — эта формула, родившаяся в Средние века, вошла в историю. Такой подход подразумевает обращение к разуму, и Ансельм дополнил свое учение идеей о том, что свободная совесть совместима с благодатью. Схоластику можно рассматривать как установление и обоснование согласия между Богом и человеком. Кроме того, Ансельм снабдил схоластику базой, а именно рациональными, то есть основанными на разуме, доказательствами существования Бога. Этот новый метод рассуждения и преподавания, разработанный в XII веке, послужил прологом к чисто схоластическому преподаванию, воспринятому университетами. Исходя из этого метода, требовалось сперва выстроить проблему, поставить вопрос (questio), и этот вопрос обсуждался, то есть происходила дискуссия (disputatio) между преподавателем и студентами. В завершение, в конце дискуссии магистр дает студентам решение проблемы (determinatio). В XIII веке в программу университетов входили проводимые дважды в год особые диспуты, называвшиеся quodlibetique[33], в ходе которых проявлялся интеллектуальный блеск преподавателя: студенты задавали ему вопросы, касавшиеся любой проблемы, по их выбору. Репутация преподавателей зачастую зависела от их способности отвечать на такие вопросы.
Университетское преподавание было непременно связано с публикациями, поэтому университеты играли важную роль в распространении книги и возрастании ее авторитета. В XII веке основной тип университетских публикаций — это сборники (Florilèges), в которых содержатся не только цитаты из Библии, из Отцов Церкви, из наставников старых времен, но и комментарий современного преподавателя на каждую цитату, предвещающий эволюцию этих сборников в новую форму изложения знания — схоластическую сумму . Главной промежуточной стадией этой эволюции был другой тип книги — сборник сентенций. Сентенции представляли собой обработку основополагающих текстов для обучающей дискуссии. Главным разработчиком сентенций был архиепископ Парижский итальянец Петр Ломбардский (ум. в 1160). Его «Книга сентенций», составленная, вероятно, в 1155–1157 годах, служила в XIII веке основным учебником на факультетах богословия всех университетов. Другим великим новшеством XI и XII веков оказалась глосса — результат развития библейской экзегетики. Идея подробного истолкования Библии привела в середине XIII века к созданию нового университетского учебника, «Ординарной глоссы». Существование библейских глосс не давало Книге превратиться в застывшую, освященную традицией святыню.
В XIII веке схоластическая мысль существовала главным образом в двух формах: первой из них были комментарии , — наряду с диспутами, комментарий явился основным фактором, ускорившим развитие знания в XIII веке. Благодаря комментарию вырабатывалось оригинальное знание, плод труда схоластов: они обращались к современным проблемам, но опирались на традицию и развивали ее. Европа комментариев проторяла путь Европе интеллектуального прогресса, при этом не порывая с традицией. Как справедливо заметил Ален де Либера (de Libera), «история комментария — это история неуклонного постепенного освобождения философской мысли, имеющей отправным пунктом традицию». Другим плодом схоластики XIII века были суммы . Само название «сумма» выражает желание интеллектуалов XIII века создать подкрепленный документами и аргументированный синтез доктрин в области философии, которая еще не успела отделиться от богословия. Здесь уместно будет процитировать мнение отца Шеню, считавшего, что в XIII веке повышается роль богословия как науки.
Упомянем некоторые знаменитые образцы схоластики XIII века. Первая большая университетская сумма была составлена английским францисканцем Александром из Гэльса в 1230-х годах. Доминиканец Альберт Великий, первый немец, получивший степень магистра богословия в Парижском университете в 1248 году, расширил границы знания: он занялся теми областями наук или искусств, которые не преподавались в университете. Он охотно обращался к трудам арабских философов Ал-Фараби, Авиценны и Аверроэса. Помимо энциклопедизма труды Альберта Великого ценны еще и настойчивым поиском равновесия между философией и богословием. Между прочим, Альберт Великий был учителем Фомы Аквинского в Кёльне, своем родном городе.
Фома Аквинский оказал наибольшее из всех схоластов влияние на европейскую мысль, и оно ощущается до наших дней. Итальянец, происходивший из мелкой знати, он значительное время жил в Париже — сперва в качестве студента, потом как профессор, хотя преподавал он и в Орвьето, и в Риме, и в Неаполе; он слыл модным профессором, привлекал и вдохновлял студентов; отважный мыслитель, он навлекал на себя враждебность многих коллег и некоторых влиятельных прелатов. Это типичный европейский интеллектуал, объект пылкого восхищения и постоянных нападок, неустанный просветитель и постоянный возмутитель спокойствия в интеллектуальной и религиозной среде. Из всего его огромного наследия упомянем здесь две суммы: «Сумму против язычников» (1259–1265) и «Сумму богословия», главный труд Фомы, оставшийся незавершенным из-за его смерти в возрасте пятидесяти лет в 1274 году. Настаивая на превосходстве богословия над прочими областями знания, Фома Аквинский, по выражению Этьена Жильсона (Gilson), обнаруживает «удивительную веру в силу разума». В «Сумме» он сближает так называемое «богословие снизу», выражающее то знание о Боге и мире, которое человек способен добыть с помощью разума, и «богословие свыше», демонстрирующее Божественную истину, которая снисходит на человека помимо разума, путем откровения. Согласно Фоме, резюмирует Руди Имбах (Imbach), человека определяет тройная система отношений: с разумом, с Богом и с себе подобными.
По Фоме Аквинскому, человек — это человек целостный: он не просто Божье создание, каковое есть разумное животное, но также «общественное и политическое животное», которое, чтобы проявить свою индивидуальность, пользуется главным даром Божьим — языком. Вообще, схоласты придавали огромное значение языку, и им принадлежит почетное место в истории европейской лингвистики.
Упомяну еще одного профессора-схоласта, стяжавшего славу и вызвавшего нападки, который заслуженно занимает почетное место в длинном ряду европейских интеллектуалов со Средневековья до наших дней. Речь идет об английском францисканце Роджере Бэконе (ок. 1214 — ок. 1292), авторе тройной суммы — трактата «Opus majus, Opus minus, Opus tertium», составленного по поручению его друга и покровителя Папы Климента IV (1265–1268). Бэкон преподавал в Оксфордском университете. Философ и богослов с темпераментом борца и пророка, он имел много недругов; в их числе был, например, доминиканец Альберт Великий, на которого Бэкон яростно нападал. Бэкон придавал большое значение астрономии, которая, в сущности, была в то время астрологией, кроме того, ему принадлежит ряд технических изобретений и открытий, предвосхитивших открытия будущего, что позволяет говорить о нем как о Леонардо да Винчи XIII века.
В заключение я хочу подчеркнуть три момента, которые свидетельствуют о существенном вкладе схоластики в историю европейской интеллектуальной деятельности.
В XII веке Абеляр, один из главных предшественников схоластов, особо выделил основной урок, полученный от Аристотеля: «Первый ключ к мудрости — постоянная пытливость». Аристотель говорил, что полезно подвергать сомнению любую мысль. Тот, кто сомневается, склонен к поиску, а кто ищет — обретает истину. Тот же Абеляр сказал в своем «Диалоге между философом, иудеем и христианином»: «Каков бы ни был предмет спора, разумное доказательство имеет больший вес, чем ссылка на целый список авторитетов». Сомнение Абеляра, которое станет сомнением схоластов, занимает, таким образом, решающее место среди новых форм европейского критического духа, впервые появившегося и до сих пор определяющего европейскую мысль, духа, который в XX веке Антонио Грамши воплотил в концепции интеллектуального критицизма.
Второе замечание касается обстоятельства, справедливо отмеченного Аленом де Либера, который говорит, что схоластика принесла с собой «великое интеллектуальное освобождение»; иначе говоря, схоластика внесла в европейскую интеллектуальную традицию представление о том, что знание есть освобождение.
Наконец, своим стремлением упорядочить идеи и представить знания и рассуждения в возможно более ясном виде средневековая схоластика если не создала, то укрепила вкус к порядку и ясности, обычно приписываемый Декарту, которого очень часто представляют революционером, осуществившим переход к новому европейскому мышлению. У Декарта были предшественники, профессора-схоласты, и сам он — блестящий отпрыск средневековой схоластики.