Иерархия городских ремесел

Неравенство внутри городского общества сильнее всего проявилось в ремесленных объединениях, которые постепенно стали самой могущественной силой в городе. В Италии, где профессиональная организация была наиболее крепкой, установилась большая дистанция между старшими и младшими цехами (буквально: «искусствами», поскольку латинское слово ars, «искусство», означало также и «ремесло», «цех»). Во Флоренции эта система была наиболее совершенна; там выделились одиннадцать старших цехов, объединявших богатых торговцев, и множество младших цехов, объединявших ремесленников, а кроме того, среди одиннадцати старших цехов установилось преимущество первых пяти, объединявших только тех коммерсантов, которые действовали на международном уровне. Это были объединения «Калимала» — крупные импортеры-экспортеры шерсти, занимавшиеся также банковским делом, и «Пор Санта Мария» — торговцы шелком, а также врачи, бакалейщики и галантерейщики, которые объединились в одну большую корпорацию и торговали всеми товарами под общим названием «пряности»; в справочнике того времени их значилось 288 наименований. Городская верхушка образовала то, что мы именуем спорным термином «патрициат», — сословие патрициев. Несомненно одно: над средневековыми городами господствовали самые богатые и могущественные из этих именитых граждан — купцы. Однако не будем забывать, что главным источником богатства средневековых городов было производство, а не торговля. Это весьма отчетливо наблюдается на примере другого региона Европы, Фландрии, где развитие городов в Средние века происходило так же бурно, как в Северной и Центральной Италии. Бельгийский историк Шарль Верлинден (Verlinden) задается вопросом: «Купцы или ткачи?» — и утверждает: «Именно производство лежит в основе демографических изменений, которые привели к рождению и развитию фламандских городов. Торговля родилась из производства, а не наоборот».

Производство — это изготовление сукна. Текстильная Европа породила Европу торговую. Но прежде, чем говорить о купцах, нужно как следует объяснить значение средневекового города, который был основной движущей силой динамичного развития Европы.

Европейский город: Иерусалим или Вавилон?

В Средние века воображаемое всегда играло существенную роль, принимая форму различных символов: борьба за и против города в XII веке велась внутри сферы библейских представлений. Это отчетливо видно на примере двух типичных высказываний. Когда в Париже число учителей и студентов стало значительным, о чем пойдет речь дальше, святой Бернард, поборник монастырской культуры, творимой в одиночестве, явился в Париж, чтобы воззвать к учителям и студентам на горе Святой Женевьевы: «Бегите из этого Вавилона, бегите и спасайте ваши души, поспешайте все вместе в убежища, каковые суть монастыри». А спустя несколько десятилетий аббат Филипп де Арван пишет юному ученику: «Влекомый любовию к науке, прибыл ты ныне в Париж и обрел сей Иерусалим, коего столь многие взыскуют». В XIII веке в представлениях людей о городе Иерусалим взял верх над Вавилоном, хотя к концу Средневековья уже обозначились и свойственные городу пороки.

Город и демократия

Самый заметный из этих пороков — социальное неравенство. «Жирным», то есть купцам, представителям старших цехов, противостоит «тощий» люд. «Жирные» учреждают советы, управляющие городом: в Южной Европе под началом консулов, в Северной — под началом эшевенов . Однако средневековый город — это не только средоточие экономических импульсов, не только центр, который с помощью ремесел, рынков и меняльных лавок, превращающихся в банки, способствовал экономическому подъему Европы; это еще и первый эскиз демократической модели, несмотря на то что численность мелких ремесленников росла и среди них становилось все больше бедняков. Однако, — по справедливому замечанию Роберто Лопеса, сравнившего европейский средневековый город с византийским, который был продолжением города античного, с мусульманским, который никогда не представлял собой самостоятельной единицы в сопоставлении с уммой , то есть сообществом верующих, каковое намного превосходило пределы города, а также с китайским городом, не имевшим ни центра, ни индивидуальности, ни автономии, — «европейский городской опыт был в целом интенсивнее, разнообразнее, революционнее и, позволим себе утверждать, демократичнее, чем какой бы то ни было». Европейский город был мерилом исторического прогресса во всей Европе. Рождение и развитие городов из первоначального ядра, связанного иногда с сеньориальной властью (bourg), иногда с простейшими формами торговли (например, grod в Польше и других славянских странах), получило распространение во всем европейском христианском мире и стало мерилом и движущей силой его развития. Это справедливо как для кельтских стран, так и для германских, скандинавских, славянских, а также Венгрии. И влияние этих стран, постепенно интегрировавшихся в Европу, в большой мере зависело от удельного веса в них городов. Ближе к северу и востоку Европы урбанизация была менее выраженной, крупных городов было меньше и они были слабее, хотя урбанизация как феномен роста городов и усиления их роли наблюдалась везде. Только Исландия и Фрисландия оказались в стороне от этого расцвета городской жизни.

Поиск по сайту: