Революционное подполье

Образование партии эсеров.Конец XIX — начало XX в стали временем консолидации революционных сил и образования пар­тий социалистов-революционеров (эсеров) и социал-демократов (эсдеков). Эсеровское движение имело довольно глубокие кор­ни — оно во многом продолжало традиции революционного народничества. После убийства Александра II в 1881 г. и после­довавшего вскоре разгрома «Народной воли» революционное на­родничество долгое время находилось в состоянии тяжелейшего кризиса. Лишь в самом конце XIX в. после многих провалов и потерь наследникам революционного народничества, помимо мел­ких кружков и группировок, удалось создать несколько регио­нальных организаций.

В 1901 г. состоялся съезд революционеров-народников в Бер­лине, провозгласивший создание единой партии социалистов-ре­волюционеров, однако организации, вошедшие в партию, доволь­но долго сохраняли значительную самостоятельность: общую программу и устав эсеры приняли только на своем официальном первом съезде, состоявшемся в самый разгар революции — в конце 1905 — начале 1906 г. Но и после этого партия эсеров в организационном отношении оставалась довольно рыхлой: ЦК, находившийся, как правило, за границей, с трудом подчинял своему влиянию местные ячейки.

Программа, разрабатывавшаяся такими руководителями эсеровской партии, как В. М. Чернов, М. Р. Гоц, М. А. Натансон и др., имела много общего с установками революционных народ­ников. Прежде всего это касалось идеи об особом, некапитали­стическом пути РЪесии к социализму — через крестьянскую общину. Аграрная часть эоеровской программы предусматрива­ла социализацию земли. Эсеры предполагали, уничтожив част­ную собственность на землю, передать ее в пользование общи­нам, которые будут осуществлять уравнительное распределение земли. Подобное решение аграрного вопроса совпадало со стрем­лением значительной части крестьянства.

Что касается политической части программы, то эсеры вы­ступали за свержение самодержавия и созыв на основе всеоб­щих равных выборов Учредительного собрания, которое должно было определить характер государственного строя послереволю­ционной России. У эсеров была уверенность, что большинство населения выскажется за демократическую республику.

В борьбе за революционные преобразования эсеры предпола­гали опираться на народные массы, включая в это широкое понятие прежде всего крестьян, а также рабочих и городское мещанство. В этой среде эсеры вели свою агитацию, которая при­носила определенный успех в городе и значительно меньший — в деревне. Больше всего партия эсеров привлекала интеллиген­цию, особенно интеллигентскую молодежь.

Эсеры считали индивидуальный террор одним из важных средств революционной борьбы. В 1902 г. в эсеровской партии создается террористическая Боевая организация. На деятель­ность БО из партийной кассы отпускались значительные средст­ва; формально подчиняясь ЦК партии, она пользовалась почти неограниченной самостоятельностью. В мае 1903 г. ее возглавил тайный агент полиции Е. Азеф. В 1903—1904 гг. боевики совер­шили ряд успешных терактов. Убив министров внутренних- дел Д. С. Сипягина и В. К. Плеве, БО приобрела огромную популяр­ность и в партии и в русском обществе.

Становление российской социал-демократии. Российское со­циал-демократическое движение, в отличие от эсеровского, было относительно молодо и не имело сколько-нибудь значительных традиций в прошлом России. Зато оно опиралось на марксизм — учение, основательно разработанное теоретически и имевшее много сторонников в Западной Европе.

Долгое время марксизм воспринимался в среде русских револю­ционеров и представителей оппозиции как учение перспективное, но способное сыграть серьезную практическую роль только в развитых капиталистических странах, так как К. Маркс делал ставку на сильный пролетариат, предполагая, что переход к социализму возможен только после создания развитых капиталистических отношений. В России же, где пролетариат долгое время составлял значи­тельно меньше 1% населения, а социально-экономические отноше­ния были опутаны массой феодальных пережитков, марксизм, каза­лось, мог возбуждать лишь теоретический интерес.

По мере развития в России капиталистических отношений, формирования промышленного пролетариата марксизм приобре­тал все большую популярность. Образование в 1883 г. за грани­цей, в Женеве, первой марксистской группы «Освобождение тру­да», возникновение отдельных марксистских кружков в России и, наконец, организация в 1895 г. «Союза борьбы за освобожде­ние рабочего класса» во главе с В. И. Лениным — вот основные вехи становления российской социал-демократии в конце XIX в.

Петербургский «Союз борьбы» послужил образцом организа­ции и практической деятельности для всей российской социал-демократии. Во второй половине 1890-х гг. по его подобию возни­кают «Союзы борьбы» в Москве, Киеве, Екатеринославе, Одессе и других городах. Первая попытка объединиться окончилась не­удачей. На съезде, состоявшемся в 1898 г. в Минске, социал-де­мократы так и не сумели преодолеть разногласия между мест­ными организациями и сплотить их в единую партию. Вскоре после съезда «Союзы борьбы» в Петербурге, Киеве, Екатеринос­лаве были разгромлены охранкой.

После этого лидерам социал-демократии стало ясно, что создание партии требует серьезной подготовки — как идеологической, так и организационной. Серьезную роль в этой подготовке сыграла неле­гальная газета «Искра», начавшая выходить с конца 1900 г. «Искра» не только пропагандировала марксистские идеи и агитировала за конкретные формы борьбы, но и стала своеобразным организато­ром российской социал-демократии. Вокруг руководящего ядра, издававшего газету за границей, сплачивался круг «агентов» «Иск­ры» — профессиональных революционеров, доставлявших отдель­ные номера местным партийным организациям. Те, в свою очередь, распространяли газету среди рабочих своего региона. Таким обра­зом, налаживались прочные связи между центром и местами, созда­валась структура, которая позволяла сплотить разрозненные органи­зации в единое целое. Полтора года такой работы сделали вполне реальным создание общероссийской социал-демократической партии.

II съезд РСДРП.В 1903 г., сначала в Брюсселе, азатем в Лондоне, прошел II съезд РСДРП. В отличие от эсеров, социал-демократы изначально очень четко определили свою социальную опору — рабочий класс. Однако, поскольку кадровый, потомст­венный пролетариат и в начале XX в. составлял немногим более 1% населения России, перед эсдеками остро встали вопросы о роли пролетариата в надвигавшейся революции, его союзниках, целях, которые он должен ставить перед собой. При обсуждении программы партии все эти вопросы вызвали бурную полемику, в ходе которой делегаты разделились на две противостоящие друг другу группировки.

«Мягкие» искровцы (будущие меньшевики), среди которых осо­бенно выделялся Л. Мартов, считали, что в грядущей буржуазно-де­мократической революции ведущая роль будет принадлежать буржуазии; пролетариату же нужно действовать в тесном союзе с ней. Затем, в случае победы революции, должен наступить достаточ­но длительный период быстрого, ничем не скованного капиталистиче­ского развития России, которое укрепит рабочий класс и позволит ему бороться за социалистические преобразования. В этой борьбе следовало широко использовать те легальные возможности, которые предоставит новый буржуазно-парламентарный строй.

С точки зрения «твердых» искровцев (будущих большевиков), возглавляемых В. И. Лениным, гегемоном революции предстоит стать именно пролетариату, опирающемуся на крестьянство. Буржуа­зия же революционной силой вообще не является. Добившись побе­ды в буржуазно-демократической революции, пролетариат должен сделать все возможное, чтобы как можно скорее превратить ее в со­циалистическую: захватить власть и установить свою диктатуру, кото­рая сверху проведет все необходимые перемены.

Программа РСДРП, принятая на съезде, состояла из двух частей. Программа-минимум определяла задачи партии на эта­пе буржуазно-демократической революции — свержение само­державия и установление демократической республики; всеобщее избирательное право и демократические свободы; широкое местное самоуправление и право наций на самоопределение; 8 часовой рабочий день; возвращение крестьянам отрезанных в 1861 г. от их надела земель и отмена выкупных платежей. В целом эта программа носила ничуть не более революционный характер, чем эсеровская, а в аграрном вопросе была скорее бли­же к либеральной — впрочем, с точки зрения эсдеков, это вообще был вопрос вторичный. Но зато программа-максимум, кото­рая определяла установление диктатуры пролетариата как глав­ную, конечную цель партии, ставила РСДРП в совершенно особое положение, превращая ее в крайнюю, экстремистскую ор­ганизацию, не склонную к уступкам и компромиссам, к последо­вательному сотрудничеству с представителями других классов. То, что программа-максимум была принята съездом, знаменова­ло серьезную победу Ленина и его соратников.

«Твердые» искровцы добились успеха и при обсуждении дру­гого важного вопроса. Устав, принятый съездом, предусматри­вал создание партии максимально централизованной, с безого­ворочным подчинением низших органов высшим и строжайшей дисциплиной. Попытка «мягких» искровцев несколько смягчить этот суровый устав привела к результату лишь в оаном случае — в вопросе о членстве в партии. Ленин настаивал на том, что членом партии может быть лишь тот, кто лично участву­ет в работе одной из партийных организаций, подчиняясь стро­гой партийной дисциплине. Мартов предложил удовлетвориться «личным содействием» — речь могла идти о материальной помо­щи, хранении нелегальной литературы и других формах пассив­ного содействия партии. При голосовании незначительным боль­шинством была принята мартовская формулировка.

Преобладание сторонников Ленина сказалось и при выборах в руководящий орган партии — Центральный Комитет, где они получили заметное большинство. Именно после этих выборов их стали называть большевиками, а их противников — меньшевика­ми. Таким образом, уже у самых истоков социал-демократии в ней образовались два течения. Позже, в S905 г., идейные разно­гласия привели к организационному расколу: большевики и меньшевики образовали самостоятельные партии.

Либеральная оппозиция

Земское движение.В конце XIX — начале XX в. все органи­зованней становилось и либеральное крыло русского обществен­ного движения.

Наиболее ярко либеральные тенденции по-прежнему прояв­лялись в земстве — и не случайно. В условиях самодержавного правления земские органы были основными легально существу­ющими опорными пунктами для либеральной деятельности: ре­шения конкретных проблем местного хозяйства, народного про­свещения и пр. По мнению земских либералов, именно земство должно было стать основой конституционных преобразований в России. Для этого следовало лишь достроить систему органов местного самоуправления. В это время она представляла собой структуру, состоящую из двух уровней: по уездам местное насе­ление избирало уездные земские собрания, которые из своего со­става выдвигали представителей в губернские земские собра­ния. Либералы считали, что этот процесс нужно довести до логи­ческого конца и создать третий уровень: на основе губернских земств организовать Всероссийский представительный орган, предоставив ему возможность участвовать в законодательной работе. Если бы это было сделано, то Россия, по их мнению, со­вершила бы переход от деспотического государственного устрой­ства к конституционному.

Неоднократные попытки либералов добиться создания подоб­ного органа легальным путем наталкивались на решительное противодействие правящей бюрократии, не желавшей ни с кем делиться своей властью. В этих условиях земские лидеры риск­нули объединиться негласно. В 1899 г. они создали кружок «Бе­седа», внешне имевший характер частного «дружеского собра­ния». В этот кружок входили люди разных взглядов. С одной стороны, здесь были убежденные сторонники конституционной монархии — братья Павел и Петр Долгоруковы, Д. И. Шахов­ской, Ф. А. Головин, которые считали необходимым ограничить полномочия царской власти представительным законодательным органом типа парламента. С другой — запоздалые славянофилы Д. Н. Шипов, М, А. Стахович, Н. А. Хомяков, стоявшие за тради­ционную, неограниченную царскую власть. Однако они хотели, чтобы самодержец управлял, сообразуясь с народным мнением, которое должен доносить до него представительный законосове­щательный орган типа древнего Земского собора.

Считая преждевременным четко формулировать свою политиче­скую программу, «Беседа» предпочитала оставаться на почве прак­тической земской деятельности. Кружок немало сделал для того, что­бы эта деятельность приобрела как можно более эффективный ха­рактер. Его участники стремились преодолеть несогласованность в работе отдельных земств, установить между ними прочные связи.

На средства членов кружка издавались сборники «Беседы» — «Нуж­ды деревни», «Политический строй» и пр. Эти сборники, в подготовке которых приняли участие виднейшие русские ученые — историки, юристы, экономисты, сыграли важную роль в идейном становлении либерализма, в разработке его представителями конкретных полити­ческих и экономических программ преобразования России.

Идейные течения в интеллигентской среде.Другим источни­ком либерализма, помимо земцев-помещиков, являлась интелли­генция. Эта среда, в отличие от земской, была весьма неоднород­ной в социальном, имущественном и, соответственно, идейном от­ношении. Среди интеллигентской верхушки — университетской профессуры, известных юристов и др.— большой популярностью пользовались конституционные настроения. Конституционали­сты — П. Н. Милюков, В. И. Вернадский, А. А. Корнилов и др.— поддерживали тесные связи с земскими лидерами. В конце XIX — начале XX в. сторонники политических преобразований группировались вокруг газеты «Русские ведомости» и журнала «Русская мысль».

Но в интеллигентской среде существовали и такие течения, для представителей которых политические реформы играли вто­ростепенную роль. Гораздо больше их волновало бедственное по­ложение масс; они считали жизненно необходимыми преобразо­вания социально-экономического характера. Прежде всего это касалось либеральных народников. Либеральное народничество сосуществовало с революционным на протяжении всех послед­них десятилетий XIX в. Так же как и их революционно настро­енные единомышленники, либералы от народничества были уве­рены в том, что в России победит общинный социализм. Однако, в отличие от революционеров, они рассчитывали добиться этого мирным путем: через организацию финансовой помощи кресть­янству, ликвидацию путем реформ крестьянского малоземелья, развитие сельской кооперации. Представители этого течения — врачи, учителя, статистики — составили самую значительную часть «идейной» земской интеллигенции. Наиболее яркими лиде­рами либерального народничества являлись сотрудники журна­ла «Русское богатство» — Н. К. Михайловский, В. Г. Короленко, II. Ф. Анненский, А. В. Пешехонов и др.

Еще в середине 1890-х гг. оформился «легальный марксизм» — идейное течение, представленное небольшой группой талантливых ученых и общественных деятелей (П. Б. Струве, II А. Бердяев, С. Н. Булгаков, М. И. Туган-Барановский). Во второй половине 1890-х гг. «легальные марксисты» очень много «делали для распространения нового учения в русском обществе. Они убедительно доказывали неизбежность и необратимость распада старых, феодальных и утверждения новых, капиталистических отношений. В ожесточенной полемике с либеральным народничеством, развернувшейся в это время на страницах русской печати, «легальные марксисты» сотрудничали с револю­ционными.

Однако это сотрудничество не могло продолжаться долго. Не­приятие «легальными марксистами» революционных методов борь­бы, их отчетливое стремление не к разжиганию, а к смягчению клас­совых антагонизмов, разъедавших Россию,— все это неизбежно пре­вращало их в противников социал-демократии как большевистского, так и меньшевистского образца. К тому же и социализм «легальные марксисты» воспринимали не как партийную установку, которая во что бы то ни стало должна быть воплощена в жизнь, а как высокий, но несколько абстрактный идеал, обращенный в далекое будущее. В конце XIX в. после ряда полемических столкновений, в которых главную роль играли Струве и Ленин, «легальные марксисты» разры­вают всякие отношения с социал-демократами.

«Союз освобождения».При всех своих идейных разногласиях оппозиционные течения сходились в одном: все они рассчитыва­ли на мирное развитие России. Однако для этого необходимы были уступки со стороны самодержавия, реформы. Поскольку же правительство Николая II проводило откровенно реакцион­ный курс, оппозиционеры разных толков все более сплачивались в едином стремлении потеснить самодержавно-бюрократическую власть, добиться того, чтобы она допустила к управлению госу­дарством представителей общества и народа. Это стремление за­хватывало даже тех, кто считал конституционные преобразова­ния вторичными: ведь с каждым годом становилось все ясней, что, пока правящая бюрократия обладает всей полнотой власти, в России не будет вообще никаких серьезных реформ.

Важную роль в консолидации либеральных сил сыграл журнал «Освобождение», издававшийся за границей с 1902 г. Инициаторами этого издания были интеллигенты-конституционалисты», деньги да­ли богатые либералы-земцы, а редактором стал недавний «легаль­ный марксист» Струве. Благодаря журналу налаживались организа­ционные связи и вырабатывалась единая программа, на основе кото­рой удалось создать единый блок из представителей различных оппозиционных течений.

В 1904 г. в Петербурге был созван съезд, учредивший «Союз освобождения». В высший орган «Союза» — совет — вошли в равном количестве (по 6 человек) земские либералы и предста­вители интеллигенции, среди которых были и либеральные на­родники, и «легальные марксисты». В программе «Союза» со­держались весьма умеренные экономические требования: отчуж­дение путем выкупа части помещичьих земель, оказание финансовой помощи крестьянству. Сами авто­ры программы не скрывали, что подобные требования играют вспомогательную роль: с их помощью либералы надеялись обеспечить себе поддержку народных масс. Центральным пунктом программы «Союза» был созыв Учредительного собрания, которому предстояло провозгласить конституцию Российского государства.

«Союз» объявлял самодержавие главным врагом, революци­онное движение рассматривалось как возможный союзник. Подобная позиция выражалась как в резкой критике самодержав­ной власти, так и в одобрении различных революционных выступлений, до терактов включительно. Подобная измена одно­му из главных принципов либерализма — неприятию революци­онного насилия — лишний раз свидетельствовала о том, до какого ожесточения дошла политическая борьба в России в начале XX в.

Год

Тяжелое положение народных масс, нежелание и неспособ­ность царского правительства решить наболевшие вопросы, ка­тастрофический ход русско-японской войны — все это вызывало брожение и недовольство в самых различных слоях населения. Подобные настроения подогревались упорной и последователь­ной антиправительственной деятельностью со стороны подполья и оппозиции. На страну неотвратимо надвигалась революция, которая должна была насильственным путем внести в русскую жизнь необходимые перемены: установить конституционный строй, ввести политические свободы, уничтожить сословное нера­венство, дать крестьянам землю.

Накануне

«Новыйкурс». По откровенному признанию нового министра внутренних дел П. Д. Святополк-Мирского, сменившего на этом посту убитого В. К. Плеве, Россия к осени 1904 г. была доведена «до вулканического состояния». Осознав опасность революцион­ного взрыва, Святополк-Мирский попытался сменить внутрипо­литический курс, ослабил цензурные гонения на либеральную печать, смягчил жесткий бюрократический контроль над дея­тельностью земств, вернул из ссылки некоторых обществен­ных деятелей. Подобная политика вызвала известный отклик в умеренно-либеральной среде, где сразу же заговорили о «новом курсе» правительства, о начале «эпохи доверия». Но в целом от­ношение общества к правительству оставалось недоверчивым.

Однако новый курс предполагал и более серьезные переме­ны В начале декабря 1904 г. Святополк-Мирский передал царю м>клад о политической обстановке в стране, которая оценива-1нсь как катастрофическая. К докладу был приложен проект указа, в котором наряду с обещанием «различных вольностей» шла речь «о привлечении в Государственный совет выборных от icmctb». Хотя подобная мера была еще далека от введения в с гране полноценной конституции, она, несомненно, знаменовала гобой определенный шаг в этом направлении. По мнению мини­стра, такой указ позволил бы правительству найти общий язык с «наиболее здравомыслящей» оппозицией и тем самым хотя бы частично стабилизировать внутриполитическое положение.

Николай II, признав сложность ситуации, приказал созвать особое совещание из министров и других высших сановни­ков для обсуждения проекта указа. После ожесточенных споров проект Святополк-Мирского был провален; царь собственноруч­но вычеркнул из него пункт о выборных представителях.

В результате в опубликованном 12 декабря 1904 г. указе остались лишь «различные вольности». Царь обещал то, что, казалось бы, само собой разумелось: соблюдать законы Россий­ской империи и применять чрезвычайное законодательство не в качестве обычной меры, а лишь в самых крайних случаях. Кроме гого, предполагалось уравнять крестьян в правах с другими со­словиями, ввести государственное страхование рабочих; были обещаны и некоторые другие незначительные реформы. Одно­временно с этим указом было опубликовано и правительствен­ное сообщение, в котором резко осуждались любые попытки про­тивостояния власти со стороны общества.

Таким образом, Николай II полностью дискредитировал «но­вый курс», ясно показав, что не желает «сотрудничать» с кем бы то ни было. В итоге внутриполитическое напряжение в конце 1904 г. продолжало нарастать.

Не утихало забастовочное движение; осенью 1904 г. в ряде промышленных центров — Москве, Петербурге, Варшаве, Харькове и др.— прошли демонстрации рабочих, которые были беспощадно разогнаны полицией и войсками. Характерной чертой этого времени стала «банкетная кампания», проведенная либералами: на организо­ванных по самым разнообразным поводам банкетах общественные деятели выступали с «тостами» — речами, содержавшими резкую критику правительства и призывы к реформам. Обстановка накаля­лась с каждым днем. Не хватало только искры, чтобы «российская бочка с порохом» взлетела на воздух.

Гапоновщина. Непосредственный толчок началу революции дала деятельность священника одной из петербургских церквей Георгия Гапона. Будучи человеком весьма невежественным, плохо разбираясь в политике, Гапон в то же время знал положе­ние рабочих, понимал их психологию и обладал незаурядным та­лантом оратора-демагога. Его своеобразные речи-проповеди, в которых религиозные мотивы переплетались с резким обличени­ем несправедливостей, творимых властью и имущими классами, пользовались в рабочей среде огромной популярностью.

В сущности, Гапон действовал в русле «зубатовщины». Одна­ко и сам Зубатов,и те, кто работал вместе с ним, были лояльны по отношению к царской власти, искренне надеясь убить двух зайцев: и самодержавие укрепить, и облегчить участь рабочих. Гапон же в своей деятельности исходил прежде всего из личных интересов. И самодержавие, и рабочие интересовали его лишь постольку, поскольку позволяли ему двигаться наверх, к власти и славе. Роль вождя петербургских рабочих, манипулирующего огромными массами, позволяла Гапону утолять свое непомерное, болезненное честолюбие.

В феврале 1904 г. правительство утвердило устав «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга» во главе с Гапоном. К началу 1905 г. общество имело в Петербурге 11 район­ных отделений и состояло из более чем 10 тыс. действительных чле­нов, не считая множества сочувствующих. Выступления Гапона со­бирали огромные массы слушателей, популярность его росла.

Своими проповедями Гапон пытался укрепить веру рабочих в «доброго царя», вселить в них неприятие революционного на­силия. Однако сама логика событий неизбежно должна была по­ставить перед ним те же проблемы, с которыми в свое время столкнулся Зубатов: обещания решить все проблемы рабочих мирным путем рано или поздно надо было выполнять. Власти же, позволявшие Гапону беспрепятственно проповедовать, со­вершенно не склонны были поддерживать рабочих и добиваться реального улучшения их положения; предприниматели в свою очередь не желали идти ни на какие уступки. В конце концов Гапон неизбежно должен был оказаться перед выбором: усту­пить властям и промышленникам, потеряв при этом всякое влия­ние в рабочей среде, или вместе с рабочими пойти наперекор «власть имущим». Зубатов, оказавшись в подобной ситуации, вышел в отставку, Гапон организовал шествие к Зимнему дворцу.

Кровавое воскресенье.В самом начале января в ответ на увольнение нескольких рабочих вспыхнула забастовка на Путиловском заводе. Попытка гапоновской организации добить­ся мирного соглашения между рабочими и дирекцией завода окончилась полной неудачей. Забастовка, начатая путиловцами, тут же распространилась на другие крупные предприятия Петербурга. В результате 4 января бастовало 15 тыс. человек, а 8-го — уже 150 тыс. Забастовка становилась всеобщей. В этой ситуации у Гапона созрел план: устроить грандиозную манифестацию, в ходе которой передать царю «рабочую петицию», содержавшую все их просьбы. Если бы царь принял пети­цию из рук Гапона, то, вне зависимости от конечных результатов, предприимчивый священник мог рассчитывать на еще большее упрочение своего влияния в рабочей среде — он стал бы народным героем. В обсуждении ее текста, проходившего на собраниях районных гапоновских организаций, самое активное участие приняли социал-демократы. Гапоновцам удалось отстоять исключительно мирный верноподданнический характер шествие, зато под влиянием социал-демократов в текст петиции, помимо чисто экономических требований, были внесены общепо­литические: свобода слова, печати, рабочих союзов и, наконец, созыв Учредительного собрания.

Подобный характер петиции придал шествию совершенно иное значение, нежели предполагал Гапон. Царь и его окруже­ние неизбежно восприняли манифестацию как покушение на .стой самодержавного строя.

Не желая идти навстречу рабочим, власть могла бы воспре­пятствовать проведению манифестации. Однако рабочие, прово­дившие свои собрания, не встречали ни малейшего противодей­ствия со стороны полиции. Правительство приняло другое, поистине безумное решение: дать народу «острастку». В то время как рабочие во главе с Гапоном разрабатывали план шествия, класть составляла план его разгрома.

8 января, накануне трагических событий, интеллигенция сто­лицы попыталась предотвратить их. Делегация ее представите­лей, в состав которой вошли известные писатели, публицисты и общественные деятели — А. М. Горький, Н. Ф. Анненский, В. А. Мякотин, А. В. Пешехонов и др., отправилась к министру внутренних дел. Однако Святополк-Мирский делегацию не принял, а его заме­ститель заявил: «Правительство знает, что ему нужно делать». Ни малейшей поддержки делегаты не нашли и у С. Ю. Витте, занимав­шего тогда пост председателя кабинета министров.

В воскресенье 9 января более 140 тыс. рабочих, их жен и детей, отслужив в районных отделах гапоновской организации тор­жественные молебны, в строгом порядке, колоннами двинулись к Зимнему дворцу. Впереди шли священники; рабочие несли хо­ругви, портреты царя, царицы. Попытки социал-демократии придать шествию характер политической демонстрации — раскинуть красные флаги, выкрикивать антиправительственные лозунги — решительно пресекались участниками шествия. Тем более неоправданными выглядели действия властей. Перекрыв все пути к центру города, войска стали беспощадно расстрели­вать рабочие колонны; бегущих преследовала и рубила шашка­ми кавалерия. Количество убитых не было установлено. Офи­циально сообщалось о 130 жертвах, пресса писала о тысяче.

Самому организатору шествия удалось скрыться. Гапон бежал за границу и одно время пользовался большой популярностью в эмиг­рантской среде, где его восприняли как «народного вождя». В 1906 г. Гапон вернулся в Россию и стал активным сотрудником охранки; в том же году был разоблачен и повешен своими недавними сторонни­ками-рабочими.

В тот же день, 9 января, рабочие, которые еще утром моли­лись за здравие царя и членов его семьи, начали стихийное восстание против царской власти. Они вооружались как и чем могли, громили ружейные магазины, разоружали офицеров и полицейских, завязывали стихийные перестрелки с войсками. Во второй половине дня в разных районах города появились баррикады. По справедливому замечанию Горького, 9 января погибли не только сотни рабочих, на петербургских улицах был «убит» престиж Николая II. Вера в «доброго царя» рух­нула бесповоротно. Своими залпами царские войска дали сиг­нал к началу первой русской революции.

Революция на подъеме

«Революция уже началась».Кровавая безжалостная распра­ва с мирной, верноподданнической манифестацией вызвала гнев и возмущение в самых различных слоях населения. Но особенно сильной была реакция рабочих, прежде всего петербургских. В течение первых трех дней после Кровавого воскресенья в столице не работал ни один завод. Затем стачечное движение постепенно пошло на спад. Но и через неделю после расстрела манифестации в Петербурге бастовало более 40 тыс. рабочих.

Мощный резонанс петербургские события вызвали во многих промышленных центрах России. Более 50 тыс. рабочих бастовало в Москве; остановились заводы в Нижнем Новгороде, Самаре, Сарато­ве. В середине января рабочее движение во всю силу развернулось на Украине, особенно мощная всеобщая забастовка была организо­вана в Луганске. Даже в далеких сибирских городах проходили вы­ступления в поддержку питерских рабочих.

Особенно значительными по размаху и в то же время крайне ожесточенными явились выступления на национальных окраинах, где политический и экономический гнет основной массы населения не­разрывно переплетался с национальным. В крупнейших промышлен­ных центрах Царства Польского — Варшаве и Лодзи — всеобщая за­бастовка переросла в уличные бои, продолжавшиеся несколько дней, со строительством баррикад, ожесточенными перестрелками, многими десятками убитых и раненых. То же происходило в Риге, всеобщей забастовкой был охвачен Ревель. Мощная волна револю­ционных выступлений прокатилась и по Закавказью.

В своей борьбе российские рабочие сразу же получили ощутимую поддержку других слоев городского населения — ремесленников, мелких торговцев, интеллигенции. Особенно заметно было уча­стие в революционном движении студенчества. Как правило, во вре­мя массовых выступлений рабочих в знак солидарности с ними заня­тия в высших учебных заведениях прекращались. Студенты являлись непременными участниками демонстраций и митингов.

Правительство было застигнуто врасплох этим революционным взрывом. С каждым днем оно все в большей степени теряло конт­роль над ситуацией. Традиционные меры борьбы со «смутьяна­ми»- массовые аресты, ссылки, применение войск для разгона демонстраций — не приносили успеха. В правительственных кру­гах заговорили о необходимости уступок. 18 февраля на специаль­ном совещании высших сановников об этом было заявлено самому царю. «Можно подумать, что вы боитесь революции»,— недовольно заметил Николай II. «Государь,— со вздохом ответил ему новый ми­нистр внутренних дел А. Г. Булыгин,— революция уже началась».

Под давлением своих министров царь подписал заранее подго­товленный ими рескрипт (официальное обращение) на имя Булыгина. В рескрипте Николай II заявлял о своем решении созвать совещание, которое должно было определить условия создания при царе выборного органа для предварительной подго­товки законопроектов. Этот крайне робкий шаг в сторону кон­ституционных перемен не произвел никакого впечатления на противников самодержавия. Умиротворить бушующую страну с помощью подобных мер оказалось совершенно невозможно.

Однако при всем грандиозном размахе революционное дви­жение в первые месяцы 1905 г. носило стихийный характер. Чрезвычайно сильные эмоции, вызванные кровавым расстрелом питерских рабочих, явно преобладали над разумом. Движению не хватало организации, четко поставленных целей. Серьезные проблемы возникали и в связи с чисто технической стороной де­ла: как ни рвались рабочие в бой, воевать им было почти нечем. Выступать же против регулярных воинских частей с обычным «оружием пролетариата» — булыжником — означало обрекать себя на неминуемое поражение.

Подполье и общественность.Превратить стихийное рабочее движение в организованную силу, способную свергнуть самодер­жавие,— такую задачу ставили перед собой социал-демократы. Они распространяли в рабочей среде агитационную литературу, налаживали контакты с революционно настроенными рабочими, создавали из них свои организации на промышленных предприя­тиях.

При этом разногласия в социал-демократической партии не утихали. Более того, после начала революции споры между большевиками и меньшевиками приняли настолько ожесточен­ный характер, что привели уже не только к идейному, но и к ор­ганизационному расколу партии. Когда в апреле 1905 г. больше­вики собрались на съезд в Лондоне, меньшевики отказались на нем присутствовать и организовали свою конференцию в Женеве.

В своей оценке ситуации, сложившейся в стране, большевики и меньшевики вполне сходились: и те и другие считали, что рус­ская революция носит буржуазно-демократический характер. Одна­ко выводы из подобной оценки они делали диаметрально противопо­ложные. Меньшевики считали, что пришло время лидерства буржуа­зии, которой предстоит сыграть решающую роль в преобразовании страны. Пролетариат же должен следовать в фарватере буржуазии, активно сотрудничать с ней, оказывать полную поддержку. Больше­вики в свою очередь настаивали: начавшуюся революцию должен возглавить именно пролетариат, с тем чтобы, победив в ней и после­довательно проведя в жизнь буржуазно-демократические преобра­зования, как можно скорее перейти к преобразоаниям социалисти­ческим. Буржуазия была для большевиков лишь помехой на этом пути. Ее следовало отстранить от участия в революции, изо­лировать от народных масс. Ленин и его сторонники считали подобный ход событий вполне возможным — при условии, если рабочим удастся найти общий язык с многомиллионным русским крестьянством.

Враждующие стороны были вполне последовательны и в спорах о конкретной деятельности партии в условиях начавшейся револю­ции. Меньшевики считали, что революционное, и прежде всего рабо­чее, движение должно развиваться «органично», в частности, ему нельзя искусственно навязывать «интеллигентскую» идею всеобщего вооруженного восстания. Большевики же, наоборот, призывали все силы партии бросить именно на пропаганду и разработку этой идеи в рабочей среде. С их точки зрения, партия вместе с пролетариатом должна решительно взять курс на вооруженное восстание и подго­тавливать его как организационно, так и технически. Как показал дальнейший ход событий, найти общий язык большевикам и меньше­викам было уже не дано. Все последующие попытки объединить эти течения носили, как правило, формальный характер и всегда конча­лись неудачей.

После начала революции оживилась и деятельность социалистов-революционеров. Правда, в своем влиянии на рабочих эсеры уступали социал-демократам. Зато среди интеллигенции и особенно студенчества их престиж еще более возрос. И обязаны мим эсеры были прежде всего новому теракту: 4 февраля 1905 г. в Кремле взрывом бомбы, брошенной боевиком Иваном Каляевым, был убит дядя царя, московский генерал-губернатор князь Сергей Александрович — признанный вдохновитель реакции. К подобным «подвигам» значительная часть общества склонна была относиться не только с одобрением, но и с восхищением. Каждый удачный теракт давал партии множество новых членов. В это время начинают создаваться боевые организации по всей стране при местных комитетах партии, готовясь развернуть террор против представителей власти: генерал-губернаторов, полицмейстеров, прокуроров и пр.

Серьезные усилия прилагали эсеры для проведения пропа­гандистской работы среди крестьянства — главной, с их точки зрения, опоры революционного движения. Однако крестьянство гораздо хуже, чем пролетариат, воспринимало любую интелли­гентскую пропаганду — слишком сложна, своеобразна и во мно­гом иррациональна была психология русского мужика-земле­дельца. И все же в условиях общего революционного подъема эсеры добились здесь некоторых результатов, которые начали сказываться уже весной 1905 г.

Серьезное влияние революционные события оказали и на ли­беральное движение. Некоторые его представители в это время настроены были использовать революцию для достижения своих целей, и прежде всего введения в России конституции. Насколь­ко решительны стали либералы в своих устремлениях, показал съезд «Союза освобождения» в марте 1905 г., на котором было выдвинуто требование провозгласить в России политические сво­боды — слова, печати, собраний — и создать народное предста­вительство на началах прямого, равного, тайного голосования. Кроме того, нуждаясь в массовой поддержке своей политической программы, либералы предложили и довольно серьезные соци­альные реформы: наделить крестьян землей — причем не только государственной, но и, в случае необходимости, конфискованной у помещиков; организовать государственное страхование рабо­чих; ввести 8-часовой рабочий день. Впрочем, подобных взглядов придерживались лишь наиболее последовательные представите­ли русского либерализма. Большинство же либералов готовы были удовлетвориться более скромными уступками.

Революционное лето.Продолжая свое развитие по восходя­щей, революционное движение в конце весны — летом 1905 г. выходит на принципиально новый уровень. Оно постепенно прео­долевает свою стихийность, становясь все более организованным и целенаправленным — и тем самым все более опасным для са­модержавия. Немалую роль в этом процессе сыграли профессиональные революционеры, и прежде всего большевики, постепен­но подчинявшие рабочее движение своему контролю.

Весна 1905 г. знаменовалась мощными первомайскими стач­ками, в которых приняло участие до 600 тыс. человек. С середи­ны мая Иваново-Вознесенск, один из крупнейших центров ткац­кой промышленности, оказался под почти полным контролем за­бастовщиков. Избранный ими Совет уполномоченных взял на себя обязанности охраны порядка в городе и наблюдения за тор­говлей. Местные власти поначалу были полностью деморализо­ваны. Когда же они попытались начать репрессии, бастующие ответили вооруженным сопротивлением. Забастовка прекрати­лась только в конце июня, после того как хозяева текстильных предприятий пошли на серьезные уступки.

На борьбу поднялось и крестьянство. В январе — феврале 1905 г. было зарегистрировано 126 крестьянских выступлений, в марте — апреле — 247, а в мае — июне — уже 721. Крестьяне грабили дворянские усадьбы, захватывали хлебные амбары, за­пахивали помещичьи земли. Это движение было, как правило, стихийным, но настолько массовым, что у власти просто не хва­тало сил для наведения порядка. Казачьи сотни и драгунские команды постоянно совершали карательные набеги на бунтую­щие села, устраивали массовые экзекуции, но утихомирить кре­стьян не могли.

Особенно опасным для самодержавия было проникновение революционных настроений в армию и во флот. Ведь власть в это время держалась почти исключительно на солдатских шты­ках, между тем и солдаты, и матросы находились в положении не менее тяжелом, чем основная масса российского населения. В армии и во флоте царила палочная дисциплина; истязания нижних чинов, полное неуважение к их личному достоинству со стороны офицеров — все это было обычным делом. В июне 1905 г. вспыхнуло восстание на броненосце «Князь Потемкин-Таврический», находившемся на рейде недалеко от Одессы.

Отказ матросов есть щи, сваренные с тухлым мясом, привел к столкновению с офицерами. Один из матросских вожаков, большевик Вакуленчук, был застрелен. Это послужило сигналом к восстанию. Матросы, захватив броненосец, подняли на нем красный флаг. Похороны Вакуленчука в Одессе, охваченной за­бастовкой, вылились в политическую демонстрацию, расстрелян­ную войсками. В ответ броненосец обстрелял административный центр города. Черноморская эскадра, высланная против «По­темкина», беспрепятственно пропустила его сквозь строй сво­их судов; на некоторых из них вспыхнули волнения. Восставшие матросы увели броненосец в Румынию.

Волнения в армии и на флоте стали характерной чертой пер­вого года революции. Особенно сильны они были осенью 1905 г., прокатившись по всей Российской империи: в Кронштадте, Владивостоке, Киеве, Ташкенте, Ашхабаде и т. п. Самым же значительным и опасным для власти стало ноябрьское восстание и Севастополе, апофеозом которого явился захват крейсера «Оча­ков» революционными матросами во главе с лейтенантом II. П. Шмидтом. Вскоре после этого крейсер «Очаков» беспо­щадно расстреляли другие корабли и береговые батареи. Шмидт был арестован и впоследствии казнен.

6 августа Николай II подписал наконец манифестоб учреж­дении давно обещанного представительного органа — так называемой булыгинской Думы. Этот орган должен был избираться на основе довольно высокого имущественного ценза, причем ра­бочие вообще отстранялись от выборов. Но, главное, манифест провозглашал создание не законодательного, а всего лишь зако­носовещательного органа. Другими словами, царь по-прежнему должен был давать стране законы. Дума же могла лишь давать царю советы. Подобная «конституция» удовлетворила только са­мых умеренных либералов. Основная же масса населения при­няла предложение большевиков бойкотировать выборы в булыгинскую Думу. Таким образом, уступка со стороны правитель­ства явно запоздала и никакого стабилизирующего воздействия на катастрофическое положение в стране оказать не смогла.

Апогей революции

Всероссийская политическая забастовка.Осенью 1905 г. рево­люционное движение в России продолжало нарастать. Отдель­ные забастовки в различных регионах стали сливаться воедино, парализовав всю страну. В начале октября забастовали рабочие и служащие Московско-Казанской железной дороги. Вслед за же­лезнодорожниками во всеобщую забастовку включились рабочие, а затем ремесленники, студенты, представители интеллигентных профессий, чиновники. Забастовка охватила более 120 крупных и небольших городов, сотни фабричных и станционных поселков. Только в сфере фабричного производства бастовало свыше 2 млн человек. Большая часть участников всероссийской забастовки вы­ступала под политическими лозунгами, т. е. требовала демократиза­ции государстве \ строя Российской империи.

Железнодорожное движение в России почти замерло. Не ра­ботал городской транспорт. Во многих городах бездействовали водопровод, освещение, телефон. Не выходили газеты. Школы, театры, магазины были закрыты. Прекратилась деятельность многих государственных учреждений.

Власть пыталась навести порядок, но, ошеломленная гранди­озностью событий, действовала робко и нерешительно. Вялые попытки разгона демонстрантов и митингующих приводили к противоположным результатам, убеждая в бессилии власти.

На какое-то время в стране воцарилось неустойчивое равнове­сие — ни одна из борющихся сторон не могла пока взять верх. Но было очевидно, что каждый день приближает победу противников самодержавия. Революционеры открыто призывали превратить все­российскую забастовку во всероссийское вооруженное восстание. Причем это были не пустые слова. И большевики, и эсеры успели проделать серьезную работу по организации рабочих в боевые дру­жины, сумели неплохо вооружить их, освоили тактику уличных боев. В тех условиях, когда значительная масса населения явно желала пе­ремен, а правительственная деятельность была почти парализована, сторонники восстания вполне могли рассчитывать на успех.

Серьезность положения была наконец осознана и самим ца­рем. Он снова начал совещания с высшими сановниками, в част­ности с С. Ю. Витте, считавшим, что сбить революционную волну можно только введя в России законодательную Думу. При этом он утешал царя тем, что Дума не помешает правящей бюрокра­тии удержать реальную власть в своих руках. 17 октября царь с большой неохотой подписал Манифест, изменивший основы го­сударственного строя Российской империи.

Манифест 17 октября и его последствия. В Манифесте провозглашались «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов»; высшим законодательным органом в России становилась Дума, причем обещалось избира­тельное право тем слоям населения, которые раньше были его лишены, прежде всего рабочим.

Манифест 17 октября имел целый ряд далеко идущих послед­ствий. Знаменуя собой серьезную победу революционного движе­ния, Манифест в то же время внес в него раскол. Немалую роль в этом сыграли либеральные деятели, которые раньше держа­лись в тени, а теперь вышли на первый план. Манифест предо­ставил им возможность создавать легальные партии, чем они сразу же и воспользовались. 12—18 октября, в разгар политиче­ской забастовки, как бы в предчувствии неизбежных уступок со стороны самодержавия, проходил учредительный съезд консти­туционно-демократической (кадетской) партии, подготовленный «Союзом освобождения» и наиболее решительно настроенными земцами. В своих рядах кадеты объединили прежде всего пред­ставителей интеллигенции — городской и земской, а также поме­щиков, буржуазии, военных, чиновников.

Лидеры кадетов, среди которых особенно выделялся извест­ный историк П. Н. Милюков, постоянно заявляли о внеклассном характере своей партии. С подобных позиций была составлена и кадетская программа: ее авторы пытались найти компро­миссные решения наиболее острых вопросов российской действительности. Так, предполагалось принудительное отчуждение по­мещичьих земель за выкуп, однако только той части, которую помещики, не обрабатывая сами, сдавали в аренду. Предусмат­ривалось введение 8-часового рабочего дня, но не везде, а только мм, где это в данное время возможно, установление свободы личности, слова, собраний и др. Открытым в своей программе кадеты оставили вопрос о форме государственного управления к России. Как показали дальнейшие события, они готовы были удовлетвориться конституционной монархией.

Союз 17 октября (октябристы) был более цельной и определен­ной по своему составу партией: в него вошли верхи крупной буржу­азии и обуржуазившиеся помещики, сумевшие перевести свои хозяйства на капиталистические рельсы. Как следует из названия партии, те уступки, которые были обещаны Манифестом 17 октяб­ря, вполне удовлетворяли ее членов, а более серьезные реформы могли только испугать. Признанным лидером партии стал предста­витель старинной московской купеческой фамилии А. И. Гучков.

Консолидировав свои силы, эти партии развернули активную борьбу за прекращение революции. С их точки зрения, она вы­полнила свою задачу, дав стране законодательную Думу, на которую населению и предлагалось возложить все надежды. В народных массах, уставших от тяжелых испытаний, подобные призывы находили определенный отклик.

Провозглашение политических свобод заставило сорганизоваться и реакционеров. Сразу же после издания Манифеста противникам самодержавия, отмечавшим свою победу грандиоз­ными демонстрациями и митингами, пришлось столкнуться с черной сотней.

Главной организующей силой этого движения стали дворяне-помещики старого, крепостнического закала. «Конституционная» уступка Николая II напугала их — следующим шагом вполне могла стать конфискация помещичьих земель. Чувствуя, что почва уходит у них из-под ног, реакционеры попытались оказать само­державию активную поддержку в борьбе с любыми серьезными переменами. В черносотенном движении активное участие при­нимали многие представители бюрократического аппарата, не чуждалось его и русское духовенство. Серьезную опору черная coтня имела среди зажиточного городского мещанства — мел­ких торговцев, домовладельцев и пр. Руководители черносотен­ного движения не гнушались использовать в своих целях и де­классированные элементы, которые в избытке оседали на дне больших городов.

Будучи столь разнообразным по составу, черносотенство отлича­лось простой и ясной идеологией: все беды великой и могучей России происходят от революционеров-интеллигентов и инородцев, желающих развалить ее во имя собственных темных интересов. Нуж­ны не реформы, а беспощадная борьба со смутьянами. В 1905— 1907 гг. черносотенцы, пользовавшиеся негласной поддержкой пра­вительства, широко осуществляли эти идеи на практике: убивали революционеров, участвовали в разгонах митингов и демонстраций, устраивали еврейские погромы и пр. Наиболее массовыми черносотенными организациями стали Союз русского народа, Русский народный союз имени Михаила Архангела.

Таким образом, в конце 1905 г. у революции появились мощ­ные противники, одни из которых умело действовали словом, другие — беспощадно — делом. В то же время новое правитель­ство, во главе которого был поставлен Витте, начинало прини­мать все более решительные меры по наведению порядка в стра­не. В этих условиях революционное движение постепенно теряло широту, мощь и сплоченность.

Московское восстание.У рабочих Москвы еще хватило сил и энтузиазма, чтобы подняться на вооруженное восстание. Москов­ский Совет рабочих депутатов (созданный по образцу Иваново-Вознесенского Совета уполномоченных) во главе с большевиками В. Л. Шанцером (Маратом), М. И. Васильевым-Южиным и др. целенаправленно готовил рабочих к восстанию. К началу декабря в Москве было более тысячи рабочих-дружинников, специально обученных тактике уличного боя и неплохо воору­женных. Правда, и Московский Совет не поспевал за событиями: план восстания был толком не разработан, а когда в первых числах декабря начались волнения среди солдат Московского гарнизона, руководители рабочих не сумели этим воспользовать­ся. Тем не менее именно Совет дал сигнал к восстанию. 6 декаб­ря им было принято воззвание, призывавшее начать всеобщую забастовку в городе, с тем чтобы перевести ее в вооруженное восстание.

В забастовке приняло участие около 150 тыс. человек — большая часть рабочих Москвы. Первые дни она носила мирный характер. Однако вечером 9 декабря царские войска обстреляли из орудий частную гимназию Фидлера, где обосновались рабочие дружины. В тот же день в Москве стали строиться баррикады, которые вскоре составили плотное кольцо, блокировавшее административный центр города. Пользуясь баррикадами как своего рода опорными пунктами, которые к тому же очень затрудняли продвижение войск, особенно кавалерии, по узким московским улочкам, восставшие развернули настоящее сражение против власти. Кольцо баррикад постепен­но сужалось вокруг центра. Полиция и войска в первые дни восста­ния действовали вяло, с большой опаской.

Однако отсутствие четкого плана и единого руководства вос­станием сказалось самым роковым образом. Совет в начале восстания 7 декабря, был разгромлен охраной. Те его члены, кото­рые сумели избежать ареста, разошлись по баррикадам. В результате восстание рассыпалось на отдельные уличные бои, иногда очень ожесточенные, но неспособные привести к решаю­щим результатам.

С 13 декабря центр вооруженной борьбы переместился на Пресню, куда постепенно стянулось большинство боевых дру­жин. 15—16 декабря в Москву на подмогу гарнизону прибыли Семеновский и Ладожский полки. Окружив Пресню, они стали громить ее из тяжелых орудий. В этих условиях продолжать вос­стание не имело смысла, и 19 декабря оно было прекращено. Значительная часть дружинников сумела покинуть город.

Московское восстание явилось высшей точкой первой русской революции. В ходе его отчетливо выявились сильные и слабые стороны революционного движения в России. Руководство, орга­низация явно отставали от роста и размаха движения масс. Это касалось и московского восстания, и всего революционного дви­жения в целом. В условиях, когда стали сказываться последст­вия царского Манифеста 17 октября, когда все большая часть населения с надеждой ожидала созыва законодательной Ду­мы,— в этих условиях руководителям революции не удалось обеспечить поддержку восставшим в других регионах страны. В отличие от всероссийской стачки оно осталось только москов­ским — и уже потому было обречено на поражение.

Поиск по сайту: