Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Рассказ из проповеди митрополита Антония Сурожского



Наталья

Я хочу рассказать вам одну историю. Это случилось в 1919 году. Власть в небольшом городе перешла в руки большевиков. На окраине городка в опустевшей хижине пряталась от большевиков женщина — жена русского офицера со своими двумя детьми. Она решила дождаться момента, когда сможет бежать.

К вечеру одного из последующих дней кто-то постучался к ней в дверь. Она с трепетом её открыла и оказалась перед лицом молодой женщины — соседки, её ровесницы. Звали её Натальей.

— Вы ведь жена офицера? — спросила она. — Так вам надо немедленно бежать, потому что вас предали, и сегодня ночью за Вами придут...

Мать посмотрела на неё, показала своих детей:

— Куда мне бежать? Они же далеко не уйдут, и нас сразу узнают!..

И тогда Наталья, которая была просто соседкой, вдруг обратилась в то великое существо, которое называется евангельским словом «ближний». Она улыбнулась и сказала:

— Нет! Вас искать не станут, потому что я останусь в доме вместо Вас...

— Но вас расстреляют! — сказала мать.

И Наталья снова улыбнулась:

— Да! Но у меня нет детей...

И мать ушла с детьми, а Наталья осталась. Она была одна в хижине в наступающем вечере, в наступающей ночи. Было холодно, темно и одиноко, некуда было пойти. Или, вернее, можно было выйти: стоило переступить через порог — и уже она была Наталья, а не та женщина, смерть которой станет её смертью. И она осталась в этом кругу смерти ради других. Перед ней не было ничего, кроме ранней смерти, насильственной, ничем не заслуженной, смерти другой женщины, которая станет её смертью просто по любви.

Глубокой ночью за матерью пришли, застали Наталью и расстреляли…

Но мы можем многое за этим себе представить образами из Евангелия. Разве это не напоминает Гефсиманскую ночь? Возрастом она была сверстницей не только ушедшей матери, но и Спасителя Христа. Он тоже в ту ночь один, в углубляющемся мраке, в холоде ночном, в одиночестве ждал смерти — бессмысленной, как будто; смерти, которой в Нем не было, которая будет нанесена Ему... Ждал смерти, которая даже не Его смерть, а смерть человечества, которую Он на Себя взял. И Он три раза молился Отцу: Отче! Пронеси эту чашу!.. Отче, если нельзя ей пройти мимо — да, Я ее приму... Отче! Да будет Твоя воля... Моление о чаше — это борение Христа перед смертью, содрогание всего Его человеческого естества при мысли о смерти, внутренняя борьба, преодоление всего, чтобы только была спасительная всем воля Божия. Христос три раза подходил к Своим ученикам в надежде, что Он встретит человеческий взор, услышит человеческий голос друга, прикоснется к руке, к плечу одного из них, — они спали; их одолела усталость, поздний час, холод, тоска; два раза Он вернулся, и три раза Он остался один перед Своей смертью, вернее, перед смертью человеческого рода, которую Он на Себя принял.

И, верно, в эту ночь поднимались перед ней и вопросы. Если мать смогла уйти, если мать может быть спасена с детьми — тогда стоило пережить эту гефсиманскую ночь и расстрел; а вдруг все это окажется напрасно? Вдруг они будут взяты, вдруг они будут расстреляны, и ее жертва будет уже никому не нужна?..

Зачем она умирала? Потому что никто большей любви не имеет, нежели тот, кто душу свою, жизнь свою положит за своих друзей (Ин. 15, 13). Если бы даже погибли мать и дети, она исполнила бы до конца завет: Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов (Гал. 6, 2). Она взяла на себя всю тяготу этой матери и её детей и понесла, и этого было бы достаточно.

 

И мать, и дети были спасены. Они жили после этого многие годы, двое из них живут и по сей день. Но живут они как бы во свете этой смерти; эта мать мне как-то сказала: мы всю жизнь прожили в надежде, что так проживем, чтобы мир не был лишен ничего через смерть Натальи...

Они о Наталье ничего не знали и ничего не знают, кроме того, что она свою жизнь отдала за них. Но они знают, что такая жизнь расцвела бы за многие годы в дерево, в ветвях которого может приютиться множество птиц (Мф. 13, 32), расцвела бы в красоту, в смысл и принесла бы богатые плоды. И вот эти три человека, которые остались живыми её смертью, поставили себе задачу быть плодом её жизни.

 

 

Отец Евфимий

Из книги

Эта трагическая история произошла вскоре после революции, когда начались гонения на Церковь. В далеком сибирском селе жил священник — отец Евфимий с женой и семью детьми. Время было беспощадное. Самое страшное заключалось не в расстрелах и голоде. Страх и ужас заставлял родных людей предавать друг друга.

Однажды вооруженный отряд стал обстреливать село, в котором жил отец Евфимий. Стре­ляли так сильно, что начался пожар. Матушка собрала детей и спустилась с ними в подпол, а отец Евфимий сказал:

— Я иду в храм.

Старшая дочь Антонина просила его взять её с собой, схватилась за рясу и не от­пускает. Пришлось идти вместе. Вокруг всё полыхало, языки пламени взлетали ввысь, поглощая дома. У отца Евфимия от жара вспыхивали волосы на голове.

Отец Евфимий вошёл в храм, прошёл в алтарь, открыл Царские врата и начал молиться. Только двое было их в храме: священник у престола и ребёнок на коленях перед алтарем. Девочка плакала и просила Бога их всех пожалеть. Отец Евфимий говорил впоследствии: «Это детская молит­ва спасла село».

В Сибирь советская власть пришла в 1922 году, и вместе с ней пришли голод, жестокость и страх. Новая власть не щадила тех, кто пытался ей противостоять: верующих, священников, монахов, дворян, офицеров царской армии расстреливали и бросали в тюрьмы. Церкви закрывали, и веровать в Бога открыто становилось опасно для жизни.

Отец Евфимий продолжал служить по-старому, не обращая внимания на распоряжения властей и не боясь ареста.

В 1929 году гонения на Церковь, не затихавшие и раньше, рез­ко усилились. Власти ополчились на священника, отобрали дом. После долгих поисков семья нашла в глухом конце города баню, и в ней посели­лись отец Евфимий с женой и детьми. Вещи и домашний скарб — всё к этому времени было властями отобрано. Вместо постели сшили мешки, набили их соломой, получился большой матрас, на нём все дети и спа­ли. В углу стоял маленький столик, в предбаннике были сложены дрова.

Зимой отца Евфимия арестовали. Жена была в отчаянии — муж был кормильцем, а теперь она осталась одна с детьми, а их было семеро. Семья жила в холоде, голоде и наготе.

Но Господь их не оставил — прихожане после ареста отца Евфимия стали приносить продукты, и их хватало для семьи и для передач в тюрьму.

Старшая дочь Тоня хотела навестить отца. Подошла к тюрьме. У ворот стоял часовой с винтовкой, на улицу выходят тюремные окна, полупод­вальные, но конвоир к ним близко не подпускает.

— Иди, девочка, отсюда!

— Пожалуйста, скажите, где мой папа? Я хочу только голос его услы­шать. Скажите, какое окошко?

— Иди, девочка, отсюда, — повторил конвоир, — нам не велено разго­варивать. Иди отсюда!

— А почему вам не велено разговаривать? — спросила девочка.

— Потому что я на посту.

— Может быть, вам нужно кого-нибудь убить, тогда вы меня убейте, а папу не убивайте. Пожалуйста, отпустите его!

Оказалось, отец Евфимий был совсем близко. Он услышал Тонин голос и крикнул ей:

— Подальше отойди от окна, а не то кто-нибудь выстрелит.

— Папочка, скажи мне что-нибудь, — попросила девочка.

— Вы хоть что-нибудь ели сегодня? Что вы сегодня ели? — спросил он.

— Папочка, да мы и тебе принесли, — отвечала она.

Начались тяжёлые допросы в тюрьме. Отца Евфимия обвиняли в том, что он не поддерживал советскую власть, и заставляли отказаться от сана.

Отец Евфимий ответил:

— Бросить священство — никогда не брошу! Служу я по убеждению. Может быть, будет время, когда нас будут возить под соломой, чтобы совершать службы в подвалах или даже ямах, и тогда я не брошу служить. Советская власть преследует христианство. Христианство останется. Возможно, останутся только одни сильные, которые сумеют возродить христианство. Были в древности такие периоды, когда христиан сжигали, но несмотря на это, в катакомбах, в подвалах христиане остались, и христианство восторжествовало.

Отца Евфимия отправили на три года в сибирский концлагерь. Условия в концлагере были настолько жестокими, что он вышел оттуда едва живым, совершенно больным и истощённым человеком.

Жена была не рада возвращению отца Евфимия. Когда он вернулся, она написала старшей дочери Антонине: «Еще один нахлебник приехал». Много страдал он из-за своей жены, которая его никогда не любила. И ничего нельзя было сделать, только терпеть, и отец Евфимий терпел. Когда еще до ареста он служил в храме и мог прокормить семью, жена снисходительно принимала его жертвы. А теперь, когда он вернулся из лагеря больным и немощным, она начала настраивать против него детей.

Для старшей дочери Антонины, единственной из детей всем сердцем любившей отца Евфимия, было настолько горько узнать о том, как мать принимает отца, что она заболела и попала в больницу. Но мысль о том, что отец где-то рядом и у него, может быть, нет пропитания на сегодняшний день, не давала ей покоя. И, не долечившись, она ушла из больницы, чтобы просить помощи у своего начальника. Когда-то в прошлом он был красным партизаном, и помощи от него не ждала, тем более теперь, когда все знали, что её отец-священник вернулся из лагеря. Всю дорогу Тоня усердно молилась, и когда вошла в кабинет, он, не дожидаясь просьб ее, сказал:

— Мы вам муки дадим двадцать килограмм, вам отвезут её на стан­цию, вы ни о чём не беспокойтесь.

Тоня не ожидала он него такого благородного поступка — словно перед ней был другой человек. Это был 1933 год, когда люди тысячами умирали от голода.

Погрузили мешок, привезли, донесла она его до баньки, где жил отец-священник с семьёй, и остановилась в сенцах, не решаясь войти. Отец Евфимий услышал, будто кто-то вошёл в сенцы, а дальше не идёт. Он вышел взглянуть. Тоня упала перед ним на колени и стала за себя и за мать просить прощения:

— Папочка, прости! Прости! Прости!

Отец Евфимий наклонился, поцеловал её в затылок и сказал:

— Только я один во всем виноват, никто из вас ни в чём не виноват. Встань, ради Бога, не могу видеть тебя на коленях. Все страдания из-за меня, и вам приходится из-за меня терпеть.

Тоня встала. Ребятишки, голодные, как галчата, глядят, обнялись отец с дочерью, плачут. В это время вошла матушка Александра — она хо­дила чашку отрубей попросить и вернулась ни с чем.

— Мама, вот мука, не ищи нигде ничего. Никто у тебя не нахлебник. Это всё вам — ешьте, ради Бога.

И так, милостью Божией, дочь их поддерживала.

Храм, в котором служил отец Евфимий, был закрыт, и ему пришлось искать другое место.

Для отца Евфимия и его семьи наступили тяжелые дни. «Ужасное время было, что и гово­рить! — писал он позже в письме к дочери. — Недаром, уходя из лагеря, я просил Бога: «Господи, не допусти меня скоро возвращаться! Пошли мне смерть, но не допусти возвратиться!» Ужас был полный! Тут ребятишки мрут с голоду, а я ещё объедаю их! Тут я был виноват — что я не плотник, не кузнец, не чернорабочий... До­казывая всю мою ненужность, матушка говорила и то, что сына, (которому было в то время семнадцать лет) выгонят с работы из-за меня, что сын ворчит и не знает, как держаться от меня подальше. Одним словом, ужаснее ужасного!»

Чтобы не обременять семью, отец Евфимий решил на время уйти в город на поиски работы. Зима, самые морозы. Он собрал все свои пожитки — весь столярный инструмент. Поклажи набра­лось два мешка. Попробовал поднять — тяжело, до города не донести. С сыном попрощался ещё утром, когда тот уходил на работу. Если ещё остаться, то сын придёт домой, увидит, что отец ещё не ушёл, и будет недоволен. Простился с женой, с младшими детьми — никто не удержал, не попросил остаться, а он так надеялся на это, ведь никак ему с такой поклажей не дойти по трескучему морозу до города. Взвалил отец Евфимий мешки перевязкой на плечи и пошёл. Прошёл версту, а казалось, десять — так тяжело, и всё оглядывался, не выйдет ли кто из домашних, не позовёт ли вернуться? Уже и сын должен прийти, сядет обедать, узнает, что он только что вышел, догонит, вернёт, ведь такая на дворе непогода. Так прошел отец Евфимий несколько вёрст — и всё оглядывался. Но никто не бежал его возвращать, пустая дорога, ни впереди никого, ни позади. Да и кто теперь пойдёт пешим в ночь. Так он дошёл до первой деревни.

Смеркалось. Надо бы зайти заночевать, но не было денег, нечем было заплатить за ночлег, и он, миновав деревню, отправился дальше. Наступила ночь, мороз с каждым часом становился сильней, а сил двигаться дальше всё меньше. Без отдыха мог пройти только полверсты. Пока шёл — изнемогая от напряжения, весь становился мокрым, а когда садился отдохнуть — мороз моментально проникал сквозь ветхий пиджачишко, пронизывая насквозь. Не доходя до города верст десять, изнемог окончательно. Твори Бог, волю Свою, нет сил идти. Посидел минут пять. Слышит, едёт кто-то. Смотрит — по дороге едет мужик на санях. А у отца Евфимия нет сил встать навстречу. Проехал было, но остановился, спрашивает:

— Кто сидит?

— Человек.

— Чего сидишь?

— Идти не могу.

— Замерзнешь!

— Наверное.

— Давай десять рублей! Довезу! — подошёл.

— Если бы у меня был рубль, я бы доехал бы до города, но у меня и рубля нет.

— А кто ты?

— Священник.

— Как же ты очутился в таком положении?

А у него и разговаривать нет сил. Тот постоял, постоял и говорит:

— Ну, садись вот на заднего коня.

А батюшка уже и подняться не может. Мужик посадил его, положил мешки в сани и понёсся вскачь. Удивительно, что отец Евфимий не только не хворал после этого, но и не обморозился, а мороз был жестокий.

Все церкви в округе закрыли, негде стало служить. Отец Евфимий после долгих поисков с большим трудом нашёл действующий храм в одном селе. Вскоре перевёз туда всю семью.

Советская власть пыталась разорить церкви налогами и поборами, чтобы не осталось средств на закупку свечей, масла для лампад, муки для просфор, дров для отопления. Отец Евфимий видел, что власти разорят храм и накажут всех прихожан. Вскоре храм закрыли. Отцу Евфимию приказали немед­ленно покинуть церковную сторожку. Из храма позволено было взять лишь старенькую, штопаную ризу и некоторые богослу­жебные книги. Через несколько дней отца Евфимия отправили в исправительный лагерь.

Когда его отпустили на волю, он продолжа служить у себя дома. На Рождество Христово отец Евфимий служил в своем доме, в новоустро­енной домашней церкви. Присутствовало человек двадцать. В следующий раз служил всенощную и литургию на Крещение. Служил ночью и окон­чил на рассвете. В конце службы он сказал в проповеди:

— Братья и сестры, нам приходится служить, как изгнанни­кам, и в этом виноваты вы сами своим слабоверием, тем, что отступили от Церкви. Вы все боитесь. Вы пугаетесь, если кто вам покажет мизинец, а если уж топнет ногой, то вы от страха в землю готовы зарыться, а нужно все невзгоды переносить с терпением, как наши апостолы. Вот и нам, возможно, придётся служить и в тайге, и в подполье, всё терпеть, всё переносить».

Годы, проведённые в тюрьме, непосильный труд в лагере и голод по­дорвали здоровье отца Евфимия. Он начал болеть, и в 1936 году с ним случился инфаркт. Он слёг, но все же нашёл в себе силы подняться и снова служить.

Приближался Великий пост, и отец Евфимий решил служить открыто — во всяком случае, в первую неделю Поста, на Вербное воскресенье и на Пасху, а после, как Бог даст. Служил он, не спрашивая разрешения влас­тей. А про себя решил: разре­шат или нет — всё равно буду служить.

Верующие собрались в дом священника по­раньше, человек тридцать. Началась пасхальная заутреня; около двух часов ночи в дом ворвались сотрудники НКВД с обыском. Все присутствовав­шие были переписаны, а священник арестован.

В тюрьме отец Евфимий в объяснительной записке писал: «Если меня необходимо обвинить — покоряюсь этому с радостью. По окончании след­ствия прошу меня из-под ареста не освобождать, потому что, освободив­шись, я снова буду чувствовать себя обязанным исполнять свои священни­ческие обязанности, то есть и крестить, и отпевать, и совершать другие требы».

В мае следствие было завершено, и священника перевели из дома предварительного заключения в тюрьму. В конце августа он был отправлен с этапом в карагандинские лагеря. Вскоре отец Евфимий был приговорён к расстрелу и 15 сентября 1937 года расстрелян.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.