Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

В КАЛЕЙДОСКОПЕ РАНГУНА



 

Совсем недавно Рангун называли на Западе «сонной столи­цей». А каков он сегодня?

Столица Бирмы — вполне современный город, хотя и очень разноликий. Ее старый, обветшалый английский центр мало похож на живописную бирманскую часть города, а китайские кварталы, набитые лавками и мастерскими, отличаются от ин­дийских торговых районов.

Рангун покоряет спокойной и естественной красотой. Ему чужды спешка и суета. Город молод: половине его более чем двухмиллионного населения нет и тридцати лет.

Из аэропорта в город ведет узкая дорога, тянущаяся среди прудов. Первое впечатление — хижины, беспорядочно тесня­щиеся вдоль шоссе. Ни садов при них, ни изгородей. Только пустыри с пожухлой, побуревшей от солнца травой.

Такие хижины на сваях рассыпаны по городам и весям. Они никогда не запираются. Передняя стена дома часто делается подъемной. Утром ее поднимают, ставят подпорки, и получается веранда, на которой семья проводит свободное время. А вечером стена вновь занимает свое место, крепится к полу — и дом готов к ночному сну.

Простой люд живет открыто, не отгораживаясь от соседей.

А вот виллы и особняки (об этом мы узнали позже) скрыты от посторонних глаз добротными заборами, плотными занавесями. Их окна и двери зачастую забраны решетками.

Испокон веку в Бирме строили деревянные дома. Считалось, что каменные постройки нездоровы для жизни: они сильно нака­ляются под солнцем, «не дышат», как деревянные или бамбу­ковые.

Даже богатые люди жили в деревянных домах. Крыши обычно делались одноярусными. Если же дом покрывала двухъ­ярусная крыша, значит, там жил вельможа. Трехъярусная крыша была привилегией королевской семьи.

Но деревянные дома всегда таили в себе опасность пожаров. Стены их часто пропитывали нефтью, чтобы защитить от на­шествия термитов. И они становились огнеопасными, вспыхивали от одной неосторожной искры. В Бирме пожары нередко пре­вращали в пепелища целые кварталы и даже города. Они такой же бич, как наводнения.

Сейчас, с появлением кондиционеров, состоятельные бирман­цы предпочитают жить в каменных особняках. Комнаты, кото­рые не кондиционируются, делаются открытыми, «продувае­мыми». Но там, где есть искусственное охлаждение, окна плотно закрывают.

Рангун принято делить на две части: прилегающий к порту деловой город и район парков.

Центр столицы выстроен еще в колониальные времена. От­сюда берет начало оживленная Фрезэр-стрит — улица кинотеатров и магазинов. В кинотеатрах независимо от того, какой идет фильм, перед началом сеанса вы должны будете встать и стоя слушать Государственный гимн Бирмы — таков ритуал.

В порту, что тянется вдоль всей деловой части города, стоят в ожидании места у главного пирса океанские лайнеры. К мелким причалам беспрестанно подходят траулеры, баркасы, джонки. В порт стекается все, чем богата бирманская земля,— рис, кокосы, нефть, рыба, тиковая древесина...

В рабочих районах — Джогоне и Инсейне — дымит металлургический завод, работают джутовая, текстильная и фармацевтическая фабрики. К их проходным по утрам идут не только мужчины, но и женщины.

На окраинах Рангуна строятся новые кварталы, куда посте­пенно переселяются люди из скученного центра. Как все столицы развивающихся стран, Рангун переживает «демографический взрыв». Усилилась миграция молодежи в го­рода, особенно в столицу. Быстрый рост населения создает немало проблем: не всех можно обеспечить жильем, работой, городу не хватает воды, электроэнергии, не налажен общест­венный транспорт.

Власти начали ограничивать въезд в Рангун, определив максимальное количество жителей — три миллиона. Не больше. Вдали от шумных, загазованных районов — в кварталах Голден-Вэлли, на холмах и у озер — привольно расположились в ухоженных парках элегантные особняки — посольства, иност­ранные представительства, клубы, дома местной элиты. Как правило, это изящные виллы с лоджиями и непременно крытым портиком для подъезда машин в ненастную погоду.

На берегу «королевского» озера Кандоджи шумит листвой Парк сопротивления. У подножия памятника национальному герою Бирмы Аун Сану всегда лежат свежие цветы. Молодой генерал на белом постаменте чуть подался вперед и в стремительном движении вскинул руку для дружеского приветствия. Отсюда в 1945 году Аун Сан уводил из оккупированного японцами Рангуна восставшую армию, чтобы вскоре возвра­титься победителем.

Аун Сан — не просто национальный герои, он символ борьбы за свободу Отчизны.

Начало XX века ознаменовалось в Бирме подъемом анти­колониального движения. В 1931 году было утоплено в крови крестьянское восстание Сая Сана. Около трехсот восставших были казнены, и головы их выставлены на колах на базарных площадях всем на устрашение. Но народ нельзя запугать. Эста­фету восстания Сая Сана подхватили такины.

Такин — по-бирмански «господин». Так в колониальные времена обращались к «белым людям», особенно к англичанам. Назвав себя такинами, студенты, рабочие, крестьяне бросили вызов колонизаторам. «Бирма — наша страна,— сказали они.— Будем же любить свою страну, уважать свой язык!»

Движение такинов возглавил Аун Сан. Такины подчеркнуто отвергали все иностранное. Носили домотканую одежду, обувь на деревянной подошве, курили сигары-черуты.

Но это внешняя сторона. Главным было то, что они создали первую политическую организацию — «Наша Бирма», впослед­ствии ставшую прообразом Антифашистской лиги народной сво­боды, под руководством которой страна обрела независимость. После второй мировой войны и изгнания японцев в Бирму возвратились англичане с намерением возродить здесь старые колониальные порядки. Но «банан дважды не плодоносит», времена не повторяются.

В октябре 1946 года после грандиозной забастовки англий­ские власти были вынуждены признать Аун Сана главой Испол­нительного комитета — первого бирманского правительства.

Внук легендарного народного героя Шве Яуна, казненного англичанами, Аун Сан еще в университете стал признанным лидером молодежи, а вскоре и всей страны. Он страстно хотел видеть свою родину свободной, мечтал о восьмичасовом рабочем дне, запрещении детского труда, бесплатной раздаче земель крестьянам, социальном страховании, о равенстве всех народ­ностей...

Ему было тридцать два года, когда его убили.

В то утро, 19 июля 1947 года, ничто не предвещало беды.

В десять часов утра, как всегда, Аун Сан въехал в ворота Секретариата и вошел в свой кабинет,где уже собрались ми­нистры. Началось заседание. Через семь минут в зал ворвались четверо солдат с автоматами и в упор расстреляли всех, кто там находился.

Погибли все руководители Лиги, в том числе брат Аун Сана. В живых остался только У Ну, которого по счастливой случай­ности не оказалось в этот день в городе.

Тринадцать пуль изрешетили тело Аун Сана. Всего несколько месяцев не дожил он до окончательного освобождения страны. Это было неслыханно: в центре столицы средь бела дня со­вершено предательское убийство. В стране был объявлен траур. Закрылись учреждения, на улицу вышли рабочие, служащие, студенты. Сто тысяч человек провожали героев в последний путь.

Но и смертью своей Аун Сан послужил родине: выстрелы, прогремевшие в Секретариате, вызвали бурю народного гнева. Опасаясь вооруженных выступлений, Англия подписала договор, по которому признала Бирму суверенным государством. Лучшие сыны родины заплатили за это жизнью. В годы второй мировой войны Рангун сильно пострадал от бомбардировок, пожаров и эпидемий. Возрождение бирманской столицы началось сразу же после обретения страной независи­мости. Были снесены тысячи лачуг, построены здания с удоб­ными квартирами, большими окнами. В центре выросли высот­ные дома из стекла и бетона. Правда, стоят еще на окраинах крытые соломой хижины, но с каждым годом их становится все меньше.

Преобразуя город, бирманские архитекторы стремятся сохра­нить связь времен. В новых конструкциях и материалах продол­жают жить традиции и формы национального зодчества.

Рангун просыпается рано, до зари. По улицам катится дре­безжащий поток обшарпанных, старых машин. Трусят оранже­вые трехколесные такси с брезентовым верхом. Переполненные автобусы. Велорикши с «экипажами» на два места. Светофоров в городе мало, дорожных правил почти никто не соблюдает.

Крестьяне с корзинами на тонких коромыслах спешат на базар. Мелко и часто переступая, пружиня шаг, они несут на своих несильных на вид плечах целый овощной магазин.

Утром прохладно, трава еще мокра от росы. Многие рангунцы, спасаясь от «холода» (плюс двадцать в тени), кутаются спо­заранку в шерстяные кофты, головы обвязывают махровыми по­лотенцами. Тянет дымком — это во дворах жгут сухую траву и опавшие за ночь листья.

Неторопливо идут от дома к дому за утренним подаянием монахи, поплотнее запахнув оранжевую тогу и прижав к груди черную чашу — тапеит. Устремив взор в землю, медленно бредут они по улицам мимо девушек, спешащих в аудитории универ­ситета, мимо женщин, идущих на рынок, мимо рабочих, торопя­щихся на заводы. И каждый встречный уступает им дорогу.

Владельцы походных закусочных толкают перед собой двух­колесную тележку. Слышатся выкрики уличных торговцев, у каждого свой особый позывной.

К девяти часам откроются учреждения, и в деловой центр помчат машины. Потянется к своим конторам чиновный люд...

Уже приняли первых посетителей бесчисленные уличные харчевни. На низких столиках аккуратно разложены свежевы­печенные булочки в целлофановых пакетах, в мисках дымится рис, пряно пахнут приправы. Еда готовится тут же, на открытом огне. Повар, он же продавец, ловко орудуя длинной вилкой, перебрасывает тонкие желтые нити лапши в тарелки, сдабривает соусом и подает посетителям.

Присев на корточки и подобрав юбки, бирманцы наскоро съедают свою порцию лапши или риса и идут дальше по делам. Правда, наскоро есть — не в характере бирманцев. Но сейчас утро, и время посиделок за чашкой зеленого чая или миской горячего риса пока не наступило.

К вечеру, когда кончится трудовой день, улицы Рангуна за­полнит толпа гуляющих. Рангунцы выйдут отдохнуть, подышать свежим воздухом. Одни пойдут в парки, на озера; другие от­правятся на стадион имени Аун Сана поболеть за любимую команду по теннису или чинлону, а некоторые предпочтут кино или зоопарк.

Зеленый, ухоженный оазис в самом центре города, зоопарк — излюбленное место отдыха. Сюда приходят с детьми послушать пение райских птиц, посмотреть представление с дрессирован­ными слонами или аттракцион с королевскими кобрами, увидеть редких животных, просто погулять, посидеть в тени деревьев. Течет по улицам Рангуна толпа. Неторопливо идут невоз­мутимые бирманцы; спешат до костей прокаленные солнцем бенгальцы; нет-нет да и мелькнут в толпе смуглые моны со ста­ринной прической — косой, стянутой сзади узлом; элегантно причесанные европейцы; степенные сикхи в цветных шелковых тюрбанах; закутанные с ног до головы во все черное мусульман­ки; кокетливые, улыбчивые бирманки с цветами в волосах. Блес­тят на ярком солнце украшения женщин — на руках, ногах, в мочках ушей, в носу... Бирманские лоунджи, китайское платье, индийские дхоти и сари — все смешалось в толпе.

Движется людской поток, отливая всеми цветами радуги. Но приглядитесь — и увидите, что есть одна особенность в силу­эте рангунской толпы — яркие одежды перебивает оранжевый цвет монашеских одеяний.

...Вплоть до второй мировой войны в Рангуне проживало едва ли не больше иностранцев, чем бирманцев. Здесь обоснова­лись англичане, индийцы, пакистанцы, китайцы. И каждый народ приносил свои традиции, культуру, религию. Вот почему на улицах Рангуна, самой «веротерпимой» столицы в мире, как. его нередко называют, классические буддийские пагоды соседст­вуют с пышными индуистскими храмами, минареты мусульман­ских мечетей уживаются с синагогами, серые громады католических кафедральных соборов — с китайскими святилищами с драконами на крышах.

Но спору нет, в этом культовом букете главенствуют буд­дийские пагоды. Пагодная аранжировка придает облику Рангуна неповторимость. И не только Рангуну — всей стране. Два с по­ловиной миллиона пагод стоят на древней земле Бирмы. Не зря ее называют Страной пагод.

Буддист не осуждает поступки других людей. Он верит: человек, творящий добро, приближается к вечному блаженству — нирване. Содеянное же им зло отдаляет его от заветной цели. В конечном счете как жить, во что верить — личное дело каждого. Каждый сам держит в руках ключ к своему спасению и самнаходит к нему дорогу.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.