1789 год — начало Великой французской революции. 1799 —1815 годы — Консульство и Империя Наполеона Бонапарта. 1815 год — Реставрация Бурбонов. 1830 год — Июльская революция, свержение Бурбонов, установление конституционной монархии Луи Филиппа. 1848 год — Февральская революция и провозглашение республики. 1851 год — контрреволюционный бонапартистский переворот, 1852 год — основание Второй империи.
Таковы вехи французской истории интересующей нас эпохи. Но это лишь внешняя канва, изменения в политической надстройке общества. Главное — изменения в экономическом базисе. В этот период во Франции развернулась промышленная революция, начала развиваться машинная индустрия. Отношения между капиталистами и наемными рабочими становились главной формой общественных связей, прежде всего в городе, но в известной мере и в деревне. Буржуазия экономически и политически сменила дворянство в качестве господствующего класса общества.
Эта эпоха нашла свое художественное отражение в одном из самых поразительных созданий мировой литературы — в «Человеческой комедии» Бальзака. Как всякого большого писателя, Бальзака интересовал человек. Но он не только стихийно выражал своим творчеством тот принцип, что человек всегда существует лишь в рамках определенной эпохи и конкретной социальной группы, а сознательно положил его в основу своего грандиозного произведения. Бальзак писал, что «Человеческая комедия» — это одновременно история человеческого сердца и история социальных отношений.
Как известно, по политическим взглядам Бальзак был легитимистом, т. е. сторонником «законной» монархии Бурбонов. Он идеализировал аристократию и презирал буржуазию с ее культом денег и властью корысти. Но может быть, это было его силой, а не слабостью. Бальзак с гениальной проницательностью изобразил процесс возвышения буржуазии в его самых различных аспектах: от банкирского дома Нусингена, воплощавшего высшую «финансовую буржуазию», до сельских ростовщиков и кулаков в «Крестьянах». Верный правде жизни и искусства, он изобразил и разложение дворянства. Рабочий класс еще виделся Бальзаку в образе ремесленников и подмастерьев, но и это во многом соответствовало социальной действительности тогдашней эпохи. (Впервые ввести в литературу образы пролетариев, фабричных рабочих новой эры, закономерно выпало на долю английских писателей 40-х годов, особенно Элизабет Гаскелл и Шарлотты Бронте. Однако талант их был несравним: с талантом Бальзака.) Энгельс писал, что из созданной Бальзаком художественной истории французского общества он «даже в смысле экономических деталей узнал больше... чем из книг всех специалистов — историков, экономистов, статистиков этого периода, вместе взятых»[178].
По оценкам французских экономистов, национальное богатство страны увеличилось с 1815 по 1853 г. почти втрое. За эти годы число действующих веретен в хлопчатобумажной промышленности возросло более чем в 4 раза. Еще более резко увеличилось количество перерабатываемого за год хлопка, хотя оно и было в середине века все еще почти впятеро меньше, чем в Англии. Отставая от Англии в этом и во многих других отношениях (особенно в применении машин), Франция все же быстро проходила через основные этапы промышленного переворота. Стоимость ее экспорта выросла с 1815 по 1855 г. почти в 4 раза. Французские шелковые ткани, парижские швейные и галантерейные изделия, стекло и ряд других промышленных товаров вывозились в больших количествах во многие страны мира. Париж превращался в крупнейший промышленный и финансовый центр. Росли число акционерных обществ и объем биржевых сделок, развивались банки, появились сберегательные кассы.
В Париже бурлила политическая и идейная жизнь, издавались читаемые во всей Европе газеты и журналы. Эмигранты из Германии и Польши, России и Италии составляли важный элемент парижской интеллигенции. Франция оказывала сильное интеллектуальное влияние на другие страны. Идеи, родиной которых был Париж, воспринимались в Европе и Америке с таким же интересом и почтением, как парижские моды. Поэтому и концепции «школы Сэя», нередко в изложении способных публицистов, широко распространялись за пределами Франции. Они определяли, в частности, лицо официальной экономической науки в России.