Отчего б не прямо на ходу? 13 страница

– Я боюсь оказаться недостаточно оригинальной, – сказала она мне. – Боюсь, что мои идеи банальны, а я об этом даже не догадываюсь. Боюсь вложить много сил, а потом услышать: «Это уже было».

– Стойте‑стойте, – оборвала ее я. – Все уже было сказано до вас. Не беспокойтесь о том, чтобы сказать что‑то новое. «Нового» не существует. Беспокойтесь лучше о том, чтобы сказать что‑то по‑человечески.

Я попросила ее подумать, всегда ли она сама требует, чтобы все, что она читает, было новым.

– Ну, если так подумать, вообще‑то нет, – ответила она.

– Когда пишешь, важно не «новое», – напомнила я. – Важно писать по‑человечески.

– Что значит по‑человечески?

– Значит писать о том, что вас по‑настоящему, по‑человечески увлекает.

– Меня увлекают животные, я собрала уже несколько сотен историй о них, и хотела бы писать именно о них, но иногда мне кажется, что, наверное, никому, кроме меня, животные не интересны.

– Вы и правда в это верите?

– Ну, если вдуматься, то вообще‑то нет. «О всех созданиях – больших и малых»[52]– вся о животных, и эта книга много кому нравится.

– То есть, получается, вы знаете, что выбрали хорошую тему, но все равно не пишете? Так почему же?

– Хм, наверное, я боюсь работать впустую. А вдруг я потрачу кучу времени, чтобы написать свои рассказы, а их никто не купит?

– Тогда вы все равно получите удовольствие от того, что их написали.

– Верно.

Кажется, мне не удалось ее убедить. Пожалуй, виной тому годы работы в книгоиздании, но, судя по всему, ей сложно было поверить, что писать можно ради удовольствия, а не ради конечного результата. Она так погрузилась в профессионализм, что даже и помыслить не могла о том, чтобы писать как любитель – от слова любить.

– Мне хочется, чтобы были какие‑то гарантии, – продолжила она. – Опасаюсь выглядеть глупо.

Месяц назад я ужинала с одним адвокатом. Мы заговорили о работе, и я сказала ему, что многие свои произведения написала просто потому, что мне нравится писать.

– Погодите, – адвокат искренне удивился, – то есть, вы пишете все это на свой страх и риск, без финансовых гарантий?

Я никогда не думала, что писать из любви к искусству – значит писать на свой страх и риск. Мне всегда казалось, что самоуважение, которое получается в результате, более чем стоит времени и сил. И многое из того, что я писала просто так, потом продалось за кругленькую сумму.

– Вам нравится писать? – спросила я у своей собеседницы.

– Если только позволяю себе этим заняться – то да, очень нравится.

– Так зачем ждать, пока вам заплатят, чтобы заниматься любимым делом? Отделите одно от другого. Пишите ради любви, а потом беспокойтесь о том, кто вам за это заплатит.

– Пожалуй, можно было бы попробовать.

Конечно, можно. Многие из нас могли бы, если бы только дали себе на это позволение. К сожалению, многие из нас этого позволения не дают. Мы ждем, пока кто‑то еще придет и поставит печать одобрения нам в паспорт. Нам хочется официального подтверждения, что мы «настоящие» писатели. А в действительности мы сами должны дать себе это одобрение и подтверждение.

Размышляя об издании, мы считаем, что тут как повезет. И не задумываемся о том, что дело здесь как раз в том, что везение в наших руках. И все‑таки поразительное количество книг из списков бестселлеров впервые увидели свет благодаря чьей‑то настойчивости и готовности публиковаться за свой счет. Одна из таких книг, недавний пример, – «Селестинские пророчества»[53]. И, помимо всяческих списков бестселлеров и «успеха несмотря ни на что», есть еще глубокое удовлетворение пусть и скромного, но вполне реального успеха, когда книга в голове превращается в книгу, которую можно подержать в руках.

Многим не так уж и важно, станет ли написанная нами книга бестселлером. Гораздо важнее знать, что нас читают. С появлением цифровых издательств теперь легко опубликовать книгу за свой счет и при этом не разориться. С распространением интернета также появился рынок онлайн‑сторителлинга, и многим вполне подойдет и этот вариант.

Многие пугают самих себя в самом начале работы над произведением, с ужасом представляя себе негативные критические отзывы о нем. Я заметила, что если найти себе хотя бы одного Доброжелательного Читателя, он поможет выбраться из творческого застоя. Как‑то я писала детективный роман и в обеденный перерыв читала его по главам своей подруге Эллен Лонго. Она спрашивала: «А что было дальше?» – и я продолжала писать.

Именно таким образом пишущий друг может стать писателю незаменимым союзником. Вы можете договориться встречаться и вместе работать над проектами, которые вас пугают. Я нередко применяла этот метод со своим другом Марком Брайеном, и у нас обоих есть книги, родившиеся в результате такого сотрудничества.

Именно здесь полезно разбивать творческие планы на выполнимые задачи и писать день за днем, страницу за страницей. Не нужно набираться смелости, чтобы сочинить целый роман. Достаточно поработать над ним сегодня. Не нужно набираться смелости, чтобы дописать и издать книгу. Достаточно лишь решиться на следующий шаг. Возможно, завтра нам понадобится правка написанных страниц, а послезавтра – верстка и дизайн, но все, что нужно сделать сегодня – это писать.

– Я знаю несколько историй, которые наверняка понравятся многим, – наконец, заявляет моя собеседница, бывший редактор, немного повеселев. – Может, имеет смысл начать над ними работать.

– Не надо работать над ними. Поработайте для начала над одной из них.

– И это все?

– Большего не требуется.

Способ приобщения

Запланируйте писать час. Устройтесь поудобнее и пронумеруйте строки от одного до пяти. Перечислите пять избитых, банальных и при этом человечных тем, от которых теплеет на душе. Цель этого списка – найти самую «бульварную» тему, близкую любому читателю. Например:

• Мое любимое домашнее животное

• Мой любимый родственник

• Мой любимый праздник

• Мой самый памятный день

• Мой любимый учитель

Выберите одну тему. Перо к бумаге, позвольте себе писать подробно и по‑человечески в течение часа. Не беспокойтесь о том, чтобы текст был «современным». Не тревожьтесь, что получится слишком сентиментально. Вспоминайте в мельчайших деталях, чем примечательна и любопытна ваша тема. Будьте готовы поделиться этой «чашей» с Доброжелательным Читателем.

Глава 36

Езда

У меня есть пикап 1965 года по имени Луиз. Когда я езжу на ней по изрезанным глубокими колеями дорогам, она встает на дыбы, как необъезженный крепконогий мустанг. У Луиз такое ветровое стекло, что вместит все Нью‑Мексико. Оно захватит целое плоскогорье, поросшее полынью, от края до края. В метель Луиз – практически хижина на колесах. На ней получается «въехать» в пейзаж.

Писательство «рулит», и езда на машине в этом помогает. Я прекрасно знаю, что писательское искусство питается образами, и если хочу писать глубоко, часто и хорошо, то просто обязана пополнять их запасы. Когда приходит время подзарядиться образами, я сажусь за руль.

Помимо Луиз у меня есть еще Бон‑Бон, ярко‑красный полноприводной «олдсмобиль бравадо», на раме «блейзера». Бон‑Бон может проехать куда угодно, и мы регулярно там бываем. Всю последнюю неделю у нас случались удивительно зрелищные закаты. Три недели назад небо было лиловым, розовым и темно‑фиолетовым. Вчера – стеной из чистого золота. Только увидев эту стену, я схватила дочь Доменику, друга Джеймса Навэ, поэта, и воскликнула: «Поехали прокатимся!»

Таос – город, достаточно современный для видеопроката и нескольких местечек с отменным шоколадным муссом, но построен он был на месте сельскохозяйственных наделов, поэтому выбраться из него получается довольно быстро. Доменика, Навэ и я сели в Бон‑Бон и взяли курс строго на запад, к закату, по узкой асфальтированной дороге. Нам тут же повстречался трактор, он тащил домой упаковщик стогов после целого дня в поле. Сразу за трактором мы вдруг полетели влобовую на пикап, несшийся очертя голову по нашей полосе. Резкий разворот руля, почти неизбежная угроза столкновения, и вот машины остались позади, и впереди теперь только закат. Полосы меди, бронзы и олова теперь обрамляли золотое солнце. Это расплавленный свет операторы называют «золотым часом».

В долине Таос больше овец, чем коров. В закатном полумраке они похожи на приземлившиеся светящиеся облака. На темно‑зеленом квадратном пастбище белоснежный арабский скакун выглядит высеченным, как талисман из слоновой кости. Его спутник, буланый жеребец, ярко блестит начищенным золотом.

Свернув на север, на Кайе Медио, Бон‑Бон зажглась огненно‑красным, как вишневая пастила. Священная гора зловеще вздымается прямо перед нами, складки ее склонов позлащены, но темны. Пятнадцать минут на север, закат слева, еще пятнадцать минут на юг, закат справа, и затем я отогнала Бон‑Бон домой. Я писатель, я ем глазами, и тот роскошный закат утолил мой голод. Сегодня я жажду писать.

Четыре года назад, еще до того, как стало известно, что мой отец скоро умрет, мы с ним отправились в путешествие через полстраны – из Сарасоты во Флориде, через Техас по длинной диагонали, и домой в Нью‑Мексико. Для меня эта поездка знаменовала завершение долгого учебного года. Работая со своим классом над темой «творческих разворотов», я вспомнила и поделилась историей о том, как я только начинала писать рассказы и, как и моя знакомая Ив, бросила это занятие, когда лучшая подруга раскритиковала мои произведения. Из собственного опыта я знала, что докладывать о своих творческих травмах – значит способствовать их исцелению. Оттуда же я знала и о том, что езда на машине наполняет меня творческим топливом, но все же не была готова к тому, что про изошло.

Мы с отцом проехали полпути через Техас в его белоснежном «проубе», в компании его черного шотландского терьера по кличке Синь. Мы наслаждались придорожными кафе, где подавали булочки с жидкой мясной подливой под музыку Пэтси Клайн[54]из музыкальных автоматов. Мы как раз выезжали из одного, когда у меня в голове вдруг отчетливо заговорил голос: «Новая жизнь началась у Карен на десятой миле к западу от реки Пекос, именно там она сказала Джерри: “Съезжай с дороги. Немедленно”».

Я схватила записную книжку и погналась за голосом. Отец на нашей маленькой машинке держал курс в глубину северотехасской рукоятки[55], а я строчила рядом с ним. Зайцы, гремучие змеи, стервятники, койоты – мои герои были увлекательнее их всех. Мы делали восемьдесят миль в час, но рука моя летала со скоростью света. Дорога буквально вела меня по бумаге. Когда мы подъехали к гостинице в тот вечер, я уже успела закончить рассказ. А потом еще двадцать пронеслись сквозь мои пальцы быстрее, чем машина отца заглатывала белую разметку.

Дорога заводит мой творческий двигатель. Дорога позволяет мне писать на полном газу. Дорога ведет меня по странице.

«Почему это, – вопрошал режиссер Стивен Спилберг, – все лучшие идеи ко мне приходят за рулем?»

Художники всех мастей поглощают образы, чтобы творить. Дорога с ее непрерывным потоком образов катализирует творческое мышление.

Когда я жила на Манхэттене, у меня был старенький побитый золотой «блейзер», который я парковала на Девятой авеню. Иметь машину, живя в центре города, глупо – и дорого, – но для меня это было очень мудрое решение. Я сажала в нее Доменику, тогда еще совсем маленькую, и ее собаку Каллу Лили, белоснежного королевского пуделя, и отправлялась по Вестсайдскому шоссе вдоль Хадсона, пожирая глазами дары пространства и света. Мне как писателю и просто как человеку необходимо смотреть вдаль. (А еще я держала на Манхэттене лошадь породы аппалуза, на которой мы с Доменикой заезжали на верхушку самого высокого холма в Центральном Парке.) Держась севера вдоль сверкающей змеевидной реки, я набрасывала сценарии, «смотрела» пьесы, что разыгрывались у меня в голове. Проезжая сквозь зеленые туннели зеленой автострады Мерритт, мой огороженный, городом обмороженный мозг получал пьянящую дозу творческого кислорода, и я отправлялась домой, напитанная новыми идеями.

Для меня писать – это дзэн. Я сосредоточиваюсь на странице, сосредоточиваясь на жизни. Я сосредоточиваюсь на жизни, когда сосредоточенно слежу за лентой дороги, что по очереди разворачивает у меня на глазах один подарок за другим.

«Долгая, тихая дорога» – так буддистка Натали Голдберг назвала свой писательский мемуар. Джон Николз[56], подаривший нам книги «Бесплодная кукушка», «Гений одиночества», «Война на бобовом поле Милагро» и другие, утверждает, что лучшие его вещи были написаны на ходу, когда, проезжая по дорогам Нью‑Мексико в своем пикапе, одним глазом поглядывая на шоссе, одной рукой придерживая руль, он записывал фразу за фразой на клочок бумаги на джинсовом колене. Поэт Джеймс Навэ, неисправимый автолюбитель, преподает и живет в разных уголках страны и наматывает по сто тысяч миль в год, переезжая с места на место; он даже назвал своего пса Странником. Его фирменное стихотворение – то, что печатают на афишах – называется «Дорога».

Когда мы путешествуем, перед глазами у нас проносятся далеко не только мили. Когда уделяем все внимание дороге, насущные вопросы вытесняются придорожными достопримечательностями, и сознание освобождается, когда мы замечаем ярко‑красный форд модели «Т» и кривобокую закусочную, в которую стоит заглянуть.

Работая над «Золотой жилой», я переживала медленную смерть отца. Рак легких и эмфизема не позволяли ему наши любимые долгие поездки. Я приехала в гости и свозила его покататься всего на пятьдесят миль. После я потратилась на длинное путешествие домой на запад по живописному железнодорожному маршруту. Расстояния, проделанные на поезде, и виды, что разворачивались за окном, стали мыслями, озарениями и упражнениями «Золотой жилы».

Не все водят машину – но, пожалуй, все писатели должны это делать. И не забывать о том, что если смотреть вдаль, можно далеко пойти.

Способ приобщения

Цель этого упражнения – наполнить ваш творческий кладезь образами. Вы и сами почувствуете, что новые образы дарят ощущение благополучия и изобилия. Быть может, вы заметите к тому же, как сложные повороты сюжета вдруг распутываются, и новые решения предлагают сами себя. Приятного просмотра!

Для тех из вас, у кого есть машина, это водительское задание. Выделите один или два часа и отправляйтесь исследовать небольшие дорожки. Съезжайте с автострад и шоссе и дайте себе прокатиться по полям и поселкам. Замечайте архитектурный стиль и предметы старины. Представляйте себе, как живут люди в этой местности. Отклонитесь от привычного маршрута.

Те, у кого нет машины, могут прокатиться на автобусе, на поезде, отправиться на лодочную прогулку вокруг Манхэттена. Если хотите, езжайте на велосипеде. Наша цель – поглотить глазами поток образов, позволить ему обдать нас с головы до пят. Рассмотрите церкви, кладбища, кафе и поля для гольфа, мимо которых проезжаете. Подумайте о том, как разнообразна повседневная жизнь. Позвольте себе быть пустым ведром, выставленным под ливень. Наполняйтесь бережно.

Глава 37

Корни

Сегодня четвертое июля, почти середина лета. На моем письменном столе – стоптанная подкова, букетик красных вьющихся роз, глиняный цветочный горшок в форме птицы и свеча с мексиканским символом всесильной руки. Неподалеку четыре из пяти домашних собак резвятся в высокой траве. Нужно только высматривать змей, а так здесь все спокойно. Два года назад, после смерти отца, я обустроила этот миниатюрный луг. С помощью местного умельца я соорудила небольшой глинобитный пруд с рыбками в память о любви моего отца к воде. Каждый день, после вечерней прогулки среди полыни собаки ныряют в этот пруд. Сейчас его поверхность рябит от сильного душистого ветра, что звенит в тяжелые колокола и легкие бубенцы, разливая их звук по полям нашего старого испанского поселка. Я окружена умиротворением, но на душе у меня неспокойно. Даже когда я была маленькой, четвертое июля всегда было трудным праздником. Меня как писателя праздники только расстраивают, а не освобождают, потому что нарушают ритм, сбивают время.

Довольно часто люди думают, что писателям пишется лучше, когда в жизни полно свободы и никак не расписанного, не использованного времени.

Я в этом не уверена. Вообще‑то писателю полезно иметь другие планы. Им пишется легче, когда есть кое‑какое мягкое расписание. Работа не только помогает нам платить по счетам, но и творить. T. С. Элиот работал в банке. Рэймонд Чэндлер[57]продавал страховки. Многие писатели, и я в том числе, преподавали. Ричард Коул, автор книги «Лестница в небо» о группе «Лед Зеппелин», по своей основной профессии – администратор рок‑групп.

Обыкновенная дневная занятость приносит писателю не только деньги, но и опыт. Писателям нужно жить в миру.

Поэт Джеймс Навэ был владельцем пиццерии и велосипедного магазина, а также основал компанию «Живая поэзия!», которая отправляет поэтов учить школьников своему ремеслу. Занимаясь всем этим, Навэ продолжает писать. Его стихи питает богатый поток его пестрой жизни.

Один из величайших страхов у нас, писателей: а вдруг мы окажемся скучными. Дайте нам избыток времени, и, да, возникнет опасность скуки. Дайте нам зациклиться на себе – и мы теряем связь с миром. И тогда, да, читать нас будет скучно.

У писателя и экстрасенса Сони Чокетт очень насыщенная жизнь. Она ведет духовные консультации по шесть часов в день, вместе с мужем Патриком воспитывает двух дочерей, дает семинары по интуиции и привлечению желаемого и при этом еще успевает регулярно писать книги. Книги Сони, как и ее жизнь, наполнены людьми. Она погружена в реку человечности по самое сердце, и человечное заземленное сострадание сочится сквозь ее прозу. Занятая жизнь Сони – это ее корневая система.

Чтобы цвести, всем нам нужна корневая система. Будничная писательская практика помогает нам укорениться в жизни, и точно также будничная жизнь помогает нам писать. Долгие творческие каникулы, о которых все так мечтают, чтобы, наконец, продуктивно поработать над текстом, редко приносят желаемые результаты. Довольно часто зияющие просветы в расписании ведут к зацикленным на себе текстам и зевающим читателям. У писателей, которые пишут о том, что бы написать, явно что‑то не так. Когда писатели уделяют больше внимания своим произведениям, а не самой жизни, они лишают необходимого питания и произведения, и свою жизнь.

Хенри – продуктивный и плодовитый писатель с разнообразными увлечениями и широким кругом друзей – вернее, так было до поры до времени. Три года назад он медленно, но верно стал уделять все меньше времени своей жизни, убеждая себя, что ему надо сосредоточиться на писательской работе – потому что она стала требовать от него больше, чем в предыдущие тридцать лет.

Вместо того чтобы расцвести под пристальным вниманием Хенри, его творчество завяло, как растение, что выставили на солнце и перестали поливать.

– Я не могу, – отвечал Хенри, когда его приглашали на ужин. – Мне надо работать.

– Я больше не хожу в кино, – отвечал он, когда его звали посмотреть фильм.

Впервые за тридцать лет работы Хенри перестали заказывать сценарии. Его редактор ответил на две коротких повести зловещей отпиской: «Вы уже об этом писали» – и был прав.

Из лучших побуждений Хенри отрезал самого себя от собственной корневой системы, хотя многие годы опыта должны были научить его, что его писательская жизнь цветет, когда сам он сосредоточен на жизни, а не на писательстве. Из неиссякаемого потока новых идей он превратился в застоявшийся пруд вторичных мыслей и прозрений.

– Не знаю, почему мне так сложно, – сказал он мне недавно. – Я не могу так жить и не могу так писать.

– Так пойдем в кино, – предложила я. – Или заглядывай на ужин.

Мало‑помалу Хенри позволил себе выбираться из дому. Когда мы общались в последний раз, он писал свободно и уже обещал повесть заинтересованному редактору.

– Я не могу прийти на ужин. У меня гости, – сказал Хенри в том последнем разговоре. Его жизнь снова бьет ключом – и его творчество тоже.

Темные, тяжелые грозовые тучи скучились у склонов Священной горы. Природный фейерверк снова затмит людские потуги. Пора выгулять собак по полыни – или забыть о прогулке. Молния в Нью‑Мексико бьет гигантскими золотыми стрелами. Грозы здесь похожи на сцены из научной фантастики, как будто летающие тарелки освещают место посадки. Вдалеке потрескивает гром. Ветер приносит запах воды. А еще резкий запах керосина – кто‑то жарит мясо во дворе – и запах полыни. Сегодня Четвертое июля, и прежде чем вся эта независимость достанет и меня, я таки успею прогуляться с собаками по тропам в пустыне, до того, как польет дождь. А потом я опять буду писать.

Способ приобщения

Эта техника поможет вам научиться дорожить самим собой. Здесь от вас снова потребуется посмотреть на свою жизнь со стороны, как будто вы – это литературный герой, который совершает героические поступки.

Вы будете писать в течение часа, дома или где‑то еще. Посмотрите на историю своей жизни – на ее хронологическую последовательность – и выберите эпизод, когда вы воспользовались свободой выбора, и все закончилось хорошо. Возможно, вы вышли замуж за «не того» жениха, но у вас все сложилось замечательно. Может, вы переехали в другой город или устроились на новую работу. Может, вы развелись, усыновили ребенка – или взяли собаку из приюта. Каким бы ни был риск, на который вы тогда пошли, опишите его в подробностях, отпразднуйте его – и самого себя – на бумаге. Это задание – праздник свободы и смелости.

Глава 38

Поиск по сайту: