Это написал мой брат Веня, 1982 год

Июль 1945 года. С нашего района набирали девушек-комсомольцев на освоение Дальнего Востока, в Хабаровский край. Конечно, желающих было много, но с нашего колхоза отдали только двоих: нашу Лиду и ещё из Лукерино Лизу, дочь председателя колхоза. За нашу Лиду похлопотал Александр Парменович. Лида пришла из Лукерино вся расстроенная. Сразу же мне: «Динка, где Венька?» - «Ушел на Пеженгу, сказал, словлю рыбинку». - «Сбегай за ним». -«Зачем он тебе?» - «Хочешь знать, я от вас уезжаю совсем, на Дальний Восток». «Лидька, ты с ума спятила! Уедешь от нас. Скажи, где этот дальний Восток? И что ты там будешь делать?» -«Динка, не задавай вопросов, ты же ни черта не понимаешь. У тебя береста есть еще. Хватит на две пары лаптей. Давай, доставай из подполья и заплетай, оба с Венькой плетите. За сутки сплетем». - «Лидька, а ты мне можешь одно платье оставить, хотя бы то, которое с дырой. Лидька, послушай, а зачем тебе лапти? Я слыхала, что в городах-то все ходят в сапогах. Конечно, я тебе сплету, если надо. Я их подколочу шпильками, они уже высохли на печи». Мне стало так жалко Лиду, так бы и заплакала, но держусь, плакать стыдилась. Я представляю, как будем жить без нее. А мамка с кем будет шептаться, наверное, с Венькой. У Лиды слабое здоровье, она не могла переносить, когда в доме дым от лучины, уходила в коридор. Или молотили на гумне и веяли зерно на веялке, много пыли, она все завязывала нос и рот платком. Конечно, смеялись над ней. То голова болела, иногда дома лежала, бригадир давал её один день отлежаться. Итак, мы снарядили Лиду в дальний путь. Лиде дала ботинки Мария Яковлевна из Лукино, она любила Лиду, жалела. Когда Лида была кладовщиком, Мария Яковлевна помогала ей, наставляла.

Лапти готовы, и кое-какие вещички. Ночная рубаха из холста, новая, два платья ношенные-переношенные. Их подарила её крестная, и ещё у мамки был платок, атласницей назывался. И шаль белая большая, с розовой каймой. Её мамке подарили в день их свадьбы в 1923 году, эту атласницу Лида взяла. А шаль мамка носила, когда ходила в волость, мне не давала носить: мало ли, я могу и порвать, дура. Лидке все сложили в котомку, чашку маленькую глиняную, мы с неё все вчетвером хлебали обрату. Уложили ложку деревянную, о железных ложках не

_____________________________________________________________________________

1. 1.Дудки - полевой хвощ и щавель.

слыхали, что такие есть, чайную ложку положили. К котомке привязаны две пары лаптей. Но я дура, подшутила: «Лидька, к этой котомке ещё не хватает топора». Но тут обе с мамкой закричали: что ты, дуреха, каркаешь, уйди из избы, чтобы духу твоего не было. Ну что, опять побежала в свое убежище плакать. Не обижаюсь - заработала. Где бы мне промолчать - так нет. А Венька с утра убежал, и не знаю, на елке сидит или в лес убежал, землянику ест. А мы с мамкой с проводами Лиды два дня не пошли косить. Я из кустов наблюдала, как Лида с мамкой пошли в Рослятино. Комсомолок повезут на машине до Вологды. Зашли к дедушке Пармену. Бабушка дала Лиде пирог, испечен из чистой муки. А у нас вечно пожрать нечего. Испекла мамка лепешки из ржаной крупы. В них не положено ни картошки, ни клевера. Лепешки хоть серые, но вкусные. Только по праздникам такие лепешки ели. У нашей матери такой лозунг был: мри, душа, неделю, а царствуй день. И ещё: как живется, так и живи, а завтра хоть пропади. Лиде все лепешки сложены в дорогу, ела ли она их? Когда делали посадку на машину, сказали: девочка, зачем тебе лапти? Так мамка принесла лапти домой, а Лида так и не простилась со мной и Венькой, ну да ладно, дай ей Бог счастья.

Мы выросли в избушке, маленькой деревушке. Вокруг лес дремучий, и небо нам казалось с овчину. Наша родная матушка - печка-согревушка. Засопела березняком и запрыгали в избушке огоньки под вечерком. Нам очень скучно без Лиды. Я не рада и платью, которое она мне дала. После Лиды мамка как взбесилась. Всё ей не ладно, всё не так и всё не по её. Лиденька уехала, а тебя, лешачиху, никуда-то не возьмут. С 3 октября Дине повестку принесли на лесозаготовку в Вереговку. Мамка моя попросила председателя: отправь мою Динку, пусть-ка поработает, хоть себя прокормит. Все ровесники мои остались дома. У них матери есть, защитят своих детей. А моя мать - как бы избавиться от меня. А мне еще 14 лет. Она рада засунуть меня в пекло, ну, и засунула. Нас из колхоза - 24 человека, одна я малолетка. И вот котомка готова, в ней ведро картошки, топор и всыпано крупы 2 кг, ложка, котелок, кружка. Соли нет. Все котомки уложены на 1 воз. Лаптей 3 пары, одни на ногах, две пары - в котомках, и одни худые валенки. Это когда приду с леса - одеть теплые. И ещё клубок - береста для починки лаптей. Они быстро в лесу по кочкам рвутся. За три дня дошли до Вереговки. Стоит барак, разделен пополам. Народу много со всех колхозов. В одну половину - 40 человек, и во вторую - 50 человек. В каждой половине - одна печка. И все нам сказали - делайте нары сами, доски привезли, неделю все спали на полу. Девчата постарше уже бывали здесь, привезли матрасы, набили сеном, по реке много стогов сена. Итак, наша жизнь лесная потянулась до 4 апреля.

У нас есть бригадир Мишка Немкин, всех распределили по звеньям. Меня взяли Катя и Маша. Конечно, они сомневались во мне: как бы обузой ни была для них. Они валили лес, сучья срубали. Моя же была забота оттаскивать сучья от полосы и сжигать их. Я быстро освоила задание, хорошо разжигала костры, пока снегу нет. Я уставала. Перетаскиваю сучья, помогаю окатывать бревна-пиловочник. Это пятиметровые строевые бревна. Пошли дожди. Приходим в барак мокрые, сушить негде, печка одна. Которые ребята покруче, занимали печку. А еще забивали в стену штыри деревянные и сушили онучи, лапти, одежду и такое испарение, как туман. Утром в 6 часов все на ногах. И всем к печке - хотя бы вскипятить котелок воды. Запасов домашних хватило только на месяц. Теперь нам по карточкам давали 300 г соли, 3 коробки спичек, по куску мыла. Стали давать хлеба по 400 г в день, но что этот кусочек хлеба! За раз съесть молодым здоровым, а работа каторжная. Только и слышишь: давайте, ребята, поднажмем, страну надо поднимать, нужен лес! Да мы даем норму, но надо нас кормить, тогда и спрашивайте с нас. Которые мужики на конях лес возят на реку, коням дают овес. Решили, давайте сами есть овес, кони и клеверу поедят. Итак, как идем на делянку, набираем овса, садимся отдыхать, набиваем рот овсом колючим, отсасываем, выплевываем и опять порцию закладываем в рот. Уже лучше, голод заманили. Уже ноябрь проходит – холод наступает. Приключилась беда в бараке. Вши развелись, столько их, на стенах ползают. И в щелях, и на нас всех на теле места живого нет. Всё тело искусано вшами. Приезжаем в делянку, снимаем нижние холщовые рубахи, выколачиваем о пенек, от вшей даже снег серым становится. Что делать? Плачем все от безысходности.

Стоим голые по пояс, натираем снегом друг другу спину. Всё тело горит огнем. Такой зуд, все в крови. Вши в нарах, в валенках. А на нас мастер только и кричит, давайте больше кубометров! Видит, в каких условиях живем полуголодные. Мы все трое кипятили воду, её солили и крошили хлеба. Вот это был наш ужин, и завтрак, а обеда не было. Только две горсти овса. Воруем, чтоб никто не видел. А воду пьем, кладем на пилу кусок снега, на костре подогреваем и снег сосем. Никто не болеет, никто еще не приходил из начальства. Просили мастера, пусть посмотрят или мы откажемся от работы, будем ждать, пока нам не сделают столовую, пока нам не дадут за два месяца зарплату. И пусть сделают нам отдельную каморку для заточки топоров и пил, а то где спим, здесь и топоры точим до полночи - сколько пыли, скрипу, не заснешь! И нужен нам доктор, но уж если не найдется доктора, так привезите нам старуху из какой-нибудь деревни, которая может попарить нас в бане с наговорами, а то вот Венька занедужил, сильно кашляет, и голоса нет, жар в нем стоит, прикладываем ему на лоб тряпицу со снегом. Приехали из дома, привезли клевер коням. И каждому прислали матери, кому что: картошку, лук, пироги. Только мне ничего нет. Я спросила Леню, почему мамка мне ничего не прислала. Ты одна из деревни, матери твоей не сообщили. Ну что, переживем.

Мы работаем в лесу. Кое-чем питаемся. Когда песен попоем, когда поматюгаемся.

Наконец-то явилось начальство. Было собрание, всего наобещали. Деньги копейки выдали по себестоимости древесины. Это за один кубический метр - 86 коп., мне дали 55 рублей. Я считаюсь на подсобке. Кате и Маше по 150 рублей. Все рады. Через неделю стали привозить нам вечером на лошади кашу, овсянку, по 17 копеек порцию. Брали по 3-4 порции, ели от пуза. Но и привезли дусту от вшей, но не помогло. Вши также нас ели, не ели, а грызли. Приехал и доктор, всех осматривал. Только послушает своей трубочкой и дает какую-то таблетку проглотить. Меня осмотрел, спрашивает: сколько тебе лет? Скоро будет 15, пятого декабря. Она так удивилась: как это так? Кто тебя направил в лес? И почему тебя мастер принял на работу? Назавтра меня вызывают в контору, начальник леспромхоза Оборин Анисифор Анисифорович. Спросил: как тебя зовут? Динка Баженова. Мне скоро будет 15 лет. Так вот, Динка Баженова, я тебя отстраняю от работы. Порастешь ещё года 3, тогда и приму. А теперь иди домой. Я тут в слезы: не пойду, я не знаю дороги домой! Не ближний путь - 110 км. Пришла в барак - плачу. Девчонки мои, Катя и Маша: не плачь, Динка, ты не хуже других работаешь, мы тебя не отдадим, замолвим словечко мастеру. В самом деле, ползимы отработала, а теперь уходи, раньше что думали? Мастер сказал: всё, всё, иди домой. Мне взбучку дали из-за тебя, Оборин написал письмо вашему председателю, ты унесешь. Но он меня обратно отправит. Катя и Маша уговаривают меня: «Динка, иди не бойся. Дорогу найдешь. В деревнях спрашивай - как дойти до Корманги, а там уже рядом дом. Помнишь, где ночевали, сюда шли? До дома от Корманги всего 50 км. Только этот волок ни в одной деревни на пути. Дорога всё по реке Унжа, никуда не сворачивай. Придешь в деревню Пустожь и там переночуешь, потом уже много деревень попадется. Только вот этот путь, как пройдешь, самый длинный. Динка, не плачь, ты сильная - дойдешь». С вечера собрала котомку, валенки-развалюхи, топор и пара лаптей растрепанных. Путь длинный, пригодятся. Девчонки дали свой поек хлеба. Очень благодарна им.

Утром ещё темно, я уже в дороге. Погода морозная, дорога торная. Котомка за плечами, посох в руках, на всякий случай, если встречусь с волками, ну уж очень боюсь в чужом лесу. Наконец-то дошла до пустоши. Встала у забора, расплакалась от радости и усталости. В домах огоньки светят, тоже с лучиной сидят. Теперь в какую же избу постучать? Пустят ли меня вшивую? Постучала, мне открыли, я прошу: пустите меня переночевать, я иду с Вереговки домой в Рослятино. У нас нет места, иди в район, там есть Дом колхозника и захлопнули дверь. Что делать мне? Постучу-ка я в маленький дом, пустили. О! Счастье! Рассказала, что я и кто я. Я иду домой. Давай раздевайся, грейся. Я только у порога посижу до утра. Отогреюсь и пойду. Мужчина говорит: собери-ка девчонке поесть. Что вы, у меня есть хлеб, два пайка, я в дороге грызла замерзший. Дали мне волнушек с картошкой и чаю горячего. Я разомлела, так хочу спать. Мне говорят: лезь на печь, прогрейся. Я говорю: что вы! У меня вши есть. Я посплю на своей фуфайке. Хозяева засмеялись: у нас своих вшей хватает. Думаем, не подерутся наши с твоими. Я проспала до 12 часов, меня не будили: Пусть девчонка отдыхает, надо же отмахать такой путь.

Плачет девочка и стынет на ветру, и ручонкой иззябшей вытирает капли со щеки слезу. Со слезами она просит хлеба черного кусок. От обиды и волненья замирает голосок. Я нагнулась, как старушка, оперлася на клюку, а над самою макушкой долбит дятел на суку. Сторона моя, сторонка, горевая полоса.

Семь суток шла. Лапти все излохматились. От валенок остались одни голенища. Хлебушек давно съела. В каждой деревне милостыню просила. Подавали картошку, луковицу, турнепс, брюкву, хлеба нет ни у кого, везде голод. Спасибо, что ночевать пускали. Добрела до дома, всё во мне горело, во всем теле. Мамка не обрадовалась. Допросила: почему пришла домой? Я говорю: в лес принимают с 18 лет. Она: «Так почему, кто тебя за язык тянул, что тебе 15 годов?» - «Мамка, меня спросили, и я сказала. Я не знала, что можно было соврать». Мамка: «Ой, сколько мне с тобой горя. А что теперь тебе скажет председатель?» Я: «Мамка, я принесла председателю письмо. От самого директора Оборина, на, почитай - чего он пишет. Мамка, я очень устала, очень есть хочу. Картошка есть ещё?» Мамка: «Еще картошка есть немного, вчера Веньке унесла ведро. Парнишка весь изголодал». Я: «Мамка, а ты разве деньги ему не даешь? Пенсию за отца». Она: «Ну, Динуха, стерва, всё-то она знает, везде сует нос». Накричала на меня. Мне ничего не надо. Надо мне только поспать. Я залезла на печь и уснула. Мамка будит: иди жри, если будешь. Нет, мамка, я уже не хочу. Дай мне поспать. Утром мамка доложила бригадиру и письмо унесла. А бригадир обрадовался. Говорит: и хорошо, а то некого послать везти коням клевер на Вереговку. Динка теперь знает дорогу. Василий Львович тоже поедет с ней. Сообщим родителям, пусть пошлют продуктов. Из колхоза выделили 1 кг масла и 5 кг гороховой муки.

Деньги, заработанные мной, отдала мамке - 40 рублей, а 15 руб. спрятала на чердаке. Венька придет из школы, дам ему пятерку, что б только мамке не сказал. Пусть Венька купит витаминов себе и мне. А Веня пришел поздно вечером. Я обрадовалась. Увидев меня, он рассказывал, как в школе и как ему живется на квартире. А я о своем путешествии с Вереговки. На второй день Венька задает мамке вопрос: «Мамка, а почему у нас нет мамы? У всех родителей есть мамы и тяти». Ну, тут мамка забегала по избе. «Что ты, сыночек, ты, наверное, заболел. Я твоя мама». - «Нет, нет, ты - мамка!»- « Ой, да что это деется. Откуда ты это придумал, сам или подговаривает эта лешачиха, явилась на мою шею?» - «Мамка, так людей не называют, даже в сказках. За одно вы, можете называть теткой». Пустилась в слезы.

Я опять поехала на Вереговку, повезла клевер. Мамка так со мной и не заговорила. В дорогу ничего не дала. Да я и не просила. У меня есть 10 рублей. По дороге есть завод по переработке сосновой живицы. Там можно купить, хлеба дают по 500 г. Мне хватит. А теперь я на лошади, есть овес, не умру с голода. Мы с дедом ехали 1 день и ночь, коней накормим и опять едем. Приехали на место - все выбежали встречать. Мы им раздали посылки от родителей и от колхоза 1 кг масла и 5 кг муки гороховой. Заругались: что это на такую бригаду 1 кг масла? Это пальцем лизнуть, а муки только понюхать. Смеются над нами. Там деньги получают, что выполняем план, а мы тут голодуем. Получаем только на порцию овсяной каши. Как нам тут не сдохнуть от голода и вшей? Ещё 2 месяца как продержаться? «Динка, ты говорила председателю, как мы тут?» Да я всё говорила, он только руками развел. Сказал: не графья, выдержат.

Еще прожили год. Меня приняли в комсомол. Только меня из нашей деревни. Второй год как война закончилась, но жизнь наша не улучшилась, урожаи низкие, коней мало, да и те старье одно, еле ходят. Поля не удобряются, навоз не вывозится. Только надежда на картошку. Вырастят - значит, будем сыты. И ещё много сажали брюквы, и капусту сажали, но мамка не знала, как её засолить. Однажды уложила в бочонок целыми кочанами, посолила, прикрыла крышкой. Мы очень ждали, когда она будет готова. Все люди едят уже. Когда Лида посмотрела в бочонок, там плесень и гниль. «Мамка, почему ты капусту сгноила, она без рассола?» Ответ: «Хорошая капуста сама должна дать сок». А зимой только меня посылает, то к одним, то к другим. «Динка, сходи к Федоре, попроси рассолу капустного». Вот и хожу, выпрашиваю, ради Христа. Мать наша, как повар, стряпуха, ничего не умела. У родителей пока росла - не знала забот. Её только научили прясть, вышивать и немного шить. Она умная, очень хитрая, закончила 2 класса, хорошо читала, писала, хорошо знала математику. К ней обращались, кому-то подсказать, подсчитать, она в уме всё считает. Женщины спрашивают: Асафьевна, подсчитай, когда я рожу? Мать спросит: когда в брюхе зашевелилось. Быстро высчитает. Или спросит, когда мой Толик родился, ты помнишь, сколько ему лет? Когда за Пеженгой был пожар, тогда и родился. Или спросят: когда бабка Арина умерла, сколько годов прошло?

Но капусту скажет: изрежьте овцам и корове, а ведь могла бы хоть напарить, и сами бы съели. От того мы и голодали. Она не задумывалась о завтрашнем дне. Мри, душа, неделю, а царствуй день! Из-за неё отец ушел от нас. Нас, малых, обездолила, сиротами росли по её войне.

Венька, как закончил школу, так сразу пошел работать, вместе с нами огороды загораживать для скота. Рубили березняк, делали жерди, колья. Венька только подносил. Так устал, веревки на лаптях развязались, онучи свалились. Мне так его жалко стало. Я ему завязала веревки и отправила домой. Мы пока рубили жерди, насобирали морщевиков или дождевиков, как их еще называют. Они самые ранние грибы. «Венька, иди жарь, луку туда зеленого нарежь, я приду на обед». Мамка ушла в Рослятино по делам, не знаем по каким. Вечером пришла, принесла посылку от Лиды. Вот была радость. В посылке было платье, сапожки для мамки и женское трико оранжевого цвета, наматрасник и 2 м ситцу, и 6 коробок пудры. С чего бы это? Ещё такую штуку, не знали, куда её приспособить. Толстый, крученый шелк, очень красивый, застроченный, с подкладкой, а посредине 4 резинки с железками, 5 пуговиц на конце. Что же это такое? Никто не знал. Вся деревня собралась посмотреть, позавидовать. Кто-то подсказал, это на голове носят. Кто сказал, на шее. А нет, бабы, это на титьках носят. Ой, не ври, Марья, этакую красоту, да под исподку прячут, нет. Наматрасник красивый, цветами, мамка оторвала от него, вот тебе, Динуха, платок из ситца. Веньке рубаху, завтра схожу в Лукино, Марька сошьет. Мне досталась неопознанная штука, пудра и платок. Из матрасника сшили мамке кофту и юбку широкую. И пошла мать на Троицу в Лукерино на 2 дня. Оделась в сапожки, в костюмчике, худо ли? Меня не отпустила, ты здесь управляйся со скотом. Корову подоишь свою и Петровне, они все уходят, Венька тоже ушел. Говорят, у дедушки Пармена приехал Васька сын, с Мончегорска, учится там в ФЗО.

Мамка с Веней пришли с праздника, с Троицы. Людей посмотрели и себя показали. Мамка довольная говорит: меня увидели и удивились. Сказали: ну, Асафьевна, ты наряжена, как кукла. Да, это у меня доченька высылает. Смотрю, Венька всё улыбается, с чего бы это? Говорю: ты чего не похвастаешь? Динка, тебе чего я покажу, ахнешь! И показывает мне ботинки новые кирзовые 40-й размер. Где ты взял? Это мне подарил Васька, и через 20 дней он увезет меня в Мончегорск. Да ты что! А как же я? Мамка же меня загрызет. Лида уехала, да и ты уедешь. За меня и некому заступиться. Динка, ты защищайся. Она когда закричит на тебя, давай ответ. И не убегай в свою берлогу. Пока мамки нет в избе, Венька, ты дашь мне ботинок поносить в воскресенье? У деда Степана будет пир. Нина пойдет, и меня приглашает. Ладно, только на один вечер. И даже дам носки, и резинки. Носки чтоб не свалились, покажи, дай примерю. Потом, мамка идет, прячь скорей, а то опять мне взбучка. Венька, на днях уже косить будем. Кто мне будет дудки носить и чай кипятить? Динка, ты по гектару не коси, как люди косят по 30 соток, так и ты. Венька, я теперь комсомолка, я должна идти вперед всех.

А теперь я пошла на пир. Надела платье тонкое, просвечивает, просвечивает, а трусов нет. А это трико мамка не дала. Ещё чего! На жопу надевать такую вещь, обойдешься. Ладно, юбку и кофту мне помогли Нина и Рая приспособить, неопознанную вещь подмышкой застегнули, а резинку на плечах завязали ниткой. Теперь как ещё носки надеть? Прицепить резинками, это раньше так носили мужики. Они короткие ещё, как ботинки, как бы они мне не малы были. Померила, о! в длину и в ширь велики. Набила в носки кудели, теперь хорошо. Можно плясать. Девчата мне завидуют. А у Нины есть чего одеть, но Райка в лаптях. За столом все уже под хмельком, поют песни, а мы все сидим у порога.

Праздник у Степана и Настасьи. Приехал сын с семьей. Василий и жена его Яна. Василий закончил 3 класса, уехал, в Ленинграде поучился и много лет работал секретарем обкома партии и на фронте не был. В Ленинграде жировал. Не голодал, не умирал с голода. Хоть и большой чин был, а после войны его посадили. Но сегодня ещё у него праздник. Алексей с гармошкой пришел, ну, и тут все кто во что горазд. Мы с Ниной пошли плясать, обе в ботинках, но у меня очень тяжелые, но хорошо отстукивали. Эта гостья питерская увидела меня в таком одеянии, весь вечер смеялась, а я-то думала, что я ей понравилась. Райка вышла плясать и спела «Ох лапти мои, носки выплетены, не хотела я плясать, сами выскочили». Яна подошла к Райке, покажи, как ты ходишь в таких корзиночках? Да мы всю жизнь в лаптях ходим, а в чем же ещё ходить? Ботинок у нас не бывало. Дина тоже в лаптях ходит, это она сегодня вырядилась, форсит. Ей брат одолжил на вечер. Яна подошла ко мне: девушка, что это у тебя на груди привязано? А я не знаю. Это мне Лидька прислала. А я и не знаю что. Яна: я тебе подскажу. Это пояс, его носят на теле. Резинки прицепляют к чулкам. У тебя есть чулки? Нету у меня, не бывало чулок. Как тебя зовут? Динка. Хорошее имя. Ты - не Динка, а Диана, так и называй себя. Какое у тебя чистое лицо и красивое. Яна показала, как зацеплять чулки. Я говорю ей, Яна Берковна, такой красивый пояс и носить на брюхе? Его же никто не увидит! Яна обратилась к мужу: надо сюда отправить журналиста и писателя, тут с каждого колхозника можно написать книгу. Яна говорит: как тут можно жить, кругом дремучий лес? Наверное, и волки, и медведи заходят к нам. Вы их не боитесь? Медведей нет зимой. Часто заходят в деревню волки только ночью. А медведей не боимся, мы, когда жнем овес, так медведи жрут овес с другого конца поля, мы о ведро серпом бренчим, медведи убегают.

В северном лесу, где мороз и вьюга, где с ветрами спорит ураган, в маленькой избушке родился Венюшка, славный, кареглазый мальчуган. Много он проказил, много крыш облазил. Много выбил в окнах он стекла, и не зная даже, здесь вам каждый скажет - это Венькины дела.

Венька наш был лунатиком, мы теперь готовимся: как и с чем Веньку проводить. Хлеба нет. Мамка пошла к председателю, просить муки или хотя бы зерна дал. Мамка рассказала, что Веньку увезет Парменов сын Васька. Но тут председатель так на неё гаркнул: вы что самовольничаете? Разве я разрешил ему уехать? А кто будет работать? Так все могут уехать. «Ну, ты что, Анатолий. Он же ещё ребенок, ему надо учиться. А здесь мы голодуем. В городе его там будут кормить настоящим хлебом. Его там примут в ФЗО». Конечно, отец погиб, заступиться некому за детей. Мамка пошла в Лукерино. Там бухгалтер Александр Парменович. Он знал уже, что Васька берет Веньку и сразу выписал 5 кг муки. И там же мамка получила. Мы очень обрадовались. Веньку справили с пирогами. Дала мамка ему денег на дорогу и в штаны зашила несколько рублей и не велела показывать Ваське, а то он уже курил и попивал. До Мончегорска доехали. От Вологды до Петрозаводска ехали на товарняке. Дали немного денег машинисту. Дальше купили билеты на поезд до Кандалакши. Но доехали до Оленьи, проспали в Кандалакше. Как бы проехали свою станцию и оправдались. С Оленьи до Мончегорска ехали зайцами в поезде. Добрались до места. Веньку не брали, уже набрано ребятишек, и мест в общежитии нет. Спасибо Ваське, он пробил, нашлось место. Веньке хотелось учиться на токаря, но тоже группа набрана. И стал учиться наш Венюшка на столяра-плотника. Написал нам, что выдали спецовку и выходной костюм. Кормят очень хорошо. Дают 2 блюда: суп с мясом, каша с маслом.

***

Поиск по сайту: