«Не убий Крови бо вашей... от руки человека брата изыщу» (Исх. 20; 13; Быт. 9; 5).
Человекоубийство есть одно из таких злодеяний, за которые суд Божий постигает злодея в сей жизни, часто вслед за совершением злодеяния, а еще чаще замечательными и поразительными путями. Это злодеяние человекоубийства так тяжко, что против человекоубийцы вопиют к Богу об очищении за кровь свою и «души избиенных» (Откр. 6; 10); против него вопиет и самая кровь, невинно пролитая им на земле (Быт. 4; 10); против него и самая правда Божия... Первый на земле человекоубийца, Каин, всю жизнь свою носил на челе своем печать отвержения Божия и знамение суда и кары небесной: «ирече Господь Каину: глас крове брата твоего вопиет ко Мне от земли: и ныне проклят ты на земли, ямсе разверзе уста своя, прияти кровь брата твоего от руки твоея. Егда делавши землю, и не преложит силы своея дати тебе, стеня и трясыйся будеши на земли» (Быт. 4; 10-12). Оттого бремя жизни Каина было для злодея тяжелее и страшнее смерти, которой он желал себе (стих 14); но и смерть удалена была от него угрозою суда Божия, ибо сказано: «всяк убивый Каина седмижды отмстится» (стих 15). Человекоубийца, при всех усилиях скрыть свое злодеяние, раньше или позже, так или иначе, непременно открывается и уличается, или же сам собою, по обличению совести, сознается в преступлении. Как часто самые маловажные обстоятельства, самые случайные признаки дают основание и не всегда опытным судьям узнавать и уличать скрывшегося человекоубийцу... Но иногда Бог попускает человекоубийце скрыться на время от законного преследования; но и тогда, как поразительно, как поучительно праведный суд Божий изобличает убийцу! Чаще всего его обличают угрызения и мучения совести. Совесть — это голос нелицемерного и неподкупного суда Божия в душе человеческой. Примеры такого действия совести в обличении человекоубийства многочисленны и разнообразны. Один разбойник, по имени Давид, до того привык убивать людей, что проливал кровь человеческую без всякого смущения совести, как кровь животных, и сделался предводителем шайки подобных себе злодеев. Раз, по устроению Божию, в минуты уединенного размышления, вдруг пробуждается в нем совесть и он оставляет все и предается самому строгому покаянию... Или вот другой подобный пример. Один разбойник, по имени Варвар, своими злодеяниями наводил ужас на все окрестные страны. Однажды после грабежа и пролития крови человеческой, обремененный сокровищами, он уединяется в пещеру, чтобы пересмотреть сокровища, добытые новым убийством. В уединении пещеры его ничто не развлекало; и тогда, смотря на сокровища, он спросил себя по совести: для чего все это?... В эти минуты совесть восстала страшным обличителем разбойника, и — тот, кого не могли уловить никакие преследования, является сам пред служителем Божиим и говорит: "Я разбойник! Злодеяния мои бесчисленны: я грабил, насиловал, убивал! Если знаешь, отец мой, что Бог примет мое покаяние, то, чем угодно, обяжи меня, я все готов исполнить. Если же нет, то вот меч, вели им убить меня!" — Иногда бывает так, что человекоубийца страшась законного преследования и суда, тотчас по совершении злодеяния старается только о том, чтобы подавить упреки и мучения совести, скрыть следы убийства и отклонить от себя подозрения; но при этом, в смущении совести, своими странными поступками более открывает, чем скрывает следы убийства и признаки подозрения. Бывает и так даже, что смущения совести производят в нем некоторое помешательство, так что невинно проливший кровь человеческую сам выдает себя убийцею и признает над собою непосредственный суд Божий. Вот один из таких примеров, записанных историею. Феодерик, царь варваров ост-готов, когда овладел Италиею, по клевете и неосновательному подозрению, вопреки убеждениям своей совести, папу Иоанна уморил в темнице, знаменитого сенатора Боэция замучил в страшных пытках, тестю его Симмаху отсек голову. Хотя он и давно привык к убийству и крови, но все же не мог не чувствовать угрызений совести в пролитии крови неповинной; он хотел однако же заглушить суд совести и не хотел признаться и покаяться в злодеянии. Между тем суд Божий судом совести сделал свое: Феодерик от душевного смущения и душевной борьбы впал в мрачное и томительное расположение духа, а потом и совсем помешался в уме. За обедом слуги подали Феодерику на стол голову большой рыбы. Ему показалось, что это голова недавно убитого Симмаха, и что она, прикусив зубами нижнюю губу и смотря на него глазами, выражающими дикость и бешенство, страшно грозит ему... Испуганный необыкновенным явлением и дрожа как бы в лихорадке, он бегом бросился к постели. Он оплакивал свой грех против Симмаха и Боэция, изъявляя свое сожаление об этом несчастии и тут же скончался. Бывают и такие люди, которые, по совершении человекоубийства, успевши укрыться от законного преследования, потом продолжают жить спокойно. В таких случаях суд Божий особенными обстоятельствами жизни обличает убийцу и отмщает за неповинную кровь человеческую. Чаще всего такой суд Божий выражается тем, что скрывшийся человекоубийца, после, по необъяснимому стечению обстоятельств, попадает в число людей, подозреваемых в совершении другого убийства; обстоятельства дела так запутываются, что виновник прежнего убийства никак не может доказать своей невинности в совершении убийства настоящего. Тогда он или признает в своей судьбе видимый суд Божий и открывает правду, или же, в случае скрытности, получает за скрытое злодеяние наказание по суду за такое убийство, в котором на деле он не виноват. Несколько примеров такого суда Божия над разными злодеями приводит преподобный Ефрем Сирин. — Суд Божий действует иногда в обличении человекоубийцы посредством бессловесных животных и даже вещей неодушевленных. В царстве Греческом, при императоре Константине Погонате, случилось вот что. Пустынной дорогой шел путник, сопровождаемый домашнею собакою. На путника напал разбойник, убил его и скрылся. Животное — свидетель человекоубийства, оставалось при трупе убитого хозяина неотлучно. Другой прохожий предал труп мертвеца земле; животное последовало за благодетелем своего хозяина и осталось при нем. Новый хозяин собаки был содержатель гостиницы. Прошло много времени, и вот в гостиницу входит тот скрывшийся убийца; собака, ласкавшаяся по обычаю ко всем постояльцам, вдруг, к изумлению всех, с лаем бросается на пришельца и с озлоблением кидается ему в лицо; ей запрещают; она не повинуется и повторяет свое нападение несколько раз. Видевшие это заподозрили незнакомца во враждебных отношениях к прежнему хозяину животного и объявили об этом суду. На суде скрывавшийся злодей признался в человекоубийстве. Или, вот еще замечательный случай. Шли вместе два товарища, один решился лишить жизни другого, чтобы завладеть его сокровищем. Беззащитный страдалец в руках злодея умолял его взять сокровище, только бы не убивал его и клятвенно обещался сохранить в тайне злодейское покушение его; но злодей не внимал мольбам страдальца. И вот, когда он заносил последний смертельный удар своей жертве, до них долетел звук церковного колокола; умирающий призывал во имя всевидящего Бога этот священный звук во свидетели убийства и обличителя убийцы. С злою насмешкою над бессилием умирающего и над несбыточностью надежд его злодей довершил дело. И что же? Человекоубийца с того времени не мог спокойно слышать звука церковного колокола: всякий раз, когда только слышал его, злодей приходил в смущение и трепет. Мучимый сознанием суда Божия над собою, преступник убедился в необходимости признаться в человекоубийстве, и признался. Цари Римские и гонители христиан в первые века затруднялись в изобретении средств для умножения мучений и пролития крови христианской. И за то все они или испытывали казнь небесную в ужасных муках неслыханных и отвратительных болезней, или собственною жизнью и кровию, пролитою от рук убийц, принесли возмездие за мучения и насильственную смерть христиан. "О слезы, слезы! О кровь христианская! Как жестоко вы мстите за себя!" — взывал не один гонитель христиан, сознавая над собою карающую руку Божию.
(Из "Воскресного Чтения", 1857)
Мужья и жены
Удивительное дело, — говорит святитель Тихон, — удивительное и вместе достойное сожаления! Где бы, кажется, и быть самой искренней любви, как не между мужем и женою? По самой природе человек любит отца и мать; но святое Писание говорит: «оставит человек отца своего и матерь и прилепится к жене своей; и будета два в плоть едину» (Быт. 2; 24). Стало быть, муж и жена — едина плоть, по слову Писания. А кто же враждует на свою плоть? «Никтоже бо когда свою плоть возненавиде, но питает и греет ю» (Еф. 5; 29). Но сколько иногда бывает вражды и между сими лицами, столь тесно связанными! Так-то действует хитрость диавольская: где она примечает больше любви, там она прилагает больше старания разорвать союз любви, и положить свою вражду. А сколько бывает оттого вреда — и сказать нельзя"!.. Но как же избежать этого зла? Послушаем мудрых наставлений того же святителя. "Муж, — говорит он, — должен любить свою жену: «Мужие, любите своя жены», поучает Апостол, и в пример представляет Самого Христа Сына Божия, Который любит Свою Церковь (Еф. 5; 25). Жена должна не только любить своего мужа, но и повиноваться ему: «жены, повинуйтеся своим мужем, якоже подобает о Господе» (Кол. 3; 18). Оба они должны хранить верность друг другу, соблюдать супружеское ложе непорочно, ибо сказано: «честна женитва во всех, и ложе нескверно: блудником же и прелюбодеем судит Бог» (Евр. 13; 4). Ни муж жены, ни жена мужа не должны оставлять до смерти; как обещались пред Богом друг другу, так и оставаться должны неразлучными до кончины". Вот главные обязанности мужа и жены, по указанию святителя Тихона: муж — люби свою жену, жена — повинуйся мужу, и оба будьте верны друг другу. Заметьте: мужу сказано только люби, но не сказано: повинуйся, «ибо муж глава есть жены, яко же и Христос Глава Церкве» (Еф. 5; 23). А жене сказано: люби и повинуйся, ибо и святой Апостол заповедал: «жене, учити не повелеваю, ни владети (управлять) мужем» (1 Тим. 2; 12). "Да не стыдится и ныне, — говорит святитель Тихон, — жена называть мужа своего господином, если хочет быть дщерью святой Сарры!"
Вот Самим Богом установленный порядок отношений между мужем и женою! И нет семьи счастливее той, в которой строго соблюдается этот порядок, — где муж любит жену, жена любит мужа и повинуется ему, где оба они живут душа в душу, так что нет у них ни одного домашнего дела, которое не решалось бы общим советом, — и горе и радость, несчастье и счастье — все делится пополам! Кто не знает, что и горе, которое выскажешь близкому другу, — только наполовину горе; и радость, которою поделишься с родным человеком, — уже двойная радость? А какой же друг у мужа ближе жены, и кто для жены ближе и роднее мужа? О, счастлив муж, которому Бог послал жену добродетельную; по слову Премудрого — она дороже всяких жемчугов! (Прит. 31; 10). Счастлива семья, в которой муж и жена живут взаимною любовью, — благословенна та семья от Господа! — Но как только в семье нарушается этот Самим Богом установленный порядок отношений между мужем и женою, — не жди добра, не видать счастья семье! А нарушается он, этот порядок, тогда, когда — или жена берет верх над мужем, или муж тиранит жену, или же, наконец, при всем благоразумии мужа, жена не хочет знать своих обязанностей и идет во всем наперекор мужу.
И в самом деле: вот дом, где жена, как говорится, командует над мужем. Муж безрассудно готов исполнять все ее прихоти. Как жалко смотреть на такого человека! Он любит ее без ума, и угождает во всем без ума, но этой безумной любовью только вредит и себе и ей... Она делается своенравна и капризна; он становится просто прислужником своей жены; она — его идол, он не смеет без ее позволения ни шагу сделать, ни слова сказать; жена мешается во все его дела, не только по хозяйству, но и по его службе общественной, — хотя она ничего не понимает в этих делах; но муж не смеет ей противоречить: он боится ее немилостивого взгляда, трепещет ее неласкового слова. Дети все это видят и перестают уважать отца, — мать всегда стоит за них горой, покрывает все их шалости и глупости... И горе такому мягкосердечному мужу, горе всей такой семье! — Хотите ли знать, до чего может довести такое превращение Самим Богом установленного порядка? Вспомните Соломона, этого премудрого из премудрых царей: по прихоти своих жен он настроил в своей столице капищ идольских и сам приносил жертвы идолам. Вспомните Ирода, который не посмел отказать своей жене (ведь он хорошо знал, что дочь просит по научению своей матери) в чем? — страшно сказать! — в голове величайшего из Пророков! Вспомните, наконец, тысячи примеров, когда дети, избалованные матерью, гнали из дому родного отца, да уж кстати не спускали и матери!...
Но бывает и наоборот. Бывает, что муж почти и за человека не считает своей жены. Рассвирепел он пьяный, и вот на ком показать власть? На жене... Не удалось что-нибудь в работе — опять жена виновата. И в деле и не в деле, и в сердцах и в шутку на бедную жену сыплются побои и ругательства... "Моя жена, что хочу, то и творю над нею!" — рассуждает безумный муж. И сколько горя несет такая страдалица, сколько приходится вытерпеть ей, безответной — один Бог ведает!.. А когда подумаешь, что это творится в семье христианской, между людьми православными, то как-то стыдно становится пред какими-нибудь евреями, которые лучше таких православных обходятся со своими женами!.. "Други мои! — поучает один добрый пастырь: — жена вовсе не раба мужу, а подруга, помощница ему, по назначению Господню. Следовательно, не так ли, как с равной подругой, и надо с ней обходиться мужу? Жена создана Богом нарочито из ребра мужнина: значит, не жену, а себя мы порочим, унижая женщину, и на себя самих, на свою плоть и кровь восстаем в подобных случаях. Далее: жена твоя — мать родным твоим детям; побоями ты унижаешь ее в их глазах. Она дана тебе Самим Богом, и ты пред лицом всей Церкви обещался любить ее по гроб; она участница такая же, как и ты, в дарах Святого Духа; она, как и ты, член святой Церкви и сонаследница тебе в Небесном Царствии. А ты ее, сонаследницу Христову, бьешь и тиранишь? — "Но она того стоит?" — скажешь ты. А ты не стоишь, чтобы Господь карал тебя ежечасно за твои беззакония? Ты забыл, сколько раз окрадывал свою семью, пропивая семейное достояние? Ты забыл про грехи неверности своей жене? — "Но она сварлива?" — А ты ласков был с нею всегда и старался лаской исправить ее? — "Она глупа"? — А ты умен, что думаешь побоями вложить ей ума?.. Святой Апостол Павел увещевает: «любите своих жен, а не будьте к ним суровы» (Кол. 3; 19). «Обращайтесь благоразумно с женами, - поучает святой Апостол Петр, как с немощнейшим сосудом, оказывая им честь, как сонаследницам благодатной жизни» (1 Пет. 3; 7). Помните: «пред Богом нет мужеского пола, ни женского» (Гал. 3; 28), — все равны, а выше тот, кто более благоугождает Ему!
Бывает, наконец, и то, что как благоразумно ни поступал муж, он никак не может завести порядка в доме; жена во все мешается, хотя и ничего не умеет сделать, во всем идет наперекор мужу, или же вовсе ничего не хочет делать, бросает детей и хозяйство на одного мужа, занимается только собой да нарядами. Говорить ли о женах-пьяницах? Что может быть противнее пьяной женщины?.. Понятно, что уж тут не может быть и речи о доброй советнице; «поистине лучше жити с львом и змием, неже жити с такою женою!» (Сир. 25; 18)... Терпит-терпит иной несчастный муж такой жены, да и бросит все, и сам пойдет — куда? — Заливать свое горе горькое...
Но нет, несчастный брат мой о Христе! Не ходи туда, не губи души своей! Этот крест послал тебе Господь, а ведь Он и Сам понес за нас с тобой крест — да еще какой тяжелый!.. Он хочет, чтобы мы были причастниками страданий Его: вот и посылает тому, кого любит, тяжелые кресты... Понеси же в терпении свой крест до конца; не бойся его тяжести: Кто возложил его на тебя, Тот и поможет, ведь Он Господь милосердый... А кто знает, может быть за твое терпение Он и жену твою обратит на путь спасения? О, какая это будет радость для тебя, да не для тебя только, но и для всех Ангелов Небесных!.. Аминь.
119. В скорби – к Богу поскорее!
«Многими скорбьми подобает нам внити во Царствие Божие» (Деян. 14; 22).
Многими скорбьми... а ужели вовсе без скорбей нельзя достигнуть Царствия Божия? — Нельзя, никак нельзя; ибо только при скорбях душа наша очищается от скверн греховных, с которыми невозможно войти в Царствие Божие. И потому-то нет теперь на небе ни одного святого, который бы на земле прожил век свой без скорбей; всякий из них непременно терпел скорби в жизни, или умирал скорбною смертью. Так, к Царствию Божию для всех один путь — путь скорбный. Не иметь нам скорбей в этой жизни теперь уже невозможно; ибо мы и родимся во грехах, и живем грешниками. Вот если бы на нас не было никаких грехов, тогда конечно, мы были бы совершенно свободны от скорбей: потому что тогда не от чего и не за что было бы скорбеть нам; ведь мы оттого и скорбим, что в нас живет грех, еще действуют страсти. Итак, отчего бы и от кого бы скорбь твоя ни приходила, от себя ли, от других ли, от высших ли, от низших ли, от болезни ли, от потери ли, от бедности ли, от трудов ли, от видимых ли, от невидимых ли врагов, словом — всякую скорбь к своим грехам прилагай, за все себя обвиняй. "Видно я великий грешник, когда всем и всеми оскорбляюсь; видно, сильны еще во мне страсти, когда от всякого неприятного случая так скорблю". Впрочем, обвиняя себя во всем, не забывай милосердия Божия; бия себя руками в грешную грудь, обращай свои очи к всеблагому Богу. Иначе скорбь твоя сокрушит тебя вконец, и обличение себя во грехах повергнет тебя в бездну отчаяния. А чтобы не случилось этого с тобою, не скорби слишком, не доходи в скорби до уныния. Тяжело тебе? К Богу поскорее, — Богу, Отцу твоему, скажи: "Тяжело мне, Господи!" — и знай, брат мой, что никогда так скоро не доходит до Бога наша молитва, как в то время, когда она исходит из стесненного скорбью сердца. Прибегай к Богу, ищи Его особенно там, где Он являет особенно Свое благодатное присутствие, ищи Его во святом храме, ищи Его в святых Таинах, ищи Его в святом слове; ищи — и ты все найдешь в Нем. Когда ты таким образом будешь переносить свою скорбь, то немедленно к тебе придет утешение. Тяжка и мучительна скорбь, пока не решаешься еще переносить ее терпеливо; а как скоро примешь решительное намерение, как скоро скажешь: "Буди воля Твоя, Господи! Ведь это мне за мои грехи и для очищения моих грехов: стану же терпеть, стану терпеливо ждать, пока скорбь пройдет", — тогда, будь уверен, она пройдет, и на душе сделается так легко, и сердцу будет так отрадно, и из очей польются слезы, самые сладкие слезы!... О, для таких утешений можно целые годы терпеть самые тяжкие скорби!
Бог для того и попускает нам скорби, чтобы при них мы скорее к Нему обращались, чтобы скорее о Нем вспоминали. Звоном колокола Церковь созывает христиан на молитву, а скорбью нашею сердечною Бог заставляет нас к Нему обратиться: "Мне слишком тяжело, горькая моя жизнь, — говоришь ты, — я не могу и к Богу обратиться, перекреститься не могу, сказать Богу, что мне тяжело, не могу, — не хочется"... Но ты хоть это скажи Богу: "Мне слишком тяжело, Господи, я не могу и к Тебе обратиться, перекреститься не могу; сказать Тебе, что мне тяжело, не могу, — не хочется". Скажи так, и именно этими словами, или подобными какими-нибудь, выражающими скорбь души твоей, только непременно скажи: и увидишь, как это хорошо, спасительно для тебя; не успеешь договорить слов своих, как тебе легче будет. Скорбными словами нашими, особенно когда мы к Богу их обращаем, скорбь наша всегда облегчается. Что Богу выскажешь от души, то не будет больше тяготить душу. Бог всегда благодатью Своею отзывается в сердце нашем на сердечные наши к Нему слова. — "Но, ах, зачем же мне все скорбеть и скорбеть, так часто и так много скорбеть? Успокоюсь я теперь, как к Богу обращусь; но после ведь и опять будет то же и опять буду скорбеть так же". Что делать! Прогоняй от себя теперешнюю твою скорбь, а о будущей не беспокойся: будущею скорбью займешься, когда придет она, если только придет. Да, теперь, когда тяжело тебе, обратись к Богу, и если успокоишься, будь этим доволен. А после, когда опять скорбеть будешь, ты опять за то же, опять к Богу. Весело тебе, легко на душе? — Будь весел и благодари Бога. Тяжело стало, скорбит душа твоя? — К Богу поскорее. "И так мне надобно всю жизнь?" — Да, и так всю жизнь. И так живя, ты наконец приучишься к Богу всегда обращаться, в Боге всегда находить успокоение, и таким образом многими скорбями внидешь в царствие Божие, где уже не будешь больше скорбеть, а все будешь радоваться о Боге, вечно, непрерывно радоваться. Да, вот зачем тебе надобно по временам скорбеть, чтобы потом внити в царствие Божие, где живут и радуются только те, которые в этой жизни многими скорбями приучаются в Боге находить радость и успокоение себе.
"Ах, скорби мои не о грехах, а от грехов, грешные скорби мои; скорблю о неудачах, о нуждах, о потерях земных; скорблю о суетном мирском, житейском; скорблю даже иногда от неудовлетворения пустых, низких желаний". И это ничего. От чего бы скорбь твоя ни происходила, все хорошо, спасительно для тебя, если только ты при скорби своей к Богу обращаешься, печаль свою греховную Спасителю открываешь, чтобы Он Своею благодатью истребил ее в тебе. Ведь не скорбь собственно спасает человека, а она на путь спасения его наводит. Гораздо было бы хуже для тебя, если бы ты никаких скорбей не испытывал в жизни: тогда ты легко мог бы забыть Бога, и таким образом, сойти с пути, ведущего в Царствие Божие. Оттого-то и трудно богатым войти в Царствие Небесное: печалей у них больших не бывает, в довольстве всегда они живут: к Богу прибегнуть нет им случая, так все у них идет хорошо. Нет, не сетовать безутешно, а Бога благодарить ты должен, что Он хоть какие-нибудь попускает испытывать скорби, при которых ты о Нем вспоминаешь, это значит, что Он тебя не забыл, не оставил Своею благодатью, и ведет тебя в Царствие Свое Небесное. Рассказывал некто из отцов другому, что, бывши в Александрии, он пришел однажды в церковь помолиться, и увидел там женщину богобоязненную. Она была в черном, печальном одеянии, и, молясь пред иконою Спасителя, все плакала и со слезами повторяла: "Оставил Ты меня, Господи; помилуй Ты меня, Милостивый!" — Что это так плачет? — подумал я. — Видно вдова она, и от кого-нибудь обиду терпит. Поговорю с нею, и успокою ее. — Дождавшись конца ее молитвы, я подозвал к себе слугу ее, которой был при ней, и сказал ему: — "Скажи госпоже своей, что мне нужно с нею поговорить". Когда она подошла, я, оставшись с нею наедине, сказал ей: — "Видно, обижает тебя кто-нибудь, что ты так плачешь?" — "Ах, нет, — отвечала она, и опять заплакала, — нет, отче, не знаешь ты моего горя... Среди людей я живу, и ни от кого не терплю оскорбления никакого. И вот о том-то я и плачу, что поелику я забываю о Боге, то и Бог забыл посещать меня, и три уже года, как я не знаю никакой скорби. И ни я сама не была больна, ни сын мой, и ни курицы у меня из дома не пропадало. Думаю поэтому, что Бог за грехи мои оставил меня, не посылает мне никаких скорбей, и вот плачу перед Ним, чтобы Он помиловал меня по милости Своей". Выслушав от нее это, я удивился богобоязненной и крепкой ее душе, и молясь за нее Богу, доселе дивлюсь ее крепости". Вот как люди богобоязненные рассуждают, когда долго не бывает у них скорбей: им тогда думается, что Бог забыл их; скорби они считают за особенное к себе внимание от Бога, за особенную Его к себе милость.
Итак, не скорби слишком, не доходи в скорби до уныния, а благодушествуй и радуйся, что у тебя есть о чем скорбеть: Бог, значит, не оставил тебя, любит тебя особенно, если часто приходится тебе скорбеть, — любит, и многими скорбями ведет тебя в Царствие Небесное. А когда тебе сделается слишком тяжело, от чего бы то ни было, — то ты к Богу поскорее, — Богу, Отцу твоему, скажи: "Мне слишком тяжело, Господи!" Аминь.