…И познал Адам еще Еву, жену свою, и она родила сына, и нарекла ему имя: Сиф, потому что, говорила она, Бог положил мне другое семя, вместо Авеля, которого убил Каин. У Сифа также родился сын, и он нарек ему имя: Енос; тогда начали призывать имя Господа Бога…
Сегодняшний день, а также все последующие, Сократу предстояло провести в обществе пятисот и одного гелиаста. Процедура слушания судебного дела началась с оглашения обвинительной жалобы. Эта посредственность была посредственно представлена посредственным поэтом-трагиком Мелетом.
С его губ, ловко передвигающихся на фоне застывшего в состоянии возвышенного пафоса лица, неслись лавинообразные потоки бездарных речей, переполненных ложью. В конце концов, Сократ не удержался и сказал:
- По-моему, афиняне, он - большой наглец и озорник и подал на меня эту жалобу просто по наглости и невоздержанности, да еще по молодости лет.
Далее шла обвинительная речь Полиэкта, написанная Анитом, после которой Сократу предстояло сказать пару тысяч слов в свою защиту.
Перед слушанием Лисий написал для Сократа защитную речь, составленную в духе тогдашних судебных выступлений. Ознакомившись с ней, Сократ сказал:
- Прекрасная речь, мой Лисий, но для меня неподходящая.
Слабо сказать, что Лисий недоумевал, скорее он был шокирован.
- Как же хорошая речь может быть для тебя неподходящей?
В ответ Сократ заметил:
- Разве и прекрасные наряды не были бы для меня неподходящими?!
Отказавшись от помощи Лисия, Сократ защищался сам, в своей обычной менере опровержения мнений, доводов и предрассудков.
…Вот родословие Адама: когда Бог сотворил человека, по подобию Божию создал его, мужчину и женщину сотворил их, и благословил их, и нарек им имя: человек, в день сотворения их. Адам жил двести тридцать лет и родил сына по подобию своему и по образу своему, и нарек ему имя: Сиф. Дней Адама по рождении Сифа было семьсот лет, и родил он сынов и дочерей. Всех же дней жизни Адамовой было девятьсот тридцать лет; и он умер…
- Ты безбожен, ибо утверждаешь, что Солнце – камень, а Луна – земля.
- Анаксагора, стало быть, ты обвиняешь, друг мой Мелет, и так презираешь судей и считаешь их столь безграмотными, что думаешь, будто им неизвестно, что книги Анаксагора из Клазомен переполнены такими утверждениями? А молодые люди, оказывается, узнают это от меня, когда могут узнать то же самое, заплативши в орхестре самое большее драхму, и потом осмеять Сократа, если он станет приписывать себе эти мысли, к тому же еще такие нелепые!
Пытаясь спасти положение, Мелет стал ссылаться на демонизм, но тут же получил жесткий отпор:
- Если гениев я признаю, с чем ты согласен, а гении – это некие боги, то выходит: ты шутишь и предлагаешь загадку, утверждая, что я не признаю богов и в тоже время признаю их, потому что гениев-то я признаю. С другой стороны, если гении – это как бы побочные дети богов, от нимф или от кого-нибудь еще, как гласят предания, то какой же человек, признавая детей богов, не будет признавать самих богов?
Но демонизм Сократа – и это воодушевляло его обвинителей, питало энергию их возмущения – имел необычный, некий сугубо индивидуальный, личностный характер; он был каким-то внутренним богом и гением самого Сократа, лишь для него существовавшим и лишь ему вещавшим божественным внутренним голосом.
…Сиф жил двести пять лет и родил Еноса. По рождении Еноса Сиф жил семьсот семь лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Сифовых было девятьсот двенадцать лет; и он умер…
Степень свободы и автономии личности, требуемая его демоном, была чрезмерна для всех этих низкородных плебеев. Сократовский путь демонстрации мудрости бога сопровождался разоблачением суетной и ложной мудрости представителей афинского полиса, а внутренний голос личного бога-демона заглушал общеобязательные веления полиса своим членам.
- Сократ, ссылаясь на худшие места из знаменитых поэтов, учил неуважению к простому народу, преступлениям и тирании; Сократ настраивал юношей против их родителей, родственников и друзей, выставляя последних в глупом виде.
Обвинители не подкрепили свои суждения какими-либо конкретными доказательствами. Не выставили они и свидетелей. Упоминание имен Алкивиада и Крития, которых ко времени суда уже не было в живых, лишь подогревало страсти, но ничего не доказывало. Когда же юный Платон выразил желание выступить в качестве свидетеля защиты, последовал отказ.
- Я лишь вел беседу со всеми, кто задавал мне вопросы, кому нравилось вместе со мной разбирать различные вопросы или было просто забавно присутствовать на моих испытаниях чужой мудрости. Я не брался их улучшать, не обещал им никакой мудрости. И если кто из них становиться честнее или хуже, я по справедливости не могу за это держать ответ, потому что никого никогда не обещал учить и не учил. В моих беседах я всегда стремился только к Истине и добродетели.