Может, однако, возникнуть следующий вопрос: если наличие веры связано с процессом труда, как указывалось выше, и объектами веры являются идеи и представления, жизненно важные для человека, то каким образом идеи и представления о сверхъестественном, о всемогущем и непознаваемом боге, т. е. идеи, выходящие за пределы повседневных интересов человека, могут превратиться в объект глубокой религиозной веры? Богословы часто ставят этот вопрос, считая, что ответить на него можно только на основе признания божественной природы самой веры.
Современная психология дает вполне материалистическое объяснение подобному факту. Одна из особенностей психического отражения действительности человеком состоит в том, что действительность открывается человеку независимо от отношения к ней человека.
В этом и состоит процесс самого сознания, превращения неосознанного психического отношения в сознаваемое восприятие. В зависимости от конкретных целей и условий действия человеку присуща в каждый данный момент определенная установка на восприятие. Он осознает не все внешние воздействия на его органы чувств, а лишь некоторые. Приведем пример. Человек, увлеченный беседой со спутником, идет по улице и как бы не замечает окружающей его обстановки, хотя его поведение находится в полном соответствии с происходящим вокруг. Но сознательного образа улицы у него нет. Однако, достигнув нужного дома, он останавливается, осознает, что это и есть нужный ему дом. Теперь и окружающая обстановка отчетливо сознается им.
В сфере мышления можно говорить об аналогичном процессе – человек может иметь, воспринимать многие идеи, но некоторые из них оказываются ему безразличными, другие же приобретают для него личный смысл.
Чтобы привить человеку идею бога, видимо, необходимо, чтобы эта идея была тесно связана с повседневными жизненными потребностями человека. Установить такую связь можно только тогда, когда, с одной стороны, сам человек опытом своей жизни подготовлен к восприятию подобной идеи. Как отмечал К. Маркс, верующий – это человек или не нашедший себя, или уже потерявший, т. е. человек, пришедший, в силу определенных социальных причин, к осознанию своей слабости в борьбе с окружающими его и чуждыми ему силами. Тем самым человек уже предрасположен к восприятию такой идеи. С другой стороны, сама идея бога должна быть представлена в такой форме, чтобы она имела личное значение для человека, затрагивала его насущные интересы и тем самым вызывала определенные эмоции. Каждая религия располагает соответствующей системой аргументации, которая обеспечивает «привитие» идеи бога сознанию человека. Идея бога связывается с успехом производственной деятельности человека, с его нравственным чувством, с эстетическими переживаниями. Но главным звеном, позволяющим связать идею бога с повседневными интересами человека, является, по крайней мере в христианстве, идея личного спасения. Мысль о своей судьбе, о том, что ожидает его после смерти, не может не волновать человека. Но условием такого спасения, загробной награды за тяготы и страдания жизни богословы выдвигают веру в бога, веру нерассуждающую, которую следует сохранять, несмотря на то что разум восстает против нее.
Стремясь веру в бога сделать основой жизни верующего, богословы тем не менее вынуждены отмечать, что такая вера присуща не всем. Они различают чаще всего три ступени религиозной веры: веру внешнюю, или ее иногда называют «верой от слышания», веру равнодушную и веру живую, горячую и страстную. Это разделение ступеней веры проведено в зависимости от того, какую роль идея бога играет в повседневном поведении человека. Вера внешняя, или «от слышания», характерна для той группы верующих, которые слышали о боге, и идея бога признается ими, однако эта идея не стала объектом постоянно действующих эмоций, не мотивирует их поведения. Они относятся к идее бога как к возможной гипотезе, кажущейся им весьма правдоподобной, но сама идея не «присуща» их сознанию, и в связи с этим эмоции, вызываемые ею, настолько слабы, что не заставляют их должным образом выполнять религиозные предписания. Такие верующие почти не посещают церквей, не соблюдают постов и праздников и вспоминают о церкви в тех случаях, когда возникает необходимость в соблюдении устойчивого ритуала – в связи с рождением ребенка и его крещением, в связи со смертью родственников и их похоронами. Другая группа верующих, имеющих веру равнодушную, соблюдает основные предписания церкви, касающиеся собственно культа, т. е. посещает более или менее регулярно церковь, выполняет другие церковные обряды. Но их повседневное поведение, как и представителей первой группы, определяется не религиозными идеями, а другими мотивами. Они верят в бога, располагают знаниями о религиозном учении, но считают, что их обязанность перед богом исчерпывается выполнением ряда формальных предписаний. Что же касается повседневного поведения, то оно определяется реальными условиями жизни, и самими верующими эти условия их жизни воспринимаются в непосредственной данности и почти не связываются с богом.
Подобные верующие в нашей стране составляют значительное большинство. Не случайно один из современных православных богословов признал, что идея бога в умах верующих переместилась из центра к периферии сознания.
Третья группа верующих, имеющих живую веру, тесно связывает религиозные идеи со своим повседневным поведением. Эти люди восприняли идею личного спасения как главную цель своей жизни, и во имя обеспечения спасения они стремятся претворять религиозные предписания в своем поведении, подчиняют этой цели и усилия разума, апеллируя к нему только в тех случаях, когда он помогает им оправдать свою веру.
Говоря о специфике религиозной веры и о ее эмоционально–психологическом аспекте, нельзя»е остановиться на эмоциональном значении веры для самого верующего. Когда человек, измученный горем, личными невзгодами, уставший от жизни, обращается к религии, начинает приобщаться к жизни религиозной общины и к религиозным идеям, он получает утешение. Многие верующие говорят о том, что религиозная вера дает им успокоение, приносит чувство удовлетворения. Вера действительно может дать эмоциональную разрядку, успокоение, но происходит это совсем не оттого, что человек якобы обрел бога, нашел истину, голос, который звучал в его душе, как объясняют это явление богословы. Дело обстоит иначе. Если согласно упоминавшейся выше концепции эмоций последние призваны восполнять недостаток информации, то, следовательно, при получении информации о явлениях ослабляется и сила эмоционального напряжения. Если на человека одно за другим обрушиваются несчастья, то ему бывает трудно объяснить себе такое стечение обстоятельств, и, не имея твердых мировоззренческих принципов, он ищет облегчения в том, что может дать какое–то спокойствие. Некоторые обращаются к религии, которая претендует на то, что она на все дает ответ. Этот ответ религии прост и не требует особых знаний: «Такова воля бога. Бог посылает испытание, но он же может и наградить». За неимением другого объяснения, люди принимают его.
Для такого человека большое значение имеет и общение с другими верующими, психологический тон, существующий в общине и созвучный настроениям личной беспомощности. В общине это чувство уже не является только личным, дух человеческой беспомощности перед сверхъестественной силой пронизывает всю общину, и это снимает с человека ощущение собственного одиночества.
Попадая в религиозную общину, верующий помимо психологического воздействия самой общности испытывает также и влияние выработанных данной религиозной организацией средств эмоционального воздействия. Переживания, вызванные воздействием этих средств, воспринимаются самими верующими не в их непосредственности, а связываются с религиозной идеей. Но кроме этих средств массового воздействия религиозные организации выработали много приемов, предназначенных для индивидуального, так сказать, самоукрепления веры.
Среди таких средств в первую очередь следует отметить ежедневную молитву.
В молитве происходит как бы самовнушение, человек вновь и вновь убеждает себя в существовании бога. Излагая богу свои невзгоды, просьбы, человек невольно и сам продумывает свои заботы, заново осознает их, и уже от одного этого они перестают в ряде случаев казаться ему столь тягостными. Кроме того, надежда, что часть забот переложена на бога, в какой–то мере ослабляет эмоциональную напряженность человека, доставляя ему облегчение. Сам этот факт воспринимается верующими как новое доказательство реальности бога и истинности религии.
Сходное воздействие на психику верующих оказывает и такой обряд, как таинство покаяния в православии и католицизме. Этим обрядом человеку предписывается заново продумать свои поступки, свое поведение в свете религиозных предписаний. Многократное повторение этого обряда приводит к тому, что у человека вырабатывается устойчивый религиозный принцип анализа всех явлений, формируется специфически религиозная структура мышления.
На примере этих некоторых средств укрепления религиозной веры напрашивается вывод, что иррациональная идея бога, недоступная, по признанию самих богословов, логическому обоснованию, в практике религиозных организаций закрепляется тщательно отобранными средствами эмоционального воздействия. Идея бога, получающая эмоциональную окраску, становится объектом религиозной веры.
Таким образом, веру, представляющую один из элементов познавательного процесса, играющую вспомогательную роль, религия превратила в самодовлеющее средство постижения бога, противопоставляя веру подлинно научному познанию как высший дар бога, которым обладает человек. И как бы ни пытались богословы примирить методы научного познания с религией, бесспорным остается положение о том, что для религии процесс реального познания и преобразования мира представляется второстепенной, малосущественной проблемой. Религиозной вере атеизм противопоставляет не безверие, а глубокую убежденность в творческих способностях человечества, веру в возможность построения прекрасного общества на земле. Эта вера имеет в качестве своего основания весь опыт борьбы человечества за свое счастье, она опирается на подтвержденные практикой знания о закономерных путях развития человеческого общества.
РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
Конкретные исследования современных религиозных верований. М., 1967.