время от времени мне на ум приходит одна прекрасная история, которую Вы рассказали нам более года назад.
Это история о юноше, который отправился на поиски истины и после нескольких неудач получил задание пасти коров. Его отправили с несколькими коровами в горы и приказали не возвращаться, пока ему не удастся увеличить их число до одной тысячи. Прошли годы, и в один прекрасный день он услышал, что коровы, говорят: «Нас уже тысяча!» Он, в конце концов, вернулся в долину, где люди с трудом могли отличить его от животных.
Часто, только от воспоминания об этой истории, мои глаза наполняются слезами. В конце этой истории столько красоты и свежести, что на несколько мгновений все мое существо замирает.
Бхагаван, мне бы хотелось, чтобы Вы рассказывали эту историю снова и снова: «Нас уже тысяча! Нас уже тысяча!»
Возлюбленный Бхагаван, какой смысл несет эта история? Почему этот маленький рассказ наполняет меня благоговением и слезами? Пожалуйста, объясните.
Это одна из самый древних историй сердца, это история о мире за пределами слов — о познании, а не о знаниях, о полной невинности, которая есть дверь к божественному.
Эта история заключает в себе саму суть медитативности. У нее много измерений, много скрытого смысла, и неудивительно, что она наполняет тебя слезами радости.
Эти слезы показывают, что эта история задела твое сердце, само твое существо. Они показывают, что ты уловил ее вкус, хотя и не понимаешь, о чем эта история. Ты почувствовал ее красоту, ее благость, ее глубину, — но тебе трудно объяснить самому себе, что именно ты нашел.
Ты нашел мир магии, тайны и чудес.
Я с удовольствием расскажу тебе всю историю еще раз.
Но надо рассказывать тысячи и тысячи раз, ибо каждый раз ты будешь находить какой-то новый аромат, какую-то новую прелесть, какое-то новое небо с новыми звездами.
И за этим небом есть новые небеса.
Когда-то я жил в одном месте... Я жил там двадцать лет - в Джабалпуре. В старину он назывался Джабалипур, он получил свое название в честь Сатьякама Джабала — великого мистика и провидца из Упанишад.
Эта история о Сатьякаме Джабале.
Сатьякам был очень любознательным ребенком. Он ни во что не верил, пока не переживал это на собственном опыте.
Когда он подрос, ему тогда, должно быть, было лет двенадцать, — он сказал своей матери: «Вот и пришло мое время. Сын нашего царя ушел в лес, чтобы присоединиться к семье провидца. А ему столько же лет, сколько и мне. Я тоже хочу уйти к провидцу. Я тоже хочу узнать смысл жизни».
Мать сказала: «Это очень трудно, Сатьякам, но я знаю, что ты родился искателем. Я боялась, что в один прекрасный день ты попросишь меня отправить тебя к учителю. Я бедная женщина, но трудность не в этом. Трудность в том, что когда я была молодой, я служила во многих домах — я была бедной, но я была красивой. Я не знаю, кто твой отец. И если я пошлю тебя к учителю, у тебя обязательно спросят имя твоего отца. И я боюсь, что ты можешь получить отказ. Но от попытки худа не будет. Иди и расскажи всю правду, как я ее рассказала тебе. Многие мужчины пользовались моим телом, так как я была бедной. Просто скажи, что ты не знаешь, кто твой отец. Скажи учителю, что тебя зовут Сатьякам, а имя твоей матери - Джабала, так что они могут называть тебя Сатьякам Джабал. А что касается поиска истины, то не имеет значения, кто твой отец».
. Сатьякам пошел в лес к провидцу... и, конечно же, первым делом его спросили: «Как тебя зовут? Кто твой отец?»
И он в точности повторил то, что сказала ему мать.
Там было много учеников — царевичи, дети богатых людей. Все они стали смеяться.
Но старый учитель сказал: «Я принимаю тебя. Неважно, кто твой отец. Важно, что ты правдив, искренен и смел — ты оказался способным рассказать правду, не смущаясь. Твоя мать дала тебе правильное имя. «Сатьякам» означает «тот, чье единственное желание — истина». У тебя прекрасная мать, и тебя будут звать Сатьякам Джабал. По традиции в ученики можно принимать только браминов. Я объявляю тебя брамином — ибо только брамин может найти в себе мужество, чтобы рассказать такую правду».
То были прекрасные времена. Старого провидца звали Уддалак.
Сатьякам стал самым любимым его учеником. И он заслуживал этого, он был так чист и так невинен.
Но Уддалак имел ограниченные возможности.
Хотя он был человеком больших знаний, он не был просветленным учителем. И он обучил Сатьякама всем писаниям, он передал ему все, что знал сам, но он не мог обмануть Сатьякама, как обманывал всех других.
Не то чтоб у Сатьякама возникли какие-то сомнения; просто его невинность обладала такой силой, что старику пришлось признаться: «Все, что я тебе говорил, — это знания, почерпнутые из священных писаний. Это не мое собственное знание. Я не пережил его на собственном опыте, я не жил им. Я думаю, что тебе надо пойти дальше в глубь леса. Я знаю человека, который достиг, стал воплощением истины, любви и сострадания. Иди к нему».
Уддалак слышал об этом человеке, но не был знаком с ним лично. Уддалак был гораздо более знаменит, он был великим учителем...
Сатьякам пошел к тому человеку.
Этот человек обучил его еще многим другим писаниям и всем Ведам, самым древним священным писаниям в мире. И через несколько лет он сказал: «Теперь ты знаешь все, большего знать нельзя. Иди домой».
Сперва Сатьякам пошел повидать Уддалака. Уддалак увидел Сатьякама, приближающегося по лесной тропинке. Он был поражен.
Сатьякам утратил свою невинность, вместо невинности появилась гордыня — ведь теперь он знал все, что стоило знать в этом мире.
Сама эта идея была такой питательной для эго.
Он вошел в дом.
Когда он начал склоняться к ногам Уддалака, Уддалак сказал: «Не припадай к моим ногам! Сперва я хочу узнать, куда подевалась твоя невинность. Кажется, я послал тебя не к тому человеку».
Сатьякам сказал: «Как это не к тому человеку? Он обучил меня всему, что стоит знать».
Уддалак сказал: «Прежде чем ты коснешься моих ног, я хочу спросить у тебя, пережил ли ты что-нибудь или это просто сведения? Случилась ли трансформация? Можешь ли ты сказать, что все, что ты знаешь, есть твое собственное знание? »
Сатьякам сказал: «Я не могу сказать этого. Я знаю то, что написано в священных писаниях, я ничего не пережил на собственном опыте».
Уддалак сказал: «Тогда снова отправляйся в путь, но теперь к другому человеку, о котором я узнал в твое отсутствие. И пока ты не переживешь нечто, не возвращайся. Ты вернулся не приобретшим, а утратившим. Ты утратил нечто очень ценное. А то, что ты называешь знанием, заимствовано и лишь прикрывает твое невежество, оно не делает тебя знающим. Иди к этому человеку и скажи ему, что ты пришел не за новыми сведениями об истине, о Боге, о любви. Скажи ему, что ты пришел, чтобы познать истину, познать Бога, познать любовь. Скажи ему: «Если ты пообещаешь мне это, тогда я останусь, а если нет — то я пойду искать другого учителя».
Сатьякам все так и сделал.
Тот учитель сидел под деревом в окружении нескольких учеников. Выслушав Сатьякама, он сказал: «Это возможно, но то, о чем ты просишь, очень трудно. Здесь много учеников — все они хотят получить побольше знаний. Они хотят узнать о том и об этом. Но если ты утверждаешь, что тебя не интересуют только сведения, что ты готов на все, что твоя преданность истине тотальна, тогда я укажу тебе путь».
Сатьякам сказал: «Я готов пожертвовать жизнью, но я не могу уйти, не познав истину. Я не могу вернуться к моему первому учителю, и я не могу вернуться к моей матери, которая дала мне имя «Сатьякам». А мой первый учитель принял меня, не зная брамин я или нет, а просто по той простой причине, что я был правдив. Скажи мне, что я должен делать».
Мастер сказал: «Возьми этих коров и уведи их подальше в лес, где ты не сможешь встретить ни одного человеческого существа. Цель в том, чтобы ты забыл язык, слова. Живи с коровами, заботься о коровах, играй на флейте, танцуй, — но забудь слова, й когда число коров возрастет до одной тысячи, возвращайся назад».
Другие ученики не могли поверить в происходящее — ведь коров было всего лишь дюжина или две. Сколько потребуется времени, чтобы их число увеличилось до одной тысячи?
Но Сатьякам взял коров и ушел в глубину леса, где не было возможностей для контактов с людьми, для общения с людьми.
Несколько дней ему было очень трудно, но мало-помалу он привык, коровы стали его единственной компанией. А коровы — весьма молчаливый народ. Он играл на флейте, танцевал один в лесу, отдыхал под деревьями.
Несколько лет он вел подсчет коров. Но потом бросил это, ибо ему казалось невозможным, что их число возрастет до одной тысячи. И к тому же он стал забывать, как вести счет, он стал забывать язык, слова исчезали, считать становилось невозможно.
И эта история так потрясающе прекрасна... коровы стали беспокоиться, когда их число достигло одной тысячи, так как им хотелось вернуться домой, а этот человек разучился считать!
В конце концов коровы решили: «Мы должны поговорить с ним, а не то этот дикий лес станет нашей могилой».
И однажды коровы окружили его и сказали: «Послушай, Сатьякам, нас уже одна тысяча, и пора возвращаться домой».
Он сказал: «Я очень благодарен вам. Если бы вы мне не сказали... Я даже забыл о доме и о возвращении. Каждое мгновение было так потрясающе прекрасно... такая благодать. В тишине распускалось столько цветов! Я забыл обо всем. У меня не было ни малейшего представления о том, зачем я пришел сюда, кто я такой. Все стало целью в самом себе — мне было достаточно играть на флейте, отдыхать под деревом, видеть вокруг себя красивых коров — все было так прекрасно! Но если вы настаиваете, мы должны вернуться.»
Ученики великого учителя увидели его, возвращающимся с тысячью коров.
Они побежали сообщить учителю: «Мы никогда не верили, что он вернется. Но он возвращается, и мы насчитали ровно тысячу коров. Он возвращается!»
И когда он пришел, он остановился и остался стоять посреди стада коров.
Учитель сказал другим ученикам: «Вы ошиблись в подсчете. Здесь тысяча и одна корова, вы забыли посчитать Сатьякама. Он вышел за пределы вашего мира и вошел в мир невинности, безмолвия и тайны. Он ничего не говорит, а просто стоит, как стоят все эти коровы».
Учитель сказал: «Сатьякам, подойди сюда. Теперь ты должен пойти к своему первому учителю, который послал тебя сюда. Он старый человек, и, должно быть, он ждет тебя».
И когда Сатьякам пришел к Уддалаку — к своему первому учителю, который в прошлый раз не позволил ему припасть к своим ногам, потому что Сатьякам утратил свою невинность и больше не был брамином, стал просто ученым попугаем...
Когда Уддалак снова увидел его из окна своего дома, он выбежал через заднюю дверь — ибо теперь не Сатьякам должен был припасть к ногам Уддалака, а Уддалак — к ногам Сатьякама. Ведь Уддалак по-прежнему был всего лишь ученым, а Сатьякам возвращался не как ученый, а как пробужденный.
Уддалак бежал из своего дома, он сказал своей жене: «Я не могу посмотреть ему в глаза. Мне стыдно за себя. Скажи ему, что Уддалак умер и что он может возвращаться к своей матери. Скажи ему, что я умер, вспоминая о нем». То были люди другой закалки.
Сатьякам вернулся домой.
Его мать совсем состарилась, но она все еще ждала его.
И она сказал: «Ты доказал, Сатьякам, что истина всегда побеждает. И ты доказал, что брамином не рождаются, брамин — это качество, которое должно быть достигнуто. По рождению каждый является шудрой — ибо рождение у всех одинаково. Очищая себя, кристаллизуя себя, становясь центрированным и просветленным, человек должен доказать, что он — брамин. Рождение в семье браминов не делает человека брамином».
Если вы будете медитировать над этой историей, вы увидите: сама суть медитации — это быть таким безмолвным, чтобы слова не становились между вами и реальностью — тогда вся паутина слов отпадает и вы остаетесь в одиночестве.
Это одиночество, эта чистота, это безоблачное небо вашего бытия и есть медитация.
И медитация — это золотой ключ ко всем тайнам жизни.
Возлюбленный Бхагаван,
у меня самый прекрасный учитель из всех возможных -с тех пор как я с Вами, жизнь дала мне так много, — но, тем не менее, за исключением моментов блаженства с Вами и в моей медитации, во мне всегда есть глубоко укоренившаяся печаль и стремление в какое-то пространство, которое я едва могу вспомнить. Не могли бы Вы растолковать мне это?
Медитация всегда открывает двери, разным людям -разные двери.
Печаль — это вовсе не обязательно нечто плохое. Не считай ее плохим или отрицательным качеством.
Когда человек, который никогда не был безмолвным, впервые становится безмолвным, то само безмолвие кажется печальным, ибо нет никакого возбуждения, никаких фейерверков.
Ты можешь неправильно истолковать свое первое знакомство с безмолвием как печаль, но это не печаль. Просто у тебя на уме всегда была тысяча и одна вещь, а теперь все они исчезли. Ты чувствуешь себя немного растерянным.
Прежде чем безмолвие станет песней, абсолютно необходим небольшой переходный период.
Тебе известна печаль. И в печали есть нечто от безмолвия - всякий раз, когда ты печален, ты становишься безмолвным. Поэтому есть некая связь между печалью и безмолвием. Когда ты впервые становишься безмолвным, то единственное, что ты можешь почувствовать из своего прошлого опыта, — это печаль.
Позволяй ей углубляться. Не суди о ней отрицательно, ибо само это суждение может стать препятствием. Судить о ней отрицательно — значит пытаться избавиться от нее. Не суди о ней отрицательно.
Просто прими ее как мост между безмолвием и песней.
Подожди немного, и ты начнешь чувствовать, что это безмолвие не мертво, это не кладбищенское безмолвие.
Это очень живое безмолвие... безмолвие, которое не пусто, а даже слишком полно, переполнено... Переполнено чем?
И снова тебя ждет новое переживание. Ты знал только песни со словами. Ты никогда не знал чистой песни без слов, музыки без звуков.
Подожди совсем немного, и печаль начнет превращаться в песню без слов, в музыку без звуков, в танец без движений.
Все идет совершенно правильно, тебе нужно лишь немного терпения.
Когда ты болен, в больнице тебя называют «пациентом» (английское «patient» буквально означает «терпящий»). Задумывался ли ты когда-нибудь почему? А потому, что для исцеления необходимо время и ты должен быть терпеливым. А это — внутреннее исцеление, и тебе необходимо более глубокое терпение.
Но если есть безмолвие и случается медитация, тогда вообще никаких проблем нет.
Скоро придет весна со всеми своими цветами, со всей своей красотой.
Только подожди немного.
Возлюбленный Бхагаван,
Я родился в горах, и все мое детство и юность меня тянуло исследовать, лазать по скалам или просто сидеть на вершинах, на крутых обрывах или на берегу горного потока. Я жил в горах, и они, как мать, питали меня чем-то очень ценным. Где-то я прочел, что горы, высокие, покрытые снегом вершины — это сама суть Будды.
Бхагаван, окружающая Вас красота, веющий вокруг Вас прохладный ветер... как на самой высокой и недоступной вершине мира.
Я с Вами вот уже семь лет, и в последнее время я чувствовал, что прохожу через те самые пастбища, те самые долины, которые, как я помню, оставил ради вершин семь лет назад. Теперь я вижу отправную точку совершенно по-иному: она прекрасна и свежа, самодостаточна, и больше не вызывает ужаса и отвращения.
Возлюбленный Бхагаван, я так ничего и не узнал, тысячи солнц не засияли в моей голове. Все, что у меня есть сейчас, -это я сам, довольный, в той же самой точке, из которой я начал мое путешествие семь лет назад. Не приснились ли мне все эти годы далеких странствий, тогда как мои ноги не покидали базового лагеря? Или все это было для того, чтобы я осознал, что мое место там, откуда я начал путь?
Бхагаван, пожалуйста, скажите мне: иногда эта греза кажется реальной, но сейчас мое существо не чувствует, чтобы, его куда-нибудь тянуло. Не обманываю ли я себя? Или это то, куда мне позволено дойти в этой жизни? Вы скажете мне правду? Сейчас я устал; будьте беспощадны, но, пожалуйста, скажите, что на самом деле происходит со мной.
Это происходит не только с тобой, но и со всеми, точно то же самое. Ты есть то, что ты ищешь.
Ты стоишь точно на том самом месте, к которому ты направлял свой путь — семь лет назад, или семьдесят лет, или семьсот лет...
Твоя реальность — внутри тебя, она не где-то еще. Но иногда требуются годы, чтобы понять это. Ты стучишься во многие двери, прежде чем постучать в свою собственную дверь... и тогда ты удивлен: ведь это же тот дом, который ты оставил, и это тот дом, который ты искал. Но поиски не были бесполезными, они открыли тебе глаза.
Я часто рассказываю одну суфийскую историю. Некий человек отрекся от мира, жены, дома. Он был еще молод, и он отправился на поиски учителя.
И только он вышел из своей деревни, как увидел старика, сидевшего под деревом. Солнце опускалось за горизонт, приближалась ночь.
Молодой человек обратился к старику: «Ты похож на странника, и ты определенно не из моей деревни. Я молод и я ищу учителя. Ты стар; может быть, в твоих странствиях тебе встречался учитель. С твоей стороны будет великодушно, если ты поможешь мне какими-либо указаниями — ибо я не знаю, куда идти».
Старик сказал: «Я все подробно опишу тебе. Учитель выглядит так...» — и он описал лицо учителя, его глаза, нос, бороду, одежду. «И он всегда сидит под определенным деревом», — и он дал описание дерева.
И старик сказал: «Ты найдешь его, только запомни эти отличительные черты. Когда ты найдешь человека, соответствующего этим критериям, знай, что ты нашел своего учителя».
Прошло тридцать лет. Молодой человек состарился, устал.
Ему так и не встретился человек, соответствующий описанию, которое дал старик. В конце концов он отбросил саму идею найти учителя: «Наверное, никакого учителя вообще нет». И он отправился домой. На подходе к родной деревне, под тем же самым деревом... Это было на рассвете, было больше света.
Старик еще больше состарился. При первой встрече ему было лет шестьдесят, а теперь уже все девяносто. И поскольку тридцать лет этот человек искал определенные глаза, определенный нос, определенную бороду, определенную одежду, определенное дерево...
Когда он увидел дерево и старика, он воскликнул: «Боже мой! Так ты описал самого себя? Почему же ты сразу мне не сказал? Зачем ты заставил меня странствовать по миру в поисках тебя, тогда как ты сидел здесь?»
Старик сказал: «Прежде всего, успокой свой гнев, и я все тебе расскажу. Тридцать лет назад ты был слишком молод. И время было не то: был закат, сгущалась тьма. И ты так спешил отправиться на поиски, что если бы я сказал тебе, что я -учитель, ты бы рассмеялся и сказал: «Это странно, что ты сидишь на окраине моей деревни!» И ты не можешь обвинять меня, ведь я все подробно описал, но твои глаза были устремлены вдаль. Ты выслушал меня, но не удосужился рассмотреть меня и увидеть, что я описывал свои глаза, нос, бороду, одежду и дерево, под которым сидел. Тогда ты еще не созрел. Эти тридцать лет не пропали даром, они привели тебя к зрелости. Теперь ты можешь распознать меня. Смотри... восходит солнце — время подходящее. И это не начало твоих странствий, ты уже отказался от самой идеи найти учителя. Ты встретил меня снова после тридцати лет напряженных усилий. То, что достается даром, трудно распознать. Тебе пришлось заплатить тридцатью годами испытаний за достижение зрелости, достаточной для того, чтобы распознать меня. Я мог бы сказать тебе и в тот день нашей первой встречи, — но это было бы бесполезно, ты бы не поверил мне.
И ты считаешь, что эти тридцать лет были для тебя трудными? А ты подумал обо мне — каково мне было тридцать лет сидеть под этим деревом? Ведь я описал тебе именно это дерево. И я ни на один день не уходил отсюда, так как я знал, что ты можешь прийти в любое время, и если бы ты не нашел меня здесь, то я оказался бы лжецом. Я сидел здесь тридцать лет — день за днем, зимой и летом, в дождь и в жару. И ты видишь: я стар. Меня беспокоила мысль, что если я умру до твоего прихода, это будет трагедией. Поэтому я старался как-то цепляться за жизнь — ибо, что касается меня, то я уже реализовал себя. Жизнь дала мне все, что могла, ничего не осталось. Я сидел здесь только ради тебя».
Это странная история, но весьма многозначительная.
Требуется время, чтобы осознать, кто ты есть.
По сути же, такой нужды нет: ты можешь осознать прямо сейчас, в этот самый миг. Но чтобы осознать это, тебе нужна определенная зрелость, определенное центрирование, определенная бдительность, определенное безмолвие...
Семь лет — это не долго. И не стоит беспокоиться о том, что ты не видел в себе восхода тысячи солнц; это необязательно.
Каждый переживает свое сокровенное существо по-своему. Кто-то воспринимает его как свет, но таков его тип. Есть люди, которые осознали его как полную тьму.
Ты слышишь, как повсюду взрывается фейерверк. Это празднуют фестиваль огней две индийские религии — индуисты и джайны. Но поводы у них разные; это просто совпадение, что в истории .обеих религий что-то случилось в один и тот же день.
Индуисты празднуют потому, что Рама, одно из индуистских воплощений Бога, победил Равану. После четырнадцати лет скитаний по лесам и горам он вернулся в свою столицу - Айодхью. И вся столица праздновала его возвращение: повсюду зажигались огни, устраивались фейерверки, люди веселились. Таков повод у индуистов.
А у джайнов повод другой.
В этот день Махавира стал просветленным, а Махавира -самая важная фигура в истории джайнизма. Джайны празднуют потому, что Махавира достиг освобождения. И он достиг освобождения уникальным образом...
Гаутама Будда стал просветленным в ночь полнолуния. И за исключением Махавиры, каждый, кто становился просветленным, становился просветленным в ночь полнолуния или в одну из ближайших к полнолунию ночей. Махавира уникален в том, что он стал просветленным в ночь амавас, в безлунную ночь, в полной темноте. Он такой один, никто больше не становился просветленным в ночь амавас.
Индивидуальные типы...
Гаутама Будда родился в ночь полнолуния. Он стал просветленным в ночь полнолуния. Он умер в ночь полнолуния. Это не может быть просто совпадением. В его типе заложена некая синхронность с полнолунием.
Бывают такие святые, мистики... когда они становятся просветленными, они начинают чувствовать запах некого благовония, которое не от мира сего. Поэтому среди суфийских мистиков благовония приобрели большое значение, и суфийские мистики разных школ используют разные благовония. Поскольку их учитель воспринимал некий аромат, они используют нечто подобное. Это не может быть тот же аромат, но нечто подобное — нечто, находящееся на нижней ступеньке лестницы, на верхней ступеньке которой находится то, что чувствовал их учитель. Они используют это благовоние в память о своем учителе.
Некоторые слышат неземную музыку, анахат над.
Поскольку люди бывают разных типов, у каждого предельное переживание происходит по-своему, на нем будет своя подпись.
Так что не беспокойся, если ты не видишь в себе восхода тысячи солнц.
Кабир видел их. Гаутама Будда не видел их. Махавира не видел их. Но. есть несколько других мистиков, которые видели их.
Точно так же, как ты уникален в своей обычной жизни... Ты знаешь людей, у которых есть музыкальный дар, а есть и другие люди, которым слон на ухо наступил.
Жена Муллы Насреддина купила два билета на концерт классической музыки. Мулла пытался отвертеться, но это ему не удалось, ему пришлось пойти на концерт. Это был концерт индийской классической музыки. И когда музыкант начал аалап, настройку своего инструмента, глаза Муллы Насреддина наполнились слезами. Его жена сказала: «Я никогда не думала, что ты так любишь классическую музыку».
Мулла сказал: «Дело не в классической музыке. Я плачу потому, что этот человек скоро умрет!»
Жена спросила: «Откуда ты взял, что он скоро умрет?»
Он сказал: «Однажды ночью одна из моих коз стала издавать такие же звуки. Я не мог понять, что с ней случилось. Я пытался успокоить ее, но не смог, а к утру она умерла. Я могу поручиться, что к утру этот человек умрет. Это не музыка. Это начало болезни».
Он никогда не слышал классической музыки. Бедняге довелось слышать нечто подобное... и естественный вывод.
Есть люди, которые восприимчивы к определенным вещам, например к живописи, и есть другие люди, которые совсем не воспринимают живопись.
В жизни Микельанджело был один случай...
Может быть, вы несколько лет назад читали в газетах, что какой-то маньяк разбил одну из самых прекрасных скульптур в Ватикане.
Это скульптура Иисуса Христа, лежащего на коленях у своей матери, после того, как его сняли с креста. Эта скульптура считалась самой лучшей во всем мире, она была почти как живая. Микельанджело вложил в нее все свое искусство, это был его шедевр. А этот маньяк просто разбил ее молотком, потому что он хотел прославиться на весь мир. Он и прославился на весь мир.
Случай из жизни Микельанджело, который я хочу рассказать, тоже связан с этой скульптурой.
Микельанджело пошел на рынок, в лавку, торговавшую мрамором. Как раз перед входом в лавку лежал большой камень — огромная глыба мрамора, которая лежала там многие годы. Он спросил у хозяина лавки: «Сколько ты хочешь за эту глыбу? »
Хозяин сказал: «Ничего. Эта глыба лежит здесь уже почти десять лет. И ты — первый человек, который спросил о ее цене. Если ты заберешь ее отсюда — она твоя. С меня достаточно того, что это место освободится и я смогу выставить здесь для обозрения другие камни. Эта глыба занимает слишком много места. Ни один из приходивших сюда скульпторов не увидел, для чего могла бы пригодиться эта глыба».
И из этой глыбы Микельанджело изваял ту скульптуру, которая была разбита несколько лет назад.
Когда скульптура была готова, он пригласил хозяина лавки посмотреть на нее. Тот не мог поверить своим глазам. Он сказал: «Где ты достал такой прекрасный мрамор?»
Микельанджело сказал: «Это та самая глыба, которую ты отдал мне бесплатно».
Хозяин лавки сказал: «Боже мой, ты же создал самую прекрасную скульптуру из всех, которые мне довелось видеть. Как ты умудрился сделать из той неприглядной глыбы такую красоту?»
Микельанджело сказал: «Я ничего не делал. Просто
Иисус воззвал ко мне из этой глыбы: "Микельанджело, я заключен в этой глыбе. Освободи меня"».
Это и есть гений.
В той глыбе был заключен Иисус, была заключена Мария. Но чтобы увидеть их в той неприглядной глыбе, необходимо было некое прозрение.
И если бы Микельанджело стал просветленным, его переживание имело бы некое отношение к его гению. Если Иегуди Менухин станет просветленным, его просветление будет иметь некое отношение к его музыкальному гению.
Каждый индивид уникален в своей обыденной жизни. Уникальность становится еще более четкой и ясной, кристально ясной, когда человек становится просветленным — ибо только тогда открывается его чистый гений, его чистая индивидуальность... незапятнанная, незагрязненная.
Поэтому не надо беспокоиться из-за того, что то, что случается с другими, не случается с тобой.
Иногда это может случиться, ибо в этом огромном мире уже жили миллионы людей и тысячи из них стали просветленными; у тебя может быть нечто подобное. И у тебя может быть нечто такое, что покажется необычным для других.
Ашок Бхарти задал вопрос, который уникален, — ибо такое раньше случалось только один раз.
С тех пор как он здесь, те, кто слышал его песни, видят, что в них все больше и больше красоты, радости, ликования, — но происходит еще нечто, чего вы не видите.
В своем вопросе он написал: «Бхагаван, у меня растут груди, как у женщины. И женские качества, о которых я раньше не подозревал, проявляются у меня все больше и больше».
Если он скажет об этом кому-нибудь еще, люди подумают, что он свихнулся: «Тебе надо обратиться к врачу. У тебя что-то не в порядке с гормонами».
Но такое случилось и в жизни Рамакришны, и еще нечто гораздо большее... ибо после своего просветления Рамакришна испробовал все доступные ему методы. Он хотел узнать, сможет ли он достичь того же переживания при помощи других методов, поскольку он хотел, чтобы в мире была только одна религия. У каждого религиозного человека должно быть такое желание.
Отвратительно видеть, что в мире есть триста религий, которые постоянно воюют друг с другом, они говорят о любви и убивают друг друга.
В Бенгалии есть небольшая религия, последователи которой верят, что единственный мужчина — это Кришна, а все остальные — женщины. Это весьма странная идея, и все смеются над ней, и особенно над поведением этих людей, потому что они спят со статуей Кришны, прижавшись к его груди, — совсем как женщина спит со своим мужем или любовником.
Рамакришна испробовал и их идеологию тоже, и за шесть месяцев у него появились груди, как у женщины. Но еще более странным было то, что у него появились и менструации.
Искренность этого человека, цельность этого человека... чему бы он ни следовал, что бы он ни делал, он делал это с полной самоотдачей.
Так что это возможно: распевая песни любви... ваш ум -это творец вашего тела, он воздействует на ваше тело.
Вы можете видеть, как на Западе это происходит с женщинами, которые участвуют в движении за освобождение женщин. У них постепенно исчезают груди, потому что они не хотят быть женщинами, они хотят быть мужчинами. Они хотят во всем походить на мужчин — в одежде, в поведении, в манере говорить.
Например, нигде на Востоке ни одна женщина не употребит бранного слова, это же просто некрасиво.
На Западе же это входит составной частью в образ освобожденной женщины — курить сигареты, употреблять бранные слова...
Недалек тот день, когда они начнут мочиться стоя. К тому идет! Равенство — так равенство. Предела глупости нет.
На Западе женским грудям пришлось выстрадать многое. А на Востоке женщины по-прежнему богаты в том, что касается грудей.
Ваш ум обладает огромной властью над вашим телом.
Если ваш ум ухватится за некую идею, то рано или поздно ваше тело последует за ним. Тело медлительно, но оно последует за умом.
Но даже за пределами ума ваша индивидуальность остается нетронутой.
Никогда два индивида не могут переживать в точности одно и то же.
Это является причиной великой трагедии, ибо Мухаммед переживает нечто такое, чего не переживает Махавира, а затем последователи начинают устанавливать критерии: если они следуют за Махавирой, тогда переживание Махавиры становится критерием; и если кто-то не переживает то же самое, его переживание не годится. То же самое можно сказать о последователях Мухаммеда, или Моисея, или Заратустры.
Но истина в том — хотя никто не отстаивает ее, — что все люди уникальны, у всех распускаются разные цветы.
Подобие — в цветении, а не в окраске или аромате цветов.
Цвет и аромат будут уникальны — и это хорошо, ибо это делает духовную жизнь богатой, в противном случае она была бы монотонной.
Так что пусть тебя не беспокоят переживания других людей.
И если тебе надоело странствовать, то, может быть, ты уже приближаешься к родной деревне, а я сижу там под деревом.
Только узнай меня! Всеми возможными способами я сообщал тебе, кто твой учитель.
Возлюбленный Бхагаван,
в «Горчичном зерне» Вы рассказывали о том, что Рамакришна предавался чревоугодию и люди не могли поверить, что освобожденный человек может быть чревоугодником. Перед смертью он сказал, что цеплялся за нечто несовершенное в себе только для того, чтобы оставаться здесь и служить людям.
Вы говорите, что многие учителя поступали таким же образом. Как только они начинали чувствовать, что нечто в них вот-вот станет совершенным, они цеплялись за какое-нибудь несовершенство, чтобы оставаться здесь.
А за что цепляетесь или собираетесь уцепиться Вы, Бхагаван?
Я цепляюсь за тебя!
Беседа 26
АЛХИМИЯ ПРОСВЕТЛЕНИЯ
Октября 1986 г., Бомбей
Возлюбленный Бхагаван,
с самого детства я вижу Вас как будду, даже еще до Вашего просветления я видел Вас как будду — та же безмятежность, то же естественное тепло, та же спонтанность, та же любовь, то же сострадание, та же беззаботность, то же блаженство, что и сегодня. Я видел многие из Ваших фаз, и я говорю снова и снова, что Вы были буддой еще до Вашего просветления. История о Вашем просветлении — это прекрасный прием, чтобы придать нам уверенность. Я безмерно благодарен.
Мне так повезло, что Вы проливали Вашу любовь и сострадание на меня с самого начала. Вы помогали мне на каждом шагу, в каждой поворотной точке моей жизни. Вы изменили мою жизнь, Вы наполнили мою жизнь любовью и радостью, Вы дали мне потрясающую ясность. Вы сделали меня свободным. Я склоняюсь перед Вами.
Нарендра, ты почти прав. Но запомни мой акцент на слове почти.
И это верно не только относительно меня, но и относительно каждого другого: каждый по природе есть божественное существо, пробужденная душа, Гаутама Будда, который просто на время заснул, просто на мгновение забыл самого себя и заблудился в грезах, прекрасных грезах, полных амбиции, желания, стремления к успеху... быть кем-то особенным, оставить после себя след.
Как только ваш сон прервется и сновидения исчезнут, вас ожидает большой сюрприз, может быть, величайший сюрприз: то сокровище, которое вы искали, находится внутри вас; тот рай, который вы искали, находится внутри вас; и нет никакого Бога, который может изгнать вас из рая, ибо сады Эдема — это само ваше существо. Самое большее, вы можете забыть его, но утратить его вы не можете.
И как только вы распознаете его, жизнь станет действительно веселой, вы сможете посмеяться над вашими собственными усилиями и стараниями, над всем вашим прошлым, которое вы провели в поисках.
И цель ваших поисков не была далеко от вас, она даже не была близко от вас. Вы были целью, искатель был искомым.
Все, что вы делали до просветления, все, чем вы были до осознания вашей потрясающей красоты, вашей вечной жизни, приобретет для вас иное значение после вашего просветления.
Для вас и для тех, кто близок вам, просветление все совершенно изменит.
Нарендра знает меня еще с тех пор, когда мы были детьми. Но если бы я не стал просветленным, он бы не задал мне этот вопрос, такой вопрос у него просто бы не возник. Сама идея «буддовости» могла бы вообще не прийти ему в голову; он знал меня как друга, он знал бы меня как любящего товарища.
Именно мое просветление изменило все его переживания, придало им новый оттенок, новый свет, новую яркость. Те же самые события стали приобретать совершенно новый смысл.
Я могу понять твой вопрос, Нарендра.
Сейчас ты смотришь в прошлое, но поскольку ты теперь знаешь о моем просветлении, ты легко можешь прийти к выводу, что я всегда был просветленным, что я родился просветленным; если бы не мое просветление, те эпизоды любви, заботы и понимания не приобрели бы такого красочного и яркого значения. Вот почему я говорю, что ты почти прав.
Я и сам могу смотреть в прошлое... тогда все приобретает новое значение. Если бы не просветление, все воспринималось бы по-другому.
Благодаря алхимии просветления все становится чистым золотом, маленькие и незначительные вещи приобретают крылья и становятся великими.
Я приведу несколько примеров, которые при других обстоятельствах не могли бы быть поняты так, как понимаются сейчас.
Один из моих учителей был очень педантичным человеком, приверженцем дисциплины... очень милый человек.
Каждый год он начинал свой первый урок одними и теми же словами; поскольку ученики были новыми, он всегда представлялся им следующим образом: «Будет лучше, если я сразу объясню вам, что я за человек, чтобы вы не блуждали во тьме без всякого представления о натуре вашего учителя. Прежде всего, я не верю в головную боль и боль в животе. То, что вы не можете доказать, а я не могу проверить, не будет приниматься мной как повод для того, чтобы отпустить вас с занятий. Если у кого-то повысится температура, я могу это проверить. Итак, запомните: я просто не верю в головную боль и боль в животе, потому что их невозможно доказать. Даже врачу приходится полагаться на слова пациента, когда тот говорит, что у него болит голова, — может быть, он просто лжет или у него такая иллюзия. Где доказательства? Как узнать, что вы не лжете?»
Я сказал себе: «Это странно. С этим типом придется повозиться», — так как головная боль и боль в животе были обычными предлогами для того, чтобы улизнуть из школы.
Этот учитель каждый день ходил на прогулку. Недалеко от школы была красивая аллея, по обеим сторонам которой росли большие манговые деревья.
Я сказал себе: «Это надо уладить с самого начала». Я залез на дерево и стал поджидать этого учителя — он был мусульманином, его звали Рахимуддин. Он появился точно в положенное время. Он был точен во всем, каждый день он проходил под этим деревом в одно и то же время.
Я бросил ему на голову большой плод манго. Он вскрикнул: «Ах!» — и посмотрел вверх. И он увидел меня на дереве.
Какое-то время он молчал, а затем сказал: «Спускайся!»
Я спустился.
Он сказал: «Ты доказал, что голова может болеть, но никому об этом не рассказывай. Если у тебя заболит голова, просто подними один палец — и я отпущу тебя домой. Если у тебя заболит живот, подними два пальца — тебе не надо доказывать мне, что живот может болеть, ибо ты мне кажешься опасным типом!»
Он был старым холостяком, он никогда не был женат. Он жил прекрасной жизнью, у него был маленький домик с садом. И он был известен в городе благодаря одной своей странности — у него было достаточно денег, ведь у него не было ни жены, ни детей... У него было триста шестьдесят пять комплектов одежды — один комплект на каждый день в году. Естественно, все мужья ревновали к нему своих жен.
Он сказал: «Я живу один. Я сплю в саду и я не ,хочу никаких доказательств существования болей в животе! С меня достаточно. Ты доказал мне, на что ты способен. Поэтому, если у тебя заболит живот, подними два пальца — я пойму. Но пусть это будет соглашением между мной и тобой. Никому об этом не рассказывай».
Я сказал: «Мне нет дела до других. Моя проблема решена, ибо, как и вы, я хочу, чтобы все было ясно с самого начала».
Он сказал: «Ты сделал все предельно ясным — голова у меня все еще болит! Я учительствую вот уже тридцать лет, но никто еще до такого не додумывался. Я буду помнить тебя всю мою жизнь».
Это было незначительное происшествие, и оно бы забылось, — но когда много лет спустя обо мне заговорили, он стал говорить людям: «Я еще тогда знал, что из этого мальчика выйдет нечто необыкновенное».
Люди спрашивали у него: «Как же ты это узнал? Ведь ты никогда не говорил об этом раньше».
Он отвечал: «Я почти забыл об этом, но сейчас, когда его имя стало известным во всем мире, я вспомнил. И теперь тот случай приобретает совершенно иной смысл. Ведь всю мою жизнь я начинал занятия таким образом, но никто никогда не пытался что-либо предпринять. И он был единственным учеником, который доказал мне, что головная боль существует. Тогда-то я и понял, кто он такой».
В 1970 году я в последний раз посетил тот городок. Тот учитель совсем уже состарился. Услышав, что я приехал, он пришел повидаться со мной. Я сказал: «Я сам собирался прийти к вам. Вам уже много лет, вам не стоило идти сюда почти две мили».
Он сказал: «Я чувствую себя счастливым. Твой вид все еще причиняет мне головную боль, но теперь я испытываю определенную гордость: ты был моим учеником».
Теперь все это дело принимает другой оттенок, он мною гордится. А если бы из меня получился вор и убийца, тогда этот же самый случай был бы доказательством совершенно иного: «Я с самого начала знал, что этот мальчишка станет преступником и рано или поздно кого-нибудь убьет».
Ретроспективно вы всегда смотрите на вещи таким образом, как никогда бы не смотрели на них, если бы жизнь пошла другом направлении. Те же самые вещи выглядели бы по-иному.
Кстати, мне хотелось бы напомнить вам, что все автобиографии фальшивы, ибо все они написаны ретроспективно. Человек становится Махатмой Ганди, а затем пишет автобиографию в свете того, кем он стал. Он начинает смотреть на прошлые события, когда он еще не был Махатмой Ганди, и теперь все надо подогнать к образу Махатмы Ганди. Должна быть некая логическая связь, последовательность. Поэтому это все равно, что читать роман с конца — все будет совершенно по-иному.
Все автобиографии — вымысел. В библиотеках их не следует выделять в особую категорию. Библиотечная наука должна понять простой факт: все автобиографии — это художественная литература.
Например, перед смертью своего отца Махатма Ганди сидел у его постели и массажировал ему ноги, а врачи сказали, что его отец не доживет до утра, не было никакой надежды, что он увидит рассвет, до восхода солнца он должен был умереть. Ночью Махатма Ганди массажировал отцу ноги, но думал он о своей жене. Отец умирал. Не было никаких сомнений в том, что то была его последняя ночь. В какой-то момент отец заснул.
Видя, что отец спит, Махатма Ганди потихоньку проскользнул в комнату своей жены, и, пока он занимался с ней любовью, его отец умер. И внезапно весь дом пробудился. Махатма Ганди услышал шум... «Что случилось?» И он не мог простить себе, что даже в ту ночь, когда его отец должен был умереть, он не смог обойтись без своей жены.
Если бы он не стал известным человеком, всемирно известным человеком, этот случай не приобрел бы такого значения; может быть, он и сам бы забыл о нем, простил бы себя — просто обыкновенный случай. \
В автобиографии он соединяет этот случай с тем великим Махатмой, которым он стал. И это все вымысел — он говорит, что из-за этого случая он задумался над целибатом. Он стал думать о брахмачарье, о целибате, безбрачии. Это неправда, но он должен был подогнать этот случай к жизни махатмы.
И все прекрасно увязывается; любой, кто прочитает его автобиографию, почувствует, что там есть определенная связь. Но это неправда, ибо все его четыре сына родились после этого случая. Так что меня ему не обмануть. Он обманывает самого себя, Он обманывает своих последователей, он обманывает историков. Но если бы это было причиной принятия им целибата, то он остался бы без детей. Все четверо сыновей родились после этого случая, так что этот случай не имеет никакого отношения к его целибату.
Но для его ума — и для ума любого человека, прочитавшего автобиографию Махатмы Ганди, — это кажется убедительным... наверное, потрясение было слишком сильным: «Я виновен в смерти моего отца. Я бы мог остаться у его постели, но мое вожделение, моя похоть оказались сильнее моей любви и почтения к отцу. Моя жена никуда бы не делась, а вот отец должен был в ту самую ночь уйти во тьму, в неизвестное».
Я прочел много автобиографий, и я вижу, как люди, когда они смотрят в прошлое, смотрят на него теми глазами, которые они имеют сейчас, со всем тем опытом, который они накопили за это время. Из-за всего этого опыта, из-за этих новых глаз, смысл всех прошлых событий начинает меняться.
Нарендра, ты знаком со мной с самого детства. Если бы я не стал тем, кем я стал, ты бы помнил меня как любящего товарища, но никогда бы не подумал, что я родился буддой, -эта идея возникает сейчас. Это мое просветление дает тебе такое чувство: «Боже мой, он же всегда был любящим!» — но это не одна и та же любовь.
В определенном смысле, и капли росы, и океан — это вода. Но капля росы есть капля росы, а океан есть океан.
То, что ты тогда видел во мне, было всего лишь каплей росы. И теперь та капля росы кажется тебе океаном, ибо сейчас ты видишь океан. Это все равно что... если посмотреть на Ганг в Гималаях, в Ганготри — это всего лишь маленький ручеек. И подумать нельзя, что он когда-нибудь доберется до океана, он слишком мал. Индуисты установили там мраморную голову коровы, и Ганг выливается изо рта коровы — такой маленький ручеек. В Гималаях есть миллионы ручьев, которые гораздо элыпе.
Но если посмотреть на тот же Ганг у Калькутты, в Гангасагаре — Гангасагар означает «океан Ганга» — он стал таким большим, таким полноводным, что просто трудно подумать, что это — река, он выглядит как океан. Очень трудно связать в своем представлении эти два места. Ганг в Ганготри можно было бы принять за один из тех миллионов ручьев, которые бесследно исчезают в лесах и пустынях.
Но поскольку этот ручей стал Гангом, то, зная об этом, даже у его истока человек испытывает чувство чего-то потенциально огромного. Он не кажется просто маленьким ручейком — это ручей, который станет Гангасагаром.
Каждая автобиография фиктивна; незначительные слу-1аи, которые сами по себе не имеют никакого смысла, внезапно 1ачинают приобретать смысл в контексте того, чем стал 1еловек.
По сути, это верно: каждый человек есть будда — и, естественно, я не исключение. Пожалуйста, не исключайте меня из числа будд. Но эта буддовость — всего лишь семя, и из миллионов семян, может быть, одно семя приходит к цветению. Оно показывает, что каждое семя может прийти к цветению. Его пример является огромным воодушевлением для каждого человеческого существа.
В этом смысле ты правильно видишь меня прирожденным буддой, но не забывай о своей ответственности. Это означает, что и тебе надо доказать, что ты тоже прирожденный будда. Может быть, ты начал расти немного поздно.
Но в вечности времени что такое «поздно»?
Есть только семь дней недели. Выбирай любой, но начинай.
Я не заинтересован в том, чтобы обратить кого-то в свою идеологию — у меня нет никакой идеологии.
Во-вторых, я считаю, что любое усилие, направленное на обращение кого-то в свою веру, является насилием; это посягательство на его индивидуальность, на его уникальность, на его свободу.
Поэтому моя функция — это не функция преподавателя, не функция пророка, не функция спасителя, не функция посланника.
Моя функция в том, чтобы быть напоминанием. Я хочу быть для вас просто зеркалом, чтобы вы могли увидеть свое изначальное лицо. И если вы можете увидеть во мне будду, тогда вы без особого труда сможете увидеть будду и в самом себе — может быть, немного ленивого, немного сонного, немного сбившегося с пути.
Но будда есть будда.
Не имеет значения, если у него винты и гайки дали небольшую слабину, мы их подтянем.
Буддовость — это сущностная природа человека.
Я не хочу, чтобы вы поклонялись буддам; я хочу, чтобы вы стали буддами.
Это единственное правильное поклонение.
Если вы любите, станьте им.
Возлюбленный Бхагаван,
Гаутама Будда, Махавира, Кришнамурти всю свою жизнь странствовали с места на место.
О Кришнамурти рассказывают, что когда он в последний раз уезжал из Индии в Калифорнию, он сказал кому-то, что, если в Калифорнии врачи запретят ему путешествовать и проводить беседы, тогда все будет кончено, через четыре недели он умрет — именно так и случилось на самом деле.
Бхагаван, что это за проницательность у всех великих учителей, которые все время странствовали, а не оставались на одном месте, как Рамана Махариши?
Рамана Махариши — мистик, но не учитель.
Мистики никогда не странствуют, ибо они не предпринимают никаких усилий для того, чтобы передать свой опыт другим. Они считают, что то, что они переживают, нельзя передать другим.
Поэтому во все века мистики оставались на одном месте.
Какой смысл странствовать из одного города в другой, из одной страны в другую — ради чего?
Опыт мистиков выражен в древнем афоризме: «Колодец остается на своем месте. Жаждущие должны идти к колодцу, а не колодец — к жаждущим».
Будда, Махавира, Бодхидхарма, Шанкара, Нагарджуна, Мухаммед, Иисус, Кришнамурти — все они странствовали, все время в пути...
Мухаммед переиначил поговорку о колодце и жаждущих, и он переиначил ее таким прекрасным образом. Он говорил: «Если гора не идет к Мухаммеду, тогда Мухаммед идет к горе».
Таковы учителя... Не то, чтоб они были против мистиков: по сути они согласны, что очень трудно, почти невозможно, сообщить, сказать что-либо об истине, о самореализации. Это за пределами возможностей языка — с этим они согласны.
Но все же учителя говорят, что всегда можно попробовать какие-нибудь непрямые способы, вреда от этого не будет. Нет прямого способа перевести внутреннее переживание на внешние языки, но можно найти такие способы, такие приемы, при которых нечто может быть сказано, может быть не сказано, но может быть услышано.
Да, истина не может быть выражена словами. В этом мистики и учителя согласны: истину нельзя выразить словами. Но учителя не согласны с мистиками в одном пункте: истина не может быть выражена словами, но она может быть услышана — через глаза учителя, через присутствие учителя, через его любовь, через его сострадание, через его безмолвие.
Ничего не говорится, но у кого-то сердце может начать танцевать, может возникнуть песня.
В присутствии учителя ученик может осознать, что обычная человеческая жизнь — это еще не все, есть нечто большее. Если дать ученикам понять, что есть нечто большее — более великий покой, более глубокое безмолвие, льющийся через край экстаз — они могут начать искать это, они могут стать искателями. И что в этом плохого? Даже если никто не слушает, все равно стоит предпринимать усилия.
Мистик и учитель переживают одно и то же, но у них разные взгляды на возможность передачи своего опыта другим — и, кажется, оба правы.
Мое собственное понимание таково: мистики — это более обычный вид людей. Они происходят из той категории людей, которые не обладают даром красноречия, среди которых нет поэтов, художников, музыкантов, танцоров. Они выходят из народных масс.
А учитель более красноречив, более талантлив. Если он не может выразить нечто словами, он выразит это в живописи, скульптуре, танце, пении — и живопись, танец, пение или любое другое творческое искусство может стать средством передачи того, что не может выразить язык.
И есть люди, которые обладают даром красноречия; они могут говорить таким образом, что через слова вам передается некое бессловесное послание. Слова будут лишь оболочкой, а содержимым будет бессловесное. Но для этого нужен очень красноречивый человек, который может пользоваться языком так, что язык становится музыкой, поэзией, безмолвием... он становится не только тем, что говорится, но и тем, что не высказывается. Язык может стать средством передачи, — но это будет зависеть от слушающих. Многое будет зависеть от слушающих.
Итак, основная функция учителя — это, во-первых, создавать учеников, которые могут понимать в словах бессловесное. .. которые могут сидеть в безмолвии и при этом наполняться потрясающей безмятежностью.
В присутствии учителя в них может начать открываться нечто — как будто восходит солнце и начинают петь птицы, а ведь птицам никто не сообщает, что наступил рассвет. У бедных птиц нет будильников, но сам свет... тьма уходит, ночь прошла, и вся природа ликует. Начинают открываться цветы, повсюду распространяется их аромат.
Мистик достиг, он исполнился, он завершил свое путешествие. Но он не очень одаренный гений.
Мастер работает сверхурочно. Его работа завершена, но его гений, его талант, требует выражения.
Кришнамурти сказал: «Если мне придется последовать совету врачей и прекратить мои странствия и беседы, тогда я не проживу больше четырех недель». И через четыре недели он умер. Его работа была уже завершена, теперь он жил только для того, чтобы помогать другим. И если даже этого делать нельзя, тогда какой смысл попусту оставаться здесь? Его лодка давно уже пришла за ним. Он просто откладывал отплытие - кто-то может прислушаться к его словам, кто-то может услышать, кого-то они могут затронуть. Но если ему нельзя странствовать и беседовать с людьми, тогда у него нет причин продолжать дышать. Он же не идиот. Почему он назвал срок в четыре недели? — да просто из-за инерции прошлого. Чтобы дыхание и сердцебиение замедлились и исчезли, требуется приблизительно три-четыре недели. И чем старше человек, тем больше требуется времени. Если бы он был помоложе, то потребовалась бы всего одна неделя.
Это очень странный феномен — он объясняется тем, что у молодого человека сердце работает быстрее, оно может быстрее исчерпать инерцию движения. Старый человек и так замедлен, его сердце привыкло к медленному ритму, поэтому требуется три-четыре недели.
Быть мистиком — редкость, но быть учителем — еще большая редкость.
А быть удачным учителем... для этого надо прийти ко мне!
Возлюбленный Бхагаван,
всякий раз, когда я пребываю в безмолвном пространстве, я слышу некий звук — что-то вроде «ом» или гудения. Мне нравится этот ритмичный, мелодичный бесконечный звук. Мне случается слышать его и тогда, когда я полностью отдаюсь какой-либо деятельности.
Можно ли слушать этот звук и наслаждаться им, или это — проекция ума, греза наяву? Пожалуйста, дайте мне наставление.
Вот что надо запомнить прежде всего: не надо повторять какой-либо звук как мантру, ибо когда ты повторяешь, ты творишь нечто — тогда это проекция твоего ума.
Если же ты просто молчишь или слышишь некое гудение, тогда это — звук Существования.
Медитирующие испокон веков слышат это гудение. На Востоке это гудение получило особое название — ом. Это не точно ом, но нечто подобное.
Следует помнить, что в санскрите, который является самым древним языком в мире, материнским языком всех цивилизованных языков, ом не пишется буквами. Для него был принят особый символ, чтобы специально выделить его, показать, что он не имеет никакого отношения к языку, что он за пределами языка и не является частью санскритского алфавита.
По написанию это — символ, а символ может быть использован в любом языке. Санскрит не обладает монопольным правом на него, ибо он не является частью санскритского алфавита. Его слышат...
Джайны, буддисты, индуисты — их теологии отличаются по всем пунктам, но все они слышат звук ом.
Нет никакого различия, это не гипотеза, это не отстаиваемая кем-то теория.
Любой, кто становится предельно безмолвным... это поет само безмолвие, это песня тишины.
Поэтому относительно звука ом согласны все — индуисты, буддисты, джайны. Их священные писания начинаются с ом и в конце их священных писаний стоит ом, ибо это — универсальный звук.
Это породило проблему — и есть много проблем такого рода, — ибо все мистики в этой стране и на Дальнем Востоке слышали звук ом. Люди, читающие священные писания, начинают думать: «Если ом — это звук природы самого Существования, тогда при постоянном повторении ом, его можно будет вскоре услышать». Это логично, но не реалистично.
Если вы будете повторять ом, вы никогда не услышите настоящий звук; вы будете продолжать повторять, и, может быть, вы начнете слышать ваше собственное повторение.
В Тибете, где была проведена самая большая работа над этим «беззвучным звуком», как его там называют, был создан специальный инструмент.
Это своего рода металлический котел, отлитый из сплава нескольких металлов в определенных пропорциях, и небольшой стержень, тоже отлитый из сплава нескольких металлов в определенных пропорциях. Надо прижать стержень к краю котла и совершать им быстрые круговые движения — и возникает некое гудение. Это нечто более близкое к экзистенциальному звуку, чем звучание слова ом.
В каждом ламаистском монастыре Тибета вы услышите этот звук — специально назначенный лама непрерывно извлекает его. Когда он устает, ему на смену приходит другой... этот звук извлекается двадцать четыре часа в сутки, но это — звук, извлекаемый человеком. Это похоже, но это не то же самое.
В Индии индуисты впали в то же заблуждение. Они сделали звук ом своей самой важной мантрой: надо просто непрерывно повторять ом про себя, чтобы все ваше существо наполнилось им: «Ом, ом, ом». Вы обманываете себя, это — ваш звук.
Так что, если ты не создаешь этот звук, тогда нет нужды беспокоиться.
Если в тот момент, когда ты становишься безмолвным, ты слышишь его, тогда это — великое благословение. Это означает, что ты проник очень глубоко в экзистенциальный мир безмятежности.
Но не пытайся обмануть Существование. Можно всю свою жизнь распевать звук ом, но это бессмысленно, это не имеет никакого отношения к Существованию.
По отношению к Существованию надо быть слушателем, абсолютно пассивным, расслабленным, в состоянии раскрепощения. Не навязывай себя Существованию. Ты — единственный барьер, а навязывание себя — единственный грех.
Просто оставайся совершенно пассивным, в состоянии свидетельствующего недеяния, вслушиваясь во все, что происходит, позволяя этому происходить.
Это очень хорошо, и имеет огромное значение.
На пути, если ты начинаешь слышать звук ом, это означает, что ты принят, Существование приветствует тебя. Тебе не надо больше искать, ты нашел дверь.
Просто расслабься еще больше и предоставь все Существованию... полное доверие и полная пассивность.
Твое отсутствие — это присутствие божественности.
Как только тебя больше нет, случается чудо.
Возлюбленный Бхагаван,
в один из недавних вечеров Вы сказали, что Иисус, Маркс и Фрейд были, пожалуй, самыми великими бизнесменами мира.
Однажды я слышал, как Вы назвали себя старым евреем.
Бхагаван, каков Ваш бизнес?
Миларепа, я — компаньон, который предпочитает помалкивать.
Возлюбленный Бхагаван,
с тех пор, как я в 1981 году принял санньясу, люди, постоянно видят во мне Иисуса Христа! Что у меня общего с этим парнем?
Сатсанга, это опасно. Состриги бороду! А не то тебе состригут голову!
Иисус! Они видят в тебе Иисуса Христа?
Тогда и до распятия не очень далеко. Первое, что тебе надо будет сделать, когда ты выйдешь из этого зала, — это сбрить бороду. А если и тогда люди будут узнавать тебя, повесь себе на шею табличку «Я не Иисус Христос».
Ты должен дать им ясно понять это, иначе твоя жизнь будет в опасности.
Беседа 27
ЧТО БЫ НИ
СЛУЧИЛОСЬ В
БЕЗМОЛВИИ — ЭТО
ВАШ ДРУГ
Октября 1986 г., Бомбей
Возлюбленный Бхагаван,
тринадцать лет назад я, смертельно раненная, оставила мир и пришла к Вам. Вы исцелили меня и вернули мне больше, чем жизнь. Затем, год назад, я вернулась в тот мир, из которого я бежала, и почувствовала себя ребенком из детского сада, который еще азбуку толком не знает. Естественно, были темные моменты. В эти моменты некий внутренний голос — не Ваш ли это был голос, Бхагаван? — продолжал втолковывать мне: «Не предавайся эмоциям — наблюдай!»
На многие месяцы этот голос стал моим постоянным спутником, пока внезапно я не осознала: тьму и конфликт создавали мои собственные страхи, желания и суждения. Этот проблеск был окружен спокойным, расслабленным чувством свободы и приятия. Сейчас, снова переживая потрясающую красоту сидения у Ваших ног, я вижу, что, как бы долго я ни наблюдала, это желание быть в Вашем присутствии не оставляет меня.
Возлюбленный Бхагаван, разве можно не стремиться к тому, что так уникально и прекрасно?
Лалита, на духовном пути есть много перекрестков. На каждом перекрестке человеку кажется, что он прибыл на место.
И в определенном смысле, это верно.
Это некое благословение, неведомое ранее, абсолютно новый покой, невообразимое безмолвие... и любовь, аромата которой человек жаждал многие жизни и никогда не находил. Естественно, человеку кажется, что он оказался дома.
Это одна из самых трудных задач учителя — толкать вас дальше, говорить вам: «Это всего лишь начало, вас ожидает гораздо большее». И хотя для вас непостижимо, как может быть нечто большее... любовь, доверие и преданность, которые вы испытываете к учителю, помогают вам двигаться дальше.
Эти моменты приходят снова и снова. Каждый раз двигаться дальше становится в некотором смысле труднее и в некотором смысле легче. Труднее в том смысле, что каждая новая реализация, каждое новое достижение, каждое новое откровение так огромно, так захватывающе, что все, что вы знали раньше, просто меркнет — так что двигаться дальше становится труднее.
Но, с другой стороны, двигаться дальше становится легче, потому что каждый раз учитель говорит вам: «Двигайтесь дальше», — и вы всегда приобретаете больше, вы ничего не теряете. Это всегда новая дверь к новой тайне, одно новое небо за другим.
Поэтому доверие тоже возрастает. И теперь легче слушаться учителя и двигаться дальше.
Вот одна древняя история... она мне всегда нравилась.
Жил один старый дровосек, бедный и одинокий, который зарабатывал себе на жизнь тем, что рубил дрова и продавал их. Каждый раз, когда он шел в лес, он проходил мимо дерева бодхи, которое росло на краю леса, — под таким же деревом Гаутама Будда стал просветленным, поэтому это дерево и получило название «дерево бодхи». Бодхи означает просветление.
Кстати, вам будет интересно узнать, что ученые обнаружили в дереве бодхи некое вещество, которого нет ни в одном другом дереве, и это вещество абсолютно необходимо для развития разума. Может быть, это очень разумное, чувствительное дерево. Это не может быть простым совпадением...
Каждый раз дровосек видел под деревом бодхи старика, который тихо сидел там всегда- летом, зимой, в сезон дождей. Прежде чем войти в лес, дровосек всегда припадал к его ногам, и каждый раз старик улыбался и говорил: «Ну и идиот же ты!»
Дровосек никак не мог понять: «Почему? Я припадаю к его ногам, а он вместе того, чтобы благословить меня, улыбается и говорит: "Ну и идиот же ты!"» Однажды он набрался мужества и спросил: «Что ты имеешь в виду?»
Старик сказал: «Я имею в виду вот что: ты всю свою жизнь рубишь деревья, а если ты немного углубишься в лес, ты найдешь медную шахту. Только идиот может не заметить ее! А ты всю свою жизнь ходишь по этому лесу... За один день ты можешь набрать столько меди, что, продав ее, обеспечишь себя на неделю, тебе не надо будет рубить дрова каждый день, ведь ты уже стар».
Дровосек не мог поверить в это, ведь он хорошо знал весь лес: «Он, должно быть, дурачит меня. А, может, и нет... от меня не убудет, если я отправлюсь поглубже в лес и поищу эту медную шахту». Он углубился в лес и нашел медную шахту.
Он сказал себе: «Теперь я знаю, почему он постоянно называл меня идиотом, работающим каждый день в таком преклонном возрасте».
И он стал ходить в лес только один раз в неделю. Но старая традиция продолжалась: он подходил к старику, сидевшему под деревом, припадал к его ногам, а тот улыбался и говорил: «Ну и идиот же ты!»
И однажды дровосек спросил: «Почему ты продолжаешь называть меня идиотом? Ведь я же нашел медную шахту».
Старик сказал: «Ты не знаешь всего. Если ты пойдешь еще дальше в лес, ты найдешь серебряную шахту».
Дровосек сказал: «Но почему же ты не сказал мне об этом раньше?»
Старик сказал: «Ты сперва не поверил даже в медную шахту — разве ты поверил бы в серебряную? Просто пойти немного дальше