Невидимая конфедерация

Предвосхищая закономерные подозрения читателя в отношении психического здоровья автора, замечу, что братства и ордены (и тождественные им структуры) существовали на протяжении всей истории человечества, и далеко не всегда они несли темный ореол сектантства, масонства или чего-то подобного, загадочного и враждебного сознанию обывателя. Не ходя далеко за примерами, старые НБП и РНЕ имели все признаки братств, не будучи при этом «темными» конспиративными организациями – в отличие от большинства существовавших и существующих орденов.

Появление и развитие братств и орденов в наши дни оправдано как отсутствием иных методов борьбы с властью, так и грядущей востребованностью формата взаимоотношений, закрепленных в кодексах подобных организаций.

Доподлинно известно, что с приближением природных катастроф и моровых поветрий людские взоры обращаются к религии, и помимо основных конфессий также набирают оборот секты. И когда непреодолимая угроза, вопреки истовым молитвам верующих, обрушивается на головы людей, сея смерть и разруху, многие отворачиваются от клириков и пополняют ряды сектантов, создавая новые секты и общины, чтобы бороться с последствиями трагедий совместно, а не в одиночку.

Третий срок Путина, ознаменовавший намерение олигархии держаться у власти до последнего, является несомненной катастрофой для гражданского общества. Ни «паладины демократии» из «Солидарности» и «Парнаса», ни «патриарх народовластия» Зюганов не оправдали надежд народа, поставив под сомнение истинность своих «божеств». Поэтому те, кого не успокоят ни мысли о неизбежности беды, ни увещевания «клириков» об испытаниях свыше («чтобы в будущем сильнее были»), начнут объединяться в малые группы: либо для того, чтобы создать нового эгрегора (пример сект/орденов), либо для того, чтобы сообща восстанавливать хозяйство и принимать профилактические меры на будущее – укрепляя дома и очищая улицы от крыс (пример общин/братств).

Надеюсь, что сия аналогия, несмотря на мрачность и сектантство (от упоминания коих я все же не смог удержаться), достаточно наглядна.

Неэффективность иных институтов оппозиции, как я уже говорил выше, открывает перед тайными организациями дорогу в будущее, но лишь в том случае, если их внутреннее устройство и концепции индивидуального и совместного действия не будут уведены на ложный путь.

***

Без сомнений, величайшее значение будут иметь личные качества создателей тайных организаций, поскольку именно от них зависит, насколько хороши будут правила внутреннего кодекса, и насколько хорошо они будут выполняться. Важно, чтобы братства и ордены вобрали в себя лучших людей нации, предпочитая качество состава количеству и отсекая таким образом проникновения в их ряды недостойных, потенциальных предателей и отступников; строгость кодексов, в свою очередь, должна предотвращать общины от гниения изнутри. И если первая волна организаций словом и делом покажет себя с лучшей стороны, людская молва не заставит себя долго ждать – что спровоцирует рождение второй и последующих волн. И в идеале основной мотивацией должна стать не растущая влиятельность братств и орденов, не фактор перевеса силы, а моральный зов лучших людей общества.

Поясню, что в данном случае я руководствуюсь не слепым идеализмом, а, скорее, существующей тенденцией. Дело в том, что не только отдельный человек, но и все общество имеет свойство со временем пресыщаться тем, что еще вчера считалось «благом» - в особенности, если оно им не является с точки зрения истины. Нетрудно заметить, что из года в год число людей, нажравшихся до рвоты капитализмом и порожденными им мещанскими ценностями, неуклонно растает. И то, что в большинстве случаев их антипатия к существующей системе выливается в скепсис и ничего более, говорит лишь об отсутствии альтернативы системе здесь и сейчас; что обусловлено способностью гиперреальной системы подминать под себя любые внутрисистемные попытки борьбы с ней. И немудрено, что люди, пытающиеся поодиночке выгрести своими руками нечистоты из гигантской бочки системы, неминуемо капитулируют и впоследствии брюзжат о невыполнимости задачи. Притом, что если бы эти люди вылезли наружу и вместе составили новую стороннюю силу, они могли бы легко уронить эту бочку, и грязь бы вытекла сама.

В случае, если концепция братств и орденов воплотится в реальность, и весть об их появлении распространится в народе, вторая волна конспиративных организаций возникнет благодаря спецрезерву нации – людям, разочаровавшихся в ценностях системы (и не успевших еще погрязнуть в хроническом скепсисе). В корне отличные от «общечеловеческих» отношения, свойственные конспиративным организациям, неминуемо станут нравственным магнитом для тех, кто устал от меркантильности и махрового эгоизма, царящих в обществе. Аполитичность организации (в смысле их непринадлежности к официальной политике) также станет притягивающим фактором: ибо гарантирует отсутствие внутриструктурного карьеризма и стойкого чувства ножа в спине, характерных для политических партий, и свойственных политике как явлению.

Кардинальным отличием орденов и братств от существующих оппозиционных партий обещает стать моральный настрой участников. Радикальные оппозиционеры, пускай закаленные, пускай храбрые и сильные духом, но все же привыкшие к постоянным поражениям (неминуемым в процессе борьбы на российской арене), со временем становятся не способны ожидать от борьбы чего-то другого. Что же касается участников тайных обществ, то при должном соблюдении конспирации они не будут жертвами –они будут охотниками. Полагаю, не только члены оппозиционных партий и движений, но и обычные граждане, хотя бы единожды задержанные на несанкционированном митинге, смогут понять, насколько велико, насколько значимо это отличие.

***

Безусловно, описываемую концепцию трудно назвать стабильной. Поэтому крайне важно, чтобы люди, пришедшие к этому формату противодействия власти, изначально понимали, при каких условиях эта концепция имеет шансы на успех, и приняли эти условия за правила.

Не претендуя на истинность, я все же попробую донести до читателя свое видение этих условий.

Во-первых, основатели – минимум два-три человека, ни в коем случае ни один человек – должны быть знакомы лично, а не виртуально. Организации не должны быть интернет-проектами.

Во-вторых, все организации должны создаваться и функционировать на некоммерческой основе. Презрение к деньгам как главному оружию врага должно присутствовать априори. Подчеркнутое отсутствие меркантильности в побуждениях, в свою очередь, обеспечит не только чистоту намерений участников, но и станет верным и эффективным оружием противодействия власти. Ибо лишь те, кто сражается за идею, сражается с наибольшей доблестью и до конца.

В-третьих, основатели должны четко определиться, что именно они собираются основывать – братство или орден, - руководствуясь своими устремлениями и возможностями. Фундаментальные основы братств и орденов различны: первые призваны собрать в своих рядах «воинов», вторые – «жрецов». Соответственно, различаются не только средства борьбы, но и критерии отбора членов. Также логично, что братств должно быть больше, чем орденов, что справедливо и в плане численности отдельных организаций. При всем этом сама концепция тайных организаций жизнеспособна и эффективна лишь в случае существования обоих видов структур, ибо воины без жрецов теряют сакральность, а жрецы без воинов – целесообразность участия в борьбе.

В-четвертых, чрезвычайно важен правильный подбор уровня конспирации каждой отдельной организации. Если ордены обязаны существовать для посторонних лишь в качестве молвы, то братства, в зависимости от рода деятельности, могут в той или иной степени афишировать себя и свои деяния, не показывая при этом своих лиц. Полная конспирация тайных организаций не только не возможна, но и не желательна, поскольку ограничивает перспективы роста самой концепции.

В-пятых, чрезвычайно важно налаживание оптимальной модели связи организаций друг с другом. С одной стороны, непосредственная связь всех организаций в единую систему недопустима, покуда делает концепцию уязвимой в случае прямой конфронтации с властью. С другой стороны, полное отсутствие координации лишает концепцию шансов на победу, ибо реальное и медийное могущество организаций окажется несравненно менее ощутимым. В идеале организации должны построить «невидимую конфедерацию» (в противовес пресловутым «невидимым империям»). Вовсе не обязательно, чтобы каждая отдельная организация имела связи со всеми остальными организациями напрямую; количество связей должно варьироваться в зависимости от размеров и значимости организации. Вполне пригодной выглядит формат связи, используемый национал-автономами, при котором каждая ячейка (пять-десять человек) имеет контакты с двумя другими, причем лишь два человека играют роль связных, и даже внутри ячейки не каждый знает, кто именно играет эти роли. Впрочем, новые конспиративные организации наверняка придумают новый, более совершенный способ координирования.

В-шестых, облик «невидимой конфедерации» не должен отторгать обывателей сверх меры. Сама по себе конспиративность обещает породить в наименее продвинутых слоях населения чувство страха (как перед всем неизвестным), чему наверняка поспособствуют нтв-шники, обличая братства в содомии (прим. что не раз случалось в истории), а ордены – в сатанизме и человеческих жертвоприношениях; такая реакция неминуема, к ней следует приготовиться заранее. Поэтому усугублять положение не стоит: организации должны максимально избегать провокационных выражений. Никаких мантий, никаких масонских символов, никаких свастик и пентаграмм на лбу. В обычной жизни члены организаций не должны выдавать себя внешне (прим. разве что косвенно: например, классическим стилем одежды – вследствие неприятия моды), не должны иметь общих татуировок, не должны признавать свою причастность к своему кругу даже под пытками.

В-седьмых, члены тайных организаций, в особенности братств, должны поддерживать физическую форму и иметь представления о военном деле. Несмотря на то, что грядущее восстание возможно лишь в ненасильственной форме (поскольку любые попытки насильственного переворота обречены сгинуть под гусеницами танков), локальные инциденты кровопролития отнюдь не исключены; и то, что среди вчерашних «революционеров» от силы каждый сотый держал в руках оружие, наводит на определенные мысли. В связи с вышесказанным, для братств будет большим плюсом присутствие в их рядах людей, имеющих если не боевой опыт, то хотя бы общеармейскую подготовку. И уж тем более будет не лишним наличие у некоторых членов братств легально зарегистрированного оружия. На практике, получить разрешение на гладкоствол не так уж трудно, а по истечении пяти лет обладания ружьем появляется возможность приобрести оружие с нарезным стволом. Вплоть до гражданской модификации АКС-74У (без режима автоматического огня, но с полностью идентичной эргономикой) и карабина «Тигр» - охотничьего варианта СВД.

В-восьмых, с точки зрения закона, деятельность тайных организаций должна быть безукоризненной. Начиная с того, что юридически их не должно существовать – ни в качестве общественных организаций, ни в качестве «неформальных сообществ». Ибо вполне предсказуемо, что по мере развития «невидимой конфедерации» власть начнет усиливать меры противодействия, вплоть до признаниях всех орденов и братств экстремистскими организациями; и не стоит удивляться, если на то не будет ни малейших законных оснований. Единственными способами борьбы за выживание могут стать надежная конспирация, обеспечивающая отсутствие доказательной базы самого факта существования организации, и юридическая грамотность состава. Верное использование обоих способов позволит выставить в глазах общественности суды над братьями и членами орденов в позорные инквизиторские судилища, что неминуемо повысит юридическую обороноспособность «невидимой конфедерации».

В-девятых, члены тайных организаций должны быть «политически подкованы», разбираться в политологии, уметь распознавать признаки и чувствовать приближение политических кризисов. Сразу уточню, что аполитичность, необходимая организациям, должна подразумевать невовлеченность в процесс копошения в грязи, именуемый «российской политикой»; при этом отслеживание политической ситуации в стране необходимо, поскольку победа концепции во многом зависит от выявления оптимального момента для решительных действий, часа икс. Помимо этого, политическая грамотность может предостеречь радикально настроенные братства от недальновидных шагов, что важно вдвойне, поскольку оплошность отдельного братства в условиях информационной войны автоматически отбрасывает тень на всю «конфедерацию». И выбор правильных мер борьбы с провокаторскими псевдо-организациями (в создании властями коих можно даже не сомневаться – в случае успешного развития концепции) и дискредитирующими концепцию «юными подражателями» также во многом зависит от политической развитости. Здесь же добавлю, что все без исключения члены организаций обязаны знать о технических возможностях, методах слежки и приемах психологического давления ведомств, занимающихся политическими преследованиями. Эти знания уж точно не окажутся лишними.

И, наконец, в-десятых, братства и ордены, несмотря на свою специфику и возможные различия конечных целей, не должны забывать свою главную задачу – свержение правящей олигархии с последующим учреждением временного правительства. С наступлением критического момента все тайные организации должны вывести свой состав на улицы и площади, чтобы последовательно возглавить оба эшелона восстания и привести его к победе.

Повторюсь, чрезвычайно важен выбор правильного момента. Вовсе не обязательно, что момент должен быть привязан к следующим парламентским или президентским выборам, поскольку инциденты, способные в достаточной степени взбудоражить общественность, в России происходят значительно чаще. И тут конспиративные организации имеют еще одно преимущество над партиями, ибо последние зачастую отказываются впрягаться за крамольные и опасные для репутации, но весьма перспективные инциденты. В толпе члены конспиративных организаций должны быть неотличимы от народа, но благодаря своей воле, решимости и последовательности обязаны стать движущей силой масс.

Роль братств и орденов не должна ограничиваться участием в свержении путинской олигархии. Институт конспиративных организаций призван воспитать новую элиту общества, аристократию духа, чье торжество над ничтожной клептократии современности обусловлено всеми мыслимыми критериями справедливости. И роль нового национального лидера, по тем же критериям справедливости, должна достаться не очередному пришлому «эффективному топ-менеджеру», а одному из тех, кто совершит необходимый стране исторический переворот, и чей авторитет будет общепризнан. Первому среди равных.

***

В завершении темы: не питая надежд на реабилитацию своего психического здоровья в глазах читателя, я не имею намерений оправдываться за выдвинутую гипотезу. Напротив, я убежден, что в сложившейся политической ситуации только конспиративные организации имеют шансы на успех, и к этой идее, к этому формату противодействия власти рано или поздно придут все здравомыслящие противники олигархии. Ибо когда миллионы одержимы религией лжи (верой в Путина, «поднявшего Россию с колен»), а «прогрессивные» сотни тысяч – другой конфессией этой религии («за честные выборы, но против революции»), стремление к истине может существовать лишь на правах секты.

Я не утверждаю, что оппозиционные партии должны исчезнуть – я утверждаю, что сама концепция партий исчерпала себя, что партии перестали быть «оружием победы». Их деятельность способна «подогреть общество» (так же, как «Стратегия-31» «подогрела» зимнюю протестную кампанию), но на большее они уже не способны. Вершить революцию и пожинать ее плоды будут другие силы.

Полагать, что эти силы должны быть многочисленны, что на улицы Москвы непременно должны выйти маршем миллионы людей – равно вводить себя в заблуждение. 10 декабря гигантская толпа, более 70 тыс. человек, простояла на Болотной площади баранами. Притом, что даже если бы это число было вдвое меньше, но среди собравшихся хотя бы пять тысяч человек четко знали, что им делать, и были бы готовы действовать до конца, переворот был бы вполне возможен; особенно если эти люди внешне не отличались бы от народа. И в этом свете моя концепция, полагаю, не выглядит такой «невыполнимой» и «сказочной».

Спорить о необходимости децентрализации системы и жестких конспиративных мер я не вижу смысла, равно как и об актуальности архаичных, средневековых терминов «братство» и «орден». При этом я не сомневаюсь, что назови я эти структуры иначе, например, «тайные инициативные комитеты» и «анонимные комьюнити», или «закрытые объединения граждан» и «арт-группы», моя идея приглянулась бы многим. Что характерно.

Новая власть

Очертания новой, постреволюционной России вырисовываются достаточно четко, если смотреть в будущее через призму имеющегося на сегодняшний день опыта с учетом неотвратимости исторических закономерностей. И в первую очередь облик нации и государства зависит от того, какую форму обретет будущая верховная власть.

Выше, в главе «Вопрос власти», я уже ссылался на классификацию, выведенную Никколо Макиавелли, говоря о недопустимости установления народовластия взамен существующей олигархии; покуда, как я уже утверждал, в нынешних условиях оно неминуемо примет уродливые либеральные формы и станет фактическим возвратом страны к эпохе «дикого капитализма». При этом я не собираюсь оспаривать классификацию «отца политологии», и лишь напомню, что далеко не всегда историческая спираль делает равномерные витки; что зачастую идет на пользу государствам и народам – в частности, когда речь идет о скорейшем преодолении уродливых форм власти. А поскольку в нашем случае народовластие дополняет традиционный список этих форм (т.е. тиранию, олигархию и безвластие), эту форму следует по возможности проскочить.

Во благо наилучшего будущего для страны и народа, этап народовластия должен выразиться в виде учреждения временного правительства, в состав которого, как я уже говорил, должны войти наиболее сильные и влиятельные представители народа, лидеры организаций, осуществивших переворот. Подобно большинству существовавших в истории временных правительств, оно обещает быть энергичным и плодотворным на инициативы, но слишком экстравагантным и разнородным для того, чтобы стать эффективным в качестве постоянного высшего органа власти. Поэтому время легитимности его полномочий должно ограничиваться непродолжительным, заранее оговоренным сроком – от трех месяцев (как идеал) до полугода (как предел, разделяющий порядок и смуту). Более продолжительное функционирование временного правительства чревато возникновением фактического безвластия – этапа, который нация не должна допустить. Поэтому к концу своих полномочий заседатели временного правительства должны путем прямого открытого голосования выбрать одного из своих коллег в качестве нового лидера страны, первого среди равных, установив тем самым принципат.

Предвосхищая волны читательского негодования, вначале объяснюсь касательно первого для него повода – внутриправительственных выборов.

Учитывая степень политической безграмотности широких народных масс (увы, лишь малая часть которых в состоянии побороть описанные выше национальные комплексы), выносить решение вопроса такого уровня на всенародное голосование сродни полному сливу всех достижений восстания. Благо, что в наши дни за примерами не надо далеко ходить: когда в середине декабря было объявлено всенародное интернет-голосование, по результатам которого отбирались ораторы митинга 24 декабря, народ выбрал Ксющу Собчак, Машу Гайдар и Васю Уткина в качестве ведущего; иначе говоря, народ сам превратил обещавшее быть серьезным собрание в балаган, над которым сам же потом потешался в блогах. Так и в случае первых постреволюционных выборов, когда от выбора народа могла бы действительно (в кои-то веки!) зависеть судьба государства, народ, ведомый своими предубеждениям и низменностью устремлений, отдал бы предпочтение наименее достойному и наиболее «много обещающему» кандидату. В связи с этим, участие народа в процессе выборов должно ограничиваться митингами сторонников (либо противников) определенных кандидатов, резолюциями народных собраний, индивидуальными или коллективными обращениями граждан. Чтобы голос народа был слышен членам временного правительства, но выбор оставался только за ними. В свою очередь, они должны понимать, какой значимости выбор перед ними стоит.

Важно, чтобы фракционизм и заговоры во временном парламенте пресекались на корню – во имя того, чтобы голосование стало личным делом каждого. При этом выбор помощников и советников должен стать личным делом принцепса, и потенциальные холуи не должны иметь уверенности в своем светлом будущем – в том, что новый лидер пристроит их на вакантную должность после роспуска временного правительства. Открытость голосования, в свою очередь, убережет как новую высшую власть, так и историю от разночтений и попыток отдельных политиканов (появление коих со временем, увы, неизбежно) переиначивать прошлое во имя осветления своей политической карьеры в будущем (чего не скажешь о настоящем, когда разговор заходит, например, о деятельности Немцова и иже с ним в 90-х).

Что же касается истерических воплей и прочих выражений протеста идейных противников единовластия, я могу назвать несколько причин, по которым эта форма становится единственно уместной и актуальной в будущем.

Начнем с того, что именно отсутствие единого предводителя на определенном этапе (прим. конкретнее – с 10 декабря, когда стихийный бунт стал упорядоченным) обрекло минувшую кампанию. В данном контексте не важно, что именно стало тому причиной – неумение лидеров договориться или осознанное желание (с перспективой на будущее) оставаться децентрализованной оранжевой олигархией. Важно, что теперь уже, после поражения, мало кто сомневается в том, что минувшему протесту был нужен предводитель. Что обнадеживает.

В качестве второй причины процитирую слова Макиавелли:

«Необходимо принять за всеобщее правило такое: почти невозможно заложить хорошие основы республики или монархии либо целиком преобразовать государственное устройство, действуя не в одиночку; только один человек может замыслить и осуществить подобное предприятие. Благоразумный основатель республики, помышляющий не о себе, а об общественном благе, не о наследственной власти, но об отечестве, должен добиться безраздельного господства».

Поскольку России требуется великое множество перемен, чтобы искоренить ужасающее многообразие пагубных законов, устоев и «традиций», об иных формах новой власти и речи быть не может.

И, наконец, главнейшей причиной является предрасположенность русского менталитета к единоличному правлению. Русскому народу нужен вождь. И неважно, что большинству современных «свободолюбивых граждан» противна эта идея, ибо противна она на словах и не более того. Принимая участие в президентском голосовании, либо делая внутренний моральный выбор в пользу Навального – или Немцова, или Удальцова, или Прохорова, или Путина… - в глубине души каждый выбирает не «эффективного топ-менеджера» и даже не «своего кандидата», а лидера, вождя – ну, или «крайнего», на которого впоследствии можно будет сваливать ответственность за все неудачи. Просто в этом вопросе акценты принято ставить выше самой сути вопроса.

Тут же замечу, что вопреки распространенному мнению, потребность народа в вожде не делает народ «быдлом». Так, величайшие умы человечества не считали эту потребность пороком, ибо если отдельная личность обладает способностями к управлению лучше всех прочих, наделение этой личности полномочиями лидера пойдет на всеобщее благо – разумеется, если не только личное, но и всеобщее благо будет иметь значение для лидера. А «быдлом» народ становится тогда, когда не находит ни ума, чтобы разглядеть за личиной «доброго царя» тирана и казнокрада, ни воли и возможностей для его свержения.

Потребность в вожде не следует считать признаком уродства нации, ибо порой даже самые свободолюбивые народы, руководствуясь требованиями времени, добровольно устанавливали над собой тираническую власть. Так, на заре становления римского величия, когда латины пошли войной на Рим, жители республики, чувствуя неспособность Сената правильно и быстро распорядиться действиями армии, призвали к власти диктатора; при том, что это стоило им свободы, которую римляне ценили чрезвычайно высоко. И ни Тит Ливий, ни тем более Никколо Макиавелли не осуждали их за этот поступок. Очевидно, потому, что людские желания и продиктованные судьбой потребности нации и государства имеют свойство идти порознь. Иначе говоря, есть человеческое слово «хочу» и слово «надо», нередко произносимое судьбой.

И в нашем случае судьба велит, подсказывая вчерашним опытом и сегодняшними реалиями, что государству и нации необходим вождь, который заставит народ затянуть пояса и привести себя в форму, вопреки желанию народа до конца дней своих жрать объедки с барского стола своих демократически избранных «слуг».

Отказ от капитализма, от курса на потребление обусловлен высшей необходимостью – избавлением народа от развращенности, источника большинства бед нации. Подавая пример народу, новый правитель должен отказаться от роскоши и жить с максимальным аскетизмом. Тем читателям, у кого эти слова вызвали приступ сарказма, я укажу на европейских диктаторов ХХ века. Сталина, Гитлера, Муссолини, Франко, Тито и прочих можно обвинять во многом, но никак не в любви к роскоши, к буржуазным радостям вроде яхт, блещущих золотом дворцов или счетов в иностранных банках. И надо быть конченным идиотом, чтобы полагать, что эти люди стремились к власти и удерживали ее «ради денег». Коррупция и государственное лобби коммерческих интересов – удел «топ-менеджеров» современности, нищих духом и оттого жалких в своих мотивациях; и неудивительно, что подшефные этим недоправителям журналисты и идеологи стараются сравнять под одну гребенку всех неугодных правителей прошлого, настоящего и будущего, привязывая саму суть власти к деньгам. В то время как для истинного правителя деньги являются лишь одним из многих средств, но никак не целью.

Новый лидер должен стать для нации больше, чем просто формальным руководителем государства и его уполномоченным представителем на мировой арене. Ему мало быть просто эффективным управленцем и смелым реформатором, выгодно смотрящимся на фоне своего предшественника (ибо лидеру не престало соревноваться с худшими, тем самым равняясь на них). Новый лидер должен стать для нации отцом и братом, сакральным вождем, всецело посвящающим свою жизнь делу возрождения Руси, сохранением и преумножением ее достояний и славы. Это должен быть сверхчеловек, с соответствующей сверхчеловеку личной мотивацией – властвующий во имя своей власти и во благо своего великого дела.

Рассуждая о том, какой титул был бы наиболее приемлемым для нового лидера, и, следовательно, какой вид должна принять новая русская государственность, я не прихожу к единому выводу, выбирая между монархией и социализмом – двумя наиболее вероятными формами, - поскольку очевидные преимущества каждой тускнеют на фоне не менее очевидных недостатков.

Установление монархии автоматически придало бы государству ореол величия и сакральности, но в то же время обернулось бы меньшей эффективностью нового общества – из-за дремотности народа и непомерного имперского высокомерия властьимущих; многовековая история монархической России тому подтверждение. Иначе говоря, монархия рискует стать неоправданным шагом назад, усугублением Византийского наследия. Я даже не говорю о том, сколько бед может посеять неизбежная царственная роскошь, если глядеть на нее через призму престолонаследия. Поэтому для нации будет лучше, если принцепс умерит свое тщеславие и откажется от присвоения себе императорского, царского, великокняжеского или любого подобного титула.

Что касается социализма, то к его первейшим минусам следует отнести недостаточную сакральность и, опять же, дурную идеологическую наследственность. И все же, по осуществлению некоторых конструктивных доработок, социализм может стать оптимальной формой государственного устройства. В том случае, если искоренить всевозможные ассоциации с «совковским» социализмом прошлого (в первую очередь, на уровне символов), отмести показательный интернационал и животный материализм, значимость класса довести до каст, а равенство сохранить лишь на уровне равенства перед законом.

Так или иначе, Россия будущего должна быть построена по совершенно иным принципам, нежели существовавшие или существующие ныне мировые державы, с безусловным учетом собственного и чужого исторического опыта, но без оглядок на греко-римские фабулы и клише. Официальный титул нового лидера может звучать как «Предводитель Руси» или «Вождь Русской Нации», и варварская архаичность звания при правильном развитии государства вскоре начнет вызывать не усмешку, а священный трепет у иноземных «топ-менеджеров».

Новая демократия

Мои рассуждения о необходимости единоличного правителя, уверен, не могли не всколыхнуть свободолюбивых чувств читателя. Особенно с учетом того, что по какому бы пути не пошла русская государственность, демократия как средство влияния гражданина на судьбу государства кажется ущемленной. Но в то же время, после прошедших выборов мало кто сомневается, что и нынче роль гражданина и избирателя невелика. Заглядывая в будущее, я не вижу в нем места для той демократии и того избирательного права, к которым привык народ. И если новому правителю и следует задумываться о внедрении демократии в государственную практику, то лишь после того, как основополагающие принципы новой демократии претерпят серьезные изменения.

Для решения текущих вопросов «на местах», житейских городских проблем, было бы не просто допустимым, но всецело благим предприятием введение в обиход новгородской демократии. Эта мера, во-первых, однозначно пошла бы на пользу народному хозяйству (покуда народу сподручнее решать такого рода проблемы), а, во-вторых, что главное, воспитало бы в отдельном человеке чувства ответственности и причастности к жизнедеятельности общества; чего в наши дни нет в помине. Институт старост (тождественный римским народным трибунам), чьи слова и дела были бы на виду у народа, позволил бы создать прозрачную и эффективную систему градоуправления, сформировав сословие «крепких хозяйственников», ответственных за бытовой порядок. В конечном счете, новгородская демократия «на местах» вполне способна утолить жажду демократии народного большинства, и на первое время ее было бы вполне достаточно; но только «на местах», ибо вынос стратегически важных вопросов на всенародное голосование, опять же, чревато – избранием не только мещанских управленцев, но укоренением мещанской же государственной политики. Что недопустимо.

Если вопрос демократии, всенародных выборов и референдумов в будущем станет актуален, новому лидеру предстоит разработать новый формат голосования, в корне отличный от современного. Главный минус современных демократий, превращающий любые выборы в любых странах (не только в России) в фарс – равное значение голоса; и здесь трудно не вспомнить утверждение Черчилля, что «лучший аргумент против демократии – пятиминутная беседа со средним избирателем». Гипнотическое влияние СМИ на сознание масс, политическое невежество «среднего избирателя» (прим. а в случае России – еще и старческое слабоумие) вкупе с равным значением голоса делают любые выборы заведомо «нечестными», даже без фальсификаций и недопущений оппозиционных кандидатов. И покуда борьба с ангажированностью информационного поля, равно как и с политической безграмотностью широких масс, заведомо безрезультатна, единственным действенным рецептом остается дифференцирование значимости голоса.

На практике это должно означать, что каждому совершеннолетнему гражданину страны будет присвоен личный «коэффициент избирателя», значение которого должно варьироваться в зависимости от интеллекта, знания истории и современной политики, образования, служебного положения, происхождения и особых заслуг. Как именно это будет реализовано - вопрос техники; главное, чтобы система определения коэффициента была справедливой и хорошо испытанной, прежде чем войти в практику. Если будут соблюдены оба этих фактора, то голос образованного, разбирающегося в политике гражданина должен быть в десятки раз значимее голоса выжившей из ума старухи, а между статистической суммарной стоимостью голосов знати и простых граждан должен присутствовать баланс, не дающий ни «верхам», ни «низам» возможности узурпировать избирательный процесс.

Несогласных с такими мерами могу отослать к родине демократии, где избирательное право отнюдь не было всенародным. Так, его были лишены не только рабы, но и женщины – в совокупности, большая часть населения Афин. Но с другой стороны, отстранение невежественных рабов и легкомысленных дам от решения государственных дел придавало греческой демократии большую ценность. Современную же «всенародную» демократию, повторюсь, следует считать заведомым фарсом, поддерживаемым сильными мира сего ради вполне понятных целей. Так что не резон адекватным людям горевать по нынешней демократии, если она уйдет в прошлое.

Как бы то ни было, чаяния о демократии должны стать второстепенным вопросом для нового государя. Необдуманный преждевременный вынос вопросов государственной важности, вплоть до выборов приемника, на всенародное голосование рискует аукнуться государству крахом, возвратом к состоянию «лихих девяностых». Поэтому для начала принцепс должен воспитать нацию, дать ей окрепнуть и избавиться от дурных пережитков прошлого. Чтобы предложения отдельных выродков нации вернуться к нынешнему государственному устройству, к нынешней экономической системе и нравственным идеалам, выглядело сродни предложениям восстановить монархию в наши дни – полным бредом.

Варваризация России

Противоестественная ущербность «ценностей» как современной России, так и подающего ей пример «цивилизованного мира», излечима лишь варварством, и потому преднамеренный курс нового лидера нации на варварство не только предсказуем, но и более чем оправдан. Ибо укрепление духа нации есть первейшая задача лидера. История же не раз демонстрировала превосходство народов, преисполненных духом варварства, над более «развитыми» и оттого развращенными народами.

Так, выше я уже упоминал о причинах заката Римской Империи и Византии, погибших от рук варваров. Для полноты картины могу привести пример крестоносцев, преданных своими цивилизованными королями и папами и изгнанных из Леванта варварами-сарацинами; американцев, не сумевших выжечь напалмом боевой дух варваров-вьетнамцев; Советского Союза, встрявшего в варварском Афганистане и ушедшего ни с чем; наконец, современной России, который год платящей дань за перемирие непобежденным варварам-чеченцам.

Во избежание недоразумений уточню, что не следует путать варварство с дикарством. Нации, лишенные «цивилизованного» ханжества, устанавливающие в своем обществе жестокие, но справедливые законы и традиции, призванные не только сохранять порядок, но и смолоду воспитывать людей в соответствии с их естественным предназначением (так, чтобы мужчины становились войнами, а женщины – матерями и хранительницами очага) – это варварские нации. Народы, не чтящие никаких законов, не уважающие ни других, ни себя, предающиеся разложению и воспевающие его грани как «традиции» - это дикари. Разница очевидна. И, увы, нетрудно догадаться, к кому следует относить нынешних россиян.

Отслеживая экономические и идеологические тенденции последних десятилетий, можно с уверенностью сказать, что мир неуклонно приближается к эпохе Нового Средневековья, описанной Рене Геноном. И приближает его наступление, в первую очередь, хаос, порождаемый переспевшими плодами цивилизации. В противовес изнеженности толерантной современности, завтрашний мир обещает быть жестоким, и потому становление России на путь варварства (прим. или, если хотите, варваризацию России) следует расценивать как весьма предусмотрительный шаг, благодаря которому русская нация может заметно укрепить свои позиции в будущем. Не просто выжить, но стать «впереди планеты всей».

Первым шагом на этом пути должно стать изменение законодательства. Важно понимать, что только основанные на национальных традициях законы способны создать благочестивые устои общества, гарантировав его процветание на всех уровнях, от отдельного человека и до всего государства. Причем залогом исполнения законов должна стать жестокость и неотвратимость наказания, ибо привить развращенному обществу уважение к закону возможно, увы, только репрессивными мерами.

Главное отличие нового уголовного кодекса должно заключаться в отказе от лишения свободы как основного метода наказания. Публичные телесные наказания, клеймение воров и карманников, отсечение рук у взяточников и казнокрадов, хирургическая кастрация насильников и педофилов, наконец, повешение детоубийц, маньяков и «идейных» рецидивистов – вот примерный список наказаний, способных понизить уровень преступности до минимума. В случае, если жестокость наказаний будет соизмерима с тяжестью преступлений, а клеветники и судьи, выносящие приговор невиновным, будут приговариваться к тому же наказанию, что и безвинно осужденные, нация получит настолько эффективную правоохранительную систему, что ее средневековая жестокость не будет казаться дорогой расплатой за порядок.

Устои общества также должны заметно ужесточиться. В первую очередь должно поменяться отношение к военному ремеслу. Сохранять дискредитировавшую себя практику обязательного призыва для этого совершенно ни к чему: новая армия должна строиться на профессионалах и добровольцах. Другое дело, что сознательный отказ от службы должен стать уделом тех, кто не боится выглядеть в глазах людей не только предателем нации, но и идиотом; социальная политика государства должна быть такова, что лишь по прохождении службы человек получал и социальные гарантии, и возможности карьерного роста. Скептикам рекомендую обратиться к примеру Израиля, где чувство патриотизма (смешанное с жаждой государственных привилегий) мотивирует пополнять ряды добровольцев даже женщин.

О необходимости искоренения дурных армейских «традиций» (таких, как дедовщина, «военный долбо..изм», повальное пьянство и т.д.) я умолчу. Это и так понятно.

Забота нового государя об укреплении армии и воинского духа в сердцах граждан должна стать первостепенной. И не только потому, что геополитическое положение России дает ей возможность оставаться безоружной лишь в качестве «сырьевого придатка». Развитие воинства вкупе с легализацией оружия является важнейшим подспорьем в деле нравственного созревания нации, и одновременно – гарантом справедливости. Подобно «Кольту», хранящему американскую демократию, пистолет Макарова (и его приемники) должен стать гарантом свободы русской нации, в том числе и от дурных правителей – в том случае, если другие средства окажутся бессильны.

Важнейшим аспектом варваризации должно стать упрощение устоев общества – вернее, отказ от их искусственного усложнения, навязанного современностью. Я имею в виду отказ от математического рационального восприятия мира в пользу естественно-традиционного. Эта мера обещает облагородить нацию, вернуть ей нравственно-психологическое здоровье и трезвый взгляд на жизненные ценности. Поборников нынешнего «цифрового мировоззрения», не мыслящих жизни без непрестанных дум о процентах по кредитам и озабоченных судьбой своих активов на «Форексе», могу заверить, что большая часть истинных удовольствий этого мира придумана задолго до появления «Форекса», кредитов, капитализма и «цивилизации» вместе взятых.

Безусловно, рассуждать о конкретике, о тонких штрихах будущего можно часами. Полагаю, что те читатели, которых к сему моменту не начало воротить от моего повествования, без труда смогут дорисовать картину самостоятельно. Ибо все вышеописанное не выходит за рамки трансцендентной системы ценностей, которую я про себя называю русским адекватом.

Новая Русь

Во благо создания новой, возрожденной нации и нового, принципиально отличного государства, принцепсу следует избавиться от пережитков прошлого, начиная с символов преодоленной эпохи.

Менять следует все, от названий правительственных институтов до названий городских улиц. Вся государственная геральдика, все символы власти должны быть изменены. Флаг и герб – не исключение. Само название страны, дискредитировавшей себя донельзя, также должно быть изменено. История – в лице нового правителя – рассудит сама, но возрождение Руси в качестве названия нового государства было бы самым справедливым, благородным и в то же время понятным народу решением.

Процитирую слова Макиавелли:

«Способ обновления заключается… в возврате к первоначальному состоянию. Всякое учение, всякая республика и всякое царство поначалу необходимо содержат в себе некое благо, с помощью которого они делают первые успехи и первые приобретения. Но поскольку с течением времени это благо подвергается порче, то если не вернуть его в прежние рамки, оно неизбежно погубит все тело. Как говорят о человеческих телах ученые врачи, «quod qoutidie aggregator aliquid, quod quandoque indiget curatione» (с лат. -«что ежедневно вбирает в себя нечто, рано или поздно требует излечения»)».

В случае нашего государства и нашей нации, «неким благом» являются русские традиции, чтение которых является гарантом благородства и процветания как народа, так и страны.

Изменения не должны ограничиваться рокировкой названий – должна измениться сама суть государства. Новая Русь обязана стать варварской религиозно-воинской державой, власть которой и ведомая ею внутренняя и внешняя политика в полной мере должна соответствовать исконно русскому менталитету. Заново, опираясь лишь на идеалы древности, должно быть создано воинское сословие, сословия гильдиевых ремесленников и общинных земледельцев, новые школы ученых, мыслителей и творцов, новая элита – аристократия духа, а не денег. В новом русском обществе у каждого должно быть свое место, своя роль, добросовестное исполнение которой гарантирует благоденствие и развитие как отдельного члена нации, так и всей нации, всего государства.

В противовес хаосу нынешнего общества маргиналов, новое общество должно стать кастовым. И лишь те молодые люди, чьи способности и волевые качества будут оказываться выше планок своего происхождения, должны иметь законную возможность перехода в более высшие касты, где они могли бы заменить недостойных, выродившихся потомков благородных отцов. При этом развитие личности в соответствии с ее способностями и потенциалом должно стать важнейшей задачей государства, ибо только так оно сможет обеспечить надлежащую циркуляцию элиты, сохранение и развитие нацией новых (вернее, хорошо забытых старых) традиций. И если созидательная роль первого принцепса в деле возрождения нации будет исполнена им в полной мере, то в будущем уже нация станет первостепенным творцом – как самой себя, так и новых, рожденных и воспитанных ею предводителей.

Главное, чтобы нация и ее лидеры не забывали ошибок прошлого, признаков притаившихся граблей, в изобилии разбросанных по полю русской истории. И прежде всего нация должна из поколения в поколение оставаться твердой, подтянутой и по-русски варварской, должна «возлюбить солнечный зной превыше тенистой прохлады» предпочитая доблесть праздности – источнику упадка духа.

Тем же, кто в силу личных причин не сможет принять уклад новой державы, кому система демократии/либерализма/капитализма будет казаться «потерянным раем», представится возможность повоевать с сильным и достойным врагом. Быть может, и они в борьбе обретут доблесть и отвагу, столь недостающую мужам эпохи, за восстановление которой они решат бороться.

Заключение

Я не питаю иллюзий, что написанный мною трактат что-то изменит; при том, что я не могу быть уверен, что хотя бы каждый десятый наткнувшийся на него захочет и сможет его осилить. И уж тем более я не смею мнить, что даже в самом оптимистичном случае события пойдут в строгом соответствии с моим весьма утопическим прогнозом. Но все же надеюсь, что мой посыл не пропадет даром, изменит чье-то мировоззрение, а кому-то, быть может, даст фронт работы.

Повторюсь, мое мнение не претендует на звание истины в последней инстанции. Заметьте, что и свои выводы касательно дальнейшей стратегии действий я подавал не в качестве призывов, но в качестве авторской позиции. Хоть я и не нахожу иных эффективных способов борьбы.

Все, на что я могу надеяться сейчас: на благоразумие людей, выходивших этой зимой на митинги из чистых побуждений, ведомых не призывами, но искренними порывами сердца. Сегодня им ни в коем случае не следует впадать в скептическую хандру. Но в то же время они должны понять, что им незачем цепляться за мачту тонущего корабля «оранжевой оппозиции». Немцов, Навальный, Удальцов и вся их дружная компания любителей попить чаю с Медведевым должны уйти в прошлое.

Незачем ездить в Москву на «марш миллиона» (который соберет в лучшем случае двадцатую долю от заявленного количества), незачем жертвовать своим здоровьем, голодая во имя чужих политических интересов, незачем переживать о судьбе дегенераток из Pussy Riot. Единственное, что должно сейчас связывать с немцовской оппозицией человека, желающего для своей Родины лучшего будущего – это драгоценный опыт, полученный в результате провала кампании «за честные выборы».

Ближайшие пять лет политического затишья обещают стать временем для раздумий, периодом созревания нации для освобождения от ига. Это немалый срок, особенно если учитывать, что значительную долю необходимого материала можно почерпнуть из вчерашнего опыта уже сегодня – при его правильном осознании. Надеюсь, что сей трактат сможет оказаться хорошим для этого подспорьем; и если читатель по прочтении останется того же мнения, автор будет признателен за репосты и любую другую посильную помощь по продвижению материала.

С уважением, Владислав Яров, 23 апреля 2012.

Поиск по сайту: