Часть вторая: национальные комплексы

Важнейшим комплексом русского народа, не только в наши дни, но на протяжении всей его истории, стоит считать комплекс незыблемости власти, выливающийся в смиренную апатию безропотного большинства и пораженчество тех, кто желает что-то изменить. Безусловно, истоки подобных умонастроений кроются в нашей истории. Крепостное право осталось в прошлом, 70 лет жизни «под чутким руководством» почти забылись, но народ по-прежнему остается сословием рабов.

Печально, что не только в пресловутых «быдломассах», но и у энной прослойки сознательного населения принято считать, что власть незыблема априори, и что революции не несут качественных перемен – мол, из рук одних подонков власть переходит в другие… Помимо раба внутри, за этих людей говорит их безграмотность.

Достаточно ознакомиться с историей Древнего Рима, чтобы понять, что все его историческое развитие строилось на переменах и революциях, на противостоянии плебса и Сената, и именно своевременные государственные переустройства раз за разом приводили эту цивилизацию к превосходству над остальным миром. Бесспорно, далеко не всегда новые правители оказывались лучше предыдущих, и не все новые порядки шли во благо государству в целом и плебсу в частности. Но при этом сама гражданская активность римлян была для них гарантом защиты: единожды приведя во власть будущего угнетателя, народ, как правило, находил силу сбросить его с трона, дабы возродить утерянную свободу; и это свойство выгодно отличало римлян от других, более «смиренных» народов. Так, из 26 римских императоров лишь десять умерли своей смертью, и, за редкими исключениями, их гибель шла на пользу и народу, вершившему расправы, и всей цивилизации.

Бесчисленное множество «кровавых революций» и «мирных демонтажей власти», происходивших на протяжении всей истории человечества, легко развеивает миф о незыблемости власти как явления. Что же касается пользы перемен для народа, то здесь можно отследить донельзя простую закономерность: чем меньше вклад народа в революцию, тем меньше вероятность дивидендов. Так что наивно ждать подачек от новых правителей, пришедших к власти в результате «дворцовых переворотов» или иных форм революции верхов (в том числе «оранжевых революций» под предводительством выкидышей большой политики, вроде Немцова). Не столько удивительно, сколько печально, что в эпоху образованности с экономическим уклоном граждане не могут ни сопоставить оба факта, ни уяснить их по отдельности.

***

Следующий национальный комплекс, комплекс необоснованности бунта, во многом связан с предыдущим. Немудрено, что наблюдая за тем, как протестная кампания терпит неудачу за неудачей, и слыша из всех динамиков и щелей стоны «нам есть что терять», со временем все больше бунтарей впадало в уныние. А в особо тяжелых (и, увы, нередких) случаях горе-бунтовщики, складывая оружие, пытались выдать поражение за победу – оправдываясь, что их «голос услышан» властями, а «революции нам не надо», потому что «нам есть, что терять»…

После того, как февральские митинги в поддержку Путина оказались многочисленнее оппозиционных, у предводителей вторых поубавилось желание апеллировать к гласу народа, полагаться на большинство. Использование властями административного ресурса, безусловно, объясняло многое, но, увы, значительная часть рядовых несогласных, почувствовав расклад сил, уверовали, что простому народу не нужны потрясения. И им самим, «бунтарям», в общем-то тоже.

Без сомнений, вопрос о целесообразности «потрясений» для общества выходит за рамки нынешней ситуации. Для наглядности предлагаю сравнить общество с человеческим телом. Лишенное движения, нагрузок и целенаправленной работы над собой, тело заплывает жиром, становясь не только не красивым, но и не здоровым. Но покуда поддержание тела в тонусе чревато изнурительными нагрузками, а развитие мышц – болью, тело имеет склонность к покою и безделью. И только сила воли и духа могут заставить человека привести себя в форму, обрести не только здоровье, силу и красоту, но и право называться человеком.

Излишне говорить, в каком состоянии пребывает тело нашего общества. И немудрено, что наиболее «темным» слоям населения не нужны потрясения, неудивительно, почему они брюзжат при одном упоминании о них и бросаются составлять опись того, что у них «есть потерять».

Заканчивая разговор о «широких массах», повторюсь, что массы всегда идут на поводу у силы. За кем сила, тому они и поддакивают. Поэтому их «мнение», по большому счету, должно волновать только их самих. Однако не стоит забывать, что «лучшая из крепостей – не быть ненавистным народу», и потому «уличные революционеры», заведомо открещивающиеся от народа, противопоставляющие себя народу (норковыми шубами и прочими атрибутами своего «элитарного» класса), столь же заведомо обречены на поражение.

Вставая на тропу войны с нынешней властью, необходимо отбросить сомнения и оправдания, в первую очередь – в отношении себя и своих действий. Оправдывать власть и созданные ею порядки также не стоит. Учитывая авторитарное устройство государства, при котором большинство сфер жизнедеятельности социума зависимо от рычагов госструктур, логично, что в существующих проблемах общества виновата власть; а она, в свою очередь, устроена по принципу «вертикали». И глупо верить в светлое будущее путинской России: хотя бы потому, что нынешние демографические показатели пророчат существенное старение, а в недалеком будущем – вымирание нации (прим. подробнее об этом можно почитать в моей статье «Как ямы превращаются в могилы»).

Надо понимать, что борьба с нынешней властью более чем обоснованна – она необходима, покуда пути «развития», по которым нынче следует Россия, ведут страну в никуда. И только кардинальные качественные изменения в состоянии вернуть нашу страну в список сверхдержав, и вместе с тем обеспечить достойное будущее государству и нации.

Когда у больного останавливается сердце, бесполезно прописывать ему валерианку – надо брать дефибриллятор и давать ему заряд в 4 тысячи вольт. Каким бы шоком это не было для сердца.

***

Трудно сказать, что следующий комплекс погубил гражданский протест, но он, по моему убеждению, сделал его заведомо малостоящей затеей. Я говорю про комплекс равнения на Запад.

Заглядывая в историю, можно легко удостовериться, что практически все попытки России догнать и перегнать Запад в экономическом плане, достичь европейского благополучия европейскими же методами, заканчивались одинаково. И сказывалось тут не столько различие уровней развитости технологий, сколько кардинальное различие менталитетов.

Популярное среди русофобов утверждение, что наш народ «не умеет работать», выглядит нелепым на фоне поистине эпических советских строек ХХ века, на фоне самоотверженного труда тыловиков, на фоне поднятой целины и стахановских шахт. При должной мотивации (и речь идет не только о репрессивных методах – строительство БАМ, к примеру, велось за счет энтузиастов, собравшихся по собственной воле) русский народ не раз демонстрировал завидную трудоспособность. Другое дело, что наш подход к труду имеет спринтерский характер, мы не привыкли из поколения в поколение планомерно развивать одно большое дело – в отличие от тех же немцев. И если планомерный труд не приносит видимого результата, падает не только мотивация, но и трудоспособность в целом.

Та же модель работает и в сфере бизнеса. Российские олигархи (прим. впрочем, русских по крови среди них немного) заработали свои капиталы за счет извлечения сверхприбыли, благо не только хаос рынка 90-х, но и нынешние законы государства и рынка позволяют их извлекать. К развитию низкорентабельных секторов экономики, вроде сельского хозяйства, либо наукоемких, вроде хайтека или автопрома, они хладнокровны – нефть качать проще, надежнее и выгоднее.

В общем и целом, разорение и отсталость промышленности вкупе с хаосом в сфере малого и среднего бизнеса не дают нашей экономике ни малейших шансов кого-то догнать и перегнать. Углеводороды, между тем, не вечны. Иллюзия благополучия российской экономики рискует развеяться, когда наши нефть и газ окажутся не востребованы покупателями, что формирует не только экономическую, но и геополитическую зависимость России от Запада. Как и сейчас, так и в перспективе, равнение на Запад обрекает Россию на роль страны-неудачницы, завистливой и безнадежной.

Культурно-нравственная грань комплекса не менее прискорбна.

Не секрет, что любая идея, любая благая мысль имеет свою извращенную квази-форму. И из века в век мы можем отследить закономерность: практически любая мысль или идея, импортированная в Россию с Запада, сразу или постепенно, но неминуемо профанируется, видоизменяясь до безобразного. Так, петровская европеизация вылилась в русофобию, марксизм обернулся сталинизмом, идея о всенародных демократических выборах докатилась до уровня чуровского балагана. Человеческая натура и без того склонна к искажению мысли, толкованию аспектов в свою пользу, а если мысль вдобавок чужда менталитету, то результат рискует оказаться весьма плачевным.

Я ни в коем случае не утверждаю, что любое заимствование плохо. Без своевременного заимствования самих концепций классической музыки и кинематографа культурное наследие России, безусловно, было бы совершенно иным. Но когда речь заходит о слепом подражании деструктивному западному ширпотребу, порой становится жаль, что в России музыка и кино не запрещены законом, как в некоторых арабских странах.

В свете вышесказанного крайне прискорбно, что минувшие бунты благодаря усилиям «вождей» приобрели ярко выраженную прозападную ориентацию. Я даже не говорю про поход оппозиции к американскому послу – поистине мудрейший способ завоевать всенародную поддержку. Я говорю о моральном равнении на Запад.

Призывы Навального превратить Россию в «маленький уютный домик» абсурдны и провокационны. Учитывая неконкурентоспособность России в экономической игре по правилам Запада (с коим автор проекта столь подозрительно близок), а также корявый национализм Навального, грозящий стране сепаратизмом, Россия Навального действительно рискует превратиться в нечто маленькое - только не в «уютный домик», а в «покосившийся сарайчик»; и потому его призывы абсурдны. В то же время, бюргерский проект «маленького домика» актуален ТОЛЬКО для маленьких европейских государств, уверенных в безопасности своих суверенитетов и лишенных геополитических амбиций. Это случай Швейцарии, Голландии или Дании, но никак не России. Учитывая при этом, что благодаря остаткам советского наследия Россия номинально остается геополитическим полюсом, бывшей «красной угрозой», богатой ресурсами, территорией и враждебными соседями, призывы стать «уютным домиком» сродни призывам разобрать крепостные стены и строить из камней дворец, когда враг уже под стенами. Суть провокация.

Популярность концепции Навального у среднего класса вполне естественна. Бюргерская нацдемовщина к лицу «норковым шубам», чувствующим (и знающим – благодаря «РосПилу»), что Путин и его команда им «слегка недодает»; тем более, что за счет «бархатной революции» миллионеры имеют неплохие шансы переквалифицироваться в миллиардеров. А для хипстеров средней руки, креативных макюзеров, «уютный домик» и вовсе является пределом мечтаний, ибо для них, живущих сегодняшним днем, могущество и независимость страны ничто по сравнению с личным благосостоянием – на увеличение коего они, собственно, и рассчитывают. И неважно им, кто будет у руля: Навальный, Немцов, Прохоров или «услышавший их» расщедрившийся Путин.

Выбирая между полезным и вкусным, дети заведомо предпочитают второе, и если бы дети сами определяли свой рацион, они питались бы одними конфетами и пирожными. Плачевные итоги такого питания описывать излишне. Точно так же и наши «революционные массы», уже порядком избалованные, ожиревшие и беззубые, требуют от власти «еще конфет» и ведутся на «сладкие» обещания незнакомых дядек. При том, что им следовало бы сменить рацион, а по-хорошему – вообще отказаться от сладкого, во благо профилактики сахарного диабета.

***

Пристальное внимание нашей общественности к Западу вполне объяснимо. И дело не только в «скромном обаянии буржуазии», естественной притягательности европейского благополучия. Победа Запада в минувшей геополитической схватке, битве за превосходство идеологий, попросту не могла не сказаться на психологии побежденных, не могла не заставить уверовать массы в торжество их модели общества. Тем более, что корни комплекса национальной неполноценности зарыты еще глубже.

Петровское наследие не отпускает русский менталитет до сих пор, несмотря на многочисленные победы России над Западом, от петровского же триумфа под Нарвой и вплоть до Второй Мировой Войны. Заветы «Юности честного зерцала» привили русским не только трепетную ксенофилию, но и порожденную ею страсть к национальному самобичеванию. Причем русское самонедовольство имеет склонность расти подобно снежному кому, от недовольства малым, своим костюмом и хлебом насущным, до полного разочарования в укладе своего бытия, в своей культуре и традициях. И чем сильнее крепчает русофобия, тем сильнее крепнет ксенофилия. «Западофилия» – в особенности.

По степени национальной закомплексованности русские нынче сродни индусам, обожествляющим белых господ-сахибов. Вот только Россия никогда не была колонией, а индусам, к их чести, никогда не приходило в голову превозносить в ущерб себе малые народности, возводить сохранение чужих традиций в ранг святой обязанности.

Не удивлюсь, что если бы этот критерий можно было измерить как абсолютную величину, то существующая в современном российском обществе русофобия оказалась бы многократно больше, нежели русофобия хазар, татаро-монголов, поляков, немцев и других народов, некогда стремившихся истребить русскую нацию. Ибо нынче русофобия доходит до абсурда: не только до презрения к традициям, верованиям, истории и языку, но и до отрицания их как таковых, вплоть до отрицания существования самого этноса. Да что говорить, если даже русскую кухню с недавних пор принято считать заимствованной от начала и до конца (прим.: хотя интересно, у кого были заимствованы блины с икрой, окрошка, солянка, тройная уха по-царски, рассольник и кислые щи?).

В основе национального самоотрицания лежит целый комплекс причин, но главной причиной, по моему убеждению, является государственная политика, целенаправленно уничтожавшая и уничтожающая поныне национальную принадлежность этнического большинства. Вождям Советского Союза это было необходимо как на этапе построения интернациональной империи (в качестве залога формального равноправия республик и народов), так и на этапе сохранения ее целостности (в качестве панацеи от межнациональных конфликтов и сепаратистских настроений меньшинств). Власти постперестроечной России, прекрасно осознавая силу национализма, предпочли иметь дело не с русским народом, а с синтетическими «россиянами». Апофеозом их политики стала отмена национальности по паспорту. Немногие тогда восприняли этот жест всерьез, в полной мере оценили его символизм. А зря.

Отмена вышеуказанной графы автоматически изменило концепции государственного устройства в плане взаимоотношений государства и народа. Концепция патриотизма восторжествовала над концепцией национализма – за счет лишения второй легитимности.

Здесь считаю уместным внести некоторые уточнения. Концепция национализма подразумевает, что нация создает государство, в то время как концепция патриотизма означает обратное: создание нации государством. Таким образом, российские власти придали себе первичный статус, превратив народ в свое «детище». Поэтому, с точки зрения властей, «любовь к Родине» у «россиян» может подразумевать лишь любовь к государству, а не к своей нации. А поскольку при этом государство закрывает глаза, а зачастую открыто поддерживает вспышки национальной гордости меньшинств, можно сделать вывод, что политика денационализации направлена, в первую очередь, против этнического большинства. Что немудрено, поскольку именно русских власти боятся больше всего, именно русский бунт представляет для них наибольшую опасность.

Провал бренда «россияне» очевиден. За исключением представителей отсталых слоев населения и заведомо ангажированных лиц, едва ли кто станет спорить, что само слово «россиянин» не несет положительной энергии, не зажигает гордость в сердцах, не сплачивает нацию от одного факта причастности к ней. Напротив, «россиянин» у адекватных людей вызывает неприятные ассоциации – опять же, с отсталыми слоями населения, с алкоголизмом и разрухой.

Из вышесказанного надо делать правильные выводы. В уродстве созданного государством голема виноват не столько материал (а в начале 90-х нация пребывала в отвратительном состоянии), сколько кривые руки, попустительство и злой умысел скульпторов. Суть беды в том, что власти и не помышляли строить крепкую, сплоченную и величественную нацию. И как ни банально это звучит, слабым народом проще управлять, и потому создание сильного народа не входило и не входит в меркантильные интересы правителей. А если вдобавок у народа отнять последнее (и самое важное), за что он может зацепиться – национальную принадлежность, - то превосходство государства над народом становится безоговорочным, а любые попытки борьбы граждан с беспределом правителей – тщетными.

Целевой аудиторией и опорой минувшего протеста был бренд «гражданин», зачастую с приставкой «сознательный». Бесспорно, репутация этого бренда не в пример выше запятнанного водкой и пельменным бульоном «рассеянина», но и он имеет ряд недостатков, важнейший из которых – системность. Проблема не в том, что по сути гражданином является каждый, от подзаборного пьяницы и до президента. Проблема «гражданина» - в логической (и моральной) привязанности к государству, конституции, закону и патриотической концепции в целом (в соответствии с которой, повторюсь, народу отведена вторичная роль). Таким образом, бунт «граждан» изначально системен, а следовательно – предсказуем и победим. Предмет его борьбы строится на противоречии действиям власти, призывах удовлетворить насущные требования, и потому нелогично ждать от «гражданского» бунта качественных перемен. Впрочем, и количественных тоже: покуда власти понимают, что ореол «гражданственности» не способен придать толпе необходимую решимость.

Я допускаю, что бренд «гражданин» выбран оппозицией за неимением лучшего. Ведь если представить себе, что этот протест оперировал бы брендом «русский народ», СМИ в мгновение заклеймили бы протестующих «националистами» - а в нынешних условиях это смерти подобно. И тем не менее, революция «граждан» нынче не только невозможна, но и, по сути, не нужна стране, покуда она заведомо нацелена на количественные перемены. Значимость коих в историческом контексте ничтожна, ибо удвоение народных пайков не сделает Россию конкурентоспособной державой, страной, имеющей будущее.

В перспективе только опора на русский народ в состоянии сломить систему, ибо только национальный призыв может сплотить массы и заставить их идти до последнего. Безусловно, для начала сами «россияне» должны почувствовать себя Русскими, что, в общем, вполне возможно – в результате того же попустительства властей в сфере миграционной политики, неминуемо укрепляющего национальную напряженность. Также есть надежда, что вчерашние бунтовщики иначе взглянут на произошедшее, переоценят свои устремления, и найдут верную и надежную опору под ногами. Приход к русской идее более чем логичен для русского человека и русского общества, равно как и установление власти, ориентированной на национальное большинство.

Преодолевающим комплекс национальной неполноценности придется проделать нелегкую работу, и в первую очередь – работу над собой. Вслед за рабом, русскому человеку необходимо по капле выдавить из себя бюргера. Ибо в наши дни трагедия русского народа не в том, что русский не может позволить себе жить по-европейски (в «маленьком уютном домике»), а в том, что он стремится к этому, равняется на бюргерский западный образец.

Необходимо научиться отличать русские традиции от «развесистой клюквы». Кокошники, матрешки и лапти – гротескные сувениры для иностранцев, а не русская традиция. Надежда Бабкина и прочее «ой-лю-ли» - не более чем пародия на русский фольклор, вернее – на выродившуюся форму русского фольклора. Истеричность, пьянство и страсть к «думам окаянным» - национальные черты финно-угров, а не славян. Религиозное мракобесие – пережиток времен Ивана Грозного, следствие произвола бесноватых (под стать царю) опричников, а не форма русского благочестия.

Феномен русской традиции в значительной мере трансцендентен, и все же, заглядывая в историю, нетрудно увидеть, какие обычаи и черты национального характера позволили русскому народу пройти через века до наших дней сквозь бесчисленные невзгоды и испытания. В общем и целом, русским всегда были свойственны воинственность (без которой русский народ не смог бы одолеть орды захватчиков), консервативность (как в государственных делах, так и в семейном укладе), взаимовыручка (как условие выживания в суровых климатических условиях), бескорыстие и религиозное благочестие. Религиозность, искреннее (по большей части интуитивное, нежели догматическое) стремление к гармоничному сосуществованию с высшими силами всегда было отличительной чертой русской нации. Хотя бы поэтому силы, восстающие против номинально «богоугодной» (за счет продажной, но все же не лишенной сакральности РПЦ) власти, должны осознавать, что без присутствия ореола сакральности они не имеют шансов на успех; ибо пока народ не почувствует благосклонность высших сил к бунту, он не примет сторону бунтовщиков.

Среди прочих мер, прогрессивные представители нации обязаны отбить право зваться русскими у тех, кто, увы, чаще остальных ныне склонен себя так называть – тех, кто бравирует своей национальной принадлежностью исключительно в пьяном угаре (феномен «я рузке, бл.дь!»). Необходимо популярно (возможно, с применением силы) разъяснять, что в нынешних условиях принадлежность к русской нации является привилегией достойных принадлежать к ней, в то время как удел недостойных – оставаться «рассеянами».

Само собой, русофобия как средство выражения самоиронии – вещь недопустимая. То, что сегодня среди энной прослойки ультраправых стало признаком хорошего тона глумиться над русской культурой, мешая воедино русское, «рассеянское» и «клюквенное», есть вернейший признак вырождения.

В завершение темы хочу отметить, что русские традиции обладают достаточной целостностью для того, чтобы заменить собой западную систему ценностей в сознании и жизненном укладе обычного человека, и в то же время они достаточно гибки для того, чтобы гармонично вписаться в современность. Успех интеграции русского уклада в современный обиход при этом зависит только от глубины погружения идеи в умы и сердца людей. Уродливые формы «неорусизма», описанные в сорокинском «Дне опричника», возможны лишь при максимально поверхностном восприятии, поэтому негоже адекватному человеку на них ровняться

Тем же, кто всем сердцем ненавидит все русское и давиться слюной на Запад, в будущем следует предоставить возможность покинуть страну (разумеется, если у них нет долгов перед Родиной), причем без права возвращения обратно как для них, так и для их потомков. Таким образом, генофонд нации станет значительно чище, и если молодое русское государство чего и лишится, так это источника внутренних проблем.

***

Наконец, важнейшим национальным комплексом следует считать комплекс великого свершения.

Природа этого комплекса одновременно собирательна и вполне конкретна. Конкретное оставило свой след на лицах людей, выходивших митинговать «за перемены, но против революции». Собирательная составляющая – полный набор всех вышеописанных комплексов, - таилась в их не храбрых сердцах. Полагаю, что теперь, после провала всей кампании, многие начали понимать, что было сделано «не так» – ни немцовыми, а ими самими, - и в каком смысле следовало «начинать с себя», изменяя мир.

Любая качественная перемена в этом мире сопряжена с временными неудобствами и страхом, будь то революция или ремонт собственного жилья. Безусловно, революция несет рисков не в пример больше, и в случае провала «неудобства» могут стать драматическими для отдельного человека и катастрофическими для всего государства. Но у страха глаза велики, и потому наблюдать за видеохрониками революционных событий, как правило, значительно страшнее, нежели принимать в них участие; люди, выходившие на площади в последние месяцы, наверняка в этом убедились. Глаза боятся, а руки делают – гласит другая русская пословица.

Прежде чем взяться за преодоление комплекса великого свершения, необходимо последовательно побороть в себе каждый из четырех составляющих его комплексов, убедившись в их абсурдности.

Необходимо понять, что власть Путина, несмотря на многочисленные свиты гэбэшников, ментов и журналистов, отнюдь не всесильна, и если в критический момент (подобный 10 декабря 2011 г.) народ проявит всю свою волю, решимость и силу, тогда этой власти придет конец.

Следует уяснить, что раз нынешняя власть уродлива от начала и до конца, а ведомая ею политика ведет страну к погибели, только кардинальные изменения, а не местечковые «перемены» должны стать предметом устремлений; и негоже прислушиваться к «молчаливому большинству» - оно молчит хронически и, будучи угнетаемым, способно лишь на брюзжание (прим. оно так «крепчает»).

Необходимо не только отправить на свалку истории вчерашних «западников» - в знак благодарности за провал, - но и побороть Запад в себе. В то время, когда Европа на давосском форуме признает бесперспективность своей экономической модели, пожинает плоды мультикультурализма, неторопливо вымирая в своих «маленьких уютных домиках», негоже России садиться на тонущий корабль. И свой строить «по образу и подобию», с теми же брешами, заложенными в конструкцию, тоже ни к чему – тем более, что у нас это плохо получается.

Необходимо понять, что единственной эгидой, способной собрать воедино лучших представителей русской нации, может быть только русский бунт. Ориентация на национальное большинство не просто перспективна – она в высшей степени справедлива и оправданна. Призыв к русскому восстанию не только определяет и консолидирует революционные массы, но и дает вполне конкретные очертания устремлений, помогая людям понять трансцендентные цели бунта, не цепляясь к мелочам и не путаясь в мнимых противоречиях. Русская революция логична и проста до гениального, и только-то и стоит понять, что всей нации, всем нам нужно от власти одно и то же.

Наконец, поборов в себе вышеупомянутые комплексы, русскому народу предстоит побороть непосредственно комплекс великого свершения. Теперь это будет не столько сложно, сколько церемониально. Осознание необходимости строить свое государство, свой мировой полюс, должно вызывать не страх, но торжественный трепет – как любая другая судьбоносная метаморфоза, требующая воли и готовности к временным тяготам, неудобствам и риску.

Свержение Путина и всех причастных к его олигархии лиц, последовательный демонтаж экономической системы, уничтожение гнилой рассеянской квазикультуры – вся эта необходимая деструкция осуществима лишь в случае единовременного порыва (революции), и более чем оправданна, если произойдет во благо строительства качественно нового государства. В свете порочности России, неисправимой мирным эволюционным путем, революция становится более чем последовательным шагом, подобно естественной биологической метаморфозе. Именно так к ней и следует относиться, без истерик, страхов, левацкого пафоса и чрезмерных сантиментов.

Приход к власти сил, ориентированных на построение сверхдержавы, нового геополитического полюса, также более чем логичен. Не только бескрайние просторы и обилие природных ресурсов, но и сама история России, менталитет русской нации не допускают умышленной геополитической слабости государства. Проще говоря, Россия создана для того, чтобы быть полюсом. А поборникам идеи «уютного домика» следовало бы прошерстить историю былых европейских сверхдержав, от Древнего Рима и до довоенных Франции и Великобритании: дабы понять, что случается с влиятельностью государства и моральным обликом нации после того, как по тем или иным причинам сверхдержава превращается в «маленький домик».

Не надо строить иллюзий по поводу «доброты» и «гуманизма» современного мира, особенно если дело касается международных отношений. Мир пребывает в состоянии непрерывной борьбы, и судьбы слабых находятся в руках сильных, всецело подвластные их воле. И если слабые по отдельности страны сильного Евросоюза могут позволить себе быть слабыми (сытыми и невоинственными – подобно римлянам времен заката империи), то Россия, лишенная реальных союзников, обязана быть сильной. Нынешняя геополитическая сила России – остаточное наследие СССР, а формальная независимость России обусловлена лишь тем, что США удовлетворено никчемностью и безнадежностью «сырьевого придатка Европы». Излишне говорить, насколько унизительно такое положение, и чем оно чревато.

Путинские бравады о том, что «Российская Федерация стала сильным государством, с которым другие страны не могут не считаться», разбиваются вдребезги о недавний пример геополитических разногласий, возникших после объявления независимости Абхазией и Южной Осетией. Напомню, их независимость, помимо России (собственно, отстаивающей таким образом свои геополитические интересы), признали всего пять государств-членов ООН: Венесуэла, Никарагуа, Науру, Вануату и Тувалу. Заметьте, в этом списке нет ни одной страны, входящей в СНГ, и ни одной сверхдержавы. Что очень показательно.

Россия обязана стать конкурентоспособным геополитическим полюсом, способным сдержать расширение влияния США и Китая. Учитывая мировые политические и экономические тенденции, для нашей страны это вопрос выживания – даже не принципа. Именно поэтому русский народ должен избавиться от аполитичной безмятежности, комплексов и страхов, дабы свергнуть дискредитировавших себя, неспособных быть эффективными временщиков, и установить новую власть. Причем целью правления новой власти должно стать не личное обогащение и не увеличение потребительского пайка, а укрепление нации и государства.

Не только выполнение промежуточной задачи (свержение олигархии Путина), но и достижение конечной цели (построение нового государства) требуют вложения колоссального объема сил. Поэтому люди, встающие на путь борьбы за лучшее будущее, обязаны быть сильными телом и духом. Чтобы в следующий раз улицы и площади заполнились не аморфными «массами», а Силой, имеющей несокрушимый потенциал и четкий вектор.

Поиск по сайту: