Предтечи революционера 6 страница

Для Ленина революция – это социальный эксперимент. Не получилось в 1905 году, получится в 1917-м. Не получится… будем готовиться к следующей. В ноябре 1917 года Горький в статье „Вниманию рабочих" написал: „Жизнь, во всей ее сложности, неведома Ленину, он не знает народной массы, не жил с ней, но он – по книжкам – узнал, чем можно поднять эту массу на дыбы, чем всего легче разъярить ее инстинкты. Рабочий класс для Лениных то же, что для металлиста руда. Возможно ли – при всех данных условиях – отлить из этой руды социалистическое государство? По-видимому – невозможно; однако – отчего не попробовать? Чем рискует Ленин, если опыт не удастся?"45

Риск один: удастся ли благополучно вновь уехать за границу… Суть эксперимента – попытка овладения властью. Попытка самым потрясающим образом удалась.

Постепенно, но неуклонно терялась главная идея любой революции – свобода. Уже в самом начале она была заменена другой – идеей власти как предтечи свободы. Но чтобы получить власть, большевики повенчались навсегда с насилием, и в этом браке была похоронена свобода. Ленин как теоретик революции проявил себя как автор знаменитого обращения „К гражданам России", декретов о мире и о земле. Но в этих документах исторического значения речь совсем не шла о свободе как высшей ценности, как главной цели революции. Это не было „Биллем о правах" английской революции 1689 года, американской „Декларацией независимости 1776 года", сформулировавших в качестве главных, фундаментальных целей своих социальных потрясений права человека и его свободы. Революция в России, формально дав людям мир и землю, идею свободы заменила лукавой отменой „эксплуатации человека человеком". Никто еще не знал, что вскоре после 1917 года эксплуатация, переоблачившись в государственно-партийную мантию, вернется в самой беспощадной форме. Вернется, освятив „революционное насилие", что будет иметь трагические последствия для судеб народов России.

Группа русских эмигрантов-интеллигентов, отторгнутых от родины, создаст в 1931 году в Париже журнал „Новый град". Там печатались Бердяев, Степун, Лосский, Булгаков, Цветаева, Федотов, Бунаков, другие русские правдолюбцы. В программной статье первого номера журнала есть вещие строки: „Поколение, воспитанное на крови, верит в спасительность насилия и выдвигает идеал диктатуры против правового государства"46. Что правда, то правда. Прошли десятилетия, и было всякое: героические порывы, осененные фанатичной верой, трагедии ликвидации целых слоев народа, великое подвижничество в спасении земли предков, долгая „окостенелость" сознания, прозябание во лжи… Но инстинкт веры „в спасительность насилия" еще и сейчас живет во многих людях бывшего Союза. Семена, посеянные ленинцами, какими бы субъективно честными намерениями ни руководствовались некоторые из них, продолжают давать якобинские всходы. Ленин, дав призрачную надежду на счастье людей, смог нащупать и уловить самый устойчивый и живучий элемент сознания – веру. Он постиг, что русские могут очень долго, десятилетиями, довольствоваться одними надеждами.

Едва ли кто сегодня всерьез воспринимает ленинскую теорию социалистической революции. Но веру, рожденную ее проповедями, еще долго не могут смыть с мостовой бытия ливни разоблачений, правды и новой исторической информации, вырвавшейся из заточения.

Революционеры были разные: боевики, связные, печатники, агитаторы. Высшими Жрецами профессиональных революционеров считались теоретики. Их можно было пересчитать на пальцах одной руки. Ленин не был Плехановым, но удивительно: стал основоположником теории ленинизма.

Феномен большевизма

Любой старшеклассник знал, что такое „большевики" и „меньшевики". Студенты считали за удачу вытащить билет по „Истории КПСС", где предписывалось рассказать о 11 съезде РСДРП, Ленине, искровых… Все до боли ясно и четко: Ленин и „твердые" искровцы „считали партию боевой организацией, каждый член которой должен быть самоотверженным борцом, готовым и на повседневную будничную работу, и на борьбу с оружием в руках…". Ну а „Мартов, поддержанный всеми колеблющимися и оппортунистическими элементами", хотел превратить партию в „проходной двор". Все ясно. „С такой партией, – назидательно поучала официальная биография Ленина, – рабочие никогда не смогли бы добиться победы – взять власть в свои руки"47.

Если студенту на экзамене еще добавить, что за Лениным, хотя и колеблясь, нерешительно шел Плеханов, – высшая отметка в зачетке была гарантирована. Совсем необязательно было говорить, что на съезде прошло все-таки предложение Мартова о членстве в партии. А вот при выборах центральных органов партии (ведь это власть!) большинство пошло за Лениным, и с этого времени его сторонников на съезде и в партии стали называть „большевиками". Оппортунистов, которые при формировании руководя-щих органов РСДРП на съезде остались в меньшинстве, – естественно, „меньшевиками".

Эта схема не просто кочевала из книги в книгу, она стала навязчивым догматическим стереотипом в общественном сознании. Уже вскоре после октября 1917 года слово „меньшевик" стало но нарастающей синонимом: „оппортунист", „буржуазный соглашатель", „пособник буржуазии", „союзник белогвардейщины", „иностранный шпион", „враг народа". Естественно, и отношение к ним изменилось кардинально. Примерно так, как вопрос „О меньшевиках" рассматривался 5 января 1922 года на заседании Политбюро ЦК РКП(б). По докладу Уншлихта приняли лаконичное постановление:

„а) Поручить Уншлихту выбрать для поселения меньшевиков 2–3 уездных города, не исключая лежащих по железной дороге;

6) Не возражать против выезда меньшевиков за границу;

в) Если потребуется субсидия на выезд, поручить тов. Уншлихту представить в Политбюро особый доклад о размерах…"48

Слава богу, пока еще не стреляли своих бывших однопартийцев, а лишь ссылали и высылали. Но очень скоро начнутся и расстрелы… массовые.

Известный меньшевик Мартынов вспоминал, что однажды, будучи за рубежом, они зашли с Лениным в „ресторанчик". Разговорились о программе партии, ее тактике, задачах пролетарской революции и т. д. „И по всем этим путктам мы с товарищем Лениным оказались солидарными. Но вот в конце беседы он меня спрашивает:

– А как вы относитесь к моему организационному плану?

– Считаю его неправильным; вы хотите создать партию наподобие какой-то македонской четы. Этого принципа не знает ни одна из социал-демократических партий Запада…

Ленин в ответ заявил:

– Значит, в этом пункте со мной не согласны?

– Да.

– Ну, раз так, тогда нам вообще с вами больше разговаривать не о чем.

И с тех пор, пишет Мартынов, наши дороги разошлись…"49

Таков был Ленин

Взяв за основу организационный, количественный, в известном смысле технический признак, ставший водоразделом между двумя крыльями российской социал-демократии, он целиком отодвинул в тень атрибуты неизмеримо более важные.

Если сказать коротко и, как уверен автор, более точно, межа, разделившая партию на „большевиков" и „меньшевиков", была совсем другой, не организационной. По сути, социал-демократами оказались лишь меньшевики. Именно они признали демократию, парламентаризм, политический плюрализм той константой, которая способна предотвратить превращение насилия в универсальный метод социального развития. Для них демократия стала непреходящей ценностью, а не политической ширмой и антуражем. Да, меньшевики вначале не открестились от идола диктатуры пролетариата, но их приверженность к ней все слабела, пока не исчезла совсем.

Большевики, наоборот, чем дальше шли, тем сильнее крепло их убеждение в спасительной роли диктатуры пролетариата. Это были российские якобинцы и радикалы. Не случайно, заполучив в октябре 1917 года неслыханный приз – власть в гигантской стране, большевики посчитали, что это победа не только над буржуазией, но и над своими вчерашними „однопол-чанами" – меньшевиками. „Октябрь означает, – заявил самый верный ленинец Сталин, – идеологическую победу коммунизма над социал-демократизмом, марксизма над реформизмом".

Но почему же большевизм одержал верх? Почему их программа оказалась привлекательной? Почему большевики уцелели, когда стало ясно, что они выражают интересы лишь „профессио-нальных революционеров"? Ответы на эти вопросы могут, на мой взгляд, помочь познать феномен большевизма.

Большевизм как радикальное течение в российском социал-демократизме одержал верх над всеми другими революционными партиями потому, что в решающий, критический момент своей истории смог найти струну, звучание которой отразило интересы большинства народов России. Ленин и большевики блестяще разыграли карту империалистической войны, которая никому, в сущности, не была нужна. Молох войны пожирал все новые и новые миллионы человеческих жизней.

Весть о начале войны вызвала сначала в эмиграции шок, интеллектуальное смятение, а затем быстрое нарастание оборонческого движения. В первых рядах „оборонцев" оказались Г.Плеханов, В.Левицкий, В.Засулич, П.Маслов, Н.Д.Авксентьев, Б.В.Савинков и многие другие видные социал-демократы. Уже в августе-сентябре началось волонтерское движение. Сотни эмигрантов из России, охваченные патриотическим порывом, стали записываться добровольцами в армии стран Антанты. По данным Григория Арансона, в рядах добровольцев оказалось около тысячи российских социал-демократов50.

Но быстро определилась и большая группа интернационалистов, выступивших против империалистической войны вообще. Особо видное место в этой группе социал-демократов занимал Ю.Мартов. Он призывал к объединению всех прогрессивных сил в борьбе против милитаристской политики империалистических государств, предлагал в этой деятельности „не танцевать от печки антибольшевизма", но не допускал и „пораженческих" мотивов в своей позиции. „Неверно, – писал Мартов, – будто всякое поражение ведет к революции, всякая победа – к победе реакции"51.

Ортодоксальные большевики, настоящие „профессиональные революционеры" с самого начала войны заняли иную позицию. Ленин, по словам С.Ю.Багоцкого, узнав 23 июля (5 августа) о том, что немецкие социал-демократы голосовали в рейхстаге за „бюджет войны", тут же заявил: „С сегодняшнего дня я перестаю быть социал-демократом и становлюсь коммунистом"52. Перебравшись из Поронино с помощью австрийских депутатов В.Адлера и Г.Диаманда в Швейцарию, Ленин развивает бурную литературную деятельность. Из-под его пера выходят десятки статей, резолюций, призывов. Первой крупной реакцией на войну была резолюция группы революционеров "Задачи революционной социал-демократии в европейской войне", написанная Лениным. Ленин без колебаний написал фразу, которая долгие десятилетия в советской литературе считалась святой: „С точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов россии, наименьшим злом было бы поражение царской монархии и ее войск, угнетающих Польшу, Украину и целый ряд народов России…".53 На этом Ленин не остановился; в ноябре 1914 года в „Социал-демократе" лидер большевиков пошел дальше: „Превращение современной империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг…"55

Ленин фактически выступил за поражение собственной страны и превращение тяжелейшей войны в еще более ужасную, кошмарную – гражданскую. Это было неслыханно. Впрочем, еще после поражения царизма в Порт-Артуре в ленинских статьях звучали мотивы удовлетворения этим событием. Да, война ужасна, но Ленин отвергает идею мира как „буржуазно-пацифистскую". Мир – только через революционную войну55.

Возможно, с точки зрения революционной логики захвата власти ленинская стратегия и верна. Но она глубоко цинична в нравственном отношении. Конечно, одно дело желать поражения российской армии, проживая в чистеньком и спокойном Берне, и другое – находясь в залитых грязью и кровью окопах „германской войны". Но Ленин фактически призывал, чтобы страшным полем этой войны стала вся Россия. Это пропускали мимо ушей. О гражданской войне никто не хотел слушать, ведь никто не верил тогда в социалистическую революцию! Хотя Мартов предупреждал в самом начале империалистической войны, но не был услышан: Ленин хочет „погреть в фракционном фанатизме свои руки около зажженного на мировой арене пожара"56.

В своем письме к Шляпникову 17 октября 1914 года Ленин писал: „…наименьшим злом было бы теперь и тотчас – поражение царизма в данной войне. Ибо царизм во сто раз хуже кайзеризма… Направление работы (упорной, систематической, долгой, может быть) в духе превращения национальной войны в гражданскую – вот вся суть. Момент этого превращения – вопрос иной, сейчас еще неясный. Надо дать назреть этому моменту и „заставлять его назревать" систематически… Мы не можем ни „обещать" гражданской войны, ни „декретировать" ее, но вести работу – при надобности и очень долгую – в этом направлении мы обязаны…"57"…Царизм во сто крат хуже кайзеризма…" Как много сказано в этих фразах.

Статьи подобного содержания за подписью Ленина стали появляться в эмигрантской печати. Вождь большевиков походя поругивал в них и „империалистическую Германию". Но в Берлине сразу заметили нового союзника в Швейцарии и сделали далеко идущие выводы.

Сегодня кое-кто говорит, что генерал Власов, сдавшись в плен немецким войскам в 1942 году, стал бороться со Сталиным. Это историческая неправда. Он боролся с собственным народом, которым управлял диктатор. Ленин поступил не лучше: ведь царь русский в „сто раз хуже" немецкого кайзера. Ленин, еще не видя реальных путей прихода к власти в России, фактически счел нужным занять сторону ее врага. Правда, прикрываясь иногда интернациональными одеждами и поругивая „германский империализм".

Когда народ был измучен войной до предела, а государственная власть, по существу, стала валяться на мостовой Петрограда, в обмен на обещание народу мира большевики получили фантастически легко – власть. Все как-то забыли о старых призывах Ленина к гражданской войне. Но, получив власть, он уже не мог остановиться, ведь, по мнению вождя, до социализма осталось так близко! Если убрать с дороги „вчерашних", можно беспрепятственно проводить великий эксперимент. По существу, дав мир (призрачный, очень короткий), дав землю (которую тоже со временем отберут, превратив крестьян в крепостных XX столетия). Ленин забрал в итоге у людей и обещанную свободу, которой, справедливости ради стоит сказать, в России и так было далеко не в избытке…

Но почему же уцелели большевики? Благодаря лидеру революции и безграничному насилию, которое было использовано для защиты неожиданно свалившейся в руки власти. Ленин оказался идеальным лидером для этой ситуации. Весьма любопытны в этом смысле размышления А.Н.Потресова о Ленине из неоконченных им мемуаров. „Ни Плеханов, ни Мартов, ни кто-либо другой, – писал Александр Николаевич, – не обладали секретом излучавшегося Лениным прямо гипнотического воздействия на людей, я бы сказал – господства над ними. Плеханова – почитали, Мартова – любили, но только за Лениным беспрекословно шли, как за единственным бесспорным вождем. Ибо только Ленин представлял собою, в особенности в России, редкостное явление человека железной воли, неукротимой энергии, сливающего фанатичную веру в движение, в дело, с не меньшей верой в себя… Но за этими великими достоинствами скрываются также великие изъяны, отвратительные черты, которые, может быть, были бы уместны у "какого-нибудь средневекового или азиатского завоевателя…"58 Так писал Потресов о Ленине. А Ленин оценивал Потресова в присущем ему духе более лаконично: „Экий подлец этот Потресов!"59

Ленин, получив власть, быстро сформировал штаб „продолжения революции", состоящий из людей, готовых на все, чтобы не утратить завоеванное. Любой ценой. Ленин оказался абсолютным прагматиком, способным перешагнуть через любые принципы, нормы, обещания, программы. Таковым был большевизм.

В 1921 году эсеры в подполье выпустили брошюру „Что дали большевики народу". В ней говорилось, что новые хозяева не выполнили ни одного из своих программных обещаний. В тексте отмечалось, что вместо обещанного мира страна была ввергнута в трехлетнюю кровавую гражданскую войну и население России сократилось на 13 миллионов человек (гибель на фронтах, тиф, террор, эмиграция и т. д.). Голод свирепствует в России; крестьяне хлеб не сеют, потому что знают – его отберут. Разрушена промышленность. Россия оказалась отрезанной от мира; от нее отвернулись почти все. Установлена диктатура одной партии. ЧК – государство в государстве. Учредительное собрание разогнано. Власть ведет войну с собственным народом…60

Тезисно пересказав содержание брошюры, подготовленной оппонентами большевиков, нельзя утверждать, что они слишком сгустили краски. Большевики, получив исторический приз – абсолютную, монопольную власть, оказались способны на любые шаги, чтобы ее удержать, хотя для всех трезвомыслящих людей было ясно: „пришпоривание" истории во имя ленинских химер обязательно отомстит народу. Но именно путем диктатуры, насилия, террора большевикам удалось заложить глубокий фундамент тоталитаризма.

Ленин сам умел показывать пример большевистской беспощадности: уже тогда это стало называться классовой революционной добродетелью. Вот один (из многих) документов, показывающих, почему большевикам удалось устоять. Летом 1920 года, утверждая власть большевиков, Ленин широко инициировал террор: открытый и тайный. Террор против остатков буржуазии, сочувствующих ей, меньшевиков, эсеров, просто инакомыслящих. Своей рукой вождь революции написал:

„т. Крестинскому.

Я предлагаю тотчас образовать (для начала можно тайно) комиссию для выработки экстрен-ных мер (в духе Ларина. Ларин прав). Скажем, Вы + Ларин + Владимирский (Дзержинский) + Рыков?

Тайно подготовить террор: необходимо и срочно…

Ленин"61.

Да, для исполнения таких личных распоряжений вождя нужны люди „особые", из беспощадных фанатиков, руководимых „профессиональными революционерами". Короткая ленинская фраза: „тайно подготовить террор: необходимо и срочно" – говорит о многом. О том, например, что так должны быть готовы поступать все большевики. Революция, по Ленину, свершена во имя народа. Ну а теперь он, этот народ, должен „трепетать". Ленин любил секреты, поэтому тайно готовить террор – это более революционно, это наверняка. Читая такие документы (а их в секретном фонде вождя немало), начинаешь глубже понимать феномен большевизма.

Знаю, и сейчас найдутся люди, которые укажут: обратите внимание, когда продиктован документ! Ведь это лето 1920 года! Да, знаем, что тогда было. Но зачем народу строй, режим, который добивается своих целей с помощью террора как государственного метода? Насилие – стиль большевиков и их вождя. Сталину было у кого учиться. К слову, свой двухтомник о Сталине я писал до 1985 года, когда не мог знать все эти документы; их по поручению ЦК надежно стерег академик Г.Л.Смирнов, до него Поспеловы, Федосеевы, Сорины, Ардаматские и другие большевики. А мы все, и я в том числе, безгранично верили в „величайший гуманизм" пролетарского вождя.

Раскрывая феномен большевизма, мы пришли внешне к парадоксальному выводу: их власть означает диктатуру меньшинства… Действительно, звучит необычно: большевизм – это власть меньшинства. На эту особенность обратил внимание еще в 1919 году Ю.О.Мартов, начавший писать большую книгу об идейно-психологических корнях большевизма. Книга не была закончена и в таком виде опубликована в 1923 году Ф.Даном (конечно, уже не в России, а Германии).

Отвергнутый новым режимом лидер меньшевиков, будучи уже тяжелобольным, писал, что Ленин обещал „тотчас осуществить меры, подробно разобранные Марксом и Энгельсом: 1) выборность и сменяемость власти, 2) плата не выше рабочего, 3) все будут исполнять функцию контроля и надзора, чтобы никто не стал бюрократом…". И что же? Мартов продолжает: „Действительность жестоко обманула все эти иллюзии. Советское государство не установило ни выборности, ни сменяемости; не отменило профессиональной полиции, не растворило суда в непосредственном нравотворчестве масс… Напротив, в своем развитии оно проявляет обратную тенденцию – к крайнему усилению государственного централизма, к максимальному развитию иерархического и принудительного начал в общежитии, к разрастанию и пышному расцвету всех специальных органов государственной репрессии…"62 Фактически лозунг „Вся власть Советам" был заменен, как точно подметил Мартов, лозунгом „Вся власть большевистской партии". А это есть диктатура крайнего меньшинства пролетариата. Или еще точнее – диктатура над пролетариатом. Таков феномен большевизма. Их высший орган – Политбюро ЦК стало обладать властью, какой не обладал ни один император…

Вот лишь некоторые решения этого „общественного органа", обладавшего исключительной властью. Решения приняты при активном участии Ленина.

– На заседании Политбюро 26 апреля 1919 года решено: если будут повторные случаи сбрасывания бомб на мирное население – расстрелять часть заложников63.

– На заседании Политбюро 24 июня 1919 года решено, что к лицам, не сдавшим оружие в установленный период, должны применяться самые строгие меры вплоть до расстрела…64

– На заседании Политбюро 4 мая 1920 года решено послать Орджоникидзе телеграмму за подписью Ленина и Сталина с запрещением „самоопределять Грузию"65.

– На заседании Политбюро 6 мая 1920 года решено арестовать съезд сионистов и опубликовать материал, компрометирующий делегатов съезда66.

– На заседании Политбюро 9 октября 1920 года решено провести на съезде Пролеткульта резолюцию о подчинении Пролеткульта партии…67

Можно продолжать бесконечно. На каждом заседании Политбюро (на отдельных рассматри-валось до 40 вопросов) весьма мало решалось партийных дел. Партия стала государственным органом, и это в огромной мере раскрывает феномен большевизма, как и его корни грядущего неизбежного исторического поражения.

Ленин создал партийно-государственную систему, которая стала быстро создавать новый тип человека. О нем, этом типе, весьма убедительно сказал Н.А.Бердяев: „В новом коммунистическом типе мотивы силы и власти вытеснили старые мотивы правдолюбия и сострадательности. В этом типе выработалась жесткость, переходящая в жестокость. Этот новый душевный тип оказался очень благоприятным плану Ленина, он стал материалом организации коммунистической партии, он стал властвовать над огромной страной… Новые люди, пришедшие снизу, были чужды традициям русской культуры, их отцы и деды были безграмотны, лишены всякой культуры и жили исключительно верой… Народ в прошлом чувствовал неправду социального строя, но он кротко и смиренно нес свою страдальческую долю… Но наступил час, когда он не пожелал больше терпеть… Кротость и смиренность может перейти в свирепость и разъяренность. Ленин не мог бы осуществить своего плана революции и захвата власти без переворота в душе народа…"68

Можно сказать, что большевизм как политическое и идеологическое явление есть синтез социального якобинства, радикального марксизма, русского бланкизма. Это попытка построить Храм Добра руками рабов. К добру – через зло. Ярчайшим персональным выразителем большевизма явился его вождь – Владимир Ильич Ленин. В его мировоззрении, ставшем идеологией большевиков, рельефно был выражен максимализм, отрицание традиционных демократических форм (например, парламентов), ставка только на революционные, а не реформистские методы, обожествление насилия, макиавеллизм в политике. При мощном уме, сильной воле, убежденности в своей правоте эти атрибуты миросозерцания казались весьма привлекательными для людей, которые надеялись и верили в возможность фантастического скачка из царства необходимости в царство свободы.

Когда Ленин написал „Шаг вперед – два шага назад", Мартов, отвечая на разносную критику автора брошюры, писал: „Что-то геростратовское видится в его с лучшими намерениями, конечно, предпринятом деле… Стоит читать эти строки (в брошюре Ленина), дышащие мелкой, подчас бессмысленной, личной злобой, этой поразительной самовлюбленностью, этой слепой, глухой и вообще какой-то бесчувственной яростью, это бесчисленное повторение одних и тех же бессодержательных „бойких" и „хлестких" словечек, чтобы убедиться, что перед нами человек, фатально вынужденный катиться дальше по той плоскости, на которую он „стихийно" встал и которая прямехонько ведет его к полному политическому развращению и раздроблению социал-демократии"69.

Видимо, это не только один из срезов портрета лидера большевиков, но пророчество подсте-регающей их опасности „развращения" и „раздробления". Вся последующая история большевизма есть история уничтожения российской социал-демократии любых оттенков. Здесь большевики преуспели фантастически, уничтожив миллионы за одно подозрение в инакомыслии. Это ли не чудовищное „развращение"!

Борясь с инакомыслием в своей партии, Ленин очень заботился, чтобы для истории все было запечатлено в протоколах, программах, решениях. Считая всегда себя правым, он хранил многие мелкие записки, наброски речей, планов, возил их с собой при переездах. Он заверял, что станет великим. Анжелика Балабанова, человек очень сложной судьбы, хорошо знала Ленина еще задолго до революции. Когда в 1921 году она порвала с большевизмом и выехала из России, спецслужбы Москвы долго следили за ней. Например, в архиве НКВД есть одно из многих донесений о ней, где сообщается, что в 1928–1929 годах Балабанова была женой Муссолини, вела кампанию по защите Tpоцкого и т. д. „Разработку" на нее под кличкой Тина вел 3-й отдел 1-го управления НКГБ СССР70.

Освободив Балабанову от должности секретаря Исполкома Коминтерна, Политбюро строго-настрого ей запретило „оглашать ее расхождения с ЦК"71. Однако Анжелика опубликовала на Западе ряд статей, которые затем вышли книгой „Впечатления о Ленине". Она, в частности, пишет: „С самого начала меня поразило то значение, которое Ленин придавал каждой повестке дня, каждому слову в ней, даже каждой запятой. Он мог часами обсуждать незначительные детали. Все это убедило меня, что это значило для него в контексте истории. Он хотел, чтобы в анналах истории была отражена верность его позиции и ошибочность других"72.

Партия, „дробясь", отсекала от себя безжалостно „фракции", „уклоны", „платформы". Фанатизм не позволял видеть, что это было лишь разномыслие, а не однодумство, творческие поиски, а не догматическая окаменелость. Партия дробилась до тех пор, пока к началу тридцатых годов не остался сталинский монолит, начисто утративший способность к переменам. А это неизбежно вело и привело орден к историческому краху.

Большевизм – это непримиримость. Ленин был ярким примером неуступчивости, готовности к противоборству, унижению и ликвидации оппонентов. Читая переписку Ленина с революционерами, теоретиками, писателями, убеждаешься в постоянной его заряженности на конфронтацию, разоблачение, отрицание. В марте 1908 года Ленин писал из Женевы Горькому: "Дорогой А.М.!..Газету я забрасываю из-за своего философского запоя: сегодня прочту одного эмпириокритика и ругаюсь площадными словами, завтра другого и ругаюсь матерными…"73

Таковы были большевики. Они шли к цели, ведомые сильным, волевым, умным вождем. Крупный английский историк Э.Карр считает, что этот человек обладал „величайшим искусством политического стратега и политического тактика"74. Имея в качестве главной цели захват власти, Ленин, исходя из этого, строил партию, способную решить такую задачу. „Единственным серьезным организационным принципом для деятелей нашего движения должна быть, – писал Ленин, – строжайшая конспирация, строжайший выбор членов, подготовка профессиональных революционеров"75. Далеко не все были согласны с этой доктриной.

Ленин и меньшевики

„Большевики" и „меньшевики", как близнецы, родились в одном году, в одно время, в 1903-м. А умирали совсем по-разному и в разное время. Причем большевики все сделали, чтобы меньшевики никогда не поднялись. Они не просто поставили их вне закона, но и долгое время преследовали в собственной стране и за рубежом.

…В моих руках пухлое дело „Меньшевики", десятилетия пролежавшее в секретных архивах ИНО ОГПУ-НКВД. Здесь досье слежки за лидерами меньшевиков Даном, Абрамовичем, Николаевским, Юговым, Розенфельдом, Шварцем, Гурвичем, другими известными российскими социал-демократами76. Комиссар государственной безопасности 2-го ранга Слуцкий докладывает своему руководству: 11 февраля 1937 года Дан в меньшевистском клубе Парижа прочел доклад (в духе его статьи в „Социалистическом вестнике" – „Смертный приговор большевизму"), в котором утверждал, что коллективизация означает колоссальное укрепление диктаторского режима и окончательную гибель демократических надежд русской революции. Пора полностью отказаться от реформистских иллюзий, связанных с большевиками. Но чем крепче диктатура ученика Ленина большевика Сталина, тем меньше исторических шансов на демократическое развитие77.

…А вот аналитический обзор агента Аякса от 1 июля 1939 года начальнику 4-го отдела ГУГБ-НКВД.

"Заграничная делегация меньшевиков*. Общий состав членов заграничной делегации медленно, но постененнпо уменьшается. Осталось 8 членов, а фактически 7, т. к. Б.Николаевский не принимает сейчас никакого участия в работе заграничной делегации…" Далее дается подробная, на несколько страниц, характеристика Ф.И.Дана. Приведем пару фрагментов.

Поиск по сайту: