Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

КАК Я ОДНАЖДЫ КРУПНО ОШИБСЯ



 

В конце 60‑х годов известный в то время киноактер Вольфганг Килинг на некоторое время покинул ФРГ и переселился в ГДР. На родине за свои критические высказывания, а также за недостаточно лояльное отношение к государству он долгое время не получал никаких ролей. Кстати, Килинг, чьим амплуа были роли негодяев, несколько лет назад сыграл в откровенно антикоммунистическом хичкоковском боевике «Разорванный занавес» роль агента госбезопасности ГДР (по сценарию – отпетого мерзавца). Он создал столь отвратительный образ, что посетители свободнодемократических кинотеатров, воспитанные на «Бильд‑цайтунг», стонали от удовольствия, когда его противник, типичный представитель Запада (разумеется, блондин), размахивая кухонным ножом, расправлялся с недочеловеком с Востока. Киногерой западного мира в духе Джеймса Бонда проливал на цветном экране коммунистическую кровь литрами. Когда упорно цепляющееся за жизнь чудище с партийным значком СЕПГ на лацкане было повержено и испускало стоны, его под ликующие аплодисменты любителей кино настигал заслуженный конец: в газовой печи(!). Садизм и любовь к западным свободам в трогательном единении переплелись друг с другом в высоком искусстве эпохи «холодной войны».

Мы с Кристель, оба любители детективов, ничего не подозревая, пришли однажды в какой‑то кинотеатр, чтобы посмотреть этот фильм. Когда началась описанная сцена, мы поднялись с мест и с громким протестом покинули зал. К нашей радости, мы оказались не единственными: десять или двенадцать молодых людей, которые тоже нашли это зрелище отвратительным, присоединились к нам. Более того, они потребовали назад деньги за билеты и устроили с владельцем респектабельного кинотеатра весьма неприятную для него дискуссию.

И то, что теперь артист, воплощенная господствующая идеология на экране, добровольно отправился в логово социализма, неизбежно должно было натолкнуть политиков от культуры в ФРГ на размышления о том, насколько личность актера может совпадать с его ролью. Особые сожаления по поводу случившегося должен был испытывать министр внутренних дел: ведь это он вручил Килингу федеральную премию кино незадолго до его отъезда в ГДР – аляповатую статуэтку из чистого золота, которую тот, в довершение ко всему, демонстративно передал западно‑берлинскому Республиканскому клубу в качестве прощального дара с условием продать эту дорогую вещь с аукциона, а деньги передать Фронту национального освобождения Южного Вьетнама.

К этому времени я в кругах левых пользовался солидной репутацией как аукционист, проводивший распродажи, выручка от которых поступала в фонды солидарности. Регулярно по окончании представлений я пускал с молотка свою фуражку с красной подкладкой или иной сценический реквизит, а вырученные деньги передавал в фонд солидарности с вьетнамским народом. Позднее, после фашистского переворота в Чили, мне удалось собрать и таким путем перевести на счет Народного фронта почти 100 тысяч марок. Поэтому Республиканский клуб попросил меня провести и эту распродажу в пользу Вьетнама.

Итог аукциона в Западном Берлине – вырученная сумм; превысила стоимость золотого трофея – больше свидетельствовал о чувстве солидарности людей, чем о жажде приобретательства. Для федерального правительства это наверняка было горькой пилюлей: будучи учредителем премии, оно против своей воли внесло вклад в укрепление Фронта национального освобождения Южного Вьетнама. Все участники аукциона были довольны его исходом.

Только вот у меня по окончании аукциона возникла серьезная проблема. Дело в том, что руководство Республиканского клуба в силу своей вошедшей уже в поговорку организационной безалаберности забыло подумать о моем ночлеге. Все западно‑берлинские гостиницы были переполнены из‑за проходившего в то время очередного конгресса. И вот, когда мы с Кристель поздно вечером стояли перед дверями клуба, не зная, что делать, к нам подошел какой‑то парень.

– Товарищ Киттнер, – слово «товарищ» он произнес с ударением, – ваша проблема решена. Вы заночуете у меня. В Кройцберге [29]у меня отдельная квартира – она в вашем распоряжении.

Наш благородный спаситель вызывал чувство большого доверия. Тому, кто во время подъема студенческих волнений обращался к другим со словами «товарищ», верили безо всякого: он не мог быть плохим. Да и внешний вид парня подкреплял наши предположения. Будь он гладковыбритым, в белой рубашке с галстуком, с ним, как говорят, все было бы ясно: тот, кто приносил революционнную растительность на лице в жертву бритве, мог быть, согласно господствовавшему тогда убеждению, только агентом классового врага. Нашего же квартировладельца с густой красной бородой, в потрепанной куртке, сплошь утыканной значками крайне радикального политического содержания, не пустил бы к себе на порог ни один лавочник, более того, он немедленно вызвал бы полицию. Человек с такой внешностью был воплощенным ужасом добропорядочных граждан, он мог быть только бескомпромиссным борцом против господствующего строя. Поэтому мы охотно приняли его великодушное предложение переночевать в его нетопленной кройцбергской квартире. В благодарность перед отъездом мы оставили ему свою пластинку, подписав ее и указав наш адрес. Мы положили ее на матрац, валявшийся на полу, – в те годы это была обычная меблировка в подобных квартирах. Так я познакомился с Гюнтером Ф., или, как он сам любил называть себя, с Карлом‑Георгом Гюнтером де Ф.

Несколько месяцев спустя мой новый друг без всякого предупреждения объявился как‑то вечером в нашем ганноверском «Клубе Вольтера». Сердечный прием был несколько подпорчен из‑за исходивших от него густых алкогольных паров (таков был его стиль, как я узнал позднее). Гость походил на классического царского курьера, причем не только потому, что на дворе стояла зима и он отряхивал снег со своего мехового пальто, шапки и бороды. Осторожно оглядевшись по сторонам, он извлек из кармана изрядно помятый клочок бумаги. «На, читай», – сказал он приглушенным голосом и выжидательно уставился на меня. Я прочитал: «Пропуск. Товарищ Карл‑Георг Гюнтер де Ф. совершает поездку по поручению Социалистического союза немецких студентов. Просьба оказывать ему всяческую помощь, в том числе и финансовую». Под документом красовались пять различных штемпелей. Формулировка «в том числе и финансовую» выглядела особенно примечательной.

«Что ты хочешь этим сказать? – спросил я удивленно. – Ночевать ты и без того можешь у нас. Но сначала тебе надо чего‑нибудь поесть и выпить. Пошли к стойке!»

Признаться, я был несколько ошарашен: мы бы оказали нашему другу гостеприимство и безо всякого пропуска. Хотя, может быть, он гордился своей бумагой…! Она придавала ему вес.

После ужина курьер, скроив на лице мину заговорщика, отвел меня в сторону: «Дитрих, нам нужно оружие».

Я чуть не упал от удивления! Нет, кто бы мог подумать! Кроме старого, отслужившего свое швейцарского карабина, используемого в качестве реквизита, у меня не было ничего подходящего, что можно было бы использовать для ведения классовых сражений в ФРГ. Поэтому я с чистым сердцем ответил: «У меня ничего нет. Сходи в оружейный магазин "Лёше", напротив клуба, там ты можешь купить оружие».

Возможно, потому, что в моем голосе явственно слышалась ирония, мы больше никогда не возвращались к этому щекотливому вопросу. После диалога по поводу революционных стратегий – в устах Ф. они дышали не только романтикой, но и алкоголем – я решил в дальнейшем наш контакт ограничить исключительно сферой напитков, которые он заказывал. Когда Гюнтер, как великодушно разрешал называть себя этот революционер дворянин, периодически появлялся в клубе, вызывая смешки товарищей, он обычно тихо сидел за столиком отдыхал от тягот курьерской службы, поглощая изрядное количество пива и шнапса.

Но однажды он вновь заговорил со мной «по одному важному делу».

– Слушай, есть идея. Что, если я сделаю доклад в клубе? У меня есть кое‑какие мысли, уверен, что сумею пронять самых закосневших, убедить их в необходимости революции. Я даже вижу название вечера: «Четыре года в застенках ГДР». Это привлечет людей, а я им разложу, как по полочкам: несмотря ни на что, социализм является единственной альтернативой.

От такой чересчур уж тонкой революционной хитрости можно лишиться дара речи. Даже опытный сатирик и тот в такой момент не найдет, что сказать. Это же надо до такого додуматься! А может быть?… Я начал пытать:

– Как тебе пришла в голову такая идея?

– Видишь ли, меня там действительно упекли за решетку.

Ах, вот в чем дело. Я пожелал узнать подробности. Но как я ни старался, мой друг Ф. уклонился от ответа.

Эта история не выходила у меня из головы. На следующий вечер я решительно подсел к Ф. за столик и накачал его спиртным, что не составляло труда. История, которая постепенно выплывала наружу, оказалась очень интересной и поучительной. Наш поклонник огнестрельного оружия спустя несколько часов, а также выпитых за это время кружек пива рассказал следующее.

Несколько лет назад в Национальной народной армии ГДР служил солдат по имени Карл‑Георг Гюнтер Де Ф. Отправившись однажды покупать сигареты, он обнаружил у себя досадное отсутствие мелких денег.

Когда он пошел в одну из обменных касс и спросил там, не помогут ли нуждающемуся. После чего ему немедленно выложили всю имеющуюся там наличность. То обстоятельство, что наш герой подкрепил свою вежливую просьбу пистолетом, только усилило готовность кассира.

Короче, Ф. рассказал нам заурядную историю ограбления. К сожалению, полиция ГДР его схватила, а суд упрятал за решетку, дав несколько лет на размышления. Счастье еще, что ему добавили небольшой срок за дезертирство, которое он совершил в ходе добывания денег. Это оказалось решающим обстоятельством для боннского правительства, попросившего об освобождении Ф., при этом все расходы, связанные с перемещением его из ГДР в ФРГ, оно взяло на себя. При этом грабитель чудесным образом перевоплотился вдруг в «политического заключенного».

Таков был рассказ революционера Карла‑Георга Гюнтера де Ф. Выслушав его историю, мы по‑дружески попросили его в будущем наслаждаться своим пивом в каком‑нибудь другом месте: нашлись посетители, которые были убеждены, что Ф.‑ агент секретных служб, подсадная утка. В рассказе он упоминал походя имя своего соседа по камере Хайнца (он же Хотте) М., но тогда нам это имя еще ничего не говорило.

Долгое время мы по собственной вине были лишены общества господина де Ф. От него осталась лишь брошюра в ярко‑красной обложке объемом в 70 страниц, изданная гектографическим способом, имевшая претенциозный заголовок: «Карл‑Георг Гюнтер де Ф. "Пособие по изучению "Капитала" Карла Маркса"». Наш гость, которого мы невзлюбили, подарил нам с Кристель этот труд с надписью: «На память о Гюнтере», – причем имя Гюнтер было выделено красным фломастером. Совершенно очевидно, что полезным инструментом для добывания капитала ему послужил не только револьвер, но и пишущая машинка. Автор гордо объявил нам, что уже ведет переговоры с известным в ГДР издательством «Дитц‑ферлаг», специализирующемся на выпуске марксистско‑ленинской литературы, о том, чтобы издать сей труд в ГДР. Но, зная биографию Ф., помня его хаотичные революционные тирады, мы восприняли эти заявления как обычную хвастливую болтовню человека, злоупотребляющего алкоголем. Потому я поставил брошюру, не читая, на одну из полок. Я не мог даже предположить, что тем самым совершаю большую несправедливость по отношению к этому произведению.

Как‑то в воскресный день, проводя уборку, я случайно наткнулся на охаянное чтиво и начал перелистывать его. Через несколько минут я углубился в чтение.

Подаренное мне Гюнтером творение оказалось четким анализом главного труда научного социализма, чрезвычайно нужным и полезным, с великолепным критическим анализом взглядов главных апологетов буржуазной социальной экономии.

Мы не оценили Ф. Среди нас был теоретик марксизма высокого научного уровня, непризнанный и потому искавший утешения в бутылке; в условиях антикоммунистического общества он был вынужден печатать на гектографе свое произведение, которое, без сомнения, было ценным учебным пособием. Неудивительно, что редакторы «Дитц», простив Ф. его юношеское баловство с оружием, пожелали, чтобы его труд занял заслуженное место среди изданий по проблемам марксизма.

Я взволнованно позвал Кристель. Весь вечер мы читали пособие, обсуждали его и горько упрекали друг друга: позор, как это мы могли прогнать такого маститого знатока марксистского учения лишь за то, что он время от времени позволял себе выпить лишку и под воздействием алкоголя нес околесицу. Может быть, у Ф., непризнанного, осыпаемого насмешками, разочарованного, были все основания впасть в отчаяние. Текст, правда, был небезупречен, встречались и ошибки, что, в общем‑то, вполне понятно, если учесть, в каких примитивных условиях создавалась вещь. Были также три или четыре места, которые требовали уточнений, например, роль студенческого бунта преувеличивалась. А два заключительных пассажа находились в полном противоречии со всем остальным содержанием – в них критиковались якобы «ревизионистские позиции бюрократического аппарата в некоторых коммунистических партиях социалистических государств». Но что значили по сравнению с блестящим анализом эти десять строчек! Возможно, Карл‑Георг Гюнтер, испытывая вполне понятную радость по поводу завершения длительного и мучительного труда, выпил чуток лишнего и, попав под влияние своего окружения из ССНС, решил пойти им на уступку. В издательстве «Дитц» его убедят убрать эти места.

«Вот видишь, – внушал я жене, – даже если кто‑то наделает глупостей, все равно нельзя отрицать у него наличие солидных знаний по основным общественным Дисциплинам. У них там дают неплохую подготовку, такие знания рано или поздно обнаружатся».

Насколько я был прав или не прав, говоря это, выяснилось позднее.

На следующий день я позвонил Ф., извинился и попросил выслать еще несколько экземпляров пособия, чтобы продавать их у себя в клубе. Карл‑Георг Гюнтер вздохнул с облегчением и немедленно прислал в Ганновер 50 экземпляров. Цену – 18 марок за изданную гектографическим способом брошюру – нельзя было назвать умеренной. Хотя, с другой стороны, она объяснима, если принять во внимание небольшой тираж произведения. Духовная деятельность в конце концов тоже должна оплачиваться, а Ф. нужно было жить на доходы от своего творчества. Кроме того, он великодушно предложил скидку на одну треть стоимости брошюры, так что мы могли предлагать ее покупателям за 12 марок. Несколько раз мы были вынуждены дозаказывать тираж – так хорошо она расходилась. Многих молодых рабочих и студентов из нашего «Клуба Вольтера» не смущала цена, особенно когда я от души рекомендовал им брошюру: «Прочти! Не обращай внимания на заключительные абзацы и несколько ошибок в тексте. Книга великолепная! Из нее можно кое‑чему научиться!»

Несколько месяцев спустя я купил за 1 марку 80 пфеннигов для пополнения своего образования «Основной курс по изучению "Капитала"», выпущенный издательством «Дитц‑ферлаг»; автор – профессор Вальтер Шелленберг. Наш друг Карл Гуггомос, тогдашний главный редактор и издатель уважаемой западно‑берлинской газеты «Экстрадинст», обратил мое внимание на него, когда я с восторгом рассказал ему о пособии Ф. При этом он как‑то странно подмигнул мне. После первых же двух страниц текст показался мне удивительно знакомым, и не только по содержанию: я узнавал каждую формулировку, каждую запятую. Издание было датировано 1967 годом, «труд» Гюнтера Ф.‑ 1968. Лишь абзац о «ревизионистских» партиях, да еще грамматические ошибки, – это все, что внес Ф. нового в текст, остальное было попросту списано – слово в слово, абзац за абзацем, глава за главой, включая и ссылки на источники, только основной не был назван.

Банковский грабитель из «политических» и здесь показал себя как обыкновенный мошенник. Вся его научная деятельность состояла в том, что он перепечатал на машинке «Основной курс» Шелленберга, обогатив его орфографическими ошибками. Еще на страницах, примерно, десяти плагиатор счел нужным актуализировать» текст. Так, он к словам «рабочий класс» добавил студентов», а «марксистско‑ленинская партия» заменил «революционные студенты». Вместо «Западная Германия» было вставлено «у нас, в ФРГ». Кроме того, выбросил несколько показавшихся ему неудобными пассажей о запрете КПГ и о ГДР. Не только вор, но еще и фальсификатор.

То, что я стал жертвой ужасного надувательства, свидетельствует, разумеется, не только о моем тогдашнем незнании новинок в области политэкономии, но и о силе убеждения, с какой был написан оригинал. Когда мы без промедления позвонили Ф. и призвали его к ответу, он даже не стал отпираться, даже не старался хоть как‑то скрыть свое бесстыдство. «Вы что, никогда не слышали о незаконных переизданиях?» – заявил он и повесил трубку. «Незаконное переиздание» по цене, в десять раз превышающей стоимость оригинала, да еще под чужим именем! Обман, плагиат – самое мягкое, что можно было сказать в этой связи.

Вполне понятно, что после такого успешного улова Ф. больше у нас не появлялся (вполне возможно, что подобную аферу он провернул в десятках других клубов). Мы же позднее имели возможность следить по радио и телевидению за взлетом его карьеры, проникновением мелкого авантюриста в высшие сферы «революционной» деятельности. Правда, я в этом случае не могу сообщить точно все подробности и детали, поскольку знакомился с ними не лично, а по сообщениям средств массовой информации.

Есть «Справочник по вопросам истории», выпущенный буржуазным издательством «Компакт» (Мюнхен, 1980). Задача его, как явствует из предисловия, перечисляя события в хронологическом порядке, показать без каких‑либо комментариев их взаимосвязь и тенденции. Я прочитал о «важнейших датах» в истории ФРГ с 1970 по 1978 год. Самым впечатляющим в этой хронологии было то, как органически тесно переплелись друг с другом террористические акции и реакция на них со стороны государства: театрализованные покушения неукоснительно сопровождались ограничениями конституционных свобод для всех граждан. Происходило то, о чем давно и горячо мечтал тот или иной реакционный политик. Даже введение практики запретов на профессии мотивировалось наличием актов насилия со стороны анархистских группировок. Террористические покушения происходили как по заказу – при этом я делаю слишком много чести словечку «как», вводя его в предложение.

То, что в рядах анархо‑террористов активно действовала агентура полиции и секретных служб, давно уже не является тайной ни для кого. Агент‑провокатор – явление не новое.

В 1970 году западно‑берлинский сенатор по внутренним делам Нойбауэр, принадлежавший к правому крылу социал‑демократии (позднее он оказался замешанным в скандале, связанном с коррупцией, и был вынужден уйти в отставку), попытался провести через парламент так называемый «закон о вооружении полиции» ручными гранатами. Проект, который предусматривал применение и более серьезного оружия, натолкнулся на ожесточенное сопротивление со стороны общественности. Протесты были даже в рядах самой полиции.

Именно в это время в Западном Берлине был освобожден своими соучастниками анархист Андреас Баадер, арестованный и осужденный за поджог универмага, что должно было послужить сигналом к началу активных действий террористов. После затяжной фазы ожесточенных дискуссий среди студентов 60‑х годов, отличившихся редкой нетерпимостью к чужим мнениям о том, что более допустимо – «насилие против материальных ценностей» или «насилие против лиц», освобождение Баадера дало импульс к целой серии анархистских актов индивидуального террора. Сам Баадер при таинственных обстоятельствах был схвачен в 1972 году и в 1977 году вместе с ближайшими сторонниками своей организации покончил с собой в тюрьме, как значилось в официальном сообщении. Сомнения относительно версии самоубийства не развеяны и по сей день.

Шок, вызванный первыми кровавыми операциями анархистов, породил затем волну истерии, которая не затихала в течение многих лет. Под ее воздействием и был принят, в частности, – теперь уже без малейшего противодействия – нойбауэровский закон о вооружении полиции ручными гранатами.

Облавы на членов группы Баадера – Майнхоф, как повсеместно стали называть анархистов, в 1970 году проводились особенно интенсивно. Лично мне, помимо множества неприятных моментов, они дали возможность увидеться с Ф.: из маскирующегося под революционера авантюриста он превратился в звезду телеэкрана.

Однажды вечером после передачи последних новостей была показана фотография нашего рыжебородого знакомого Карла‑Георга Гюнтера. Диктор объявил: разыскивается Гюнтер Ф. как вероятный «поставщик оружия для внепарламентской оппозиции». В кладовке его кройцбергской квартиры, где мы с Кристель, ни о чем не подозревая, когда‑то ночевали и оставили на прощание благодарственную записку, обнаружен якобы склад с оружием, а также все необходимое для подделки документов. Так вот откуда эти четыре штемпеля на известном «пропуске». Именно Ф., как следовало из сообщения, передал заговорщикам пистолет для освобождения Баадера.

«Дитрих, нам нужно оружие!» Смотрите‑ка, нашему герою пошли навстречу где‑то в другом месте.

Вскоре после этого телевидение передало радостное сообщение о том, что «поставщик оружия для внепарламентской оппозиции» арестован в швейцарском городе Базеле. По вполне понятным причинам мы с особым вниманием продолжали следить за судьбой нашего героя. И не напрасно.

Ф. был доставлен в Западный Берлин и там, несмотря на ту роль, которую он, как поставщик оружия сыграл в подготовке террористической акции, был вскоре выпущен на свободу.

Решающим фактором в таком неожиданном повороте дела, как освобождение из‑под стражи члена террористической организации, что противоречило всей сложившейся практике, оказались, как писала одна газета, показания свидетеля защиты – Хайнца (Хотте) М., с которым Ф. подружился во время совместного отбывания тюремного заключения – оба были осуждены за Уголовные преступления.

Из рассказа самого Ф. нам было известно только имя М., но не его головокружительная карьера, которую тот сделал на Западе. К этому моменту он был членом Районного правления неонацистской НДП в Западном Берлине и возглавлял службу охраны этой организации. Эта группа штурмовиков снискала себе скверную репутацию банды погромщиков не только в левых кругах. На ее счету числились нападения на участников встреч в дискуссионных клубах внепарламентской оппозиции. Предводитель громил М., как явствовало из показаний самого Ф., этот поклонник кулачного права, для которого не было ничего на свете милее борьбы против «левого террора», присутствовал при передаче оружия сторонникам Баадера. Место действия: пивная НДП, носившая то же название, что и последняя ставка Гитлера, – «Вольфсшанце». Открытая с разрешения властей, она была известна всему городу: за стойкой пивной красовался портрет Гитлера. Неонацист М.‑ был ли он также владельцем этого заведения, из газетных сообщений понять было невозможно, – подтвердил в качестве свидетеля, что Ф. «не знал, для каких целей будет использоваться оружие» (пистолет системы «Беретта» с глушителем).

Из материалов прессы можно было почерпнуть и другие, не менее удивительные подробности о нашем рыжебородом «борце против империализма», как он скромно именовал себя. Вот что писала, например, «Берлинер экстрадинст»: полиции и сенатору по внутренним делам города было известно, что Ф. обслуживал левую клиентуру только один‑единственный раз, во всех остальных случаях он снабжал оружием неонацистских погромщиков. Полиция имеет доказательства о совершении им по меньшей мере дюжины сделок, связанных с продажей оружия, которое поступало в распоряжение «службы по охране порядка» НДП. Наш бравый «автор» трудов по марксизму, «политический заключенный» из ГДР был личностью многоликой. Кстати, в Западном Берлине, согласно оккупационному законодательству, за хранение оружия грозит смертная казнь. Но Ф., по всей видимости, по этому поводу никаких опасений не испытывал.

А его дружок Хотте скорее всего продолжает и дальше распространять листовки примерно такого содержания: «Красные политические гангстеры, применив вооруженное насилие, освободили поджигателя универмага! Каждый третий день совершается разбойное нападение со стороны вооруженных до зубов гангстеров». И далее: «Поддерживайте НДП, единственную партию, которая еще в состоянии остановить большевизм!»

После всего случившегося «революционер» Гюнтер де Ф. быстренько нашел себе новое занятие в Западном Берлине: теперь он стоит за стойкой одной известной пивной, служащей пристанищем для анархистов. Там тоже разглагольствуют о революции. Может быть, у него снова появился стимул к заимствованию чужих мыслей. Но нас его дальнейшая судьба не интересовала.

И вот недавно один молодой парень, выслушав мой рассказ, спросил меня: «Слушай, а как зовут твоего героя, уж не Ф. ли?»

Я подтвердил и услышал новую (а может быть, старую?) историю об «ученом» – любителе оружия. «Он сейчас отирается среди тех, кто захватывает пустые дома, и с гордостью рассказывает, что пожертвовал четырьмя годами своей жизни – страдал в тюрьме за идеалы социалистического движения». Нам же в свое время в «Клубе Вольтера» он заявлял другое: он‑де в большом долгу у федерального правительства за то, что его освободили из заключения в ГДР.

Я записал эту историю, потому что нахожу ее примечательной и поучительной во многих отношениях. До сих пор я упрекаю себя за то, что какое‑то время считал Ф. большим знатоком учения Карла Маркса. Но я не учел, что такого преступления полиция Западного Берлина ему, конечно, никогда бы не простила.

 

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.