запечатлила в поэзии внутр богатсво женщины с устойчивой психикой.
Русская поэтесса. Родилась 26 сентября (8 октября) 1892, в московской семье. Отец - И. В. Цветаев - профессор-искусствовед, основатель Московского музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, мать - М. А. Мейн (умерла в 1906), пианистка, ученица А. Г. Рубинштейна, дед сводных сестры и брата - историк Д. И. Иловайский. В детстве из-за болезни матери (чахотка) Цветаева подолгу жила в Италии, Швейцарии, Германии; перерывы в гимназическом образовании восполнялись учебой в пансионах в Лозанне и Фрейбурге. Свободно владела французским и немецким языками. В 1909 слушала курс французской литературы в Сорбонне. Начало литературной деятельности Цветаевой связано с кругом московских символистов; она знакомится с В. Я. Брюсовым, оказавшим значительное влияние на её раннюю поэзию, с поэтом Эллисом (Л. Л. Кобылинским), участвует в деятельности кружков и студий при издательстве "Мусагет". Не менее существенное воздействие оказали поэтический и художественный мир дома М. А. Волошина в Крыму (Цветаева гостила в Коктебеле в 1911, 1913, 1915, 1917). В двух первых книгах стихов "Вечерний альбом" (1910), "Волшебный фонарь" (1912) и поэме "Чародей" (1914) тщательным описанием домашнего быта (детской, "залы", зеркал и портретов), прогулок на бульваре, чтения, занятий музыкой, отношений с матерью и сестрой имитируется дневник гимназистки (исповедальность, дневниковая направленность акцентируется посвящением "Вечернего альбома" памяти Марии Башкирцевой), которая в этой атмосфере "детской" сентиментальной сказки взрослеет и приобщается к поэтическому. В поэме "На красном коне" (1921) история становления поэта обретает формы романтической сказочной баллады. В следующих книгах "Версты" (1921-22) и "Ремесло" (1923), обнаруживающих творческую зрелость Цветаевой, сохраняется ориентация на дневник и сказку, но уже преображающуюся в часть индивидуального поэтического мифа. В центре циклов стихов, обращенных к поэтам-современникам А. А. Блоку, С. Парнок, А. А. Ахматовой, посвященных историческим лицам или литературным героям - Марине Мнишек, Дон Жуану и др., - романтическая личность, которая не может быть понята современниками и потомками, но и не ищет примитивного понимания, обывательского сочувствия. Цветаева, до определенной степени идентифицируя себя со своими героями, наделяет их возможностью жизни за пределами реальных пространств и времен, трагизм их земного существования компенсируется принадлежностью к высшему миру души, любви, поэзии. Характерные для лирики Цветаевой романтические мотивы отверженности, бездомности, сочувствия гонимым подкрепляются реальными обстоятельствами жизни поэтессы. В 1918-22 вместе с малолетними детьми она находится в революционной Москве, в то время как ее муж С. Я. Эфрон сражается в белой армии (стихи 1917-21, полные сочувствия белому движению, составили цикл "Лебединый стан"). С 1922 начинается эмигрантское существование Цветаевой (кратковременное пребывание в Берлине, три года в Праге, с 1925 - Париж), отмеченное постоянной нехваткой денег, бытовой неустроенностью, непростыми отношениями с русской эмиграцией, возрастающей враждебностью критики. Лучшим поэтическим произведениям эмигрантского периода (последний прижизненный сборник стихов "После России" 1922-1925, 1928; "Поэма горы", "Поэма конца", обе 1926; лирическая сатира "Крысолов", 1925-26; трагедии на античные сюжеты "Ариадна", 1927, опубликована под названием "Тезей", и "Федра", 1928; последний поэтический цикл "Стихи к Чехии", 1938-39, при жизни не публиковался и др.) присущи философская глубина, психологическая точность, экспрессивность стиля. Свойственные поэзии Цветаевой исповедальность, эмоциональная напряженность, энергия чувства определили специфику языка, отмеченного сжатостью мысли, стремительностью развертывания лирического действия. Наиболее яркими чертами самобытной поэтики Цветаевой явились интонационное и ритмическое разнообразие (в т. ч. использование раешного стиха, ритмического рисунка частушки; фольклорные истоки наиболее ощутимы в поэмах-сказках "Царь-девица", 1922, "Молодец", 1924), стилистические и лексические контрасты (от просторечия и заземленных бытовых реалий до приподнятости высокого стиля и библейской образности), необычный синтаксис (уплотненная ткань стиха изобилует знаком "тире", часто заменяющим опускаемые слова), ломка традиционной метрики (смешение классических стоп внутри одной строки), эксперименты над звуком (в т. ч. постоянное обыгрывание паронимических созвучий, превращающее морфологический уровень языка в поэтически значимый) и др. В отличие от стихов, не получивших в эмигрантской среде признания (в новаторской поэтической технике Цветаевой усматривали самоцель), успехом пользовалась ее проза, охотно принимавшаяся издателями и занявшая основное место в ее творчестве 1930-х гг. ("Эмиграция делает меня прозаиком..."). "Мой Пушкин" (1937), "Мать и музыка" (1935), "Дом у Старого Пимена" (1934), "Повесть о Сонечке" (1938), воспоминания о М. А. Волошине ("Живое о живом", 1933), М. А. Кузмине ("Нездешний ветер", 1936), А. Белом ("Пленный дух", 1934) и др., соединяя черты художественной мемуаристики, лирической прозы и философской эссеистики, воссоздают духовную биографию Цветаевой. К прозе примыкают письма поэтессы к Б. Л. Пастернаку (1922-36) и Р. М. Рильке (1926) - своего рода эпистолярный роман. В 1937 Сергей Эфрон, ради возвращения в СССР ставший агентом НКВД за границей, оказавшись замешанным в заказном политическом убийстве, бежит из Франции в Москву. Летом 1939 вслед за мужем и дочерью Ариадной (Алей) возвращается на родину и Цветаева с сыном Георгием (Муром). В том же году и дочь и муж были арестованы (С. Эфрон расстрелян в 1941, Ариадна после пятнадцати лет репрессий была в 1955 реабилитирована). Сама Цветаева не могла найти ни жилья ни работы; ее стихи не печатались. Оказавшись в начале войны в эвакуации в г. Елабуга, ныне Татарстан, безуспешно пыталась получить поддержку со стороны писателей. 31 августа 1941 покончила жизнь самоубийством.
Не входила в лит группировки. Поэзия относится к модернизму с эелементами реализма. потребность в выделении ключевых слов в поэт строке. 1-ключ. слово с большой буквы. 2 –особый шрифт. 3- логические ударение. 4)-интонацион. паузы.5 анжамбеман. 6- тире. в зрелом творчестве стихи больше по объему. Ключевые темы-любовь, поэзия. патриотизм. трагизм бытия. военная тема 16. Художественный мир В. Набокова. ( это девочка писала с прошлого года с конспекта лекций горбачева, не буду уменьшать, потому что не знаю, что тут конкретно с конспекта, может все)
У Набокова было «золотое детство». В ту пору, в отличие от более поздних лет его жизни, он был очень счастлив. Он – потомок богатого дворянского рода. Обстановка в его доме была «высоконасыщенная интеллектуально». А посему, в его творчестве очень хорошо просматривается мотив детства. Желания вернуться в ту пору. Тоски по ней. Это основной мотив его творчества. Кроме литературы он занимался энтомологией – бабочками, и был «шахматным композитором» - составлял шахматные задачки. В Америке работал в музее Естественных наук, открыл и описал несколько видов ранее неизвестных бабочек. Так же давал уроки английского, французского и шахмат. Жизнь складывалась тяжело. Никогда не имел собственного дома. Последние годы жизни провел в отеле. Еще один мотив. Оторван от России – тоска по родине. Представление о России, как о сильной стране. Заметка Набокова «Юбилей», люди – муравьи. Ему противны мещанство, злоба, большевики. Презирал идею низкого равенства. Словарь Даля – настольная книга. Была идея перевести «Евгения Онегина» на английский. Из двух видов перевода выбрал буквальный. Писал комментарии к Пушкинскому роману на 1000 страниц.
Очень любил намеки и отсылки к разным ранее написанным произведениям, и поэтому, читая его романы нужно всегда быть готовым к туманным намекам и хорошо ориентироваться в мировой литературе. Лолиту посвятил жене. Очень ее любил. «Ада, или Страсть» - критики восприняли роман, как порнографический, считали, что Набоков смеется над ними. Герои Набокова в двух мирах. «Дар» - автобиографичен. В центре романа – формирование художника. Вводит читателя в свой собственный мир. Пишет книгу об отце. Он занимал исключительное место в жизни писателя. Живет в своем мире. Тяготится одиночеством.
Теперь то, что я попыталась вычленить из различных статей, т.к. ни в одном из учебников, которые есть у меня, я ничего не нашла.
Характер и духовный склад Владимира Набокова начали формироваться в "совершеннейшем, счастливейшем детстве". "Трудный, своенравный, до прекрасной крайности избалованный ребенок" рос в аристократической петербургской семье, в атмосфере роскоши и духовного уюта, жадно черпая "всей пятерней чувств" яркие впечатления юных лет. Позже он щедро раздавал их собственным персонажам, "чтобы как-нибудь отделаться от бремени этого богатства". Все бесценные мелочи прошлого скрупулезно реставрированы благодаря феноменальной памяти в книге воспоминаний (точнее, трех ее вариантах "Conclusive evidence", "Другие берега", "Speak, Memory"): первое осознание себя как отдельного "я", первые радости и огорчения, длинная череда иностранных нянь, гувернеров и гувернанток…
"Моя голова говорит по-английски, сердце – по-русски, а ухо предпочитает французский", – сказал он в интервью журналу "Life" в 1964 году. Знание языков позволило ему в оригинале знакомится с мировой литературой. В другом интервью он сообщил: "От десяти до пятнадцати лет, в Петербурге, я должно быть, перечитал больше беллетристики и поэзии – английской, русской и французской, – чем за любые другие пять лет моей жизни. Мне особенно нравились Уэллс, По, Браунинг, Китс, Флобер, Верлен, Рембо, Чехов, Толстой и Александр Блок. На другом уровне моими героями были "Очный цвет", Филеас Фогг и Шерлок Холмс. Иными словами, я был совершенно нормальным трехъязычным ребенком в семье, обладавшей большой библиотекой". Здесь Набоков забыл упомянуть боготворимого им Пушкина и таких любимцев, как Гоголь и Тютчев.
У Набокова были неплохие способности к рисованию, его учил знаменитый Добужинский. Мальчику прочили будущее художника. Художником Набоков не стал, но и способности, и приобретенные навыки пригодились для его словесной живописи, уникальной способности чувствовать цвет, свет, форму и передавать эти чувства словами.
В 1916 году Набоков за свой счет (брат матери, дядя Василий Иванович Рукавишников скоропостижно скончался и оставил любимому племяннику миллионное состояние) издал поэтический сборник "Стихи". Эти 67 незрелых стихотворений подверг едкой и справедливой критике на одном из уроков литературы Владимир Васильевич Гиппиус, кузен поэтессы, преподаватель Тенишевского училища, в котором учился юный автор. Эта книжка стала первой и единственной изданной на родине при жизни Набокова.
1 октября Владимир Набоков стал студентом Trinity-college, колледжа Святой Троицы. Именно там начались у него первые приступы мучительной неизлечимой болезни, преследовавшей его всю жизнь, – ностальгии. "Настоящая история моего пребывания в английском университете есть история моих потуг удержать Россию", – вспоминал он. Он старался воскресить и навсегда сохранить в сокровищнице памяти все драгоценные подробности своего российского бытия, и, судя по всему, это ему удалось. В Кембридже Набоков всерьез занялся изучением русской литературы. Как-то раз на букинистическом лотке ему попался четырехтомный "Толковый словарь живаго великорусскаго языка" Даля, ставший впоследствии его верным и любимым спутником на долгие годы. Продолжилось и его поэтическое творчество, и, естественно, основной темой стихов стало "одно из самых чистых чувств – тоска изгоя по земле, в которой он родился". Творческим итогом студенческих лет Набокова можно назвать "Университетскую поэму" (1927), написанную перевернутой онегинской строфой.
В июне 1921 он попробовал себя еще в одной роли – в роли переводчика. На спор с отцом Набоков взялся за перевод книги Ромена Роллана "Кола Брюньон", название которой было переведено как "Николка Персик". Этот перевод был закончен и напечатан в 1922, а в 1923 вышла в свет еще одна книга – "Л. Карроль. Аня в стране чудес. Перевод с английского В. Сирина". Также Набоков переводил поэзию и в течение 10 лет (с 1922 по 1932) опубликовал переводы из Руперта Брука, Ронсара, O'Салливана, Верлена, Сюпервьеля, Теннисона, Йетса, Байрона, Китса, Бодлера, Шекспира, Мюссе, Рембо, Гете.
1922 год стал самым тяжелым в жизни Набокова. 28 марта произошло страшное событие: в Берлине на публичной лекции П.Н. Милюкова террористами-черносотенцами был убит Владимир Дмитриевич, заслонивший от пули своего соратника по партии. Тяжесть этой потери трудно описать. Отец всегда был для Набокова живым образцом порядочности, благородства, ума. Именно отца он благодарил за привитую любовь к литературе, за неизменное чувство собственного достоинства, за внутреннюю свободу и абсолютную духовную независимость. Эта утрата оказала сильнейшее влияние на внутренний мир Набокова и многократным эхом отозвалась в его творчестве.
8 мая на костюмированном балу он познакомился с Верой Слоним. Эта встреча стала, пожалуй, самой важной в его жизни. Ибо Вере Евсеевне было суждено стать его женой, матерью его сына, его музой, первым читателем, секретарем, адресатом посвящений почти всех книг, вторым "Я" Набокова. Русская литература знает мало таких счастливых писательских браков (разве что брак Достоевского и Анны Григорьевны Сниткиной). Их семейная жизнь (они поженились 15 апреля 1925 года) отличалась редкостной безоблачностью и идеальностью, и можно уверенно утверждать, что это одна из важных причин творческого успеха Набокова.
Задуманный роман, который должен был называться "Счастье" в октябре 1925 года воплотился в роман "Машенька". Действие его развивается как бы в двух измерениях, двух пространственно-временных плоскостях. Первая – это призрачное настоящее, тоскливый берлинский пансион, в котором живут русские эмигранты, а вторая – полнокровное прошлое, светлая и прекрасная, безвозвратно утраченная Россия, в которую мысленно возвращается главный герой Лев Глебович Ганин, случайно на фотографии жены соседа Алферова (она должна приехать из России) узнав свою первую любовь. В течение нескольких дней он заново переживает в памяти роман с Машенькой и задумывает похитить ее, но в последний момент отказывается от этого плана, осознав невозвратимость прошлого и непреодолимость разрыва между мечтой и действительностью.
В 1930 году в 44-м номере "Современных записок" появилось новое произведение Сирина – повесть "Соглядатай". В ней были использованы приемы, которые в дальнейшем стали "фирменными" знаками набоковского стиля: ненадежный повествователь, смешение объекта и субъекта повествования, обращение к теме потустороннего, теме двойников и т.д. Чуткие критики заметили в повести традиции Достоевского, его "Записок из подполья", "Двойника". Но есть в "Соглядатае" пассажи, выражающие искренние убеждения самого Владимира Владимировича. Впервые в творчестве Набокова появилась вещь со столь многоплановой проблематикой, со многими вариантами "решения", и неслучайно сам писатель через тридцать с лишним лет отмечал "Соглядатая" как важную веху в своей творческой эволюции.
Все большее значение в художественной системе Набокова приобретает игра. В том же 1934 году началась работа над книгой, которая должна была стать шедевром, воплотить в себе все заветные, давно лелеемые мысли и мечты. Но по внезапному капризу музы эта работа была прервана ради другого романа. Первый и последний раз в жизни Набоков, подхваченный неудержимым приливом вдохновения, всего за две недели непрерывной работы (с конца июня до середины июля) закончил "Приглашение на казнь". Потом, правда, была долгая правка и стилистическая шлифовка, так что роман вышел в свет только в начале следующего года. "Сообразно с законом, Цинциннату Ц. объявили смертный приговор шепотом. Все встали, обмениваясь улыбками", – так начинается это странное, ни на что из прежнего не похожее произведение. В каком времени и месте разворачивается действие неясно. Более того, непонятно по каким законам существует мир, в котором живет Цинциннат, так же как непонятно его преступление – "непрозрачность", "гносеологическая гнусность". Это роман-загадка, роман-иносказание, где противопоставлены живой человек, наделенный душой и воображением, и мертвый мир пошлых и бездарных кукол, оказывающийся лишь фальшивым подобием подлинного бытия. И каждый читатель сам решает, казнили Цинцинната или нет. "Голос скрипки в пустоте", "моя единственная поэма в прозе", – так определял этот роман его автор.
"Дар" – слишком масштабное и разноплановое произведение, чтобы кратко рассказать о чем оно. Это роман о проживающем в Берлине молодом русском литераторе Федоре Годунове-Чердынцеве, о "возмужании" его таланта, движущегося от первого сборника стихов через "ненаписанный" рассказ о юноше-самоубийце, через незаконченную биографию отца, знаменитого путешественника, к "сказочно-остроумному сочинению" "Жизнь Чернышевского", а в финале приходящего к замыслу книги, последнюю страницу которой читатель переворачивает, замыслу романа "Дар". Это роман о любви Федора и Зины Мерц, дарящей вдохновение для прекрасных стихов. Это роман об эмигрантской ностальгии, о неизбывной тоске по утраченной родине, сохраняющейся лишь в памяти коллекцией прекрасных видений. Это роман о русской литературе, все (!) основные деятели которой упоминаются в тексте. Это роман о том, что дар творческого воображения способен преодолеть даже конечность земного существования.
После завершения "Дара" в жизни Сирина наступает трудный период. Это не творческий кризис, ибо ни вдохновение, ни силы не изменяют ему. Но, во-первых, он только что покорил высочайшую творческую вершину, создав шедевр, и непросто двигаться дальше, всякий раз превосходя себя. Поэтому он пробует силы в ином амплуа – в качестве драматурга и сочиняет две пьесы, "Событие" и "Изобретение Вальса" (вещи по-сирински изощренные, со смещениями пластов реальности, неожиданными и неоднозначными развязками). Первая из них была с успехом поставлена Русским театром в Париже, сценическая судьба второй оказалась менее удачна. Во-вторых же, все непонятнее становилось, кто читает книги Владимира Сирина. В "Даре" поэт Кончеев говорит по поводу своей "славы": "Слава? - перебил Кончеев. - Не смешите. Кто знает мои стихи? Сто, полтораста, от силы, от силы, двести интеллигентных изгнанников, из которых, опять же, девяносто процентов не понимают их. Это провинциальный успех, а не слава. В будущем, может быть, отыграюсь, но что-то уж очень много времени пройдет, пока тунгус и калмык начнут друг у друга вырывать мое "Сообщение", под завистливым оком финна". В этих словах слышатся автобиографические нотки. Русская эмиграция переживала кризис, ее культурная жизнь затухала, теряла значение перед назревающей войной. Набокову необходимо было что-то менять в своей жизни.
Переход на другой язык был тяжел и драматичен для Набокова, о чем он не раз говорил. Язык и воспоминания – это все, что оставалось у него от родины. Поэтому отказ от русского языка, "от индивидуального, кровного наречия", воспринимался как отречение от родины. И именно в это время было написано самое пронзительное и, может быть, лучшее стихотворение Набокова "К России
Оно было напечатано в самом последнем номере "Современных записок".
Преподавательская деятельность Набокова растянулась на восемнадцать лет. До сентября 1948 года он преподавал в Уэлсли, но, поскольку так и не смог получить там постоянное место (каждый раз с ним заключали годовой контракт), он вместе с семьей переехал из Кембриджа (Массачусетс) в Итаку (штат Нью-Йорк) и стал преподавателем Корнельского университета. Уже после смерти Набокова были опубликованы его лекции, составившие три тома: "Лекции по русской литературе", "Лекции по зарубежной литературе", "Лекции о "Дон-Кихоте". Это, возможно, одна из самых интересных частей набоковского наследия, потому что взгляды на литературу, излагаемые в этих лекциях, весьма оригинальны и далеки от традиционных. Прежде всего Набоков утверждает постулат: литература есть феномен языка, а не идей.
Следующей книгой Набокова стал плод его многолетней кропотливой работы: в 1964 году вышел в свет перевод на английский язык "Евгения Онегина". Из четырех томовиздания сам перевод составил только первый том, а остальные три содержали построчный комментарий пушкинского романа (кстати, именно работа над "Онегиным" подсказала форму "Бледного пламени"). Набоков выполнил перевод в своей обычной манере, то есть так, как еще никто никогда не делал. Он провозгласил концепцию буквалистского перевода: "Буквальный перевод: передача точного контекстуального значения оригинала, столь близко, сколь это позволяют сделать ассоциативные и синтаксические возможности другого языка. Только такой перевод можно считать истинным". Поэтому роман в стихах был переведен прозой, ради сохранения смысловой точности пришлось пожертвовать строфой, рифмой и отчасти ритмом. Подобное понимание переводческих задач и такой метод (а также очень резкие и отнюдь не хвалебные отзывы Набокова о своих предшественниках) вызвали целую бурю в литературно-критических кругах и окончательно рассорили Набокова с Эдмундом Уилсоном. Но несомненно то, что этот перевод и уникальный по информативности комментарий способствовали знакомству англоязычных читателей с шедевром русской литературы, продолжили сближение двух культур, ради которого Набоков приложил столько сил. Стоит упомянуть, что им же были переведены на английский "Слово о полку Игореве", стихи Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, "Моцарт и Сальери" (в соавторстве с Уилсоном), "Герой нашего времени" (в соавторстве с сыном). Кстати, Дмитрий стал любимым переводчиком отца. Постепенно все русские романы Набокова были переведены на английский, и четыре из них – в результате сотрудничества отца и сына.
в 1974, вышел в свет роман "Look at the Harlequins!" которому суждено было стать последним законченным романом Набокова. В нем писатель, словно глядя в искривленное зеркало, создает пародию на собственную жизнь. Герой романа – русский писатель-эмигрант Вадим Вадимович пишет русские стихи и романы, потом переезжает в Америку и переходит на английский язык, преподает в колледже. Но есть в его судьбе и существенные отличия от набоковской: например, он был много раз женат, а также осуществил заветную мечту своего создателя – посетил инкогнито советскую Россию. Набоков в этом романе иронически оглядывает свой пройденный жизненный путь и создает его подобие с некоторым налетом карикатурности. Писатель будто подвел итог собственной жизни