Литературный процесс 1930-х — начала 1950-х гг

С одной стороны, народ, воодушевленный идеей построения нового мира, совершает трудовые подвиги. Вся страна встает на защиту отечества от немецко-фашистских захватчиков. Победа в Великой Отечественной войне внушает оптимизм и надежду на лучшую жизнь.
На творчество многих советских писателей оказывает влияние мысль М. Горького, наиболее полно воплотившаяся в «Жизни Клима Самгина» и пьесе «Егор Булычев и другие» о том, что только участие в революционном преобразовании общества делает человека личностью. Десятки талантливых писателей субъективно честно отражали нелегкий и часто исполненный подлинной героики труд советских людей, рождение новой коллективистской психологии.
С другой стороны, именно во второй половине 20-х — начале 50-х годов отечественная литература испытывала мощное идеологическое давление, несла ощутимые и невосполнимые потери. В 1926 году был конфискован номер журнала «Новый мир» с «Повестью непогашенной луны» Бориса Пильняка. Цензура увидела в этом произведении не только философскую идею права человека на личную свободу, но и прямой намек на убийство М. Фрунзе по приказу Сталина, факт недоказанный, но широко распространявшийся в кругах «посвященных». Правда, собрание сочинений Пильняка еще будет выходить до 1929 года. Ho его расстреляют в тридцатые годы. В конце 20-х — начале 30-х годов еще публикуются, но уже подвергаются критике «Зависть» Ю. Олеши и «В тупике» В. Вересаева. В обоих произведениях рассказывалось о душевных метаниях интеллигентов, которые все менее и менее поощрялись в обществе торжествующего единомыслия. По мнению ортодоксальной партийной критики, советскому человеку сомнения и духовные драмы не присущи, чужды.
С этого времени читательской аудитории лишились не только А. Платонов, но и Н. Клюев, М. Булгаков, Е. Замятин, Д. Хармс и целый ряд других писателей самых различных направлений. Сложные испытания выпадают на долю сатириков М. Зощенко, И. Ильфа и Е. Петрова.
В 30-е годы начался процесс физического уничтожения писателей: были расстреляны или погибли в лагерях поэты Н. Клюев, О. Мандельштам, П. Васильев, Б. Корнилов, прозаики С. Клычков, И. Бабель, И. Катаев, публицист и сатирик М. Кольцов, критик А. Воронский, арестовывались Н. Заболоцкий, Л. Мартынов, Я. Смеляков, Б. Ручьев и десятки других писателей.
He менее страшным было и нравственное уничтожение, когда в печати появлялись разносные статьи-доносы и подвергаемый «экзекуции» писатель, уже готовый к ночному аресту, вместо этого обрекался на многолетнее молчание, на писание «в стол». Именно эта судьба постигла М. Булгакова, А. Платонова, вернувшуюся перед войной из эмиграции М. Цветаеву, А. Крученых, частично А. Ахматову, М. Зощенко и многих других мастеров слова.Лишь изредка удавалось пробиться к читателю писателям, не стоящим, как тогда говорили, «на столбовой дороге социалистического реализма», Единая еще в 20-е годы многоводная река русской литературы в 30-е — 50-е годы распалась на несколько потоков, взаимосвязанных и взаимоотталкивающихся. Если до середины 20-х годов в Россию проникали многие книги русских писателей-эмигрантов, а советские писатели довольно часто посещали Берлин, Париж и другие центры расселения русской диаспоры, то с конца 20-х годов между Россией и остальным миром устанавливается «железный занавес».В 1932 году ЦК ВКП(б) принял постановление «О перестройке литературно-художественных организаций». Советские писатели на первых порах восприняли его как справедливое решение партии освободить их от диктата РАПП (Российской ассоциации пролетарских писателей), под видом отстаивания классовых позиций игнорировавшей почти все лучшие произведения, созданные в те годы, и пренебрежительно относившейся к писателям непролетарского происхождения. В постановлении действительно говорилось, что писатели, живущие в СССР, едины; в нем объявлялось о ликвидации РАПП и создании единого Союза советских писателей. На самом деле, ЦК ВКП(б) был озабочен не столько судьбой писателей, сколько тем, что от имени партии говорили далеко не всегда близкие к руководству партии люди. Партия сама хотела напрямую руководить литературой, превратить ее в «часть общепролетарского дела.Несмотря на то, что на Первом съезде писателей СССР социалистический реализм был провозглашен только «основным (но не единственным. — Авт.) методом советской художественной литературы и литературной критики», несмотря на то, что в Уставе Союза писателей было записано, что «социалистический реализм обеспечивает художественному творчеству исключительную возможность проявления творческой инициативы, выбора разнообразных форм, стилей и жанров», после съезда стала все отчетливее проступать тенденция универсализации литературы, приведения ее к единому эстетическому шаблону.
Невинная на первый взгляд дискуссия о языке, начатая спором М. Горького с Ф. Панферовым о правомерности использования диалектных слов в художественном произведении, вскоре вылилась в борьбу с любыми оригинальными языковыми явлениями в литературе. Были поставлены под сомнение такие стилевые явления, как орнаментализм и сказ. Всякие стилевые поиски были объявлены формализмом: все более утверждалось не только единообразие идей в художественной литературе, но и однообразие самого языка.
Под полный запрет попали эксперименты в области языка, связанные с творчеством писателей ОПОЯЗа Д. Хармса, А. Введенского, Н. Олейникова. Лишь детским писателям удалось еще использовать в своих «несерьезных» произведениях игру словом, звуками, смысловые парадоксы (С. Маршак, К. Чуковский).талантливые писатели, которые честно отражали героический труд советских людей, порыв к преодолению индивидуализма и объединению в единое братство, вовсе не были конформистами, прислужниками партии и государства. Другое дело, что правда жизни порой сочеталась у них с верой в иллюзии утопической концепции марксизма-ленинизма, все более превращавшегося из научной теории в квазирелигию.
Интерес к изменению психологии человека в революции и послереволюционном преобразовании жизни активизировал жанр романа воспитания. Именно к этому жанру относится книга Николая Островского (1904—1936) Значительным событием в литературной жизни 30-х годов стало появление эпопей М. Шолохова «Тихий Дон» и А. Толстого «Хождение по мукам».
Особую роль в 30-е годы играла детская книга. Именно здесь, как уже говорилось, оставалось место шутке, игре. Писатели говорили не столько о классовых, сколько об общечеловеческих ценностях: доброте, благородстве, честности, обыкновенных семейных радостях. Говорили непринужденно, весело, ярким языком. Именно таковы «Морские рассказы» и «Рассказы о животных» Б. Житкова, «Чук и Гек», «Голубая чашка», «Четвертый блиндаж» . Великая Отечественная война на какое-то время вернула русской литературе ее былое многообразие. В годину всенародной беды вновь зазвучали голоса А. Ахматовой и Б. Пастернака, нашлось место для ненавистного Сталину А. Платонова, оживилось творчество М. Пришвина. Во время войны вновь усилилось трагедийное начало в отечественной литературе..
В литературу вернулся народный герой, не вождь, не сверхчеловек, а рядовой боец, вполне земной, обыкновенный. Это и Василий Теркин из «Книги про бойца» А. Твардовского (см. отдельную главу). He лучше обстояло дело и с поэзией. Практически все крупные советские поэты замолчали: одни писали «в стол», другие испытывали творческий кризис, о котором с беспощадной самокритичностью позже поведал А. Твардовский в поэме «За далью — даль»:Еще в 20-е годы из Советской России уехали писатели и поэты, олицетворявшие цвет русской литературы: И. Бунин, Л. Андреев, А. Аверченко, К. Бальмонт, 3. Гиппиус, Б. Зайцев, Вяч. Иванов, А. Куприн, М. Ocop-гин, А. Ремизов, И. Северянин, Тэффи, И. Шмелев, Саша Черный, не говоря уже о более молодых, но подававших большие надежды: М. Цветаевой, М. Алданове, Г. Адамовиче, Г. Иванове, В. Ходасевиче.
В творчестве писателей русского зарубежья сохранилась и получила развитие русская идея соборности и духовности, всеединства и любви, восходящая к трудам русских религиозных философов конца XIX — начала XX столетия (В. Соловьева, Н. Федорова, К. Циолковского, Н. Бердяева и др.). Если в советской литературе тема Бога, христианской любви и всепрощения, нравственного самосовершенствования либо вообще отсутствовала (отсюда и невозможность издания булгаковского «Мастера и Маргариты»), либо подвергалась осмеянию, то в книгах писателей-эмигрантов она занимала очень большое место. He случайно жанр пересказа житий святых и юродивых привлек к себе таких разных художников, как А. Ремизов (книги «Лимонарь, сиречь Луг Духовный», и Б. Зайцев («Преподобный Сергий Радонежский»,

Творчеству большинства молодых поэтов русской эмиграции при всем его многообразии была присуща высокая степень единства. Это особенно характерно для поэтов (живших в основном в Париже), которых стали называть «русским Монпарнасом», или поэтами «парижской ноты». Термин «парижская нота» принадлежит Б. Поплавскому; он характеризует то метафизическое состояние души художников, в котором соединяются «торжественная, светлая и безнадежная» ноты.Однако отчаяние — только одна сторона поэзии «парижской ноты». Наиболее талантливым представителем «парижской ноты» был Борис Поплавский (1903—1935).

Разговор о литературном процессе 30-х годов был бы неполным без упоминания сатиры. Несмотря на то что в СССР смех находился под подозрением (один из критиков даже договорился до того, что «пролетариату смеяться еще рано, пускай смеются наши классовые враги») и в 30-е годы сатира почти полностью выродилась, юмор, в том числе и философский, пробивался сквозь все препоны советской цензуры. Речь идет в первую очередь о «Голубой книге» (1934—1935) Михаила Зощенко (1894—1958), К середине 1950-х годов свои проблемы испытывала и литература русского зарубежья. Один за другим уходили из жизни писатели первой волны. «Холодная война» между СССР и его союзниками, с одной стороны, и всем остальным миром — с другой, пагубно сказалась на литературном процессе. Оба враждующих лагеря требовали от своих писателей создания идеологических произведений, подавляли свободу творчества. В СССР прошла волна арестов и идеологических кампаний, в США развернулась «охота за ведьмами».

5 Русская литература в годы «оттепели» (1956 — 1964 гг.).

ЛИТЕРАТУРА ОТТЕПЕЛИ. Смерть Сталина в 1953, ХХ (1956) и XXII (1961) съезды КПСС, осудившие «культ личности», смягчение цензурных и идеологических ограничений – эти события определили перемены, отраженные в творчестве писателей и поэтов оттепели. В начале 1950-х на страницах литературных журналов стали появляться статьи и произведения, сыгравшие роль возбудителя общественного мнения.

Наиболее яркие произведения этого периода были ориентированы на участие в решении злободневных для страны общественно-политических вопросов, о пересмотре роли личности в государстве. В обществе шел процесс освоения пространства открывшейся свободы. Большинство участников споров не отказывалось от социалистических идей.

Предпосылки оттепели закладывались в 1945. Многие писатели были фронтовиками. Проза о войне реальных участников военных действий или, как ее называли, «офицерская проза», несла важное понимание правды о прошедшей войне.

Первым поднял эту тему, ставшую центральной в военной прозе 1950–1960, Виктор Некрасов в повести В окопах Сталинграда, 1946. Константин Симонов, служивший фронтовым журналистом, описал свои впечатления в трилогии Живые и мертвые (1959–1979). В повестях писателей-фронтовиков Григория Бакланова Пядь земли (1959) и Мертвые сраму не имут (1961), Юрия Бондарева Батальоны просят огня (1957) и Последние залпы (1959), Константина Воробьева Убиты под Москвой (1963) на фоне подробного, без прикрас описания военной жизни впервые прозвучала тема осознанного личного выбора в ситуации между жизнью и смертью. Знание фронтовой жизни и опыт выживания в лагерях легли в основу творчества Александра Солженицына, подвергшего советский режим наиболее последовательной критике.

Большую роль в процессе «потепления» играли выпуски литературных альманахов и периодических изданий – разнообразных литературных журналов. Именно они наиболее живо реагировали на новые веяния, способствовали появлению новых имен, выводили из забытья авторов 1920–1930-х.

С 1950 по 1970 журнал «Новый мир» возглавлял А.Т.Твардовский. На посту главного редактора он способствовал появлению в журнале ярких и смелых публикаций, собирая вокруг себя лучших писателей и публицистов. «Новомирская проза» выносила на суд читателей серьезные общественные и нравственные проблемы.

В 1956 вышло два выпуска альманаха «Литературная Москва» под редакцией Эммануила Казакевича. Здесь печатались И.Эренбург, К.Чуковский, П.Антокольский, В.Тендряков, А.Яшин и др., а также поэты Н.Заболоцкий и А.Ахматова, впервые после 30-летнего перерыва были опубликованы произведения М.Цветаевой. В 1961 вышел альманах «Тарусские страницы» под редакцией Николая Оттена, где печатались М.Цветаева, Б.Слуцкий, Д.Самойлов, М.Казаков, повесть о войне Булата Окуджавы Будь здоров, школяр, главы из Золотой розы и очерки К.Паустовского. Несмотря на атмосферу обновления, противодействие новым веяниям было значительным. Поэты и писатели, творившие по принципам соцреализма, последовательно отстаивали их в литературе. Всеволод Кочетов, главный редактор журнала «Октябрь» вел полемику с «Новым миром». Дискуссии, развернутые на страницах журналов и периодических изданий, поддерживали в обществе атмосферу диалога.

В 1955–1956 появилось множество новых журналов – «Юность», «Москва», «Молодая гвардия», «Дружба народов», «Урал», «Волга» и др. Продолжает развиваться жанр научной фантастики, традиции которого были заложены в 1920–1930-е. Значительные произведения были написаны Иваном Ефремовым – Туманность Андромеды (1958), Сердце Змеи (1959). Роман-утопия Туманность Андромеды напоминает философский трактат о космическом коммунистическом будущем, к которому приведет развитие общества.

В 1950-е пришли в литературу братья Аркадий и Борис Стругацкие – Извне (1959), Страна багровых туч (1959), Путь на Амальтею (1960), Полдень, XXI век (1962), Далекая радуга (1962), Трудно быть богом (1964). В отличие от других писателей-фантастов, решавших темы космического мессианства в абстрактно-героическом ключе, проблемы космических «прогрессоров» раскрывались Стругацкими на уровне философского осмысления взаимовлияний цивилизаций разного уровня. В повести Трудно быть богом ставится вопрос, что лучше: медленное, мучительное, но естественное развитие общества или искусственное внедрение и экспансия ценностей более цивилизованного общества в менее развитое с целью направить его движение в более прогрессивное русло. В последующих книгах авторов рефлексия по этому поводу становится более глубокой. Приходит осознание моральной ответственности за немалые жертвы – плату т.н. «примитивных» обществ за навязанный им прогресс. Именно в 1960–1980-х к Юрию Трифонову, Александру Солженицыну, Венедикту Ерофееву, Иосифу Бродскому пришло осознание себя в качестве писателей и поэтов.

Так, в 1950 выходит повесть Трифонова Студенты. Солженицын в годы ссылки и преподавания в Рязанской области работал над романом Раковый корпус, исследованием Архипелаг ГУЛАГ; в 1959 он написал повесть Один день Ивана Денисовича, опубликованную в 1962. Венедикт Ерофеев в 1950-е вел жизнь студента, кочующего по разным вузам. Он опробовал свое перо в лирическом дневнике Заметки психопата (1956–1957), где уже ощущался особый ерофеевский стиль.

Наибольшую популярность в период поэтического бума снискали поэты яркого публицистического темперамента – Роберт Рождественский и Евгений Евтушенко. Их гражданская лирика была проникнута пафосом осмысления места своей страны в масштабе мировых свершений. Отсюда иной подход к пониманию гражданского долга и общественной романтики. Пересматривались образы вождей – образ Ленина романтизировался, Сталина критиковали. На стихи Рождественского было написано немало песен, составивших основу «большого стиля» в жанре советской эстрадной песни. Евгений Евтушенко помимо гражданской тематики был известен глубокой и достаточно откровенной любовной лирикой, циклами, написанными по впечатлениям от поездок по странам мира.

Не менее популярный Андрей Вознесенский был больше ориентирован на эстетику новой современности – аэропортов, неона, новых марок машин и т.д. Впрочем, и он отдал долг попыткам осмыслить образы советских вождей в новом ключе. Со временем в творчестве Вознесенского стала звучать тема поиска подлинных ценностей бытия. Камерные, интимные мотивы Беллы Ахмадулиной, ее своеобразная, певучая авторская манера исполнения неуловимо напоминали поэтесс Серебряного века, привлекая к ней немало поклонников.

В конце 1950-х – начале 1960-х популярным становится жанр авторской песни. Наиболее ярким представителем и зачинателем этого направления стал Булат Окуджава. Вместе с Рождественским, Евтушенко, Вознесенским и Ахмадулиной он выступал в Политехническом музее на шумных поэтических вечерах. Его творчество стало отправной точкой, импульсом для появления плеяды популярных отечественных бардов – Визбора, Городницкого, Галича, Владимира Высоцкого и др. Многие барды исполняли песни не только на собственные слова, часто на музыку ложились строки поэтов Серебряного века – Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама. После прихода к власти Брежнева считается, что «оттепель» закончилась. Критика была дозволена в рамках, не подрывающих существующий строй. Шло переосмысление роли Ленина – Сталина в истории – предлагались разные интерпретации. Критика Сталина шла на убыль.

Существенным для понимания границ свободы было отношение к литературному наследию начала века. Событием стало последнее произведение Ильи Эренбурга – воспоминания Люди, годы, жизнь (1961–1966). Многие впервые узнали о существовании таких исторических фигур, как Мандельштам, Бальмонт, Цветаева, Фальк, Модильяни, Савинков и др. Замалчиваемые советской идеологией имена, описанные детально и живо, становились реальностью отечественной истории, искусственно прерванная связь эпох – дореволюционной и советской – восстанавливалась. Кого-то из авторов Серебряного века, в частности, Блока и Есенина, в 1950-е уже начали упоминать и печатать. Другие авторы все еще находились под запретом. Вырабатывалась самоцензура. Внутренний цензор подсказывал автору, какие темы можно поднимать, а какие не стоит. Отдельные элементы идеологии воспринимались как формальность, условность, которую необходимо учитывать

Поиск по сайту: