Я УДИВЛЕНА; Я СНОВА УДИВЛЕНА

В пятницу вечером я планировала остаться дома, но Скарлет настояла на том, чтобы я устроила вечеринку с ней и Гейблом.

– Ты ни разу не гуляла с того времени, как вышла из «Свободы», – сказала она мне, когда мы выходили из школы. – Ты не можешь провести остаток своей жизни дома с Нетти и Имоджен. Мы оденемся и пойдем в одно из наших старых местечек. Как насчет твоего кузена Толстяка?

Мест, куда я хотела пойти, не было, кроме, возможно, «Маленького Египта».

– Или, может быть, ты выберешь «Маленький Египет»? – спросила Скарлет.

– У Толстяка подходит, – сказала я.

– Я так и думала, что ты согласишься. Встречай нас в восемь. И, Аня? – сказала она перед тем как уйти. – Не надевай свою школьную форму!

Около семи тридцати я сменила одежду в соответствии с инструкцией Скарлет, а после села на автобус, идущий в центр города.

– Эй, ребенок, – приветствовал меня Толстяк. – Твои друзья в задней комнате.

Толстяк немного потерял в весе с последнего раза, когда я видела его.

– Ты похудел, – сказала я.

– Бросил сахар, – сообщил он мне.

– Какао тоже?

– Не, какао никогда, Анни.

– Может быть, нам стоит прекратить называть тебя Толстяком.

– Ха, это было весьма остроумно.

Я прошла в заднюю комнату.

– Сюрприз!

Место было переполнено, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что я знала всех. Скарлет, Гейбл, Нетти, Имоджен, Микки и София Баланчины, мистер Киплинг и его жена, Саймон Грин, Чай Пинтер, а остальные – некоторые мои одноклассники. Даже Алисон Вилер была здесь, хотя она явилась одна.

Как вы уже знаете, я не была поклонницей ни вечеринок-сюрпризов, ни вечеринок в частности. Однако я не могла не оценить сколь много людей пришло меня поддержать. Скарлет подошла и поцеловала меня в щеку.

– Какой лучшей подружкой я бы была, если ты вернулась в Троицу без вечеринки?

Я обошла всех, говоря им спасибо за приход.

– Вин действительно хотел прийти, – прошептала мне на ухо Алисон Вилер.

В задней части комнаты, отдельно от всех остальных, стояли Микки и София Баланчины. Они говорили с кем-то третьим. Как я могла не заметить его раньше?

– Юджи Оно! – воскликнула я, обнимая его несколько манерно, неуверенная, выглядело ли это достойно и было ли необходимо. Но, хорошо, он спас жизнь моему брату.

Он улыбнулся мне застенчивой улыбкой.

– Что ты здесь делаешь?

– Веду бизнес, конечно, – ответил он.

– Если бы ты ответила на любой мой звонок, ты бы знала это, – упрекнул меня Микки Баланчин.

Юджи Оно посмотрел на меня. Я сказала бы, что он разочаровался во мне.

– У меня ушло больше времени на разрешение школьной ситуации, чем я рассчитывала, – объяснила я. Произнеся это, я поняла, как жалко прозвучало моё оправдание.

Я повернулась к Юджи Оно. Мне хотелось расспросить о моем брате, но не перед Микки и Софией.

– Сможем ли мы завтра увидеться в моей квартире?

– Я не знаю, будет ли у меня время, – ответил он. – Я в городе всего лишь на три дня и у меня жесткий график.

– Тогда я могу навестить тебя. Где ты остановился?

– Я попытаюсь заехать к тебе, – прохладно ответил Юджи. Меня раздражало, что он не доверял мне достаточно, чтобы сказать, где остановился, в то время как я доверила ему свою жизнь.

– Дай ребенку передохнуть, Юджи, – поддразнила София его.

Мне не нравится, что меня называют ребенком.

– Приезжай или не приезжай, – сказала я. Я повернулась к Микки. – Как твой отец?

– В любой день он может… – сказал хмуро Микки. София взяла его маленькую ладонь в свою большую.

Я поблагодарила их за то, что они пришли и после отправилась поговорить с Саймоном Грином, который не смог присоединиться к остальным.

– Ты выглядишь совершенно несчастным, – сказала ему я.

Саймон Грин рассмеялся.

– Вечеринки на самом деле не моя вещь.

– И не моя тоже. Почему тебе не нравится?

Саймон Грин снял очки и протер их рукавом.

– Боюсь, у меня было очень одинокое детство. Никогда не привыкну находиться с людьми.

– У меня прошло по-другому. Все было переполнено. Синдром среднего ребенка, вроде бы так это называется.

Саймон Грин кивнул в угол комнаты.

– Это Юджи Оно?

– Да. – Мне не хочется говорить о нем.

– А это кто? – Он указал на Алисон Вилер, танцевавшую с девочкой из моего класса истории.

– Ах, это новая девушка моего бывшего парня. Мы друзья. Это все очень по-взрослому и цивилизованно.

– Она? – Тон Саймона Грин был полон скептицизма. – Мы говорим о рыжеволосой девушке с прической эльфа?

– Да, она. – Я помолчала. – Почему бы и нет?

– Просто не такая, какую я ожидал увидеть. – Я пыталась убедить его уточнить, но Саймон Грин не вдался в разъяснения.

Я продолжила свои обходы. Прежде чем я разузнала у Саймона, на часах наступило 11:20, и остались только Скарлет и Гейбл. Скарлет сказала мне идти домой, но я осталась. Я знала, что Гейбл не будет толком помогать.

– Это не было так ужасно, правда же? – спросила у меня Скарлет. – Ты не будешь ненавидеть меня всю ночь?

– Конечно нет, глупая уточка. – Я поцеловала Скарлет в щеку. – Никто никогда не был лучшей и верной подругой, чем ты.

– Как трогательно, – сказал Гейбл с сарказмом. – Теперь мы можем пойти домой?

Я спросила Скарлет, поедет ли она на автобусе со мной. Она сообщила мне, что планировала провести ночь с Гейблом.

– Скарлет! – Католическая девочка во мне была шокирована.

– Не, все нормально, – настаивала она. – Гейблу не нравится, что я разъезжаю по окраинам города ночью, и его родители не возражают, если я занимаю свободную комнату.

Поскольку было поздно – оставалось десять минут до комендантского часа – кузен Толстяк настоял на том, что он сопроводит меня в Верхний Ист-Сайд.

Мы ждали автобус, когда к остановке подъехала черная машина. Открылась дверь. На секунду я задумалась, не собираются ли меня расстрелять, не настало ли время моего конца. (Но мы находимся на семьдесят первой странице второго тома моей жизни, поэтому, конечно, это не могло быть концом.)

Толстяк полез в карман. На всякий случай он приготовился стрелять.

Из машины высунулся Юджи Оно.

– Тебя подвезти, Аня? – Я кивнула Толстяку, сообщая, что я в порядке, а потом села в машину.

Ночью я выпила несколько чашек кофе, чтобы пребывать в иллюзии личного участия в вечеринке. Как только я села, то ощутила эффект кофеина на своем теле. Мое сердце билось как колибри. Я покраснела, слишком смело, слишком резко. Это больше похоже на Скарлет, чем на меня.

– Я думала, ты рассердился на меня, – сказала ему я.

– Я, – произнес он, – возмущен. – Не могу сказать, серьезен ли он.

– Как мой брат?

– Очень хорошо, – обещал мне Юджи. – У меня есть подарок для тебя, но получишь его только после того, как расскажешь мне, почему пренебрегла Микки Баланчиным.

Папа раньше говорил, что люди, говорящие оправдания, терпят крах.

– Возвратиться из «Свободы» оказалось труднее, чем я думала раньше.

– Ты имела в виду поиск школы? – Юджи Оно поморщился. – Зачем тебе так необходим диплом об окончании средней школы?

– Ты бы предпочел, чтобы я была необразованной? Дурой?

– Я не это хочу сказать. Но вещи, которые необходимо выучить, в школе выучить нельзя.

– Каждый раз, когда я вижу тебя, ты читаешь мне лекции, – пожаловалась я.

– Потому что я рассчитываю на тебя, Аня. Я думаю, ты согласишься с тем, что я пошел на многое ради тебя.

– Конечно, Юджи.

– Ты моя инвестиция.

– Все же я не принадлежу тебе.

Автомобиль проезжал по юго-восточной части парка. Юджи опустил руку в карман. Он взял мою руку и раскрыл ее и вложил маленького деревянного льва на мою ладонь.

– Его сделал Лео? – спокойно спросила я.

– Да, он занялся вырезанием.

Я посмотрела на льва, мое миниатюрное чудо. Лео прикасался к этому. Лео был в безопасности. Я улыбнулась Юджи и попыталась не плакать.

– Он способен к этому.

Я обернулась, чтобы поблагодарить его. Я собиралась поцеловать его в щеку, но когда машина проехалась по выбоине, все закончилось тем, что я поцеловала его в губы. Это было не романтично ни в малейшей степени. Его зубы постучали возле моих.

– Мне жаль, – сказала я. – Я целилась в щёку. Выбоины, ты знаешь. Этот город!

Юджи покраснел.

– Я знаю, Аня. – Он обратил свои темные глаза на меня. – Ты никогда бы не попыталась поцеловать такого старого человека, как я, в губы.

– Юджи, ты не такой уж и старый, – возразила я.

– По сравнению с тобой. – Он отвернулся, чтобы посмотреть в окно. – Кроме того, я услышал, что ты тайно встречаешься со своим старым парнем. Сыном политика.

Я развернулась на сидении.

– Что? Это абсолютная ложь! Кто это сказал?

– Микки и София подтвердили.

– Они едва знают меня! Они должны держать свои рты на замке.

– Ты вернулась в свою старую школу, не так ли?– спросил меня Юджи.

– Только потому, что не было мест, где бы меня хотели видеть. Юджи, мне нельзя быть вместе с Вином. И ты должен знать, что даже подозрение в этом может иметь для меня катастрофические последствия.

Юджи пожал плечами. Он мог быть самым вспыльчивым человеком, кого я знала.

– София Биттер была твоей девушкой? – спросила я.

Юджи улыбнулся мне.

– Сегодня вечер открытий?

– Это не ответ.

– Вообще-то она была моей школьной подругой, – сказал Юджи после долгой паузы. – Она была моим лучшим школьным другом.

– Почему ты не рассказал мне, когда мы были на свадьбе? – спросила я.

– Это не имеет значения.

– Как и моя личная жизнь.

Мы мчались по Мэдисон-Авеню в тишине.

Я накрыла своей рукой льва, позволив краям и резьбе впечататься в ладонь. Юджи положил свою руку вокруг моего кулака.

– Итак, ты видишь. Наши жизни взаимосвязаны.

Его рука возле моей была ледяной, но ощущение было не совсем неприятным.

Автомобиль остановился на Восточной девятнадцатой улице, где был мой дом, и я открыла дверь машины.

– Мне жаль, что мы поспорили, – сказал он. – Я… По правде говоря, я вижу тебя... частью самого себя. Хотя не должен.

Я вышла из автомобиля и отправилась наверх. Я зашла в комнату Нетти. Она уже спала, но я разбужу ее в любом случае.

– Нетти, – шепнула я.

– Что? – вяло спросила она.

Я протянула ладонь так, чтобы она увидела деревянного льва.

– Лео? Это Лео, да? – Ее глаза засветились и стали внимательными.

Я кивнула.

Она взяла деревянного льва и поцеловала его в голову.

– Мы когда-нибудь снова увидим его?

Я сказала ей, что тоже надеюсь и отправилась в кровать.

***

Я не успела толком поспать, когда меня разбудил стук в дверь квартиры.

– Полиция!

Я увидела, что на часах 5:12 утра. Я надела свой халат, подошла к двери и посмотрела в глазок. Действительно, там стояли двое полицейских в форме. Я открыла дверь, но оставила цепочку безопасности.

– Чего вы хотите?

– Мы здесь по поводу Ани Баланчиной, – сказал один из полицейских офицеров.

– Это я.

– Вам необходимо открыть дверь, мадам. Мы здесь, чтобы вернуть вас в «Свободу», – продолжил офицер.

Я приказала себе оставаться спокойной. Я услышала как Нетти и Имоджен шевелились в прихожей позади меня.

– Анни, что произошло? – спросила Нетти.

Я проигнорировала ее. Мне нужно оставаться сосредоточенной.

– На каких основаниях? – спросила я офицера.

– Нарушение условий вашего освобождения.

– Какие нарушения? – требовательно спросила я.

Офицер сказал, что у него нет информации – только инструкция возвратить меня в «Свободу».

– Пожалуйста, мадам, нам необходимо, чтобы вы прошли с нами.

Я сказала ему что выйду, но мне необходимо время сменить одежду и подготовиться.

– Пять минут, – сказал офицер.

Я закрыла дверь и прошла в коридор. Я пыталась рассмотреть все свои варианты. Я не могла бежать; другого выхода из квартиры кроме самоубийства не было. Кроме того, я не хотела убегать. Насколько я знаю, это могло быть технической ошибкой. Я решила пойти с офицерами и выяснить все остальное позже. Имоджен и Нетти стояли в конце коридора. Обе, кажется, ждали моих инструкций.

– Имоджен, мне необходимо, чтобы вы позвонили мистеру Киплингу и Саймону Грину.

Имоджен кивнула.

– А что я должна делать? – спросила Нетти.

Я поцеловала ее в голову.

– Попытайся не волноваться.

– Я буду молиться за тебя, – сказала Нетти .

– Спасибо тебе, милая.

Я побежала в свою спальню. Сняла ожерелье и переоделась в школьную форму. Я вошла в ванну, где потратила пару секунд на чистку зубов и умыла лицо. Я взглянула на себя в зеркало. Ты сильная, сказала я себе. Господь не посылает тебе ничего, что ты не сможешь перенести.

Я услышала частые стуки в дверь.

– Время! – звал офицер.

Я вернулась в прихожую, где Нетти и Имоджен смотрели на меня с встревоженными лицами.

– Скоро увидимся, – сказала я им.

Я сняла с двери цепочку и толкнула ее настежь.

– Я готова.

Офицер держал пару наручников. Я знаю, как это происходит. Я протянула запястья.

***

В «Свободе» я находилась не в комнате приема, где я была предыдущие два раза, когда попала сюда. Они не дали переодеться в комбинезон «Свободы». Вместо этого меня доставили охране, которую я не узнавала, затем провели по коридору.

Коридор вывел к нескольким лестничным пролетам.

Я знала этот маршрут, и он означал только одну вещь.

Подвал.

Я была там однажды и это почти убило меня, или, по крайней мере, свело с ума.

Я уже почувствовала запах экскрементов и плесени. В сердце закрался страх. Я остановилась.

– Нет, – сказала я. – Нет, нет. Мне нужно поговорить с моим адвокатом.

– У меня приказ, – сказал охранник без эмоций.

– Я клянусь на могилах своих покойных матери и отца, я не сделала ничего плохого.

Охранник толкнул меня и я упала на колени. Я чувствовала, как оцарапала их о бетон. Было темно и стояла ужасная вонь. Я решила: если я не встану, то они не заставят меня идти туда.

– Девочка, – сказал охранник, – если ты не встанешь, я вырублю тебя и сам отнесу.

Я сжала свои ладони.

– Я не могу. Я не могу. Я не могу. Я не могу. – Теперь я просила. – Я не могу. – Я схватила ногу охранника. Я потеряла свое достоинство.

– Подмога! – позвал охранник. – Заключенная сопротивляется.

Секундой позже я почувствовала, как в кожу моей шеи вошел шприц. Я не упала в обморок, но мой разум померк, и почувствовала себя так, как будто мои проблемы оказались позади. Охранник перебросил меня через плечо, словно я ничего не весила, и понес меня вниз через три лестничных пролета. Я почти не почувствовала как он положил меня в конуру. Дверь клетки закрылась, когда я, наконец, потеряла сознание.

Когда я проснулась, болела каждая моя клеточка, а школьная форма была зловеще сырой.

За своей крошечной клеткой я увидела пару скрещенных ног в дорогих шерстных штанах, соединявшихся со ступнями в свеженачищенной обуви. Я решила, что у меня галлюцинации – я никогда не видела в подвале и лучика света. Луч фонарика метнулся ко мне.

– Аня Баланчина, – поприветствовал меня Чарльз Делакруа. – Я ждал, когда ты очнешься, около десяти минут. Я очень занятой человек, и ты это знаешь. Мрачное здесь место. Мне нужно будет запомнить прикрыть его.

У меня пересохло горло, похоже, из-за препарата, который они дали мне.

– Который час? – прохрипела я. – Какой сегодня день?

Он толкнул термос сквозь решетку и я жадно попила.

– Два часа утра, – сказал он мне. – Воскресенье.

Я спала почти двадцать часов.

– Вы причина моего пребывания здесь? – спросила я.

– Ты делаешь мне слишком много чести. Как насчет моего сына? Или тебя самой? Или звезд? Или твоего драгоценного Иисуса Христа? Ты же ведь католичка, да?

Я не ответила.

Чарльз Делакруа зевнул.

– Это займет много времени? – спросила я.

– Очень.

– Спасибо за то, что вы нашли время в своем плотном графике, – сказала я саркастически.

– Ладно, Аня, ты и я всегда были искренними друг с другом, поэтому мы здесь, – начал Чарльз Делакруа. Он достал из кармана планшет и включил его. Он повернул его ко мне. На фотографии были Вин и я в кафетерии. Вин тянулся к моей руке через стол. Фотография сделана в пятницу. Как долго он держал мою руку? Меньше двух секунд до того как я отстранилась.

– Это не то, на что похоже, – сказала я. – Вин пожимал мне руку. Мы пытались стать…друзьями, полагаю. Оно длилось меньше мгновения.

– Я действительно верю тебе, но, к сожалению для нас обоих, этой неосторожности было достаточно для кого-то, чтобы заполучить фотографию, – сказал Чарльз Делакруа. – В понедельник появится газетная новость с этой фотографией и с заголовком: «Связи Чарльза Делакруа: кого он знает и что это означает для избирателей». Само собой разумеется, это не идеально для меня. Или для тебя.

Да, я могу это предвидеть.

– То щедрое анонимное пожертвование Троице…

– Я не имею никакого отношения к нему. Аня, я уже знаю об этом. Ты подозревала, кто мог сделать это пожертвование?

Я покачала головой. Моя шея болела в месте, где они укололи меня.

– По правде говоря, мистер Делакруа, меня это не заботило. Я просто хотела вернуться в школу. Я пыталась найти другую школу, но никто не хотел иметь со мной дело из-за обвинения в незаконном ношении оружия.

Чарльз Делакруа сочувственно воскликнул:

– Наша система становится сложной для условно освобожденных, она становится прямой и узкой дорожкой.

– Кто внес пожертвование? – спросила я.

– Пожертвование было сделано – ... он помолчал для драматического эффекта… – Друзьями Берты Синклер.

– Берты Синклер? – Имя было знакомым, и если бы моя голова не стучала, я смогла бы вспомнить его.

– Ох, Аня, я разочарован. Разве ты вообще не участвуешь в кампании? Мисс Берта Синклер, кандидат Независимой партии на пост окружного прокурора. Она также может сбить меня с цели вещественными доказательствами.

– Было бы неплохо.

– Мне больно слышать, как ты говоришь это. Ты просто жестока, – сказал Чарльз Делакруа.

– Кто из нас в конуре, неподобающей даже собаке?

– Но вернемся к друзьям Берты Синклер. Кампания Берты Прекрасной начала набирать обороты после этой злосчастной автобусной аварии. Рад видеть, что ты хорошо выглядишь, кстати. И ты случаем не знаешь, где зародился этот импульс?

Я медленно кивнула. Все было как мистер Киплинг и говорил.

– Потому что новости снова и снова связывали ваше имя, мое и Вина. И наши отношения заставляют выглядеть вас коррумпированным. А вы, как полагается, являетесь мистером Некоррумпированным.

– Бинго. Ты умнейшая семнадцатилетка, которую я знаю. Итак, эти друзья Берты Синклер, не будучи глупой партией, придумали план, который снова столкнет тебя и моего несчастного мальчика вместе. Они просто ждали фотографий вас двоих. Поцелуя. Свидания. Но ты с Вином так не поступили, поэтому они взяли то, что могут. Секунду неосмотрительности, когда Вин взял твою руку через обеденный стол.

Мои щеки вспыхнули от воспоминаний. Я была благодарна за слабую освещенность.

– Я, честно говоря, удивлен, что он сопротивлялся так долго. Вин не известен своей сдержанностью. Мальчик весь в мать, добряк, но это бессмысленно. Алекса, его сестра, напоминала меня. Храбрая и разумная. Она была такой же как ты. Возможно, поэтому мальчик находит тебя настолько убедительной.

Я ничего не сказала.

– Таким образом, перейдем к заключению. Каждый раз, когда появляется история о тебе и Вине, СМИ начинает подразумевать, что я коррумпирован, и люди Синклер продолжают говорить гнусные вещи.

– Но теперь все кончено, – возразила я. – Фотография появится завтра. И конец. Вы попадете под небольшой удар и после каждый забудет об этом.

– Нет, Аня. Это только начало. Они будут ждать тебя каждый день после школы. Они будут пытаться получить фотографии тебя в классе. Твоих одноклассников, потому что они молоды и беспечны и они найдут способы показать это. Вину уже не нужно будет держать твою руку, чтобы повлиять на эту историю. Ему достаточно находиться возле тебя. Он, как они могут сообщить, находится в том же здании что и ты. Эта картинка меняет ситуацию, разве ты не видишь?

– Но у Вина есть девушка! Разве вы не можете сказать им это?

– Они скажут, что фотографии не лгут и что Алисон Вилер просто подсадная утка.

– Подсадная утка?

– Фальшивка. Мошенница. Кто-то, кого моя компания наняла, чтобы сделать вид, как будто ты не встречаешься с Вином.

– Но я не встречаюсь с Вином!

– Я верю тебе. Но если бы выборы шли лучше… – Чарльз Делакруа посмотрел на меня усталыми глазами. – Я размышлял о том, что нужно предпринять, и придумал единственную вещь, которая положит конец этой истории.

– Бросив меня здесь? Но я не нарушаю наше соглашение! И вы не можете отстранять кого-то от свиданий с вашим сыном. И у меня есть мистер Киплинг, который пойдет в средства СМИ, и вы будете выглядеть монстром.

Чарльз Делакруа, казалось, не слышал меня.

– Но ты же нарушила несколько законов, начиная с выхода из «Свободы», не так ли?

Он повернул свой планшет ко мне. Сначала показал фотографию того, как я торговала шоколадкой на Юнион-Сквер. Затем как я пила кофе у Толстяка. В конце фотография меня, выходящей из машины Юджи Оно. К фотографии добавили метку времени,00:25 ночи. Пропуск комендантского часа, другими словами. Все это было незначительными нарушениями. К сожалению, я сидела напротив короля, обеспечивающего наказание незначительных нарушений.

– Вы следили за мной!

– Мне была нужна страховка на случай, если ты не станешь соблюдать нашу договоренность. Ты, справедливо или нет, являешься преступницей. И, как ты хорошо знаешь, получила простое трехмесячное задержание по справедливости, если бы не продолжила свои преступления. И если я помещу тебя в Свободу, скажем, на год, это решит две моих проблемы. Никто не скажет, что я оказал тебе покровительство, ну и не будет больше сплетен о тебе и Вине.

– Я не могу оставаться здесь в течение года, – прошептала я.

– Как насчет шести месяцев? Выборы к тому времени полностью закончатся.

– Я не могу. – Я старалась не заплакать перед Чарльзом Делакруа. – Я просто не могу.

– В обмен я могу тебе пообещать, что никто не будет трогать твою младшую сестру, если тебя это беспокоит.

– Вы мне угрожаете?

– Не угрожаю, торгуюсь. Мы здесь торгуемся, Аня. Не забывай, что у меня есть законные основания для твоего возвращения в «Свободу». Хранение шоколада. Потребление кофеина. Нарушение комендантского часа.

Я почувствовала себя загнанным животным.

Я и есть загнанное животное.

Я хотела поговорить с мистером Киплингом, хотя на подсознательном уровне я знала, что он не сможет меня защитить. Я неудачница, да, но также я была невероятно глупа.

– Выборы будут на второй неделе ноября. Почему бы не освободить меня на Рождество? Это продлится ровно три месяца.

Чарльз Делакруа подумал над моим предложением.

– Давай, скажем, через четыре месяца. Конец января звучит подходяще. Неприлично, если ты будешь отсутствовать месяц после выборов.

Я кивнула. Чарльз Делакруа протянул руку через прутья и я пожала ее. Я почувствовала невероятную боль в запястье и вздрогнула.

Чарльз Делакруа поднялся.

– Я сожалею об этом. Я удостоверюсь, чтобы тебя не посылали сюда снова. Я только хотел поговорить без наблюдения.

– Спасибо, – тихо сказала я. Но знала, что он лжет. Отправить меня в подвал было очень подходящим видом запугивания.

Он собирался уходить, но повернулся и склонил колени так, что мы оказались лицом друг к другу.

– Аня, – прошептал он, – почему бы тебе не облегчить нам обоим жизнь и не исчезнуть в течение года? Посетить своих родственников в России? Я знаю, что у вас есть друзья в Японии. У такой девушки, как ты, вероятно, есть друзья во многих королевствах мира.

– Нью-Йорк мой дом, и я хотела закончить среднюю школу, – неубедительно ответила я.

– Твой адвокат не должен был позволять тебе вернуться в Троицу.

– Мистер Киплинг не хотел этого. Все, что произошло, я выбрала сама. Мне нужно было быть бдительнее.

– Но не автобусную аварию. Это была просто неудача. Для нас обоих.

– Особенно для убитой девушки.

– Да, тут ты права, Аня. Особенно ради нее. Ее звали Элизабет. – Чарльз Делакруа протянул руку через прутья и прикоснулся к моей щеке. – Этим местом управляют ужасно. Есть лазейки. Если тебе посчастливилось проскочить однажды в первую или вторую неделю, это не значит, что у тебя получится снова.

– Вы пытаетесь запугать меня.

– Напротив, Аня. Я пытаюсь помочь тебе.

До меня стало доходить, о чем он говорит.

– Смогу ли я когда-нибудь вернуться домой?

Он встал, забирая термос с собой.

– У тебя есть друг, который собирается стать окружным прокурором в Нью-Йорке. Друг, который считает, что законы о запрете невероятно неправильны и не принесли ничего кроме разрушения. Друг, который помнит, что ты спасла жизнь его сыну. Друг, который сможет помочь тебе лучше, как только предвыборная кампания закончится.

– Мы не друзья, мистер Делакруа.

Чарльз Делакруа пожал плечами.

– В данный момент, возможно, нет. Но когда ты проживешь так же долго, как и я, то привыкнешь к тому, что враг в прошлом году может стать другом в новом. Доброй ночи, Аня Баланчина. Всего хорошего.

Спустя около пятнадцати минут после ухода Чарльза Делакруа пришел охранник затем, чтобы отвести меня в комнату для приема. Даже при том, что было три часа утра, миссис Кобравик и доктор Хенсен уже поджидали меня.

– Мне жаль, что вижу тебя снова, Аня, – сказала миссис Кобравик. – Но не могу сказать, что удивлена.

Миссис Кобравик посмотрела в планшет на мое досье.

– Милая, милая, милая. Несколько нарушений условно-досрочного освобождения. Вы были очень занятой девушкой. Употребление кофеина, нарушение комендантского часа и хранение шоколада.

Я ничего не сказала.

– Вы когда-нибудь научитесь ходить по прямой и узкой дорожке?

Тем не менее, я ничего не ответила. Я так устала. Я думала о том, что могу рухнуть.

– Так, мы можем начать. Аня, пожалуйста, снимите одежду для дезактивации, – приказала миссис Кобравик. Она повернулась к доктору Хенсен и сказала:

– Боюсь, ее нельзя спасти. Она так покрыта грязью.

Я наклонилась, чтобы снять юбку. Сделав это, я почувствовала в груди странную боль и упала на пол, ударившись головой о плитку. Мои мышцы живота бились в диких конвульсиях, меня трясло. Доктор Хенсен подбежала ко мне.

– Ее сердце колотится, а кожа синеет. Необходимо срочно доставить ее в клинику.

Следующая вещь, которую я помню, так это то, что я лежала на каталке, которая отправлялась с острова Свободы в медицинский центр. Я никогда не была здесь раньше и удивилась, что здесь выглядело почище и современнее по сравнению с остальной частью. Доктор разрезал мою форму и они поместили датчики на мою обнаженную грудь. Я даже не успела почувствовать себя неловко. А потом, второй раз менее чем за двадцать четыре часа, я упала в обморок.

***

Проснувшись на следующее утро, я попыталась встать, но мои запястья были прикованы наручниками к подлокотникам кровати.

В комнату вошел доктор.

– Доброе утро, Аня. Что вы чувствуете?

Я сосредоточилась на вопросе.

– Боль. Опустошение. Но в целом, не так уж мне и плохо.

– Хорошо, хорошо. Прошлой ночью у вас случился сердечный приступ.

– Как инфаркт?

– Почти, но не настолько опасный. С самим вашим сердцем ничего плохого. У вас была аллергическая реакция. Может быть, вы что-то съели, кто-то вам что-то подсунул, хотя, к счастью, этого было недостаточно, чтобы убить вас. Мы не узнаем этого наверняка, пока не появятся отчеты о токсикологической экспертизе. Причиной может быть самое простое напряжение. Я предполагаю, что вы в последнее время находились в условиях некоторого стресса. – Я кивнула.

– Но в случае, если все серьезно, вам необходимо остаться здесь на несколько дней для наблюдения.

– Мне дал успокоительное рано утром в субботу охранник в «Свободе». Это могло стать причиной?

Доктор покачал головой.

– Я сомневаюсь по поводу этого, оно не подходит по графику времени воздействия, хотя это лучше проверить. Так, отдыхайте, мисс Баланчина, и будьте спокойны. В коридоре сидят несколько посетителей, которым не терпится вас увидеть. Если с вами все в порядке, я им скажу, что они могут войти.

Я села в постели как можно удобнее, чтобы прикрыть больничной одеждой все свои части тела.

В палату вошли мистер Киплинг, Саймон Грин, Скарлет, Имоджен и Нетти. Они пересказали официальную версию – что я нарушила условия своего освобождения несколькими мелкими преступлениями. Как и следовало ожидать, Нетти плакала немного, а Скарлет много, и после я попросила всех, кроме мистера Киплинга и Саймона Грина покинуть палату. После того, как я передала основные моменты своего разговора с Чарльзом Делакруа, Саймон Грин вздохнул, а мистер Киплинг встал и стукнул кулаком по столу.

– Однако, это вносит больше смысла. Я задавался вопросом, почему они побеспокоили тебя по поводу кофе и комендантского часа, – сказал Саймон Грин. – Что ты решила делать дальше, Аня?

– Я решила, что мне нужно покинуть Нью-Йорк. – Я решила это только когда произнесла вслух.

– Ты уверена? – спросил мистер Киплинг.

– Я не могу остаться в «Свободе». Кто знает, как долго понадобится Чарльзу Делакруа держать меня здесь. Сейчас он говорил, что продержит меня до января, но я ему больше не доверяю. Не говоря уже о том, смогу ли я пережить это. Кто-то, возможно, пытался отравить меня прошлой ночью. Необходимо уехать. Другого выхода нет.

Мистер Киплинг кивнул Саймону Грину.

– Тогда мы поможем тебе придумать план.

Саймон Грин понизил свой голос.

– По моему мнению, наш лучший шанс освободить тебя это когда ты остаешься в больнице. После этого ты застрянешь в «Свободе», и у нас будет меньше доступа к тебе.

– Кроме того, нам необходимо решить две вещи. Определить, как освободить тебя отсюда. И после выяснить, куда ты собираешься уехать, – сказал мистер Киплинг.

– В Японию? – предложил Саймон Грин.

– Нет. Определенно нет. – Я не хотела везти остатки своей семьи прямиком к брату.

– У Баланчиных есть много друзей по всему миру. Мы найдем что-нибудь подходящее, – сказал мистер Киплинг.

Я кивнула.

– Также мне необходимо устроить Нетти и Имоджен.

– Конечно, – сказал мистер Киплинг. – Я обещаю, что Саймон Грин и я будем проверять их каждый день, после того как ты исчезнешь. Но, по правде говоря, я не вижу никаких оснований, что что-то изменится.

– Но что если мои родственники или пресса заинтересуются благосостоянием Нетти как только я исчезну?

Мистер Киплинг рассмотрел этот вариант.

– Я могу стать опекуном Нетти, если ты хочешь.

– Вы хотите сделать это ради меня?

– Да. Давным-давно я беспокоился, что это усложнит нашу деловую договоренность, но я думал об этой возможности со дня смерти Галины, и считаю, что это лучший способ помочь тебе. Я хотел предложить тебе это в прошлом году, но все произошло так быстро после того как Лео выстрелил в Юрия Баланчина. И затем мне не показалось это нужным, когда ты разрулила вопрос с Чарльзом Делакруа. Но, возможно, это будет лучшим способом решить все раз и навсегда.

– Спасибо вам.

Саймон Грин посмотрел на мистера Киплинга.

– Или другой вариант, который мы можем осуществить, это послать Нетти в школу-интернат в другой штат или страну. В ближайшей перспективе это сделать намного проще. Простите меня, Стюарт, но у вас больное сердце и сроки для осуществления этой затеи вызывают неудобства.

В комнату зашла медсестра:

– Мисс Баланчиной необходимо отдохнуть.

Мистер Киплинг поцеловал меня в щеку.

– Мне жаль, что я не могу посоветовать тебе что-то получше.

– Вы пытались, мистер Киплинг. Вы отговаривали меня от возвращения в Троицу. Вы говорили мне избегать Вина. Я не хотела слушать. Я всегда думала, что стану умнее, но оказывается, я наделала так много ошибок.

Мистер Киплинг взял меня за руку, закованную в наручники.

– Это не совсем твоя вина, Аня. Да и вообще с тобой не связано.

– Когда я перестану все время поступать неправильно?

– У тебя доброе сердце. И хорошие мозги. Но ты молода и все мы люди, в конце концов, поэтому необходимо чем-то жертвовать.

ГЛАВА 5

Я БЕРУ ОТПУСК

Я провела следующие пять дней прикованная к кровати и планировала побег из «Свободы». В больнице количество моих посетителей было неограничено и это невероятно удобно. Когда-нибудь я поблагодарю отравившего меня человека. Возможно, когда-нибудь. (Да, читатели, меня отравили, и если бы у меня было время подумать над этим вопросом, источник отравы стал бы абсолютно очевидным.)

Время я провела следующим образом: во вторник утром первым человеком, навестившим меня, был Юджи Оно.

– Как твое сердце? – спросил он меня вместо приветствия.

– Все еще бьется, – отвечала ему я. – Думала, ты уедешь в понедельник.

– Я нашел причину продлить свое пребывание. – Он склонился, а затем встал перед кроватью на колени и его губы оказались около моего уха. Он прошептал:

– Саймон Грин сказал мне, что ты хочешь покинуть Нью-Йорк. Это хорошо. Я думаю, что тебе стоит поехать куда-нибудь, где ты сможешь изучить бизнес.

– Я не могу поехать в Японию.

– Я знаю, хотя по своим собственным причина я желал бы, чтобы это было иначе. Я думаю, что у меня для тебя есть вариант. Семья Софии Биттер владеет какао-фермой на западном побережье Мексики. Там ты можешь сесть в лодку и связаться с шоколадной фабрикой Баланчиных. Не так очевидно для твоих преследователей.

– Мексика, – сказала я. – Я городская девчонка, Юджи. Ферма в Мексике так далеко от всего и всех, кого я давно знаю.

– Ты не думала, что отец хотел бы, чтобы ты увидела, где выращивают какао? – спросил Юджи.

У меня не было идей насчет желаний папы и уверенности, что меня это заботит.

– Ты сама не хотела бы узнать об источнике всего этого несчастья? – Юджи обвел рукой в перчатке серую больничную палату.

Я сказала ему, что никогда не задумывалась об этом.

– Ты веришь мне, Аня? – Он взял мою закованную руку. – Ты веришь, что из всех людей именно я хочу лучшего для тебя?

Я задумалась. Да, решила я, я действительно доверяю ему как никому другому.

– Я доверяю тебе.

– Тогда знай, я не просто так говорю о месте, в которое хочу тебя отправить. Ты сможешь лучше управлять шоколадом Баланчиных, если узнаешь о выращивании какао-бобов. И это сделает тебя моим превосходным партнером. – Он опустил руку и подошел ближе. – Не бойся меня, Аня.

– Я не боюсь. – Я смотрела ему прямо в глаза. – Меня больше ничего не пугает, Юджи.

– Тепло и солнце пойдут тебе на пользу, и ты не будешь одинока, семья Софии очень добрая. Если тебе важно, мне будет легче найти причины навестить тебя там.

А действительно, какая разница, куда я отправлюсь? Я покидала единственный дом, который когда-либо знала.

– Я не говорю по-испански, – сказала я со вздохом. Я изучала в школе мандаринский и латинский.

– Там многие говорят по-английски, – сказал Юджи.

Итак, решено. Я решила откланяться в предрассветные часы воскресенья.

Во вторник днем приходила Скарлет и снова плакала. Я сказала ей, если она плачет каждый раз, когда видит меня, то я не хочу, чтобы она приходила снова. Она всхлипнула и резко сообщила:

– Мне пришлось порвать с Гейблом!

– Скарлет, мне жаль, – сказала я. – Что произошло?

Она достала свою электродоску. На экране была моя фотография с Вином в кафетерии под заголовком, который Чарльз Делакруа показал мне два дня назад: « Социальные лифты Чарльза Делакруа».

– Мне жаль, Анни. Эту фотографию сделал Гейбл, и что хуже всего, он продал ее!

– Что ты имеешь в виду?

– На восемнадцатый день рождения он получил телефон с камерой и приближающим объективом, – начала Скарлет. (Примечание: вы, наверное, помните, что несовершеннолетним не разрешено иметь телефоны с камерой.) – И увидев вчерашним утром фотографию, я поняла, что сделал это кто-то из школы. И я сомневалась, что кто-то из учителей, и выделила только школьников старше восемнадцати лет. Я повернулась к Гейблу: «Кто мог сотворить такое с Анни? – спросила я. – Кто мог поступить так низко? Разве ей недостаточно тяжело?» Он не смог ответить. Я поняла, я сразу же поняла! Я толкнула его так сильно, как только могла. Так сильно, что он потерял равновесие и упал на землю. И подошла к нему, крича «Почему?» А он сказал: «Я люблю тебя, Скарлет. Не делай этого!» Я ответила: «Ответь на вопрос, Гейбл. Просто скажи мне, зачем». И наконец он вздохнул и сказал, что не имеет ничего против тебя или Вина. Он сделал это ради денег. Кто-то подошел к нему пару недель назад и сказал, что заплатит большие деньги, если он сможет достать им фотографию Ани Баланчиной и Вина Делакруа в компрометирующей ситуации. А потом Гейбл пытался оправдаться тем, что ты задолжала ему деньги, что он потерял из-за тебя ногу, внешность и так далее. И после он добавил, если бы не он, так кто-нибудь другой сделал эту фотографию.

На этом моменте Скарлет снова заплакала.

– Я чувствую себя такой невероятной дурой, Анни!

Я сказала ей, что здесь нет её вины.

– Интересно, сколько денег он получил.

– Не знаю. Но я ненавижу его. Я так его ненавижу! – Она рыдала, согнувшись возле двери. Я хотела успокоить ее, но не могла двигаться из-за наручников.

– Скарлет, подойди сюда.

– Я не могу. Я отвратительна сама себе. Я позволила этой змее вернуться в твою жизнь. Ты предупреждала меня насчет него. Никогда бы не подумала, что тебе будет больно.

– Правда такова, Скарлет, что я не должна была позволить себе попасть в эту ситуацию с Вином.

– Какую ситуацию? Вы просто обедали. – Скарлет всегда во всём принимает мою сторону.

– Вин не должен был брать меня за руку, а я не должна была позволить этому произойти. Возможно, мне не следовало возвращаться в Троицу. И Гейбл прав по поводу одной вещи: кто-нибудь еще сделал бы ту фотографию, поверь мне. Это произошло бы с участием Гейбла Арсли или без него. Когда-нибудь я объясню лучше.

Скарлет подошла к моей кровати.

– Ты должна знать, я здесь не причем.

– Скарлет, я не могу даже и подумать об этом!

Она понизила голос.

– Я никогда не говорила ему, что мы сделали для Лео.

– Я не думала, что ты могла бы так поступить.

Скарлет слабо улыбнулась. Внезапно она побежала через крохотную больничную палату в ванную, где ее вырвало. Я услышала смыв туалета.

– Думаю, я заболела гриппом, – сообщила она вернувшись.

– Тебе нужно пойти домой.

– Когда я прихожу к тебе, я чувствую себя лучше. Я люблю тебя, Анни. Я бы поцеловала тебя, но не хочу, чтобы ты заразилась.

– Мне все равно. Поцелуй меня в любом случае, – сказала я. Если она не придет в «Свободу» до воскресенья, я хотела бы знать, что мы попрощались как надо.

– Хорошо, Анни. Как ты хочешь.

Она поцеловала меня и я схватила ее руку.

– Не вини себя, Скарлет. Мне жаль только, что трагедия, которую заварил этот кобель, заставила горевать и тебя. То, что я сказала после вечеринки... Ты действительно самая верная и самая настоящая подруга, какую я могу попросить. Когда я думаю о последней паре лет, я не могу представить, какими тяжелыми были бы их события без тебя.

Скарлет покраснела под стать своему имени. Она кивнула и удалилась.

Остальная часть недели за посещениями и планами побега пролетела быстро.

К четвергу Саймон Грин и я пришли к договоренности. Меня должны отпустить из больницы утром в воскресенье. В ночь на субботу/в начале воскресного утра, немного позже медсестринского обхода, я должна вылезти из постели, затем сымпровизировать выход из больницы и прокрасться через забор, окружающий остров Свободы. Отсюда меня отвезет на остров Эллис гребная шлюпка. Около острова Эллис меня встретит другая лодка, которая переправит меня в залив Ньюарк, где я сяду на грузовое судно, направляющееся к западному побережью Мексики. Утром, когда медицинские сестры придут возвращать меня в общежитие «Свободы», я буду далеко отсюда.

Саймон оставил мне копию ключа от наручников, который я спрятала сбоку между матрасом и простыней. Единственное, что мы не выяснили, так это как мне пройти мимо охранников в конце коридора.

– У тебя есть здесь кто-нибудь, кто может их отвлечь? – спросил Саймон Грин. Я скрепя сердце подумала о Мышке и данном ею обещании выполнить «любую тяжелую работу». Несмотря на необходимость её помощи, я не хотела, чтобы она попала из-за меня в неприятности, но все же у меня не было других вариантов.

Я передала ей сообщение, чтобы она приходила повидаться, и в полдень она пришла. У нее был синяк под глазом. Я спросила ее, что случилось.

Она пожала плечами. Затем написала: «Локтем по лицу. Ринко».

Я рассказала ей, что мне нужно. Она кивнула. Она кивнула еще раз прежде чем достала карандаш: «Я придумаю что-нибудь. Для меня большая честь, что ты обратилась ко мне, А.»

– Когда я уйду, они, возможно, поймут, что ты помогла мне. Ты понимаешь, что это означает, что ты не выйдешь в ноябре, правда?

«Я сделаю. Не волнуйся. Деваться некуда. Лучше у меня будет друг через год или два, чем я в ноябре буду одинокой, бездомной и без гроша».

– Я чувствую себя эгоисткой, прося помочь, – сказала я. – Прося тебя остаться здесь дольше, пытаясь избежать подобного сама.

Мышь снова пожала плечами. «Наши ситуации разные. Я преступница. А у тебя такое уж имя. Кроме того, они тут тупые и не поймут, и тогда ты в любом случае будешь мне обязана. Я ставлю на тебя, если ты поставишь на меня. Около двух часов утра, правильно?»

– Да. Сразу иди к адвокату Саймону Грину, когда освободишься. Он поможет тебе всем, чем будет нужно.

Она подала знак «хорошо».

– Спасибо тебе, Кейт,– сказала я.

Она кивнула и выскользнула из комнаты. Никто не видел, как она вошла и никто не видел, как она вышла. Я подумала, могу ли рассчитывать на такую тихую девушку, чтобы действительно отвлечь охрану.

В субботу утром ко мне пришли Нетти и Имоджен. Они ничего не знали о моих планах, поэтому я старалась сохранить легкое настроение. Я очень крепко обняла Нетти. Кто знает, когда я смогу увидеть ее снова.

Саймон Грин и я решили, что днем мне не будут нужны посетители. Мне следует отдохнуть ради долгой ночи впереди.

Но пока я не могла уснуть. Я беспокоилась, и не могла даже походить кругами, чтобы успокоиться. Я начала сожалеть, что мы сказали никому не приходить.

Я посмотрела на часы: 5:00. В любом случае, посетителей не пускали до 6:00. Я закрыла глаза.

Я уже впала в полусонное состояние, когда кто-то зашел.

Я перевернулась. Высокий парень с длинными белокурыми дредами и в толстых черных очках. Я не узнала его, пока он не заговорил.

– Анни, – сказал Вин.

– Ты выглядишь нелепо, – сказала ему я, но не смогла удержаться от улыбки. – Где твоя трость?

Он подошел ко мне. Я попыталась сесть в кровати и стянула его скверный парик.

– Не хочу, чтобы кто-нибудь выяснил кто я.

– Ты не хочешь ухудшить положение своего отца.

– Я не хочу ухудшить твое положение! – Он понизил голос. – Папа сказал, что завтра тебя переведут из больницы. Так что я настоял на встрече с тобой и этот день подходит лучше всего. И если мне нужно выглядеть глупо, то нужна и маскировка. Таким образом, выбор пал на парик.

Я покачала головой и предположила, сколько моих планов разгадано Чарльзом Делакруа.

– Почему он это сделал?

– Мой отец загадка.

Он подтянул табурет к кровати и потер свое бедро.

– Это Арсли сделал фотографию.

– Я знаю, – сказал Вин, склонив голову. – Я не должен был делать этого. Брать твою руку. Не в таком людном месте. – Говоря это, он погладил кончики моих пальцев своими.

– Ты не мог знать, чем все обернется.

– Я действительно знал, Анни. Я был предупрежден. Своим отцом. Организатором выборной кампании моего отца. Алисон Вилер. Даже тобой. Но меня это не заботило.

– Что ты имеешь в виду, говоря «Алисон Вилер»?

Вин посмотрел на меня.

– Аня, разве ты не догадалась?

Я покачала головой.

– Я попросил Алисон Вилер пойти за тобой в библиотеку.

– Зачем она это сделала?

– Ну, она не хотела, но она знала, что я хотел быть рядом с тобой. И я убедил ее, что обед достаточно безопасен, поскольку Арсли, Скарлет и Алисон сидят вместе с нами. Я все еще запутана.

– Зачем твоей девушке это делать?

– Аня! Только не говори мне, что ты не подозревала!

– Что подозревала?

– Алисон мой друг, но также она работает и на компанию моего отца. Они попросили ее притвориться моей девушкой на время предвыборной кампании, чтобы казалось, что я оставил свои отношения с Аней Баланчиной позади. Это случилось в июле, мы не были вместе, и несмотря ни на что я хотел помочь своему отцу. Как я мог отказать? Он мой отец, Аня. Я люблю его. Как и тебя.

Если бы Аню Баланчину, то есть меня, не приковали бы к кровати, она сбежала бы из комнаты. Я чувствовала, как взорвались мозг и сердце. Он протянул руку и рукавом вытер мою щеку. Подозреваю, я заплакала.

– Ты действительно не догадывалась?

Я покачала головой. Мое горло распухло и стало бесполезным.

– Я думала, что ты устал от меня, – сказала я голосом, столь же внятным, как и у дяди Юрия.

– Анни, – сказал он. – Анни, этого никогда не происходило.

– Мы не увидим друг друга в течение долгого времени, – прошептала я.

– Знаю, – прошептал Вин. – Папа сказал мне, что такое может произойти.

– Это могут быть года.

– Я подожду.

– Я не хочу, чтобы ты ждал.

– Здесь нет никого, кроме меня. – Он обернулся посмотреть, наблюдает ли за нами кто-нибудь. Он склонился над кроватью и опустил руку на мой затылок.– Я люблю твои волосы.

– Я отрежу их. – Саймон Грин и я сочли, что меня будут меньше узнавать, если я отрежу свою гриву. Ножницы ждут меня на острове Эллис.

– Это позор. Я счастлив, что не увижу этого. – Он притянул мою голову поближе и поцеловал меня, и, возможно, испытывая удачу, я тоже поцеловала его.

– Как я смогу с тобой связываться?

Я задумалась. Электронная почта небезопасна. Я не могла дать ему адрес какао-фермы, даже если бы знала его. Может быть, Юджи Оно сможет доставлять мне письма.

– Подойди к Саймону Грину через месяц или два. Он знает как связаться со мной. Не обращайся к мистеру Киплингу.

Вин кивнул.

– Ты будешь писать мне?

– Я попытаюсь.

Он положил руку на мое сердце.

– В новостях сообщили, что оно практически остановилось.

– Иногда я хочу, чтобы так оно и было. Ну что же в нем хорошего?

Вин покачал головой.

– Ничего не говори.

– Из всех парней в мире ты наименее подходящий парень.

– То же самое можно сказать и о тебе. Только девушка.

Он положил голову мне на грудь, и мы просидели в тишине пока время для посещения не закончилось.

Подойдя к двери, он поправил нелепый парик.

– Если ты встретишь кого-нибудь, я пойму, – сказала ему я. Ради Бога, нам семнадцать, а наше будущее неопределенно. – Мы не должны давать обещания, которые трудно сдержать.

– Ты действительно веришь в это?

– Я пытаюсь, – ответила я.

– Я что-нибудь могу сделать ради тебя?

Я подумала.

– Может быть, проверять Нетти время от времени. Она обожает тебя, и я знаю, ей будет одиноко без меня.

– Будет сделано.

Затем он ушел.

Все, что мне оставалось делать, это ждать.

***

Около 1:55 утра я услышала бегающих по коридору медицинских сестер и охранников. Я обратилась к одной из медсестер.

– Что случилось? – спросила я.

– В общежитии девочек случилась драка. Везут около полудюжины тяжелораненых девушек. Мне нужно идти!

Я кивнула. Спасибо тебе, Мышь. Я взмолилась, чтобы она не была ранена.

Время пришло. Я достала из-под матраса ключ и открыла наручники. Запястья болели, но на них не было времени. Босая и все еще одетая в больничный халат с открытой спиной, я прошла до конца коридора и проскочила в дверь с надписью «пожарная лестница». Я бежала вниз по лестнице ногами, еще не пришедшими в себя от бездействия за предыдущую неделю. На первом этаже я высунула в коридор голову. В коридоре охранник вез каталку. Сейчас или никогда. Но я не знала, как пройти к выходу, не попав под наблюдение охраны или девочек на каталках. С одной каталки свесила голову Мышь. У нее были подбиты глаза и глубокая рана на лбу, а нос выглядел сломанным. Она взглянула на меня распухшим глазом. Я махнула рукой. Она кивнула и прошептала что-то похожее на «Сейчас». Через секунду она закричала. Я никогда даже не слышала голос Мыши, а сейчас она закричала ради меня. Тело Мыши начало извиваться и биться в конвульсиях. Ее руки метались, казалось, случайным образом, но со своей точки зрения я увидела ее замысел. Мыши удалось ударить других девочек и всех, кто оказался в непосредственной близости.

– У этой девочки припадок! – сказал охранник.

Все внимание обратилось на Мышь, и у меня появилась возможность проскочить мимо всех.

Я выбежала на улицу босиком. Был конец ноября, и, наверное, 50 градусов по Фаренгейту, но я едва замечала холод. Я должна добраться до ворот. Саймон Грин обещал дать взятку охраннику, следящему за воротами, но на всякий случай вместе с ключом от наручников он дал мне шприц с одной дозой транквилизатора. Я надеялась, что мне не придется использовать его, но если придется, я знаю, что попасть надо в шею.

Я пробежала через темную полосу травы, стараясь не вздрагивать от пронзавших ноги шипов. Наконец я добралась до мощеной дорожки, ведущей к воротам. Кто-то оставил их открытыми. Я посмотрела на пост охранников. Там никого не было. Возможно, взятка Саймона сработала, или охранников призвали в общежитие девочек.

Я была практически у берега, когда кто-то выкрикнул мое имя:

– Аня Баланчина!

Я обернулась. Это была миссис Кобравик.

– Аня Баланчина, остановись!

Во внутреннем споре я решала, бежать мне обратно или попытаться усыпить ее, или просто учесть свои шансы и продолжить двигаться вперед. Я осмотрела морской берег вдоль и поперек. Гребной лодки, которая должна была отвезти меня на остров Эллис, еще не было, и должна признаться, идея усыпить эту женщину привлекала меня.

Я обернулась. Миссис Кобравик бежала ко мне. Я услышала шипение электрошокера.

– Стоп!

Ее электрошокер превосходит мой шприц.

Я рванула к воде.

– Ты утонешь! – завопила миссис Кобравик. – Ты замерзнешь до смерти! Ты заблудишься! Аня, все не так уж плохо! Ты думаешь, что находишься в отчаянной ситуации, но мы над этим поработаем!

Я увидела прожекторы острова Эллис. Они были на расстоянии более полумили, и живя во время чрезвычайных водных ограничениях, пловец из меня вышел не очень. О плавании я знала достаточно, понимая, что водная миля чувствуется десятью милями на суше. Но какой у меня был выбор? Или сейчас, или никогда.

Я нырнула.

Только перед тем как моя голова погрузилась в воду, я подумала, что услышала, как миссис Кобравик желает мне удачи.

Вода была ледяной. Я почувствовала как сжались мои легкие. При плавании мой больничный халат вздымался, и возникло ощущение, что он топит меня. Я развязала его. Не имея на себе ничего, кроме нижнего белья, я поплыла в темноте.

Я пыталась вспомнить всё, что когда-либо читала или слышала о плавании. Дышать было важно. Не пускать воду в легкие. Плыть прямо. Ничего другого мне в голову не приходило. Неужели папа никогда не говорил о плавании? Он говорил на любую тему.

Я игнорировала холод.

Я игнорировала свои легкие и свое сердце.

Я игнорировала свои больные конечности.

И плыла.

Дыши, Аня. Плыви прямо, продолжала я говорить себе, гребя руками вперед и двигая ногами.

Я проплыла почти три четверти пути к острову Эллис и почти исчерпала свои силы, когда в моей голове возник голос папы. Я не знаю, говорил ли он это на самом деле, или же я начала сходить с ума. Его голос сказал:

– Если кто-то бросает тебя в бассейн, Анни, единственное, что нужно сделать – не утонуть.

Плыть.

Дышать.

Не утонуть.

Плыть.

Дышать.

Не утонуть.

И через час я почувствовала что приплыла. Забравшись на скалы, закашлялась. Но мне нужно было идти. Возможно, я отстаю от своего плана и мне не хотелось пропустить вторую лодку. Руками попыталась определить масштабы скалистого утеса. Мои конечности и голый живот порезались об острые камни, но так или иначе я смогла это сделать.

Когда я попыталась встать, мои ноги стали скользкими и бесполезными. Было больно, в горло и легкие попала влага. И все же я была жива. Я бежала по берегу, пока не нашла лодку, которая меня спасет – моторную лодку с написанным на боку с названием «Морская Игла». Матрос отвел глаза, увидев мою частичную наготу.

– Простите, мисс. В сумке для вас есть одежда. Я не знал, что вы натолкнетесь на меня практически голой.

Матрос завел лодку и мы отправились в Нью-Джерси.

– Мы чуть не разминулись, – сказал матрос. – Я уже собирался уезжать.

В брезентовом мешке, который мне доставили, я нашла одежду для мальчика: рубашка, новая мальчишеская кепка, пара серых штанов с подтяжками, пальто и большой кусок марли, пара круглых очков, поддельное удостоверение личности на имя Адама Барнума, немного денег, усы и театральный клей, и, наконец, ножницы. Сначала я надела одежду. Я закрутила волосы в пучок и спрятала под кепкой. Мне стало не по себе. Я спросила у моряка, есть ли у него зеркало. Он кивнул в сторону каюты внизу. Я спустилась, взяв с собой ножницы, марлю и усы.

Кабина освещалась единственной лампочкой, а зеркало было шесть дюймов в диаметре и изъедено морским воздухом. Тем не менее, мне нужно было это сделать. Я намазала клеем верхнюю губу и прижала усы. Я стала меньше похожа на себя, но моя маскировка еще неубедительна. Волосы придется постричь.

Я разложила сумку, чтобы отрезанные волосы попадали в нее. Я редко подстригалась, и уж конечно никогда не подстригалась сама. Я задумалась о ладони Вина на голове, но только на секунду. Здесь нет времени для сентиментальности. Я взяла ножницы и менее чем через три минуты подстриглась, оставив дюйм вьющихся волос. Шеей и черепом я ощутила пустоту и холод. Я посмотрела на себя в зеркало. Моя голова выглядит слишком круглой, а глаза стали моложе. Я надела шляпу. Шляпа, мне кажется, это подсказка.

В шляпе я не похожа на Аню Баланчину. Если смотреть в профиль, то я похожа на своего брата.

Я примерила очки. Вот, уже получше.

Я отошла назад, чтобы увидеть себя больше в крошечном зеркале.

Одежда была достаточно мальчишеской, но что-то было не то.

Ах да, грудь.

Я расстегнула рубашку и плотно обмотала марлей грудь – повязка жалила пораненную об скалу кожу – и застегнула рубашку обратно.

Я изучила себя.

Эффект не был ужасным, но обеспокоил меня. Может показаться глупостью, но большую часть жизни другие называли меня симпатичной. Теперь я не симпатичная. И уж даже не красивая. Где-то между уютной и обычной. Я подумала, сойду ли я за – каким было мое новое имя? – Адама Барнума.

Придется ли мне продолжать эту игру в Мексике или только на время побега? Маскировка сработает лучше, если меня не будут рассматривать вблизи.

Я поднялась по лестнице обратно на главную палубу и выбросила свои отрезанные волосы за борт.

Увидевший меня матрос двинулся. Он достал пистолет.

– Капитан, не стреляй. Это только я.

– К слову, я не узнал тебя! Ты была такой привлекательной штучкой десять минут назад, а сейчас выглядишь как отброс.

– Спасибо.

Я сложила руки на груди.

В заливе Ньюарка стояли сотни морских транспортов для перевозки грузов и катеров. На секунду накатила усталость и я отчаялась найти нужный корабль. Но вспомнила инструкции Саймона Грина: третий ряд, грузовой корабль номер одиннадцать, и быстро нашла грузовое судно, которое должно было отвезти меня в Пуэрто-Экскондидо, Оахаку, на западное побережье Мексики.

Саймон Грин и я решились на судно для перевозки грузов по трем причинам: (1) потому что власти, если будут усердно искать меня, то перво-наперво в аэропортах, вокзалах, или в доках пассажирского корабля, (2) потому что у моей семьи есть много связей с экспортерами, которым легко найти судно для перевозки грузов, предоставившее мне убежище, и (3) безопасность, как общеизвестно, на грузовых суднах была слабой – я не высовываюсь и никто не спрашивает у меня удостоверение личности на имя Адама Барнума.

Единственная проблема состояла в том, что пассажир на судне для перевозки грузов был грузом. Первая помощница указала мне на комнатушку, созданную в ржавом металлическом контейнере с раскладушкой, ведром и ящиком старых фруктов, но все же это были фрукты! – и никаких окон.

– Не такая уж и роскошь, – сказала она.

Я зашла в комнату. Выглядела она немного просторнее подвала в Свободе.

Первая помощница взглянула на меня с подозрением.

– У вас есть багаж?

Я понизила свой голос, подумав, что так он станет похожим на мальчишеский, и сообщила ей, что мои вещи отправили заранее. Чего они не сделали, кстати. Я человек без какого бы то ни было имущества.

– Что привело вас в Мексику, мистер Барнум?

– Я студент-биолог. В Оахаке видов растений больше, чем в других местах мира. – Ну или как-то так сказал мне Саймон Грин.

Она кивнула.

– На самом деле у этой лодки нет разрешений в порту Пуэрто-Эскондидо, – сказала она мне. – Но я устрою так, что капитан оставит лодку и кое-кто из моей команды будет грести весь оставшийся путь туда.

– Благодарю вас, – сказала я.

– Путь в Оахаку составляет около тридцати четырех сотен морских миль, и учитывая темп судна в четырнадцать узлов, мы прибудем туда через десять дней. Надеюсь, вы не страдаете морской болезнью.

Я никогда не была в таком далеком морском путешествии, поэтому даже не знаю, подвержена ли я приступам морской болезни.

– Мы отплываем примерно через сорок пять минут. Здесь довольно скучно, мистер Барнум. Если хотите, приходите к нам поиграть в карты, мы режемся в «Червы» каждый вечер в капитанской каюте.

Как вы могли ожидать, я не знала правил игры «Червы», но сказала ей, что попытаюсь.

Как только она ушла, я закрыла дверь своей каюты и легла на раскладушку.

Хотя я устала, заснуть я не смогла. Я постоянно ждала сирены, означавшей, что я обнаружена и возвращаюсь в «Свободу». Наконец, я услышала корабельный гудок. Мы отплыли!

Я положила постриженную голову на плоский мешок с пухом, который когда-то был подушкой, и быстро заснула.

ГЛАВА 6

Поиск по сайту: