Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

XXII. ФАЛАССИЙ и ЛИМНЕЙ 3 страница



6. Дивный же Евсевий, управляя собравшимся стадом Христовым, принял на себя заботу об учителе; и он один получил право навещать иногда Маркиана и спрашивать его, не желает ли он чего-либо. И вот, однажды ночью восхотев посмотреть, что делает Маркиан, он осмелился приблизиться к окну, которое было очень маленьким, и, наклонившись, увидел свет - свет не от светильника и не рукотворный, но дарованный Богом, от горней благодати, сияющий над главой учителя и позволяющий ему различать буквы Божиих глаголов. Ибо в руках Маркиан держал Библию и искал в ней нетленного сокровища Божественной воли. Увидев это, дивный Евсевий был объят страхом и преисполнился трепета, ибо познал он благодать, изливающуюся на своего учителя, и понял благоволение Божие к рабам верным.

7. В другой раз, когда великий Маркиан молился в преддверии своей хижины, дракон, заползши на стену, обращенную к востоку, повис сверху и, раскрыв пасть, со страшным взором грозил Маркиану жуткой бедой. Евсевий, стоя вдали, ужаснулся этого страшного зрелища и, думая, что наставник не видит этого, стал давать ему знаки, крича и умоляя его бежать. Маркиан же с негодованием повелел ученику оставить робость (ибо и она - пагубная страсть), изобразил перстом крестное знамение и дунул устами, обозначив тем самым древнюю вражду. И змей духом уст, словно неким огнём, объятый и сожженный, распался на многие части, подобно сожженной трости.

8. Посмотри, как Маркиан подражает Господу подобно благоразумному слуге Его! Ибо и Господь некогда, когда море угрожало опасностью судну учеников, видя их борющимися с опасностью, усмирил ярость моря лишь после того, как упрёком утишил неверие учеников (Мк.4,35-41; Лк.8,22-25). Подражая этому, дивный муж сей также сначала рассеял робость ученика, а потом уже зверя предал смерти.

9. Таковы мудрость, чудотворения и дерзновение перед Богом великого Маркиана! Но, удостоенный столь великой благодати и обладая великой силой творить чудеса, он старался скрыть эту силу, опасаясь козней похитителя добродетели, который, внушая страсть хвастовства, стремится ограбить трудом собранные плоды. Поэтому, скрывая данную ему благодать, Маркиан неохотно творил чудеса, ибо тогда свет добродетели его обнаруживался и проявлял сокрытую в нём силу. Например, однажды случилось вот что. Один муж благородного происхождения, родом из Верии Сирийской, много раз стоявший во главе войска, имел дочь, которая долгое время неистовствовала и бесновалась, мучимая лукавым духом. Будучи прежде знакомым с великим Маркианом, он пришел в пустыню, надеясь, что подвижник, ради прежней дружбы, примет участие в нём и помолится Богу о его беде. Но, обманувшись в своей надежде, ибо он не сумел встретиться со служителем Божиим, он попросил одного старца, который в то время прислуживал человеку Божию, принять сосуд, наполненный елеем, и поставить его у дверей домика Маркиана. Старец много раз отказывался, однако после многократных уговоров уступил просьбе. Великий Маркиан же, чувствуя шорох, спросил: кто там и по какой нужде пришел? Прислужник, скрыв истинную причину, сказал, что это он пришел узнать, нет ли каких повелений у Маркиана. Сообщив это, он был отослан от келлии. На утренней заре отец девицы попросил возвратить ему сосуд; старец испугался, однако пошел, насколько возможно тихо и, протянув руку, взял сосуд и попытался незаметно удалиться. Маркиан опять спросил, чего хочет пришедший? И когда прислужник назвал ту же самую причину, которую объявил вечером, то человек Божий рассердился (потому что приход старца был сверх обыкновения) и приказал говорить правду. Старец испугался, смутился и, не в силах скрыть что-либо от исполненного Божественной благодати, сказал, кто именно приходил, объяснил трагедию болезни и показал сосуд. Маркиан сделал вид, что рассердился, по обыкновению не желая показывать свою добродетель; и пригрозив, что если в другой раз прислужник решится на подобное, то будет лишен его общества и удалён от служения (а эта потеря была весьма велика для тех, кто понимал духовную пользу), приказал отдать сосуд тому, кто принёс его, и отослал прислужника. Лишь только Маркиан повелел это сделать, бес, находившийся от него на расстоянии четырёх дней пути, возопил и был изгнан из девицы, засвидетельствовав силу святого мужа. Так Маркиан, словно судья, вынес свой приговор бесу, бывшему в Верии, и наказал его как бы через неких палачей: душегубца этого изгнал, а девицу соделал чистой и освободил от его власти. Отец девицы полностью в этом удостоверился. Когда он возвращался и был от своего города в нескольких стадиях, его встретил один из рабов, посланных госпожою навстречу. Увидев господина, он принёс ему весть о случившемся чуде, говоря, что оно произошло четыре дня тому назад. Посчитав дни и точно определив время, господин узнал, что это свершилось в тот самый момент, когда старец вынес сосуд.

10. И мне приходит на ум мысль, что мог бы сделать сей великий муж, если бы захотел чудодействовать. Ибо даже и стараясь скрыть благодать, которую получил, он явил такое сияние, то какое бы чудо он сотворил, если бы возжелал? И духовную мудрость свою Маркиан точно таким же образом далеко не всем показывал, даже и тогда, когда после праздника спасительных страданий и Воскресения Господня, он позволял входить к нему всем желающим.

11. В это время, действительно, все старались его увидеть. Однажды, собравшись вместе, пришли к нему первые из архиереев, знаменитые своими добродетелями: Флавиан, великий пастырь Антиохийской церкви, благочестивый Акакий, о котором я упоминал прежде, Евсевий, епископ Халкидонский, и Исидор, которому тогда было вверено управление церковью Кирской. С ними пришел и Феодот - предстоятель Иеропольский, сияющий аскетической жизнью и кротостью. Пришли также некоторые из людей знаменитых и важных, ревновавших о вере. Когда все они сидели в молчании, ожидая священного гласа Маркиана, сам он также долго сидел молча, не отверзая уст, но имея отверстым слух; в это время некто, любимый им за попечение о своей душе и сияющий другими достоинствами, сказал: "Отче, все сии блаженные отцы жаждут твоего наставления и ожидают сладостного твоего слова; доставь же всем присутствующим пользу и не заграждай источника благодеяний". Маркиан же, тяжело вздохнув, изрёк: "Господь всяческих каждый день глаголет чрез творение своё, беседует и чрез Божественные Писания, внушает должное, показывает полезное, устрашает угрозами, ободряет обещаниями - а мы не получаем никакой пользы. Каким же образом принесёт пользу словом своим Маркиан, который вместе с другими пренебрегает такими благодеяниями и не хочет извлечь из них никакого плода?" Эта речь Маркиана побудила отцев высказать много возвышенных размышлений, передать которые в своём повествовании я счел излишним. Встав и помолившись, они хотели рукоположить его во иерея, но не решались возложить на него руки. Все предлагали сделать это друг другу, но, тем не менее, каждый отказывался, и они затем удалились.

12. Я хочу прибавить к этому другой рассказ, свидетельствующий о божественном разумении Маркиана. Некто Авит первый устроил в другой пустыне подвижническую хижину. Эта пустыня была севернее той, в которой обитал Маркиан, и даже уклонялась несколько на восток, откуда дует северо-восточный ветер. Авит, муж любомудрый и воспитанный суровой жизнью, по возрасту и по подвигам был старше Маркиана, но, узнав о прославляемой повсюду добродетели его, счел свидание с ним полезнее продолжительного безмолвия и поспешил увидеть то, что он желал. Великий Маркиан, проведав о его приходе, открыл дверь, принял его и повелел дивному Евсевию сварить, если есть, бобов и репы. Когда они насладились взаимной беседой и узнали добродетели друг друга, то в девятый час вместе совершили молитвословие, после чего Евсевий вошел к ним, неся кушанье и хлеб. Великий Маркиан сказал благочестивому Авиту: "Поди сюда, возлюбленнейший мой, и вкусим вместе от этой трапезы". Тот же ответил: "Не помню, чтобы я когда-нибудь принимал пищу прежде вечера; бывает, что я по два и три дня подряд провожу без пищи". На эти слова великий Маркиан ответил: "Ради меня измени ныне своё обыкновение, потому что я, имея болезненное тело, не могу дожидаться вечера". Когда и это не убедило чудного Авита, то, говорят, он вздохнул и сказал: "Я очень беспокоюсь и мучаюсь тем, что ты предпринял такие усилия, чтобы увидеть человека трудолюбивого и любомудрого, но обманулся в надеждах и увидел обжору и человека невоздержного". Но когда чудный Авит опечалился такими словами и сказал, что для него приятнее было бы съесть мясо, чем услышать подобное, тогда великий Маркиан изрёк: "И мы, любезный, проводим жизнь подобно тебе, держимся того же порядка подвижничества, предпочитаем труды покою, пост ценим выше пищи и принимаем её обыкновенно при наступлении ночи; но мы знаем, что дело любви дороже поста. Первая есть дело Божественного законоположения, последний же - нашего произволения. Но Божественные законы должно уважать гораздо более трудов, предпринимаемых нами по собственной воле". Ведя подобные беседы, приняв немного пищи и восхвалив Бога, они прожили вместе три дня и разлучились, отныне созерцая друг друга только духом.

13. Так кто же не подивится мудрости этого мужа? Управляемый ею, он знал и время поста, и время братолюбия, и различие отдельных добродетелей: какая из них должна уступать другой и какую по временам следует предпочитать другой.

14. Я знаю и еще одно повествование, показывающее его совершенство в вещах божественных. Пришла к нему из отечества сестра его со своим сыном, который был уже мужем зрелым и одним из первенствующих в городе Кире, и принесла ему в изобилии всё необходимое для жизни. Сестру он не допустил увидеться с собой, племянника же принял, потому что то было время, определённое у него для встреч. Когда же они попросили его принять то, что было принесено, он спросил: "Мимо скольких монастырей вы прошли и какому из них сколько уделили?" На ответ же племянника, что они нигде ничего не дали, он сказал: "Отойдите с тем, что принесли. Мы ни в чем этом не нуждаемся, а если бы даже и нуждались, то не приняли бы, потому что вы захотели облагодетельствовать нас, движимые чувством естественного родства, а не ради служения Богу. Если бы вы уважали не одно только кровное родство, то не одним нам сделали приношение". И сказав это, он отослал племянника с сестрой, повелев, чтобы даже самая малая толика из их приношений не была принята.

15. Живя таким образом как бы вне пределов естества, Маркиан уже здесь переселился в жизнь небесную. Кто представит более яснейшее доказательство того, что он был достоин Бога, согласно Гласу Самого Бога? Ибо Господь сказал: кто не оставит отца и матери, братьев и сестер, жены и детей, не достоин Меня (Мф.10,37). Если же не оставляющий их недостоин Господа, то очевидно, что Маркиан, всё оставивший, и притом исполнивший эту заповедь с совершеннейшей точностью, был вполне достоин Бога.

16. Сверх того я удивляюсь его строгости в Божественных догматах. Он возгнушался безумия Ария, усилившегося в то время под покровительством царя. Равным образом презрел он и сумасбродство Аполлинария. Мужественно боролся и с единомышленниками Савеллия, сливающими три Божественные Ипостаси в одну. Совершенно отвращался он и так называемых евхитов, которые под видом монашества страдали манихейством.

17. Он имел столь горячую ревность о догматах церковных, что вступил в справедливый спор с одним достоуважаемым и дивным мужем. В той же пустыне жил некий старец Авраамий, у которого были белые волосы и еще более светлый разум; он сиял всякой добродетелью и постоянно проливал слезы сокрушения. По своей детской простоте он первоначально придерживался давнего обычая празднования Пасхи: оставаясь, видимо, в неведении относительно того, что определено правилом отцами в Никее, он продолжал древний обычай своей страны. В то время и многие другие страдали таким же неведением. Великий Маркиан много раз многими убеждениями пытался привести старца Авраамия (так называли его местные жители) в согласие с Церковью. Однако, увидев его непреклонность, он открыто порвал с ним общение. Спустя некоторое время благочестивый Авраамий, пренебрегая бесчестием и дорожа согласием в совершении Праздника, отказался от прежнего обычая и искренно воспел: Блажени непорочнии в путь, ходящие в законе Господни (Пс.118,1). И это было плодом вразумления великого Маркиана.

18. Многие люди повсюду устроили для Маркиана надгробные часовни, как-то: в Кире - его племянник Алипий, в Халкидоне - некая Зиновиана, славная своим происхождением, отличающаяся добродетелью и весьма богатая; и многие другие сделали то же, стараясь привлечь к себе этого победоносного подвижника. Человек же Божий, узнав об этом, призвал дивного Евсевия и обязал его клятвой, чтобы он положил его тело в тайном месте и чтобы никто, кроме двух ближайших его сообщников, не знал, где он похоронен до тех пор, пока не пройдёт значительное число лет. Достоуважаемый Евсевий исполнил это завещание. Когда наступила кончина победоносца, и лик Ангелов перенёс его святую и блаженную душу в обители небесные, он не прежде объявил о кончине святого, как вырыв вместе с названными двумя его любимцами могилу, похоронил тело и сровнял поверхность земли. Так что и по прошествии пятидесяти и более лет, когда собралось бесчисленное множество народа и стало отыскивать тело, могила осталась неизвестной. Впоследствии уже, когда каждая из вышеназванных часовен приняла одна - останки Апостолов, а другая - мучеников, наследники хижины Маркиана уже смело, приготовив за два года до того каменную гробницу, переложили в неё останки драгоценного тела его. Ибо один из трёх учеников, бывших при кончине Маркиана и оставшийся еще в живых, указал его могилу.

19. Ревнитель его добродетели, дивный Евсевий старался изнурять тело своё многими трудами. Нося постоянно сто двадцать фунтов железа, он наложил на себя еще пятьдесят, принадлежавших дивному Агапиту, и к этому присоединил еще восемьдесят фунтов, оставшихся после великого Маркиана. Местом молитвы и жизни для него было одно высохшее озеро, и он проводил такую жизнь три года. Я упомянул об этом, с тем чтобы показать, каких других мужей, великих своими добродетелями, вырастил Маркиан.

20. Любомудрие его пошло на пользу и дивному Василию, который спустя много времени возле Селевковила (это был город в Сирии) устроил иноческую обитель и который прославился многими видами добродетели, преимущественно своей боголюбезной любовью и божественной добродетелью страннолюбия. Сколь многих делателей этот Василий представил Богу, говоря словами Апостола, неукоризненных, верно преподающих слово истины (2 Тим. 2,15), трудно и перечислить.

21. В настоящее время я, чтобы не сделать слишком пространным своего повествования, умолчу о других, а упомяну только об одном из них. Был некий его ученик, по имени Савин, который изнурял тело бесчисленными трудами. Он не употреблял ни хлеба, ни других снедей, но пищей ему служила только мука, смоченная водой. Её он смешивал обычно один раз на целый месяц, чтобы она, заплесневев, издавала неприятный запах. Таким видом пищи он хотел ослабить похотения плоти, а неприятным запахом уничтожить наслаждение, получаемое от еды. Живя сам по себе таким образом, он, если кто приходил к нему из знакомых, просто принимал в пищу то, что было под рукой.

22. От Бога же он получил такую благодать, что, прослышав про неё, к нему из Антиохии пришла одна женщина знатного рода и весьма богатая, и попросила его помочь её дочери, мучимой злым духом. Она сказала: "Видела я во сне кого-то, кто повелел мне прийти сюда, чтобы молитвами настоятеля обители сей обрести спасение моей дочери". Когда же тот, кто передавал ответы настоятеля, сказал, что он не имеет обыкновения разговаривать с женщинами, она со слезами и рыданьями стала усиленно умолять и настаивать. Тогда настоятель вышел, но женщина, увидев его, сказала, что это - не он, и попросила, чтобы ей показали другого, красноватого, с сыпью на щеках. С трудом догадались, кого она ищет (ибо Савин был третий, а не первый в обители), попросили его и привели к женщине; и как только она узнала лицо Савина, злой дух, возопив, покинул девицу.

23. Таковы были дела учеников великого Маркиана! Такие вот растения насадил повсюду сей дивный садовник! А я опять, оканчивая и это повествование, молю всех о молитвенной помощи мне в моём начинании.

 

IV. ЕВСЕВИЙ

 

1. В прежних повествованиях мы уже показали, ка­кие плоды — полные и зрелые, приятные для садовника, а также любезные и вожделенные для благомыслящих людей — принесла Богу бесплодная пустыня. Но дабы никто не подумал, что добродетель ограничивается каким-нибудь одним местом и что одна только пустыня способна приводить к такой добродетели, мы в своём рассказе пере­ходим теперь к местам населённым и покажем, что и они нисколько не препятствуют стяжанию любомудрия.

2. Есть высокая гора, лежащая к востоку от Антиохии и к западу от Верии; верхней своей частью она напо­минает конус, а по высоте своей превышает все окружаю­щие её горы, так что от этой высоты она и получила своё название. Ибо окрестные жители обыкновенно называют её Корифой. На самой вершине её издревле было святи­лище бесов, очень уважаемое окрестными жителями. На южной стороне расстилается изогнутая равнина, окружен­ная с обеих сторон не очень высокими холмами, которые проходящим и проезжающим с юга на север затрудняют предлежащий им путь. В этой равнине рассеяны малые и большие селения, окруженные со всех сторон горами. При самой подошве высокой горы есть весьма обширное и многолюдное селение, которое местные жители на своём наречии именуют Теледой. На одной части вершины той же горы есть лесистый холм, не очень крутой, а несколь­ко покатый, обращенный к этому селению и открытый южному ветру. Здесь и устроил себе жилище любомудрия некто Аммиан — муж, славный многими добродетелями, но особенно превосходивший других кротостью. Вот это­му доказательство. Хотя у него было чему научить не толь­ко собственных учеников, но и вдвое больше, однако он часто ходил к великому Евсевию, умоляя его принять учас­тие и быть наставником и учителем в основанной им шко­ле подвижничества.

3. А Евсевий обитал на расстоянии двадцати пяти ста­дий от него и жил в хижине очень тесной и не имеющей окон. Наставил его в такой добродетели Мариан, его дядя, верный служитель Божий. Этого достаточно сказать о нём, поскольку Господь таким именем почтил и великого Моисея. Сей Мариан, вкусив Божественной любви, не хотел один наслаждаться благами её, но и многих других сделал соучастниками себе; привлёк он к себе также вели­кого Евсевия и его брата — брата не только по рождению, но и по образу жизни. Ибо Мариан считал неблагоразум­ным привлекать к добродетели посторонних ему людей, а сродников оставлять без внимания. Поместив обоих пле­мянников в тесной хижине, он стал учить их евангельско­му образу жизни. Но случившаяся с братом Евсевия бо­лезнь пресекла для него этот путь, и он, прожив несколь­ко дней после того, как вышел оттуда, окончил жизнь.

4. Великий же Евсевий пробыл здесь в течение всей жизни дяди, ни с кем не разговаривая и не видя света, но пребывая постоянно в добровольном заточении. И после смерти дяди он был доволен такой жизнью до тех пор, пока дивный Аммиан не убедил его долгими уговорами и следующими речами: "Скажи мне, мой дорогой, кому, как ты думаешь, приятно, что ты избрал такую трудную и суровую жизнь?" И когда Евсевий, как должно было, от­ветил, что Богу — Законоположнику и Учителю доброде­тели, то Аммиан сказал: "А поскольку ты любишь Его, я покажу тебе путь, шествуя которым ты возгоришься еще большею любовью и усерднее будешь служить Тому, Кого любишь. Ибо кто всё попечение обращает на самого себя, тот, я думаю, не избегнет укоризны в себялюбии. Закон Божественный повелевает любить ближнего как самого себя. А дело и долг любви — приобщать многих к своему богатству. Божественный Павел назвал любовь «исполне­нием закона» (Рим. 13,10), и далее он говорит, что «закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя» (Гал.5,14). И Господь во святом Еванге­лии повелел Петру, обещавшемуся любить Его более дру­гих, пасти Его овец (Ин. 21,15-17), и, укоряя не делав­ших этого, через пророка вопиет: «горе пастыри, еда па­сут пастыри самих себе! Не овец ли пасут пастыри?» (Иез.34,2). Поэтому Он повелел и великому Илие, про­водящему такую жизнь, обращаться среди нечестивых (3 Пар. 18). И другого Илию, святого Иоанна, жившего в пустыне, Он послал на берега Иордана, повелев пропове­довать и крестить там. Итак, поскольку ты горячо лю­бишь сотворившего и спасшего тебя Бога, то приведи к этой любви и многих других. Это будет весьма приятно Господу всяческих. Он и Иезекииля назвал «стражем» (Иез.3,17) и повелел Себя призывать во свидетели пред грешниками. Ионе приказал идти в Ниневию (Иона,1), и когда он не захотел, послал против воли". Такими и по­добными словами убедив божественного мужа, Аммиан, с его согласия, прокопал вход в добровольную тюрьму Евсевия, вывел и отвёл его к собратиям и поручил ему попе­чение о них.

5. И не знаю, чему мне удивляться более — кротос­ти ли одного или послушанию другого? Ибо Аммиан из­бегал власти и хотел лучше быть послушником, чем на­чальствовать, увидев опасность руководительства. А ве­ликий Евсевий, хотя на протяжении долгого времени избегал общения с людьми, тем не менее послушался убеждений Аммиана. Уловленный сетями любви, он при­нял на себя попечение о стаде Христовом и управлял хором подвижников, не нуждаясь для наставления их в обильных речах. Потому что ему было достаточно толь­ко показаться, чтобы и самого ленивого побудить к усерд­ному шествию по пути добродетели. Видевшие его гово­рят, что он постоянно имел лик серьёзный, которого до­вольно было для того, чтобы возбудить страх в смотрев­ших на него. Сам он принимал пищу через три и четы­ре дня, а живущим с ним инокам велел принимать через день. Он увещевал их постоянно беседовать с Богом и не оставлять никакого времени свободным от этого заня­тия: то совершать общие определённые службы, то, в промежуток между ними, поодиночке, под тенью какого-либо дерева, или на какой-нибудь скале, и вообще всю­ду, где каждый вкушал безмолвие, стоя или лежа на зем­ле, молиться Господу и искать спасения. Таким образом он каждую часть тела приучал к добродетели, так чтобы они делали только то, что повелевает духовное разуме­ние.

6. Чтобы сделать это очевидным для всех, упомяну об одном из переданных мне рассказов. Однажды он и дивный Аммиан сидели на скале; один читал повествова­ние Божественного Евангелия, а другой объяснял смысл неясных мест. В это же время некоторые из окрестных жителей возделывали землю в близлежащей долине; ве­ликий Евсевий отвлёкся этим зрелищем. Дивный Амми­ан, прочитав из Евангелия одно место, стал спрашивать объяснение его. А великий Евсевий попросил повторить чтение. На это Аммиан сказал: "Естественно, что ты ниче­го не услышал, потому что наслаждался созерцанием воз­делывающих землю". С тех пор Евсевий установил пра­вило для очей своих: никогда не смотреть ни на это поле, ни на красоту небесную, ни на хоровод звёзд, но назначил себе очень узкую тропинку (которая, как говорят, была шириной в пядь), ведущую к дому молитвы, и вне её уже не позволял себе ходить. Говорят, что по этому пра­вилу жил он более сорок лет. А чтобы, после его реше­ния, какая-нибудь необходимость не отвлекла вновь его взгляда, он наложил на поясницу железный пояс и надел на шею весьма тяжелую цепь, и пояс соединил с ней так­же цепью, чтобы, согнувшись таким образом, он был вы­нужден постоянно смотреть в землю. Столь великому на­казанию он подверг себя за взгляд на тех земледельцев!

7. Мне об этом рассказывали и многие другие, писав­шие его историю и хорошо знавшие всё, относящееся к нему; но то же самое повествование о нём поведал и вели­кий старец Акакий, о котором я упоминал раньше. По словам Акакия, однажды увидев согбенного Евсевия, он спросил его: какую пользу думает он получить из того, что не позволяет себе смотреть ни на небо, ни даже на близлежащее поле и не позволяет себе ходить нигде, кро­ме этой узкой тропы? На такой вопрос Евсевий ответил: "Эту хитрость употребляю я против козней лукавого беса. Чтобы диавол не вёл брань против меня в главном, пыта­ясь похитить целомудрие и справедливость, возбуждая гнев, возжигая похоть, стараясь воспламенить гордость и спесь и многое другое замышляя против моей души, я пытаюсь направить его на эти незначительные вещи. Ведь даже одержав победу здесь, он приобретёт не много при­были, а будучи побеждён, терпит большее посрамление, так как не смог одолеть меня и в мелочах. Такую брань я считаю безопаснее, потому что вовлеченный в неё терпит малый ущерб. Ибо какой вред посмотреть на небо или устремить взоры к небу? На это-то я и перенёс брань, потому что здесь он не может ни сокрушить, ни погубить меня. Не смертоносны те стрелы, которые не имеют же­лезных наконечников". Это, по словам великого Акакия, слышал он от самого Евсевия, восхитившись его мудрос­тью и удивившись его воинским мужеством и опытнос­тью. Поэтому он и передал этот рассказ, как удивитель­ный и достопамятный для всех, кто хочет знать о таких вещах.

8. Подобная слава Евсевия, распространившись по­всюду, привлекла к нему всех любителей добродетели. Пришли агнцы прекрасного стада божественного Иулиана, историю которого мы изложили прежде. Когда сей дивный муж, достигнув конца этой жизни, перешел в жизнь лучшую, то к великому Евсевию прибыли Иаков Персия­нин и Агриппа — предстоятели того стада, признав, что лучше быть под хорошим управлением, чем самим управ­лять. Что касается Иакова, о котором и прежде я уже упоминал, поведав немного о его добродетели, то теперь самое время представить доказательство его высокого любомудрия. Богочестивый Евсевий, отходя от сей жиз­ни, поручил ему начальствовать над своим стадом, но он решительно отказался от этой заботы, хотя все желали быть под его попечением; поэтому Иаков пришел в другое стадо, желая лучше пастись, чем пасти, и, прожив там много времени, окончил таким образом земную жизнь свою. Итак, то начальствование принял на себя Агриппа, муж, украшенный и многими другими добродетелями, но осо­бенно блиставший душевной чистотой, вследствие кото­рой он удостоился созерцать Божественную красоту и, пылая огнём любви к ней, непрестанно орошал ланиты свои слезами.

9. Когда и он, долгое время управляя тем избранным Божиим стадом, окончил жизнь, тогда начальствование принял божественный Давид, которого и я удостоился ви­деть, — муж истинно, как говорит Апостол, «умертвив­ший земные члены» (Кол.3,5) свои. Ибо он настолько воспринял учение великого Евсевия, что прожил в том убежище сорок пять лет — и всё это время прожил без ропота и гнева. Да и когда он был предводителем иноков, никто никогда не видел побеждённым его этой страстью, хотя, конечно, было чрезвычайно много случаев, вынуж­дающих к тому. Сто пятьдесят мужей пасомы были его десницей; из них одни были совершенны в добродетели и подражали жизни ангельской, а другие, едва оперившись, только еще учились взлетать и порхать над землей. И не­смотря на большое количество еще только постигающих Божественные науки и, конечно, в чем-либо погрешаю­щих (ибо нелегко недавно вступившему на сей путь ис­полнять всё в точности), этот Божий муж пребыл неиз­менным, словно он был существом бестелесным и словно не было никакого случая, могущего возбудить в нём гнев.

10. Об этом я узнал не только по слухам, но и по собственному опыту. Некогда, пожелав посмотреть на то стадо, я отправился туда, имея и других сообщников, лю­бящих жизнь, подобную моей. Прожив у этого боголюбивого мужа целую неделю, мы ни разу не видели переме­ны в его лице: оно не покрывалось ни радостью, ни угрю­мостью, и взор его был постоянно одинаков — не суро­вый и не смеющийся, ибо глаза его всегда излучали внут­реннюю гармонию. Уже одно это ясно показывало покой его души. Но, быть может, кто-нибудь подумает, что мы видели его таким тогда, когда не было никакой причины к смятению? Поэтому я считаю необходимым рассказать, что произошло при нас. Этот божественный муж сидел с нами, беседуя о любомудрии и исследуя вершины Еван­гельской жизни. Во время беседы некто Олимпий, по про­исхождению римлянин, а по образу жизни достойный вся­ческого уважения, почтенный саном священства и зани­мающий второе место в управлении монастырём, при­шел к нему и стал упрекать этого божественного Давида, говоря, что кротость его вредна для всех, и называя его снисходительность общим злом, а возвышенное любомуд­рие — не кротостью, но безумием. Он же, словно имея адамантову душу, выслушал эти слова, не уязвляясь, хотя и сказаны они были для того, чтобы его уязвить: не изме­нился в лице и не прервал текущего разговора, но крот­ким голосом и словами, выражающими ясность души, ото­слал того старца, обещая ему исправить то, на что он ука­зал. "А я, — сказал Давид, — беседую, как видишь, с пришедшими к нам, считая это своим необходимым дол­гом".

11. Каким иным образом можно лучше показать кро­тость души? Тот, кому было вверено первенство, терпели­во перенёс такую дерзость со стороны занимающего вто­рое после него место, притом в присутствии посторонних, слышавших укоризны, и не выказал никакого возмуще­ния или признаков гнева. Какую же высоту мужества и терпения явил он! Ведь и божественный Павел, принимая во внимание слабость человеческой природы, соизмеряет с ней законоположение, изрекая: «гневаясь, не согрешай­те; солнце да не зайдет во гневе вашем» (Еф.4,26). Ибо зная естественные (а не произвольные) движения яростного начала души, он не хочет законополагать того, что весьма трудно, и даже почти невозможно; но при есте­ственных побуждениях природы и буре гнева он назнача­ет срок в один день, повелевая подавить разумом и как бы уздой его обуздать гнев, не дозволяя ему выйти из поло­женных пределов. А сей Божий муж подвизался свыше положенных законов и превысил установленные пределы естества, не позволив себе не только до вечера возмущать­ся гневом, но даже слегка смутиться. И всё это — плод его совместной жизни с великим Евсевием.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.