Курс на дерегулирование

Политика дерегулирования проводилась японским правительством в 90-е гг. как часть мероприятий в рамках административной реформы. Общая концепция курса на дерегулирование заключалась в том, чтобы по возможности отменить все регулирующие нормы в экономической сфере и свести к минимуму такие нормы в социальной сфере. Политика дерегулирования проводилась в русле государственного курса на ослабление масшта-бов государственного вмешательства в общественную жизнь. Ключевыми слоганами этой политики были провозглашены следующие: устранение норм; ослабление; прояснение; упрощение; приведение в соответствие с международными стандартами; ускорение административных процедур; обеспечение прозрачности процедур создания регулирующих норм и т.д.[251].

Следует отметить, что в 90-е гг. была создана мощная институционная инфраструктура, призванная обеспечить проведение жизнь курса на дерегулирование. В 1994 г. был образован Штаб административной реформы, который приступил к планированию политики дерегулирования в рамках единой скоординированной государственной программы. Данный орган, включающий всех членов японского кабинета министров, насчитывает в своем составе 3 рабочих группы по дерегулированию. Фактически Штаб является рабочим органом кабинета в деле подготовки новых шагов в области дерегулирования.

Политические вопросы дерегулирования, находящиеся в компетенции кабинета министров, решает секретариат кабинета министров. Сюда относятся вопросы, по которым трудно провести разграничение межведомственной компетенции, а также те из них, что относятся к сложной и диверсифицированной сфере общественного управления. Однако ограниченность штата и недостаток взаимодействия с прочими координирующими органами не всегда позволяет ему эффективно решать поставленные перед ним задачи. И все же благодаря усилиям кабинета министров и его секретариата, за прошедшее десятилетие удалось с успехом провести в жизнь целый ряд дерегулирующих актов, направленных на уменьшение ценового разрыва между внутрияпонскими и мировыми ценами, расширение потребительского спроса, управление жилищными и земельными вопросами, поощрение импорта, улучшение доступа к рынку «новичков», стимулирование финансового бизнеса и проч.

Большое значение в разработке и реализации правительственной дерегулирования в 90-е гг. имели отдельные ведомства[252]. Ключевую роль в вопросе внедрения регулирующих норм играло Административно-контрольное управление (АКУ), которое в начале 90-х гг. разработало специальное соглашение «О порядке рассмотрения и систематического пересмотра новых и существующих разрешений, регистраций и т.д.»[253] Особая роль в нем возлагается на секретариаты отдельных министерств, законодательное бюро кабинета министров, само Административно-контрольное управление. Соглашение предусматривало периодический (раз в 5 лет) пересмотр патентов, разрешений, регистраций и т.д., с особым упором на их необходимость и рациональность. Бюро административного управления в рамках АКУ несло ответственность за правительственную координацию, включая реорганизацию правительственной структуры, кадровый контроль, реформирование общественных корпораций. Другая структура АКУ, бюро административной инспекции, проводило инспекцию состояния дел в отдельных министерствах и ведомствах, на базе своих местных филиалов исследует вопрос о продвижении реформ системы регулирования, занимаясь рационализацией порядка выдачи разрешений, авторизаций и т.д. В противоположность этому, Управление экономического планирования отвечало за нормы, касающиеся экономической политики в отдельных отраслях, координации ценовой политики, потребительского спроса и т.д. Комиссия по справедливым сделкам несла ответственность за применение антимонопольного законодательства и разрабатывало вопросы дерегулирования с точки зрения поощрения честной и свободной конкуренции в области торговли, промышленности, финансов и т.д.

Помимо правительственных органов, важную роль в планировании политики дерегулирования играли различного рода неправительственные органы, создававшиеся в качестве исследовательских и совещательных структур при премьер-министре, кабинете министров и отдельных ведомствах и включавшие в своем составе частных экспертов, журналистов, представителей академических кругов и т.д. Например, созданный в 1994 г Комитет по административной реформе разработал в декабре 1996 г. т.н. «Стандарты административного вмешательства», в которых провозглашены 2 основных принципа, по которым должна проходить реформа: 1) передача народу того, что он в состоянии делать сам (т.е. фактически курс на масштабное дерегулирование всех областей общественной жизни) 2)эффективное администрирование, в центре которого находятся интересы народа (что означало поворот, по крайней мере на словах, к нуждам рядовых граждан).

В целом можно следующим образом схематично обозначить механизм разработки решений правительства в области дерегулирования: в совещательных органах при премьер-министре разрабатывались рекомендации по дерегулированию, на основе последних министерства и ведомства готовили соответствующие решения, которые включались по решению кабинета министров в единый план дерегулирования. Общий контроль за ходом этого процесса и его координацию производил Комитет по административной реформе. Этот же орган проводил ежегодную корректировку планов дерегулирования.

Нельзя сказать, что процесс дерегулирования всегда шел в период административной реформы 90-х гг. достаточно гладко. Во-первых, против дерегулирования нередко выступали многие представители правительственных структур, заинтересованных в сохранении своих полномочий по выдаче лицензий, разрешений, запретов и т.д. Подсчитано, например, что изменив сам характер системы «упредительного администрирования», можно было бы освободить до трех четвертей чиновников. Даже самый либеральный подход позволил бы в этом случае сократить в течение 6 лет около 20% всех чиновников[254]. Как писали японские политологи К.Танака и М.Хориэ, «министерства и ведомства чаще всего придерживаются существующей системы и не стремятся к тому, чтобы по собственной инициативе проводить реформы…, пока уже не сложилась некая ситуация, которую нельзя отрицать, пока они не сталкиваются с серьезной критикой внутри страны и за рубежом, и пока преимущества реформы не станут явными. Чаще всего они проявляют негативное отношение к любому дерегулированию, которое может затронуть их полномочия и сферу компетенции»[255].

Важной причиной негативного отношения многих бюрократов к политике дерегулирования можно назвать и тот факт, что ослабление прерогатив министерств и ведомств уменьшает власть государственных чиновников над частными компаниями, а, следовательно, снижает их дальнейшие шансы на трудоустройство в эти компании после своего выхода в отставку. Кроме того, свою играет роль субъективный фактор, а точнее – психология иждивенчества среди бизнеса и граждан страны, зависимых от государственной поддержки. Как и в России, отмена такой поддержки апеллирует в первую очередь к принципу личной ответственности, которая может проявиться лишь в условиях большей степени свободы.

Во-вторых, против дерегулирования выступали узкокорыстные интересы корпоративных структур, имеющих личную выгоду от регулирования. Сюда можно отнести и определенные слои бизнеса: различные корпорации, имеющие значительные объемы гарантированных общественных подрядов и потому недовольные усилением конкурентной борьбы в результате либерализации норм предпринимательства в сфере их деятельности; «особые юридические лица»; фермеров, выступающих против ослабления импортных ограничений.

В третьих, сдерживающим фактором являлись и политические моменты. На политической арене активно проявляли себя силы, оппозиционно настроенные к процессу дерегулирования, в числе которых выделяется традиционный электорат правящей Либерально-демократической партии: фермеры, водители такси, оптово-розничные торговцы такими группами товаров, как спиртное или рис, ценообразование которых находится под жестким государственным контролем. Созданная в начале 2000 г. в рамках депутатского корпуса ЛДП «Депутатская ассоциация за оживление японской экономики и развитие мелкого и среднего бизнеса», возглавлявшаяся К.Муто, выступила с отрицательной оценкой многих мер, намеченных программой Комитета по дерегулированию, в частности, по вопросам либерализации торговли спиртным и услуг такси[256].

Несмотря на все упомянутые проблемы, за период
90-х гг. политика дерегулирования принесла Японии вполне ощутимые результаты. Отмена запретов на производство местных сортов пива, ослабление нормативов, касающихся сотовых телефонов, привели к снижению розничных цен и, соответственно, значительному росту объема товарооборота. Так, если в условиях действия жестких норм на сотовые телефоны ими пользовались только 2 млн 130 тыс. чел., то после их отмены в 1999г. число пользователей достигло 43 млн 940 тыс. чел., увеличившись примерно в 21 раз.[257] Снижению розничных цен на бензин также способствовала отмена ограничений на его импорт. Было подсчитано, что с середины 90-х гг., когда правительство приступило к политике целевых планов в области дерегулирования, средняя ежегодная выгода от снижения реальных цен по сравнению с ожидавшимися составляла 6,6 трлн иен[258].

Первый трехлетний план дерегулирования, главным принципом которого являлась ликвидация максимально возможного числа экономических регуляторов (около 1000 за три года), был запущен в марте 1995 года. Действующий с 1998 г. Второй план выделяет 15 основных областей дерегулирования и делает упор на те отрасли, где отмена ограничений позволит достичь наибольшего эффекта. Особые надежды разработчики плана возлагают в этой связи на развитие новых видов производства, и в первую очередь информационных технологий и новых видов связи. Конкретными случаями дерегулирования этим планом определены такие мероприятия, как прекращение практики игнорирования антимонопольного законодательства; признание права «электронной подписи» при заключении сделок; либерализация многих необоснованных норм и ограничений при строительстве аэропортов и крупных универмагов, открытии частных яслей и детских садов, основании юридических контор, создании новых банкоматов; увеличение пределов максимально допустимой скорости на скоростных автомагистралях с 80 до 100км/ч и т.д.[259] Много внимание государственной программой уделяется «горизонтальным» (т.е. межотраслевым) мерам дерегулирования: выдаче разрешения преподавателям госуниверситетов занимать руководящие должности в частных предприятиях с целью внедре-ния своих научных достижений в производство; пересмотру (рационализации и упрощению) порядка лицензирования и переходу к заявительному порядку при открытии новых предприятий; пересмотру норм, касающихся компетенции и квалификации, в частности, ликвидации монополии на труд профессиональных врачей, медсестер, адвокатов, аудиторов, экспертов и т.д.; ослаб-лению жестких правил сертификации конечной продукции, ее проверки и проч.; либерализации норм, связанных с выдачей различных удостоверений и лицензий (сокращение сроков оформления, выдача на более продолжительные сроки и т.д.). Кроме того, план уделяет существенное внимание рационализации самих механизмов государственного регулирования. Им поставлены задачи уточнения существа и упрощения содержания различных регламентаций, согласования национальных регулирующих норм с международными нормами, сокращения сроков процедур, имеющих отношение к различным видам регулирования, наконец, обеспечения прозрачности принятия решений, касающихся регулирования[260].

Вместе с тем если попытаться сравнить политику Японии в области дерегулирования с аналогичной политикой США, результат окажется явно не в пользу Японии.

Во-первых, существует терминологическое расхождение в подходе к понятию «дерегулирование». Американская доктрина дерегулирования «deregulation» практически полностью соответствует тому, как трактуют это понятие толковые англоязычные словари, а именно: как устранение или ликвидацию регулирующих норм («removal or elimination of regulation»). Речь идет именно о полной ликвидации какого-либо ограничения, например, обязанности придерживаться жестких требований в производстве какой-либо продукции и т.д. В то же время в Японии это понятие имеет несколько иной оттенок. В ход был запущен термин кисэй канва, означающий «смягчение ограничений», «ослабление регулирующих норм». Российский исследователь А. Сенаторов давал позитивную характеристику данному терминологическому определению, отмечая, что за ним «…скрывается глубокий смысл, символ эволюционного подхода и неприемлемости радикализма, предполагающего одномоментное и полное разрушение порядков…»[261]. Между тем следует признать и тот факт, что семантически более мягкая трактовка понятия «дерегулирования» предполагает отсутствие радикализма в мерах по его проведению в жизнь, допускает половинчатость этих мер, поощряет нерешительность и чрезмерную осторожность. Подобная формулировка с самого начала предполагает, что регулирующие нормы, хотя и в ослабленном виде, останутся и после их «смягчения», причем неясным остается вопрос, до какой степени следует это «смягчение» допускать. Данный вопрос имеет для Японии отнюдь не праздный характер, поскольку практическая разработка политики дерегулирования по сути отдана на откуп самой бюрократии, которая, как хорошо известно не только из сугубо японского опыта, в силу своей природы стремится охватить сферой своей компетенции максимально возможный круг вопросов и оставить себе максимальные возможности для различного рода регулирования.

Во-вторых, довольно большие отличия кроются в трактовке самого содержания понятия «регулирующих норм». В США существует достаточно четкий и понятийный аппарат, что можно считать «регулирующими нормами». Кроме того, что общее число административных регуляторов ограничено количественно, каждая такая норма имеет жесткое юридическое закрепление и может быть использована в строго определенном контексте. В этой связи всегда можно с достаточно большой степенью точности определить сферу действия того или иного ограничения и оценить последствия его устранения. В противоположность этому, в Японии в этой области наблюдается сильная терминологическая неразбериха. Так, в издаваемых в конце 90-х – начале 2000-х гг. японским правительством «Белых книгах по смягчению ограничений»[262] указывается более 20 терминологических рядов понятия «регулирующие нормы», сведенные в 3 большие группы («сильные нормы», «средние нормы», «слабые нормы»). Помимо них, существуют еще «законодательные нормы», «распоряжения кабинета министров» и «распоряжения министерств и ведомств», «извещения» (цутацу), «внутренние нормы устава» (найки), «административное руководство» (гёсэй сидо), «правила» (дзёрэй). Специалисты отмечают, что такого изобилия форм регуляционных методов, как в Японии, пожалуй, не практикуется ни в одной стране мира. В этих условиях, но мнению депутата палаты представителей от Новой партии мира К.Вакамацу, для Японии более актуально отменить с помощью специального закона разом все имеющиеся ограничения, и вводить лишь самые необходимые, проведя их сперва через фильтр нового закона[263].

Излишнее количество и многообразие регуляторов приводит к неразберихе в сфере их применения, «путанице в головах», не позволяющей судить с достаточной степенью точности, существует ли на практике, а если да, то в какой форме, то или иное ограничение, и каким будет эффект от его устранения. Не существует в бюрократической среде и должного понимания того, каковой, собственно, должна сфера применения данного регулятора, где пределы административного вмешательства. Характерен здесь следующий пример, приведенный американским эконо-мистом японского происхождения, руководителем отделения Торгово-промышленной палаты США в Японии Гленном Фукусимой. Так, попытки американской электротехнической компании распространить на Японию сферу коммуникационных услуг натолкнулись на неприятие со стороны японских официальных властей, сославшихся на отсутствие соответствующих профилю компании регулирующих норм[264]. В данном случае налицо проявление преимущественно запретительно-разреши-тельного характера системы административного регулирования экономики («разрешено только то, что разрешено»), предусматривающей мелочный и детализированный охват нормативными актами всех без исключения области сфер деловой активности. В то же время обычной логикой для американской нормативной практики является опора на принцип «разрешено все, что не запрещено», поощряющий деловую активность в новых, не охваченных ограничениями областях.

В-третьих, следует отметить различие в самих подходах двух стран к целевым установкам административного регулирования. Так, в США особенностью практики административного регулирования является ориентация на интересы конечного потребителя. Не случайно именно в этой стране раньше других стран было принято жесткое законодательство, защищающее права потребителей (т.н. «Закон о ответственности производителя»), в котором впервые в мире от потребителя не требовалось доказывать причинно-следственную связь между дефектом изделия и причиненным ему ущербом: достаточно указать в суде сам факт причинения ущерба при условии правильного использования этого изделия[265]. При этом наличие любых регулирующих норм оценивается здесь в первую очередь с точки зрения интересов потребителя. Так, оценивая правомерность отмены регуляторов в электроэнергетике, которые снижали эффективность производства и повышали стоимость продукции, американский экономист Адам Д.Тирер, отражая распространенную в американском истеблишменте точку зрения, отмечал: «Если разработчики политики потребовали бы от потребителей и экономических конкурентов оплатить все издержки от использования неэффективных мощностей, это бы означало конец надеждам на конкурентоспособную электроэнергетику будущего… Все электроэнергетические мощности… предоставляются на условиях само-окупаемости для обслуживания всех потребителей данного региона по разумным ставкам и на высоком уровне…»[266]. Таким образом, любая дерегуляционная мера, по мнению Тирера, должна служить повышению качества обслуживания и снижению потребительских трат на электроэнергию.

В противоположность этому, в Японии государственная политика регулирования ориентирована в первую очередь на интересы производителя, часто в ущерб потребителю. В конечном счете, по мнению многих специалистов, базовая целевая установка политики дерегулирования в Японии служит не интересам потребителя, но основывается на страхе перед снижением конкурентоспособности японской экономики по отношению к другим странам Запада[267]. Этот страх заставляет государственную власть создавать экономические инцентивы для снижения производителями издержек производства в целях повышения конкурентоспособности продукции на мировых рынках, а также на внутреннем рынке, который правительство вынуждено постепенно открывать под давлением международных экономических организаций. В то же время ни в одном правительственном документе практически не встречается тезиса о том, что дерегулирование необходимо, так как оно позволяет рядовому потребителю пользоваться более дешевой и качественной продукцией.

В-четвертых, качественно различными в двух странах являются критерии оценки эффективности политики дерегулирования. Поскольку в США под дерегулированием, как было показано ранее, понимается практически полная элиминация регулирующих нормативов, успех государственного курса в этой области оценивается по их количественному уменьшению и сопутствующему этому экономическому эффекту. Что касается Японии, то успехом здесь считается и весьма ограниченное ослабление действующих нормативов, причем реальный экономический эффект от принятых мер может быть весьма скромным. При этом главное заключается в том, что неизменными остаются полномочия органов государственной власти тотального контроля всех областей человеческой деятельности, проводимого за счет принимаемых министерствами и ведомствами лицензионно-разрешительных и иных актов. Так, приводимые К.Вакамацу данные свидетельствуют о том, что на протяжении 90-х гг., когда дерегулирование уже встало в ряд общенациональных задач, общее число патентов и лицензий, выдаваемых правительственными органами, не только не снизилось, но даже возросло[268].

Поиск по сайту: