Касательства не имел и не имеет. Письмо было стандартным: основной текст

Писал каллиграф, а в оставленных промежутках были коряво, с

Грамматическими ошибками вписаны имена и сроки.

Румата отшвырнул письмо и почесал искусанную комарами левую руку.

- Ну, давай умываться! - приказал он.

Мальчик скрылся за дверью и скоро, пятясь задом, вернулся, волоча по

Полу деревянную лохань с водой. Потом сбегал еще раз за дверь и притащил

Пустую лохань и ковшик.

Румата спрыгнул на пол, содрал через голову ветхую, с искуснейшей

Ручной вышивкой ночную рубаху и с лязгом выхватил из ножен висевшие у

Изголовья мечи. Мальчик из осторожности встал за кресло. Поупражнявшись

Минут десять в выпадах и отражениях, Румата бросил мечи в стену, нагнулся

над пустой лоханью и приказал: "Лей!" Без мыла было плохо, но Румата уже

привык. Мальчик лил ковш за ковшом на спину, на шею, на голову и ворчал:

"У всех как у людей, только у нас с выдумками. Где это видано - в двух

Сосудах мыться. В отхожем месте горшок какой-то придумали... Полотенце им

каждый день чистое... А сами, не помолившись, голый с мечами скачут..."

Растираясь полотенцем, Румата сказал наставительно:

- Я при дворе, не какой-нибудь барон вшивый. Придворный должен быть

Чист и благоухать.

- Только у его величества и забот, что вас нюхать, - возразил

Мальчик. - Все знают, его величество день и ночь молятся за нас, грешных.

А вот дон Рэба и вовсе никогда не моются. Сам слышал, их лакей

Рассказывал.

- Ладно, не ворчи, - сказал Румата, натягивая нейлоновую майку.

Мальчик смотрел на майку с неодобрением. О ней давно уже ходили слухи

Среди арканарской прислуги. Но тут Румата ничего не мог поделать из

Естественной человеческой брезгливости. Когда он надевал трусы, мальчик

Отвернул голову и сделал губами движение, будто оплевывал нечистого.

Хорошо бы все-таки ввести в моду нижнее белье, подумал Румата. Однако

Естественным образом это можно было сделать только через женщин, а Румата

И в этом отличался непозволительной для разведчика разборчивостью.

Кавалеру и вертопраху, знающему столичное обращение и сосланному в

Провинцию за дуэль по любви, следовало иметь по крайней мере двадцать

Возлюбленных. Румата прилагал героические усилия, чтобы поддержать свое

Реноме. Половина его агентуры, вместо того чтобы заниматься делом,

Распространяла о нем отвратительные слухи, возбуждавшие зависть и

Восхищение у арканарской гвардейской молодежи. Десятки разочарованных дам,

У которых Румата специально задерживался за чтением стихов до глубокой

Ночи (третья стража, братский поцелуй в щечку и прыжок с балкона в объятия

Командира ночного обхода, знакомого офицера), наперебой рассказывали друг

Другу о настоящем столичном стиле кавалера из метрополии. Румата держался

Только на тщеславии этих глупых и до отвращения развратных баб, но

Проблема нижнего белья оставалась открытой. Насколько было проще с

носовыми платками! На первом же балу Румата извлек из-за обшлага изящный

Кружевной платочек и промакнул им губы. На следующем балу бравые гвардейцы

Уже вытирали потные лица большими и малыми кусками материи разных цветов,

С вышивками и монограммами. А через месяц появились франты, носившие на

Согнутой руке целые простыни, концы которых элегантно волочились по полу.

Румата натянул зеленые штаны и белую батистовую рубашку с застиранным

Воротом.

- Кто-нибудь дожидается? - спросил он.

- Брадобрей ждет, - ответил мальчик. - Да еще два дона в гостиной

Сидят, дон Тамэо с доном Сэра. Вино приказали подать и режутся в кости.

Ждут вас завтракать.

- Поди зови брадобрея. Благородным донам скажи, что скоро буду. Да не

Груби, разговаривай вежливо...

Завтрак был не очень обильный и оставлял место для скорого обеда.

Было подано жареное мясо, сильно сдобренное специями, и собачьи уши,

Отжатые в уксусе. Пили шипучее ируканское, густое коричневое эсторское,

Белое соанское. Ловко разделывая двумя кинжалами баранью ногу, дон Тамэо

жаловался на наглость низших сословий. "Я намерен подать докладную на

Высочайшее имя, - объявил он. - Дворянство требует, чтобы мужикам и

Поиск по сайту: