Киуна за плечо и повернул лицом к себе.

- А если благородный дон вот прямо сейчас подвесит тебя рядом с этим

Бродягой? - сказал он, вглядываясь в белое лицо с темными ямами глаз. Сам.

Скоро и проворно. На крепкой арканарской веревке. Во имя идеалов. Что же

Ты молчишь, грамотей Киун?

Киун молчал. У него стучали зубы, и он слабо корчился под рукой

Руматы, как придавленная ящерица. Вдруг что-то с плеском упало в

Придорожную канаву, и сейчас же, словно для того, чтобы заглушить этот

плеск, он отчаянно крикнул:

- Ну, вешай! Вешай, предатель!

Румата перевел дыхание и отпустил Киуна.

- Я пошутил, - сказал он. - Не бойся.

- Ложь, ложь... - всхлипывая, бормотал Киун. - Всюду ложь!..

- Ладно, не сердись, - сказал Румата. - Лучше подбери, что ты там

Бросил, - промокнет...

Киун постоял, качаясь и всхлипывая, бесцельно похлопал ладонями по

Плащу и полез в канаву. Румата ждал, устало сгорбившись в седле. Значит,

Так и надо, думал он, значит, иначе просто нельзя... Киун вылез из канавы,

Пряча за пазуху сверток.

- Книги, конечно, - сказал Румата.

Киун помотал головой.

- Нет, - сказал он хрипло. - Всего одна книга. Моя книга.

- О чем же ты пишешь?

- Боюсь, вам это будет неинтересно, благородный дон.

Румата вздохнул.

- Берись за стремя, - сказал он. - Пойдем.

Долгое время они молчали.

- Послушай, Киун, - сказал Румата. - Я пошутил. Не бойся меня.

- Славный мир, - проговорил Киун. - Веселый мир. Все шутят. И все

Шутят одинаково. Даже благородный Румата.

Румата удивился.

- Ты знаешь мое имя?

- Знаю, - сказал Киун. - Я узнал вас по обручу на лбу. Я так

Обрадовался, встретив вас на дороге...

Ну, конечно, вот что он имел в виду, когда назвал меня предателем,

подумал Румата. Он сказал:

- Видишь ли, я думал, что ты шпион. Я всегда убиваю шпионов.

- Шпион... - повторил Киун. - Да, конечно. В наше время так легко и

Сытно быть шпионом. Орел наш, благородный дон Рэба озабочен знать, что

Говорят и думают подданные короля. Хотел бы я быть шпионом. Рядовым

осведомителем в таверне "Серая Радость". Как хорошо, как почтенно! В шесть

Часов вечера я вхожу в распивочную и сажусь за свой столик. Хозяин спешит

Ко мне с моей первой кружкой. Пить я могу сколько влезет, за пиво платит

Дон Рэба - вернее, никто не платит. Я сижу, попиваю пиво и слушаю. Иногда

Я делаю вид, что записываю разговоры, и перепуганные людишки устремляются

Ко мне с предложениями дружбы и кошелька. В глазах у них я вижу только то,

Что мне хочется: собачью преданность, почтительный страх и восхитительную

Бессильную ненависть. Я могу безнаказанно трогать девушек и тискать жен на

Глазах у мужей, здоровенных дядек, и они будут только подобострастно

Хихикать... Какое прекрасное рассуждение, благородный дон, не правда ли? Я

Услышал его от пятнадцатилетнего мальчишки, студента Патриотической

Школы...

- И что же ты ему сказал? - с любопытством спросил Румата.

- А что я мог сказать? Он бы не понял. И я рассказал ему, что люди

Ваги Колеса, изловив осведомителя, вспарывают ему живот и засыпают во

Внутренности перец... А пьяные солдаты засовывают осведомителя в мешок и

Топят в нужнике. И это истинная правда, но он не поверил. Он сказал, что в

Школе они это не проходили. Тогда я достал бумагу и записал наш разговор.

Это нужно было мне для моей книги, а он, бедняга, решил, что для доноса, и

Обмочился от страха...

Впереди сквозь кустарник мелькнули огоньки корчмы Скелета Бако. Киун

Споткнулся и замолчал.

- Что случилось? - спросил Румата.

- Там серый патруль, - пробормотал Киун.

- Ну и что? - сказал Румата. - Послушай лучше еще одно рассуждение,

Почтенный Киун. Мы любим и ценим этих простых, грубых ребят, нашу серую

Боевую скотину. Они нам нужны. Отныне простолюдин должен держать язык за

зубами, если не хочет вывешивать его на виселице! - Он захохотал, потому

Что сказано было отменно - в лучших традициях серых казарм.

Киун съежился и втянул голову в плечи.

- Язык простолюдина должен знать свое место. Бог дал простолюдину

Язык вовсе не для разглагольствований, а для лизания сапог своего

Господина, каковой господин положен простолюдину от века...

У коновязи перед корчмой топтались оседланные кони серого патруля. Из

Открытого окна доносилась азартная хриплая брань. Стучали игральные кости.

Поиск по сайту: