Особенности культуры самосохранительного поведения россиян

Серия исследований самосохранительного поведения, проведенных Институтом социологии РАН среди городского населения различных регионов страны начиная с 80-х г.г., показали, что уровень самосохранения российского населения в сравнении с уровнем населения развитых стран был довольно низким и содержал немало элементов риска для здоровья.

Наши исследования показали, насколько глубоко внедрены в сознание населения стандарты отношения к здоровью, которые активно пропагандировались государством в период строительства социализма. Для построения индустриального общества стране не хватало ресурсов, поэтому главная ставка делалась на единственный доступный – рабочую силу. Что бы увеличить этот ресурс численно, нужно было изъять из семьи женщину. Поэтому ценности семейные, в том числе ценность здоровья именно в государственной политике отошли на задний план. В общественном мнении забота о личном здоровье считалась уместной лишь в случае заболеваний, а в качестве профилактической практики приравнивалась к мещанству. В общественном сознании довоенного времени всеми средствами искусства, СМИ постоянно воспевался риск, опасности, героизм и романтика, пренебрежение трудностями повседневной жизни ради кратчайшего пути к достижению трудовых и других общественно важных целей. Наша пресса в те годы гордилась тем, что в стране стираются различия в мужских и женских профессиях - женщины становятся монтажницами-высотницами, идут работать на стройки, становятся геологами, даже спустились в шахты - откатчицы. Человек же, заботящийся о своем здоровье в лучшем случае удостаивался незлой иронии в кинокомедии, воспринимался как антипод романтичной личности, особенно, если он был молод или был мужчиной. Сверхурочная работа, пренебрежение условиями труда, ненормированность труда – все это считалось проявлением преданности строю и показателем общественного энтузиазма. Эта прививка в сознании действует у старших поколений до сих пор. До сих пор пренебрежение риском, игнорирование плохого самочувствия, посещения врачей и их рекомендаций воспринимаются обыденным сознанием как естественные для набора черт настоящего мужчины (Шилова, 1999).

Российское население в сфере здоровья глубоко унаследовало принцип государственной политики, когда существует разрыв между декларированием ценностей и реальным воплощением политики. Типичная российская модель самосохранения характеризовалась двумя наиболее существенными чертами. Первая – это преимущественно инструментальный характер ценности здоровья у большинства населения, особенно, трудоспособного возраста. Что само по себе является залогом рискованного поведения, так как легко формирует у человека установки на эксплуатацию здоровья. То есть, во всех исследованиях, где измерялись ценности, здоровье занимало в структуре ценностей неизменно высокое место (2-4 в зависимости от возраста). Но это была декларация, ценность здоровья не обладала побудительной силой и не поддерживалась реальным поведением. На деле оказывалось, что здоровье рассматривалось естественным и, подчас, единственным ресурсом, данным от природы. Хорошее здоровье становилось средством достижения важных жизненных целей при отсутствии тех или иных личностных ресурсов: материального благополучия, профессии, образования, помощи со стороны семьи или социальных связей. Тогда путем эксплуатации здоровья через возможность работать на вредном производстве, в неблагоприятных климатических условиях, в отсутствии инфраструктуры и т.п. достигался высокий заработок, приобреталось жилье, досрочный выход на пенсию, получение высокой пенсии и других пожизненных льгот. Так, в 80-х годах на вопрос о том, при каких условиях респонденты пошли бы работать на вредное производство, только 27 % заявили, что «ни при каких». А 70 % пошли бы работать ради получения квартиры - в первую очередь, ради большой пенсии в старости, ради большого заработка. Треть опрошенных, среди которых преобладали молодые мужчины, выражали готовность даже в случае заболевания продолжать работать на вредных условиях труда (Шилова, 1993). Когда среди населения преобладает инструментальная ценность здоровья, это признак бедности страны, ограниченных ресурсов у большинства для развития жизненных стратегий.

Вторая характеристика связана с установкой на институциональную заботу о здоровье. Годы бесплатной медицины, доступное для всего населения медицинское обслуживание атрофировали у нескольких поколений советских людей индивидуальную ответственность за свое здоровье и укрепили представления о том, что забота о здоровье населения лежит на министерстве здравоохранения. Культурные традиции в сфере поддержания здоровья вследствие быстрой нуклеаризации российской семьи, высокой миграционной подвижности необремененного недвижимостью населения и ряда других причин перестали транслироваться от поколения к поколению и постепенно утратились. Патерналистские установки времен советского периода глубоко проросли в сознании старших поколений, и успешно передаются ими детям и внукам даже теперь, в условиях платной медицины (Журавлева, 2004). С одной стороны, население свои функции заботы о здоровье привыкло перекладывать на здравоохранение, мотивируя это тем, что оно справится с возникающими проблемами профессионально. Когда половина респондентов с высшим образованием не знали своей группы крови, давления, не помнили перенесенных инфекционных заболеваний – это тоже последствия патерналистских установок, которые блокировали не только активность и ответственность, но и перекладывали собственную информированность и грамотность на медицину (Шилова, 1989). С другой стороны, все эпидемиологические исследования 70-80- г.г. свидетельствовали о низкой обращаемости населения за медицинскими и профилактическими услугами распространенных заболеваний (Эльштейн, 1985; Петрова, 1986; Усачев,1988; Шилова,1989). Иждивенческое отношение к здоровью развилось настолько глубоко, что распространилось даже на отношение родителей к здоровью детей (Камсюк, 1986).

На отношение к здоровью российского населения оказывает влияние и другая сторона институционального взаимодействия с медициной, которая наблюдается, кстати, во всем мире. Прогресс медицинской науки и фармакологии, появление высоких технологий развили у современных людей технологический оптимизм в отношении восстановления здоровья. Обычно такие ожидания от медицины свойственны людям с низким образованием. На постсоветском пространстве эта тенденция была усилена доминированием патерналистских ожиданий населения от здравоохранения.

Распространенность вредных привычек среди населения во все периоды была очень высока, особенно это касалось курения и потребления алкоголя, и не нуждается в специальном подтверждении данными. На уровне обыденного сознания, если это не отражалось на трудоспособности и не доводило до антисоциального поведения, то вредные привычки рассматривались как антистрессовые практики, а не как факторы риска здоровья. Впоследствии, подобное отношение поколения родителей не только к этим практикам, но и к рискам вообще, стало благоприятной почвой для вовлечения их детей в более опасные практики рисков переходного периода экономики страны. С таким уровнем культуры самосохранения российское население подошло к началу реформ в стране и переходу к платной медицине.

90-е годы ознаменовались для большей части населения длительным психо-эмоциональным напряжением, связанным с падением доходов, боязнью потерять работу или ее потерей, с ростом преступности. Все это отразилось на состоянии здоровья. Например, в 1992 году обращаемость населения России за медицинской помощью по поводу неврозов увеличилась в сравнении с 1991 годом на 6.1 %, а с впервые установленным диагнозом - на 22.3 %. В Государственном докладе о состоянии здоровья населения в 1993 году отмечалось, что имеется выраженная связь общей заболеваемости с невротическими расстройствами, что увеличивает сочетанность хронических заболеваний ( Максимова, 2002).

Платная медицина, с одной стороны, предоставила населению возможность выбора качества и услуг и лекарств, но, с другой стороны, население не имело возможности этим выбором широко воспользоваться. Большинство населения в выборе не участвовало из-за недоступности стоимости платных услуг и качественных лекарств. Но, как показывали наши исследования, не только люди без средств не могли осуществлять правильный выбор. У всего населения не было никаких ориентиров при выборе из большого числа появившихся медицинских учреждений, ни в огромном и стихийном фармакологическом рынке, на котором не ориентировались даже врачи (Шилова, 1998). Обеспеченные люди стали предпочитать получать медицинские услуги за рубежом, а большинство населения, стали оплачивать свои способы выживания состоянием здоровья. Эти стратегии при доминировании инструментальной ценности здоровья принимались как естественные и единственно возможные.

Позднее обращение к врачам всегда было характерно для россиян, особенно, для мужчин. Обычно объяснялось это очередями. В 90-е годы появилась еще одна веская причина среди работников частного сектора. Корпоративная этика первого слоя предпринимателей 90-х годов по умолчанию не приветствовала пропуск рабочего времени ради посещения врачей. К тому же у работников частных компаний появилась боязнь потерять дотации, которые не включались в среднюю заработную плату, а выплачивались за выход на работу без больничных листов. Эта практика уже дважды появлялась с подачи министерства здравоохранения в качестве меры, поощрявшей заботу о здоровье, а последний раз идея была прописана в программе «Здоровья населения до 2000 года» (Шилова, 2008). Примечательно, что именно крупные частные компании столкнувшись с проблемами здоровья сотрудников, поняли, что выгоднее деньги вкладывать не в поощрение «необращаемости к врачам», а в собственные профилактические программы оздоровления.

У нас всегда существовала гендерная асимметрия в демографических показателях здоровья и в показателях отношения к здоровью. Мужчины были отягощены набором вредных привычек, в последний момент обращались за медицинской помощью, имели более чем на десять лет короче среднюю продолжительность жизни. В 90-е годы показатели женского здоровья ухудшились: сказывалось неравенство на рынке труда, следовательно, обращение к худшим условиям труда, вторичной занятости, работе в теневой экономике – «челночество», торговля на улице и т.п. Среди жертв «медикализации», связанной с разрастанием неконтролируемого фармацевтического рынка, также преобладали женщины.

Вместе с тем, преобразования в стране повлияли и на появление рациональных стратегий поведения. Пришедшие к нам западные компании, совместные предприятия привнесли в нашу действительность нормы отношения к здоровью как к неотъемлемой характеристики профессиональной ценности и перспективности личного карьерного роста. На рынке труда работодатели среди прочих характеристик, требуемых от работников, заказывали в трудовых агентствах такие параметры, как отсутствие вредных привычек, занятие спортом, хорошее здоровье. Носителями «моды на здоровье» стали менеджмент частного сектора, студенты, депутаты, представители политической элиты. Появились глянцевые журналы, воспевающие красоту физического здоровья, стали востребованными фитнес клубы. Понятно, что мода на здоровье, прежде всего, затронула высокодоходные слои общества, и только среди студенческой молодежи приобщение к культу здоровья происходило независимо от доходов (Шилова, 2008).

Появление новых стандартов отношения к здоровью отмечены в мониторинге института им. Н.А. Семашко: «Население стало воспринимать собственное здоровье как фактор, позволяющий обеспечить определенные экономические возможности себе и своей семье, и отдельные группы, среди которых преобладают люди с высшим образованием и молодежь, с высокими образовательными притязаниями – готовы осуществить определенные шаги по его поддержанию и укреплению. За последние годы резко изменилась структура жизненных ориентаций населения и, прежде всего, восприятие такой жизненной ценности как здоровье. Но в большинстве случаев, как показывает мониторинг, рискованные практики в отношении здоровья (курение, алкоголь, и т.п.) по-прежнему широко распространены» (Максимова, 2002, С.12).

Появились публикации, где прямо говорится о возросшей ценности здоровья у населения, на основе роста затрат на здоровье в бюджетах домохозяйств. Так, Л. Бызов использовал западные методики оценки эффективности здравоохранения, в которых готовность платить за медицинские услуги является показателем принадлежности к среднему классу, что дало ему основание приписать ценности среднего класса российским респондентам всероссийского опроса РНИС и НП (Бызов, 2000). Понятие «ценность здоровья» в данном случае подменилось понятием «цена здоровья». Высокая ценность здоровья сопровождается установками на превентивное поведение, отказом от рискованного поведение и владением навыками поддержания здоровья. Мы уже приводили выше данные о том, что расходы населения на услуги здравоохранения носят вынужденный характер. В российской действительности готовность платить за медицинские услуги говорит скорее о состоянии здоровья (достаточно сравнить наши и западные показатели заболеваемости и продолжительности жизни), а не о принадлежности к среднему классу.

Поиск по сайту: