ОТНОШЕНИЯ С ЛИТВОЙ И ВОССТАНИЕ МИХАИЛА ГЛИНСКОГО. 1 страница

Тревожная весть из Литвы пришла к Василию III в разгар свадебных приготовлений. 20 августа 1506 г. умер великий князь литовский Александр Казимирович. Как брат вдовы Александра, Василий III надеялся на возможность избрания его на литовский трон. К тому же в Литве существовал влиятельный слой православных магнатов, на поддержку которых он мог рассчитывать. К Елене Ивановне был спешно направлен гонец с просьбой принять все меры, чтобы епископ виленский и паны «похотели его государства». Однако планы Василия III не сбылись. Влиятельнейший вельможа при Александре Казимировиче, князь Михаил Львович Глинский, сам рассчитывал занять великокняжеский престол. Михаил Глинский, оставаясь католиком, стоял во главе партии православных магнатов, которые тяготились унией с Польшей и выступали за создание независимого княжества из русских, белорусских и украинских земель Великого княжества Литовского. Но более влиятельная католическая знать, опасаясь усиления православной партии, предпочла брата умершего князя Сигизмунда, коронация которого состоялась 20 января 1507 г.

Избрание Сигизмунда I означало фактически победу тех сил в Великом княжестве Литовском, которые решились идти на открытый разрыв с Москвой. Сигизмунд I видел в Василии III личного врага, претендовавшего на его трон. Это обостряло и без того натянутые русско-литовские отношения. В такой обстановке литовский сейм в феврале 1507 г. принял решение о начале войны с Москвой. В самой России Сигизмунд I рассчитывал на противоречия между Василием III и его братьями, в частности, на поддержку дмитровского князя Юрия, к которому весной 1507 г. были засланы «тайные речи» и предложением союза. Но Юрий хорошо осознавал возможные последствия изменнических отношений с Литвой и никакого ответа Сигизмунду I не дал.

Однако конфликт назревал в самом Великом княжестве Литовском. После того как Михаил Глинский был лишен всех должностей и удален от двора, летом 1507 г. он вместе с братьями поднял открытое восстание против Сигизмунда I, рассчитывая на поддержку православного населения. Вряд ли намерения Глинского совпадали с внешнеполитическими планами Москвы, которая сама претендовала на часть земель великого княжества Литовского. Вместе с тем, его политический сепаратизм в определенной степени соответствовал интересам московского государя накануне русско-литовской войны. Это объективно вело к переговорам Глинского и Василия III, в ходе которых великий князь обещал предоставить военную помощь и оставить за восставшими те города, которые они сумеют отобрать у Сигизмунда. Глинские получили предложение перейти на русскую службу и в мае 1508 г. принесли присягу на верность Василию III. Вместе с ними русское подданство приняли также князья Бельские, Озерецкие, Друцкие и многие бояре. Они заняли высокие должности при московском дворе и еще длительное время назывались «литвой дворовой».

Из своей резиденции, Турова, крупного административного центра Великого княжества Литовского, Глинские двинулись на восток, заняли Мозырь, Кричев, Бобруйск, Пинск, Гомель, Речицу. Их отряды готовы были ударить в тыл литовским военным силам и помочь московским войскам. Но под Минском и Слуцком их постигла неудача. Как справедливо отмечал А.А.Зимин, причиной ее «были не прочные стены городов-крепостей», а отсутствие широкой поддержки населения и диктаторские устремления самого Михаила Глинского. Сказалась и пассивная позиция московских воевод, полагавшихся на силы повстанцев. Эти обстоятельства повлияли на исход войны. Уклонившись от сражения, московские войска, отошли к Орше и вскоре покинули пределы Великого княжества Литовского.

Таким образом, военные действия 1508 г. не привели к решительному столкновению сторон. В сентябре в Москву прибыло литовское посольство, и после переговоров был подписан «вечный мир». Его значение состояло в том, что Великое княжество Литовское впервые официально признавало переход в состав России северских земель, присоединенных в ходе войн конца XV – начала XVI вв., и фактически отказывалось от попыток их вернуть. Несмотря на громкое название, мир не обещал быть «вечным». Время должно было показать, какая из сторон сумеет более разумно использовать передышку в борьбе за «Киевское наследство». Некоторые историки полагают, что война в значительной степени была авантюрой, спровоцированной Глинским. Исход борьбы за Мозырь, Туров, Слуцк не мог быть успешным, когда в руках Сигизмунда I оставался такой важный стратегический пункт, как Смоленск. Начинать же борьбу за Смоленск нельзя было, не решив окончательно псковский вопрос.

«ПСКОВСКОЕ ВЗЯТИЕ». Псковская проблема была унаследована Василием III от отца. Присоединив Новгород, Иван III решил ее только наполовину. Без окончательного присоединения Пскова, лежавшего и на ливонском, и на литовском рубеже, вся северо-западная политика России была обречена на неудачи. Включение Пскова в состав России диктовалось как внешнеполитическими интересами, так и потребностями экономики. Псков был крупнейшим торговым и ремесленным центром. В Псковской земле выращивались важнейшие экспортные технические культуры – лен и конопля. Псковские купцы издавна имели широкие торговые связи с Прибалтикой и Великим княжеством Литовским. Особенно возросла роль Пскова в торговле со странами Балтийского региона после закрытия ганзейского двора в Новгороде. Василий III имел личные основания относиться к Пскову с недоверием, поскольку еще в 1499 г. псковичи посылали послов к Ивану III с предложением прислать к ним на княжение Дмитрия-внука. Возможно, неслучайно как раз перед походом на Псков Дмитрий умер в темнице.

С другой стороны, угроза Ливонского ордена и притязания Швеции толкали псковичей к сближению с Москвой. Сильный удар нанесли Пскову ливонские войска во время войны 1501 – 1503 гг.; в ходе ее рыцари даже осаждали город. В результате войны Псков вынужден был отказаться от самостоятельной внешней политики и мирном договоре фигурировал как область Русского государства. Внешнеполитическая ситуация вполне благоприятствовала проведению псковской акции. Великое княжество Литовское осенью 1509 г. подверглось нападению 50-тысячного войска крымских татар и в этих условиях не могло нарушать мир с сильным восточным соседом. Тевтонский орден готовился к войне с Польшей и настаивал, чтобы Ливония соблюдала мир с Россией.

Псковскую акцию Василий III начал с замены своих наместников. Весной 1509 он направил наместником в Псков князя И.М.Репню-Оболенского, который, по словам летописца, был «лют до людей». Вскоре последовали жалобы на его действия и челобитья, в которых псковские бояре и черные люди просили прислать «иного наместника, а с тем прожить не мощно». Со своей стороны, И.М.Репня-Оболенский жаловался Василию III на псковичей, которые его не чтят, «в суды, и в пошлины, и в оброки, и во всякие доходы у него вступаютца». Воспользовавшись отсутствием взаимопонимания, великий князь осенью 1509 г. выехал в Псков для разбирательства и, арестовав и посадников, и челобитчиков, «на свою отчину Псков великую опалу наложил». Суть опалы сводилась к требованию: «колокол бы вечной свесити и вперед вечю не быти», а власть в городе передать двум московским наместникам. 10 января 1510 г. псковичи в последний раз собрали вече, на котором приняли все требования великого князя, хотя и плакали, по рассказу псковского летописца, «по своей старине и по своей воли».

Василий III пробыл в Пскове месяц. По его указу из Пскова было выселено 300 самых богатых боярских и купеческих семейств, а летом 1510 г. на их место прибыло столько же семейств московских торговых людей. Падение Псковской республики произошло относительно безболезненно, что объяснялось давними экономическими и культурными связями Псковской земли с Москвой, которая поддерживала псковичей и в соперничестве с Новгородом, и в борьбе против Ливонии и Швеции. Вхождение Пскова в состав России содействовало его экономическому подъему в первой половине XVI в.

БОРЬБА ЗА СМОЛЕНСК. Успешно решив псковскую проблему, Василий III приступил к непосредственной подготовке Смоленской кампании. Расположенный на Днепре, Смоленск представлял собой как бы ключевой пункт, связывающий все западнорусские земли с Киевом и со всей Украиной. Соседний с ним Витебск, лежавший на Западной Двине, находился на путях в Прибалтику. Сухопутная дорога соединяла Смоленск с Москвой, с одной стороны, с Минском и Вильно – с другой. Смоленские купцы имели многовековой опыт посреднической торговли с Европой. Только владея Смоленском, Россия могла рассчитывать на дальнейшее продвижение в Прибалтику и присоединение украинских и белорусских земель. Готовясь к войне за Смоленск, правительство Василия III делало ставку на поддержку православного населения, среди которого большой популярностью пользовался вассал московского князя Михаил Львович Глинский. К тому же он был лично заинтересован в предстоящей войне, поскольку рассчитывал получить Смоленск себе в княжение.

Великое княжество Литовское само шло на обострение отношений с Москвой. Осенью 1512 г. Сигизмунд I бросил в темницу великую литовскую княгиню Елену Ивановну, где она вскоре и умерла, став жертвой внешнеполитических претензий своего отца. Кроме того, в Москве стало известно, что Сигизмунд «наводит» на русские земли крымского хана Менгли-Гирея, и что татарский набег на «украиннные места» (Белев, Одоев, Воротынск, Рязань) был осуществлен «по королеву же наводу». Вскоре после этих известий Василий III послал «разметные грамоты», и в декабре 1512 г. русские войска выступили в поход. Осада Смоленска, продолжавшаяся шесть недель (с декабря 1512 до середины января 1513 г.) не дала результатов. Только один приступ в январе 1513 г. принес московскому войску потери в 2 тысячи человек. В отместку были сожжены окрестные города и села. Даже дальнейшие успешные действия под Минском, Браславом, Киевом не могли компенсировать главного: Смоленск не был взят, и русские войска отошли на зимние квартиры.

К новому походу готовились тщательно. Великий князь московский просил помощи против Сигизмунда I у германского императора Максимилиана. Между Империей и Московским государством был заключен союзный договор, являвшийся крупным успехом русской дипломатии. Неудача под Смоленском показала, что город не взять без мощной артиллерии, он являлся неприступной крепостью, обнесенной дубовым кремлем. Поэтому мастера литейного дела начали отливку новых орудий и ремонт старых. Их общее число составило внушительную цифру – две тысячи орудий, «чего никогда еще ни один человек не слыхивал» – добавляет летописец. Великое княжество Литовское также пыталось найти военную и политическую поддержку. Договор о союзе был заключен с крымским ханом Менгли-Гиреем, при этом литовская сторона обещала богатые подарки и выплату дани. В июне 1513 г. татарские отряды опустошили районы Брянска, Путивля, Стародуба.

Второй поход на Смоленск летом 1513 г. также был неудачным. Русские войска снова понесли большие потери при осаде Смоленска, Витебска, Полоцка и других городов. Однако положение литовских войск было не менее сложным. В октябре 1513 г. Сигизмунд I писал: «московский враг опустошает и разоряет наши владения. Литовцы же, охваченные страхом, располагают для защиты исключительно своими силами, так звать на помощь иноземные войска уже поздно». Кампания 1513 г. закончилась безрезультатно.

Весной 1514 г. Василий III с братьями выступили в третий Смоленский поход. Русское войско было снабжено невиданным доселе количеством пушек. 29 июля начался штурм крепости, руководил которым князь Михаил Глинский, проявивший не только незаурядный военный талант, но и дипломатические способности в переговорах со своими сторонниками за стенами Смоленска. «От пушечного и пищального стуку и людского кричания и вопля» колебалась земля, Смоленск был объят пламенем, и «страх велик нападе на гражданы» – отмечал московский летописец. Обстрел вели «со всех стран, и приступы великия чинили без отдуха». Однако большую роль, чем «пушечный наряд», сыграли противоречия среди защитников Смоленска. Мелкие бояре, мещане, черный люд был на стороне Москвы, и под нажимом народа воеводы приняли решение о сдаче города. 31 июля жители Смоленска «град отвориша» и были приведены к присяге. «Ничего более ужасного не было причинено королю Сигизмунду и литовцам» - записал польский хронист, современник событий.

Василий III понимал, что одной военной победы мало; для того, чтобы удержать Смоленск, необходима была поддержка его населения. Поэтому специальной Жалованной грамотой великий князь московский предоставлял жителям Смоленска значительные льготы в торговле, налоговом обложении и право «управляться по старине»; им разрешалось по желанию «отъехать к королю или в Москву». На этих условиях смольняне «целовали крест» великому князю.

Присоединение Смоленска было важным историческим событием: отныне все этнически русские земли объединились в границах единого государства; открывалась перспектива для дальнейшей борьбы за украинские и белорусские земли. Поэтому к Минску и Борисову была отправлена большая рать. Однако произошло событие, которое круто изменило ход всей кампании. По сведениям, полученным русскими воеводами, князь Глинский собрался изменить Василию III, но был настигнут на пути к Орше, где располагались королевские войска. С.Герберштейн объяснял измену обидой князя на то, что Василий III в награду за взятие Смоленска обещал передать его Глинскому в вотчину, но обещания не сдержал. Глинский был схвачен и отправлен в Москву.

В августе 1514 г. военные действия возобновились. Россия должна была удержать Смоленск, а Великое княжество Литовское не хотело мириться с его утратой. Решающее сражение произошло 8 августа под Оршей. Для Сигизмунда I оно было единственным средством вернуть Смоленск, а для князя К.Острожского, командующего польско-литовскими войсками, это была возможность взять реванш за поражение у реки Ведроши, отомстить за долгие годы плена. Результатом сражения было сокрушительное поражение русских войск. Анализируя его причины, московские летописцы отмечали нехватку артиллерии, оставленной под стенами Смоленска, неудачно выбранную позицию, измену Глинского, вызвавшую замешательство московских воевод. Разгром под Оршей мог иметь катастрофические последствия для Москвы. Узнав об этих событиях, смоленский епископ организовал в городе антимосковский заговор и обещал открыть ворота литовским войскам. Однако устремившийся к Смоленску гетман К.Острожский опоздал. Заговор был раскрыт, зачинщики посажены «за сторожи», а сил для штурма у литовцев уже не было. Оршанская битва задержала развитие успехов русских войск, достигнутых взятием Смоленска, но не смогла их нейтрализовать. Смоленск остался в составе России. Военные действия закончились, хотя формально договор о мире не был подписан. Поиски мирных решений исходили от обеих сторон, неоднократно осуществлялся обмен послами, и даже велись мирные переговоры (в 1516, 1518, 1520), но взаимного соглашения достичь не удавалось. Только в 1522 г. было подписано перемирие, которое затем продлевалось в 1526 и в 1532 годах.

Символично, что местом заключения русско-литовских соглашений всегда была Москва. На этом, занимая жесткую позицию, настаивала московская дипломатия, ссылаясь на традицию и на обычай, согласно которому русские государи никогда не выезжали за пределы своих государств. При этом имелись в виду западные, «латинские» государства, поскольку в Орду великие князья ездили. Кроме того, в Москве утверждали, что за ходом переговоров и выработкой условий мирного соглашения должен следить сам государь, а не доверять полностью эти функции послам. Поэтому все документы разрабатывались и подписывались в Москве.

ИНКОРПОРАЦИЯ РЯЗАНИ. Из затянувшейся войны с Великим княжеством Литовским Василий III смог извлечь ряд политических преимуществ. Поскольку Литва являлась открытым противником, можно было использовать это обстоятельство для того, чтобы расправиться со всеми бывшими или потенциальными ее союзниками в среде русских удельных князей. При этом действия Василия III нередко являлись прямой провокацией.

Непосредственным результатом русско-литовских войн явилось присоединение к Москве Великого княжества Рязанского. Фактически Рязань потеряла самостоятельность еще в конце XV в. Пользуясь малолетством рязанского князя Ивана Ивановича, московский князь Иван III беспрепятственно хозяйничал в Рязани. Рассчитывая вернуть Рязанскому княжеству прежнее положение, Иван Иванович вступил в переговоры с крымским ханом, союзником Литвы. О враждебных «пересылках» стало известно Василию III, и рязанский князь был «поиман» и зимой 1517 г. посажен под стражу. В 1521 г. во время похода крымских татар на Москву Ивану Ивановичу удалось бежать в Литву, где он и умер. Великое княжество Рязанское уже формально было присоединено к Российскому государству.

Присоединением Рязани был завершен процесс территориального объединения русских земель. В состав единого государства к этому времени вошли также земли, населенные другими народами: на севере коми, на востоке мари и т.д.

«РАЗГЛАСИЕ В ЦЕРКВИ БОЖИЕЙ». НЕСТЯЖАТЕЛИ И ИОСИФЛЯНЕ. В течение всего XV в. одним из важнейших внутриполитических вопросов был вопрос об отношении светской и духовной властей. Уже в первой трети XVI в. русская церковь занимала такое положение, которое угрожало интересам государства. Ее политическое усиление давало основания ставить вопрос, что выше: «священство» или «царство»? В окружении новгородского архиепископа Геннадия развивались идеи о превосходстве церковной власти над светской и о незыблемости церковного землевладения. Не случайно здесь возникла «Повесть о новгородском белом клобуке», в которой утверждалось, что белый клобук, символ власти архиепископа, попал в Новгород из Рима и что он важнее царского венца.

В результате ростовщичества, торговли, княжеских и боярских вкладов в монастырях скапливались значительные материальные богатства. Церкви принадлежала третья часть всех пахотных земель в России. Между тем, государственная власть сама остро нуждалась в земельном фонде для обеспечения служилых людей, численность которых непрерывно росла в период активной внешнеполитической деятельности Ивана III и Василия III. Именно поэтому программа секуляризации церковного землевладения, которую выдвигали еще новгородско-московские еретики, привлекала Ивана III. По меткому выражению В.Н.Бернадского, еретики своими нападками на церковь снимали «грех с души Ивана III, когда тот проводил конфискацию церковных земель в Новгороде».

В среде русского духовенства не было единства взглядов на неприкосновенность церковных земельных владений. В ней возникло два идеологических течения – нестяжательство и иосифлянство; борьба между ними явилась основным стержнем всей идейной жизни русского общества первой трети XVI в.

Одно из этих течений возглавил игумен Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий, происходивший из московского служилого рода Саниных. В своих произведениях он отстаивал мысль о необходимости церковного землевладения, существования крупных и богатых монастырей, которые, по его мысли, должны быть опорой великокняжеской власти и центром подготовки высшего духовенства. Если «у монастырей сел не будет, - писал Иосиф Волоцкий, - как честному и благородному человеку постричися? А коли не будет честных старцев благородных, ино вере будет поколебанием». Сторонники Иосифа Волоцкого стали называться иосяфлянами или «стяжателями», от древнерусского слова «стяжание» (накопление богатства, имущества).

Их идейные противники вопрошали: зачем же монастырям богатства и земли, если они должны все раздавать нищим и убогим? Как и еретики, они утверждали, что именно богатства становятся источником праздной, сытой и «неправедной» жизни монашества, его духовной деградации. По основным своим идеям они стали называться «нестяжателями». Главным их идеологом был Нил Сорский, прозванный по названию речки Сорки, вблизи которой он поселился, окружив себя преданными учениками и последователями. Формирование нестяжательства было подготовлено деятельностью русских еретиков, призывавших устранить самые вопиющие пороки церкви, и в первую очередь ее вотчинные права. Возникновение нестяжательства было связано с поднятой еретиками критикой экономической деятельностью церкви. С другой стороны, нестяжательство отражало борьбу внутри класса землевладельцев за рабочие руки и землю. Для светских феодалов монастырские земли являлись лакомым куском, который они стремились заполучить. Реализация программы нестяжателей означала для боярства не только устранение хозяйственного конкурента, но и устранение опасности конфискаций, нависшей над боярскими вотчинами в связи с быстрым увеличением массы служилых людей. Вот почему, возникнув в среде духовенства, надеявшегося поднять авторитет церкви путем исправления нравов духовенства, нестяжательство получило затем отклик среди различных слоев землевладельцев, заинтересованных в ликвидации монастырского землевладения, главным образом в среде боярства.

Приглядываясь к современным ему монахам, Нил Сорский отмечал, что «когда-то строгое монашеское житие ныне мерзкое бысть». Поэтому он решил удалиться, бежать от мира с его «злосмрадием», где люди охвачены многочисленными нравственными пороками. Удалившись от мира, человек должен стремиться к нравственному идеалу, не вмешиваясь в мирские дела. Отвергая стяжательство, Нил Сорский считал, что монахи должны «кормиться плодами рук своих», а не трудом крестьян, принадлежащих монастырю. Однако удалившийся от мира Нил Сорский не был занят исключительно собственным спасением. Уже то обстоятельство, что он много писал, ощущая потребность излагать свои взгляды, придавало его деятельности общественный характер. Поскольку учение Нила Сорского задевало интересы могущественной церкви, то и сам отшельник оказался невольно втянутым в политическую борьбу. Это произошло под влиянием ученика Нила Сорского, князя-инока Вассиана Патрикеева, известного деятеля при дворе Ивана III, попавшего в опалу и постриженного в монахи.

Вассиан попытался применить учение Нила Сорского к конкретной политической жизни России. Его полемика с Иосифом Волоцким развернулась по трем пунктам. Первый – это отношение к великокняжеской власти. Развивая мысль о том, что божья власть выше светской, он защищал теорию независимой от великокняжеской власти церкви. Следующий вопрос, по которому расходились мнения Патрикеева с иосифлянами – монастырское землевладение. Критикуя воззрения Иосифа Волоцкого, Вассиан Патрикеев уловил чрезвычайно важное противоречие в его концепции. Если церковь брала на себя обязанность раздавать богатства нищим и убогим, «призирать сирых», то зачем же в то же время «стяжать имения»? Это противоречие между проповедью нищеты и стяжательской деятельностью монастырей было верно раскрыто и понято нестяжателями. Третий пункт касался отношения к еретикам. Если Иосиф Волоцкий настаивал на самых жестких мерах против еретиков, вплоть до сожжения на костре, Вассиан развивал мысль о необходимости помилования покаявшихся, причем духовенство должно склонять «заблудших к покаянию», поскольку «бог хочет не смерти грешника, но его раскаяния».

Ответ Вассиана Иосифу Волоцкому имел большой успех при великокняжеском дворе. Около 1509 г. Вассиан Патрикеев был возвращен из ссылки, и Василий III нашел в нем умного и деятельного сторонника ограничения вотчинных прав церкви. Казалось, что великий князь стоял на пороге церковной реформы секуляризации, но на практике этого не произошло.

“ЗЕМНОЙ БОГ”. Одна из сторон деятельности Иосифа Волоцкого имела дальний прицел и, в конечном счете, уже после смерти самого волоцкого игумена, привела к сближению иосифлян с Василием III. Речь идет о создании теории божественного происхождения царской власти. Зародыш этой теории содержался в «Послании на Угру» ростовского архиепископа Вассиана Рыло. Утверждая, что великому государю всея Руси не подобает подчиняться ордынскому хану, Вассиан именовал Ивана III «богом утвержденным царем». Развернутое обоснование этого тезиса дал Иосиф Волоцкий. В его ранних произведениях, проводилась мысль о том, что царская власть исходит от бога, но царь есть божий слуга, подчиняющийся «священству». В более поздних «Посланиях» к Василию III (1510 – 1511) Иосиф Волоцкий подчеркивал другую сторону формулы – «божественный» характер царской власти, созданной по подобию власти небесной. Отсюда вытекал вывод, что «царь естеством подобен есть всем человекам, а властию же подобен вышнему богу». Таким образом, власть царя уподоблялась божественной, а сам он становился как бы земным богом.

Тезис о божественном происхождении царской власти необходим был Иосифу Волоцкому для того, чтобы побудить великого князя к активной поддержке борьбы Иосифа против еретиков и других врагов церкви (нестяжателей). Первая забота царя, по мнению Иосифа Волоцкого – защита православия: «Вас бог в себе место посади на престоле своем, сего ради подобает царем же и князем всяко тщание о благочестии имети». Так, для иосифлян царская власть становилась союзником в борьбе за сильную и воинствующую церковь, опорой в борьбе с ее врагами. Поэтому они утверждали, что государь, не радеющий о православии, является не царем, а мучителем, которому не следует повиноваться. Цари только тогда достойны уважения, когда они являются истинными божьими слугами, и тогда их царства славятся в веках. «Покажи ревность благочестия твоего. Да видят все цари славу православного царствия твоего» – писал Иосиф Василию III. Данный тезис был отходом от тех позиций, на которых раньше прочно стоял Иосиф Волоцкий как ученик новгородского архиепископа Геннадия, в кругу которого возникла «Повесть о белом клобуке». Современники упрекали его за то, что он изменил «царю небесному» и перешел к «царю земному».

Из теории теократического самодержавия вытекал и практический вывод – подчинение удельных князей власти московского государя. В одном из своих посланий Иосиф развивал мысль о том, что Василий III является «всеа русския земли государь». Он противопоставлял «больших царей» царям «меньшим», т.е. удельных князей великому. Таким образом, учение Иосифа Волоцкого о теократическом характере власти московского государя и его практические выводы помогали борьбе с удельными князьями за создание единого государства. В этой борьбе сильная церковь на данном историческом промежутке заключала союз с великокняжеской властью. Союз носил временный и условный характер: Иосиф и его сторонники поддерживали и освящали власть московского государя лишь до тех пор, пока он покровительствовал церкви, т.е. боролся с ее идеологическими противниками и сохранял в неприкосновенности ее земельные богатства.

ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III ПОЗИЦИЯ ЦЕРКВИ.В этот критический момент противостояния иосифлян и нестяжателей решающее значение приобрели семейные обстоятельства великого князя. Первой женой Василия III была Соломония Сабурова. Однако брак с ней вызывал тревогу, как самого государя, так и его окружения, поскольку был бездетным. Отсутствие наследника могло повлечь династическую борьбу между родственниками великого князя и новый всплеск феодальной войны. Поэтому осенью 1523 г. Василий III «начаша думати со своими бояры о своей великой княгине Соломонеи, что неплодна». Бояре дали совет разойтись с Соломонией и вступить в новый брак. Однако эту идею поддерживали далеко не все. Часть духовенства резко осуждала намерения великого князя, поскольку, по христианским законам, Соломония была невиновна, следовательно, церковь не могла санкционировать ни развод с ней, ни второй брак.

Кроме церковных иерархов, против «сего беззакония» выступили и многие деятели из близкого окружения Василия III, в том числе Вассиан Патрикеев, богослов и публицист Максим Грек, в 1518 г. приглашенный в Москву для перевода и уточнения богослужебных книг. Ученый грек прибыл в Москву в самый разгар полемики вокруг монастырского землевладения. Вероятно, поэтому келья Максима Грека в Чудовом монастыре вскоре становится местом горячих споров, обсуждений не только религиозных, но и политических вопросов. Здесь бывали многие церковные и государственные деятели, в их числе и родной брат великой княгини Соломонии. Тесная дружба завязалась у Максима Грека с Вассианом Патрикеевым, который и привлек его на сторону нестяжателей.

Выступление против развода Василия III имело, кроме религиозно-догматического, еще и политическое значение и было вызвано не столько заботой о нравственности государя, сколько беспокойством о наследовании престола. Фактически оно означало поддержку притязаний на великое княжение удельного Дмитровского князя Юрия и объединяло всех, недовольных политикой Василия III. Если к внутрицерковным «разгласиям» Василий III относился довольно безучастно, то вмешательства духовенства в свои политические планы он не допускал. Над оппозиционным боярством нависла гроза. В 1525 г. был созван церковный Собор, на котором большинство составляло иосифлянское духовенство, санкционировавшее развод с Соломонией Сабуровой. После розыска о «неплодстве» она была насильно пострижена в монахини, хотя по официальной версии, о вступлении во второй брак Василия III просили и митрополит, и братья великого князя, и сама Соломония, «бесплодства ради». В это время с политической сцены стали исчезать видные нестяжатели. Снова был сослан в монастырь на строгое послушание Вассиан Патрикеев. Максим Грек был обвинен в ереси, в шпионаже в пользу Турции и заключен в тюрьму. Иосифляне победили.

Вскоре после пострижения Соломонии, в январе 1526 г. великий князь всея Руси Василий Иванович сочетался вторым браком. На этот раз его женой стала Елена Васильевна Глинская, племянница князя Михаила Глинского, находившегося в заточении. Летописец позднее отметил, что великий князь «возлюбил» Елену «лепоты ради лица и благообразна възраста, наипаче ж целомудриа ради». Беря в жены представительницу влиятельнейшей семьи служилых князей из Литвы, Василий III как бы декларировал династическое соединение Северо-Восточной Руси с русскими землями Великого княжества Литовского. Родственные узы с видной литовско-русской княжеской фамилией укрепляли позиции великого князя в Литве и создавали прецедент для династических претензий на польско-литовский трон. Брак с княжной Глинской привел к перегруппировке в составе великокняжеского окружения. Старомосковское боярство вынуждено было потесниться и уступить место северским служилым княжатам. В феврале 1527 г. из «нянства» был выпущен Михаил Глинский. Князь Михаил занял видное положение при дворе, и род Глинских на несколько десятилетий приобрел исключительное влияние на внутреннюю и внешнюю политику Российского государства.

Поиск по сайту: