Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Мы выступаем за плюрализм подходов в преподавании экономической теории 28 страница



Такой фиктивный капитал утилизирует предшествующий рост производительности труда, приведший к резкому сокращению материального производства и генезису информационных технологий в развитых странах. В результате он оккупирует и подчиняет себе самую современную сферу деятельности и общения – информационные системы, создавшие адекватный базис для жизни и экспансии корпоративного фиктивного капитала. Так возникает особый мир этого виртуального капитала со своим особым пространством, временем, законами и ценностями жизни. Именно этот капитал – корпоративный виртуальный капитал - является ныне основной социально-экономической силой тотальной гегемонии капитала вообще.

Виртуальная форма этого капитала оказывает, как было замечено выше, значительное влияние на его содержание.

Во-первых, виртуальный капитал становится принципиально более мобилен во времени и пространстве, нежели капитал, имеющий любую другую форму. Виртуальное бытие капитала позволяет ему перемешаться в любые точки пространства с практически мгновенной скоростью и с минимальными «транспортными» (трансакционными) издержками: достаточно сравнить виртуальный капитал-деньги с капиталом в форме золота или фондов, чтобы понять, что это значит. Тем самым виртуальный капитал обретает такой носитель, такое материальное воплощение, которые сами по себе являются всемирными и вечными (информация устаревает лишь морально).

Как таковой, во-вторых, виртуальный капитал-деньги оказывается связан с конкретным субъектом (физическим или частным лицом), с конкретным положением в социальном пространстве-времени лишь по форме собственности и может менять своего хозяина сколь угодно быстро и часто (что и происходит постоянно на финансовых рынках). Если добавить к этому принципиальную сложность (т.е. такую сложность, когда отображение всех связей в системе уже невозможно) и размытость современной системы прав собственности, то станет ясно, что виртуальный капитал – это капитал, не только оторвавшийся от производства, но и не находящийся сколько-нибудь устойчиво в частной собственности каких-либо конкретных физических или юридических лиц. Последнее означает (мы вновь возвращаемся к сделанному выше выводу), что виртуальный капитал не является объектом сколько-нибудь устойчивого регулирования и контроля со стороны какого-либо лица.

В-третьих, противоречие между свойствами информации и свойствами капитала приводит к тому, что частная собственность на виртуальный капитал, его отчуждение и присвоение становятся феноменами, зависимыми прежде всего от формальных и тоже виртуальных «правил», регулирующих его движение. Всякие материально-производственные и личностные связи (в том числе между собственником капитала и работниками, а также связи собственников с физическими объектами – фабриками, землями, зданиями и т.п., даже знаменитый «брэнд» фирмы) постепенно исчезают и заменяются процессами, протекающими в компьютерных сетях.

Более того, виртуальный капитал в целом становится полностью зависим от качества информационной сети (а она едина во времени и пространстве) в целом.

Человечество может если не сегодня, то в ближайшем будущем оказаться зависимо от хакеров, не только угрожающих запуском ракет с ядерными боеголовками, но и способных ввести вирус в финансовые компьютерные системы и тем самым вызвать мировой финансовый кризис. Более того, постепенно складывается такое положение, когда субъект, контролирующий информационные сети мира, оказывается и властелином единого материального носителя всего виртуального капитала, материального носителя «всех денег мира» (но не денег как таковых, ибо деньги – это не некий материальный носитель – пусть даже золото: общеизвестно, что на необитаемом острове золото – не деньги).

Тем самым виртуальный характер капитала, обретение капиталом-деньгами нового носителя означает и существенные изменения в социально-экономическом содержании капитала[251]. Этот носитель в принципе позволяет любому капиталу стать всемирным, вечным и предельно подвижным; имеющий такой носитель капитал лишь формально связан с конкретным собственником, и эти связи постоянно изменяются, что является его атрибутивной характеристикой; он зависим во всех своих звеньях от единой информационной системы человечества и является предельно могущественным и в то же время предельно уязвимым.

Существуя прежде всего виртуально (в компьютерных сетях), он тем не менее реально впитывает все высшие достижения цивилизации (от лучших специалистов до лучших офисов) и все более укрепляет свое господство, выкачивая соки из материального производства (сосредотачиваемого ныне все более во втором и третьем мирах), природы (поглощая опосредованным образом гигантский объем ресурсов) и человека (присваивая не только большую часть создаваемой во всем мире прибавочной стоимости, но и достижения человеческой культуры, творческий потенциал человечества)[252].

Суммируя и, отчасти, повторяя сказанное выше, можно сделать вывод, что виртуальный капитал-деньги конца XX – начала XXI века, в отличие от фиктивного капитала XIX века:

· является глобальной виртуальной (это существенно – см. сказанное выше о новых качествах капитала, создаваемых новым «носителем») сетью (а не атомизированной совокупностью денежных единиц, регулируемой национальным государством, или совокупностью обособленных финансовых корпораций), единой во всех своих звеньях (виртуальный капитал мгновенно перемещается по ее «капиллярам», реагируя на изменения в любом из «нервных центров» сети), функционирующей по определению (в силу своей глобальности и единства) стихийно и потому лишь частично подконтрольной национальным и наднациональным государственным структурам;

· приватизирован (будучи мировой суперсетью) ограниченным кругом частных лиц, но при этом им не подконтролен; виртуальным капиталом владеет виртуальный (вероятностно-неопределенный) архаически-неорганизованный внутренне противоречивый круг хозяев современного корпоративно-сетевого рынка;

· выполняет роль неоденег – универсального «регулятора» и всеобщего эквивалента (меры стоимости, средства осуществления трансакций, сокровища и т.п.), корпоративно-сетевого рынка; роль своего рода «сети сетей», что делает всю систему цен (на товары, капиталы, рабочую силу и т.п.), трансакций, сбережений и т.п. зависимой от состояния этой суперсети (как некогда от золота – вспомните «революцию цен» – всемирный катаклизм XV-XVI веков в результате появления большого количества привозного золота; вообразите этот катаклизм в XIX веке);

· обладает в силу перечисленных выше свойств качеством виртуального самовозрастания (накопления виртуальной, вероятностной ценности, выражаемой, однако, в «обычных» деньгах – долларах, евро и т.п., ибо они тоже становятся виртуальными), лишь косвенно связанного с производством (и накоплением) прибавочной стоимости; граница этого виртуального накопления, равно как и угроза его коллапса была в качестве гипотезы определена выше[253].

Наиболее адекватной для такого капитала становится сфера «вторичных» и «третичных» производственных отношений[254]. Это сферы финансов, торговли, других трансакций, где деятельность, отношения по поводу деятельности, функционирование материальных факторов этой деятельности – все эти слагаемые полностью порождены (не только подчинены, но и порождены!) капиталистической формой. Более того – в большинстве случаев они порождены формой виртуального фиктивного капитала. Каждый из названных компонентов является не материальным продуктом, а социально-экономической формой как таковой.

Последнее особенно характерно для финансов – ключевой сферы гегемонии современного корпоративного капитала.

В самом деле, весь процесс функционирования финансов основан на том, что ресурсами этой деятельности является социально-экономическая форма – капитал, ценные бумаги; сама деятельность состоит в превращении, изменении этой социальной формы (операции с ценными бумагами, с валютой – классический пример такой деятельности); капиталистические отношения возникают по поводу деятельности, имеющей своим предметом и своим результатом буржуазную социально-экономическую форму; присваиваемый результат опять-таки связан с функционированием исключительно этой формы, но не непосредственных материальных благ или культурных ценностей.

Этот мир многократно удвоенных, утроенных, мультиплицированных превращенных форм во многом укрепляет гегемонию корпоративного капитала, ибо в этой сфере вытеснение капитала другими общественными отношениями невозможно. Возможно лишь вытеснение этой сферы в целом, для чего требуется качественное изменение всей системы общественных отношений и замена сферы трансакций тотального рынка новой общественной системой отношений (предположительно – демократического общественного управления и самоуправления).

Так мы вновь, но уже на основе анализа позднего капитализма, приходим к выводу, сделанному ранее на базе исследования мира отчуждения в целом: для глобального социума рубежа веков характерно, что наиболее современные, определяющие лицо экономики сегодняшнего и завтрашнего дня информационные продукты сейчас главным образом производятся, потребляются, распространяются в «превратном секторе»секторе воспроизводства превращенных форм человеческой жизнедеятельности, т.е. сфере, где одни превращенные социально-экономические формы используются для производства, тиражирования, etc. других таких же превращенных форм, в той мере (NB! Это очень важная оговорка, к которой я еще вернусь), в какой эта сфера не является управляющей подсистемой экономики.

Анализ «заката» царства необходимости позволил показать границы этого сектора – это сфера, где не создаются (как основной продукт его деятельности) ни материальные, ни культурные блага (блага, способствующие развитию личности)[255].

Анализ «заката» капитала позволяет дать его более точные характеристики. С социально-экономической точки зрения превратный сектор есть сфера создания, потребления и превращений (трансакций) продуктов глобального виртуального капитала.

Историко-генетическая структура этого капитала дает ключ и к структуре превратного сектора.

Во-первых, эта система деятельностей надстраивается над свободной (классической) рыночной конкуренцией вследствие контроля и регулирования рынка со стороны крупнейших монополистических объединений и государственных органов в той мере, в какой эта деятельность направлена на экспансию гегемонии корпораций, в том числе и государств как супер-корпораций, а не на выполнение управленческих, социальных и т.п. производительных (в точки зрения общества в целом) функций.

В самом деле, не следует забывать, что эта деятельность, как правило, одновременно служит и делу прогресса экономики, «исправляя» провалы рынка; (например, государственно-бюрократический аппарат в той мере, в какой он работает на свою экспансию и привилегии, есть часть превратного сектора; в той мере, в какой регулирует структуру экономики и т.п. – часть совокупного работника общества).

Во-вторых, превратный сектор растет вследствие развития отношений тотального корпоративно-сетевого рынка («рынка паутин»), а именно – деятельности «пауков» (центров ТНК) по плетению, обеспечению функционирования и экспансии своих паутин во всем многообразии их активности, направленной на подчинение клиентов (от потребителей и субподрядчиков до лоббистов в госаппарате и подконтрольных средств массовой информации). Значительная часть менеджерской и маркетинговой деятельности (особенно рекламы[256]) – классический пример такого «плетения паутин» и важнешее слагаемое превратного сектора.

В-третьих, важнейшим компонентом превратного сектора становится вся совокупность отношений, связанных с самовоспроизводством фиктивного капитала, начиная с биржевых спекуляций XIX века, через финансовый капитал начала и середины XX (не случайно названный паразитическим), к виртуальному капиталу рубежа XX-XXI веков. Именно последний в силу всех описанных выше обстоятельств становится системой «пузырей» виртуального финансового капитала, которые пусты по своей сущности (в них не создаются материальные и культурные блага), но при этом, как уже было отмечено, поглощают огромные и наиболее высококачественные ресурсы и взрывоопасны как оружие массового уничтожения.

Наконец, превратный сектор выходит и вовне экономики, включая, в частности, такие сферы, как военно-промышленный комплекс и связанные с ним наука, образование, функционирование информации и контроля[257]; массовая культура, где в действительности культурные ценности отсутствуют, и др.[258]

В целом, превратный сектор может быть определен как паразитическая составляющая «вторичных» производственных отношений (в отличие от «управляющей подсистемы» хозяйства).

Говоря образно, он может быть сравнен со своего рода гигантским пылесосом, всасывающим наиболее ценные интеллектуальные, финансовые и т.п. ресурсы общества и запирающим их в пыльном мешке, где человек-творец превращается в «человека в футляре».

Может превратный сектор быть сравнен и с раковой опухолью на теле стареющего капитализма. Но тонкость здесь, однако, в том, что удалить эти метастазы, не уничтожив организм, уничтожить превратный сектор, не уничтожая поздний капитализм, нельзя; более того, стареющая система сама их постоянно продуцирует во все больших масштабах…[259] Задача-максимум, следовательно, состоит в том, чтобы качественно изменить сами отношения господства рынка и капитала, порождающие эту фиктивную надстройку. Как минимум можно и должно локализовать, сократить, поставить под демократический контроль экспансию этой «опухоли», этого сектора[260].

Генезис информационного общества, повторю, создает для этого сектора адекватную материальную базу и интенсифицирует его прогресс. Как следствие всего этого в современном мире, где господствует производство и потребление информации (как превратной формы рождения мира культурных ценностей, мира сотворчества), цели деятельности человека, производящего и потребляющего информацию, управление этой деятельностью, информационные технологии – все это становится средствами подчинения человека правилам жизни в условиях господства отчуждения.

В заключение автор хотел бы отметить и то, что нынешний период подрыва собственных основ капитала характеризуется не только доминированием корпоративного капитала, но и попытками этого капитала скорректировать (к своей пользе, естественно) механизм формального и реального подчинения труда. Суть этой «коррекции» – в развитии переходных отношений, создающих возможности, с одной стороны, частичного (в рамках господства капитала) преодоления отчуждения труда от капитала, с другой – использования, эксплуатации не только рабочей силы частичного работника, но и творческих, инновационных способностей целостного человека.


 

3.6. Человек в экономике XXI века:

пределы капитала[261]

Непосредственным поводом к написанию данной статьи для нас послужили защиты двух докторских диссертаций (А.Вереникиным в Московском государственном университете и К.Маркаряном в Московском университете управления), посвященных проблемам человеческого потенциала и «человеческого капитала»[262]. Они стали особенно знаменательны в контексте некоторых подвижек в научном сообществе и в экономико-политической стратегии, происходящих в нашей стране. Мы имеем в виду не только появление ряда значимых докладов[263], но и провозглашенный властью курс на приоритетное развитие таких сфер, как образование, медицина, жилье и др., самым прямым образом связанных с воспроизводством человеческих качеств.

Из интенций российских властей получилось черномырдинское «как всегда», что закономерно: реализация гуманитарной стратегии бюрократической властью, представляющей интересы сращенного с государством корпоративного капитала и проводящей право-либеральную политику невозможна в принципе. Но практическая необходимость в реализации таких приоритетов стоит все более остро[264].

Между тем сама по себе проблема Человека в экономической теории стоит как минимум со времен Адама (Смита), да и термин «человеческий капитал» появился и стал общераспространенным в мировой литературе много лет назад[265]. При всем при этом отношение к проблеме во многом остается скорее прикладным. Фундаментальные теоретические проблемы и вопросы методологии поднимаются относительно редко. Тем важнее, что авторы названных диссертаций сделали предметом своих исследований именно эти аспекты, хотя акцент на неоклассической методологии в первой и стремление к развертыванию и дальнейшему обоснованию подхода к экономическому качеству человека, как «капитала», во второй провоцирует на полемику.

Соответственно задачей данного текста станет по- неволе краткое (ограниченное рамками одного текста) обоснование следующего тезиса: историко-системный взгляд позволяет показать, что в экономике XXI века Человек все более выступает как (1) субъект творческой деятельности, который при этом (2) целостно подчинен тотальному рынку и капиталу и в силу этого (3) обретает видимостную форму «человеческого «капитала».

Обоснование этого вывода позволит, в свою очередь, показать противоречия и границы развития человеческих качеств (прежде всего – творческого, личностного потенциала) в условиях тотальной гегемонии капитала[266].

Человек в экономике: к критике теории «человеческого капитала»

 

В современной экономической науке, развивающейся преимущественно в рамках «рыночноцентрической» парадигмы[267], историко-системный подход не пользуется популярностью вообще и в связи с исследованием проблемы Человека – в частности. Между тем, достаточно хорошо известно, что Человек в экономике играет много качественно различных ролей, каждая из которых существенно изменяется исторически.

Начнем с того, что Человек есть (1) субъект деятельности. Этот взгляд не то, чтобы отрицается – он в большинстве случаев просто игнорируется в рамках неоклассической парадигмы. Для нас же это эмпирически очевидное утверждение будет принципиально важно. Более того, для дальнейшего анализа нам потребуется различение репродуктивного труда и творческой деятельности[268], а также фиксация того, что некоторые функции человека как субъекта деятельности могут быть отчуждены от человека (например, в условиях разделения труда функция целеполагания – то, что наиболее ярко отличает деятельность Человека от функций животного – может быть отделена от непосредственного работника).

Далее, любая школа экономической теории признает, что (2) человек есть субъект некоторых экономических отношений (купли и продажи товаров или подчинения общинным традициям, найма на работу или рабства, получения социальных трансфертов или присвоения ренты, и т.п.), которые различаются исторически и в которые он выступает в некотором особом историческом обличии. Оно, в свою очередь, определяет систему ценностей и мотивов деятельности, поведения, принятия решений. И хотя в неоклассической парадигме исходно был заложен лишь один тип человека (homo economicus), однако в настоящее время все чаще встречается понимание ограниченности такого подхода. Более того, никто, например, не станет спорить, что агент рыночной и плановой экономик (homo economicus и homo soveticus) – это разные с экономической точки зрения агенты с разными ценностями, мотивами и стереотипами поведения.

Более спорным является тезис о том, что экономическая теория должна учитывать (3) различный социально-экономический статус представителей разных социальных групп. Но и здесь различение (по содержанию деятельности, роли в экономической системе и т.п.) люмпена, классического наемного рабочего, менеджера, мелкого предпринимателя, олигарха и государственного чиновника выглядит достаточно важным, даже если оставить в стороне марксистский классовый подход[269].

Наконец, не забудем о том, что человек есть еще и (4) создатель институтов (в рамках марксистской парадигмы – субъект социального творчества), а так- же (5) гражданин, личность с особой культурой, нравственностью и т.п. и что все это имеет существенные национальные, культурные, исторические и т.п. особенности.

При таком подходе достаточно очевидна по меньшей мере ограниченность взгляда, фактически сводящего статус человека в современной экономике к «человеческому капиталу».

И все же появление этого термина сугубо не случайно. Более того, причины его генезиса укажут нам и на то, почему он столь распространен, каково действительное содержание процессов, вызвавших к жизни этот термин, и как оно преломляется в термине «человеческий капитал», а также почему именно он столь активно используется в современной науке.

Прежде всего, встает вопрос о том, почему в аппарате экономической теории появилось понятие «человеческий капитал», а традиционные представления о «труде» (педанты-марксисты сказали бы – «рабочей силе»), как том товаре, который работник продает на рынке, оказались недостаточны.

Для этого есть несколько хорошо известных оснований.

Первое и главное основание связано с изменениями в практике жизнедеятельности капитала: начиная с некоторого этапа, значительная часть фирм столкнулась с тем, что использование ими человеческих ресурсов не исчерпывается проблемой приобретения на рынке и использования в производстве товара «рабочая сила» («труда»). Практика поставила задачи существенных инвестиций в развитие человеческих качеств работников и, как следствие, необходимость отображения этих расходов, измерения их эффективности и т.п. Поскольку внешне эти расходы и отдача от них по механизму своего воспроизводства напоминают основной капитал, постольку в рамках неоклассической парадигмы этот феномен и не мог получить другого имени. Сама по себе практическая необходимость учета новой роли человеческого фактора нарастала постепенно, но с некоторого момента количественные изменения явственно привели к некоторому качественному скачку.

Этот момент оказался связан с существенными изменениями в технологии и структуре производства: Вторым основанием для широкого использования категории «человеческий капитал» стало существенное изменение качества и роли работника под влиянием генезиса постиндустриального общества. Произошел значительный рост значения творческой деятельности и соответствующее изменение человеческих качеств. В этих условиях стал очевиден бурный рост объемов использования и экономического значения высококвалифицированной рабочей силы, требующей значительных затрат на образование, здравоохранение и т.п. Перед капиталом встала проблема приобретения и использования в производстве не просто рабочей силы, субъект которой занят репродуктивным трудом, а цели, организация и результативность которого задаются извне. Возникла новая задача – взаимодействия с субъектом творческой (хотя бы в некоторой степени) деятельности.

Здесь сразу же появилась совокупность новых теоретических и практических проблем, отражающих не только изменения в практике бизнеса, но и существенные подвижки в качестве работника.

Во-первых, рабочая сила субъекта творческой деятельности по определению неотчуждаема («не продается вдохновенье…»)[270]. Этим субъектом самостоятельно определяются основные параметры как своего трудового процесса, так и кооперации с партнерами, более того, в пределе, он может самостоятельно задает результат и цели всего процесса производства, т.е. выполняет ряд функций капитала (предпринимателя) и в этом смысле он сходен с капиталом-функцией.

Во-вторых, творческая деятельность создает всеобщее богатство, априори являющееся (как всякий феномен культуры, например, теория относительности Эйнштейна или романы Льва Толстого) общественно-необходимым, имеющим общественную ценность независимо от рыночного признания. И в этом смысле творческая деятельность имеет природу, сходную с деньгами (всем всегда необходимым общественным богатством), причем постоянно возрастающими в своем объеме, т.е. капиталом.

Эти первые два момента уже делают творческую деятельность и ее носителя внешне «капиталоподобным»[271].

Однако этим дело не исчерпывается. В-третьих, развитие человеческого капитала не случайно приходится на период активного роста таких сфер, как финансовый рынок (и вообще все институты и инфраструктура, обеспечивающие рыночные трансакции), менеджмент и консалтинг, масс-культура и производство медиа-продукции, другие сферы, которые авторы этого текста обозначили как «превратный сектор». В нем не происходит создание материальных благ и культурных ценностей, служащих гармоничному развитию личности, а создаются преимущественно социальные формы, вызванные к жизни собственно рыночной системой и вне нее ценности не имеющие (в отличие от хлеба, станка, синхрофазотрона, научной теории или произведения искусства). Здесь развитие «капиталопродобного» труда становится особенно массовым явлением.

Наконец, в-четвертых, период экспансии неолиберальной модели рыночной экономики привел к существенным изменениям в функционировании сфер, в которых создаются и воспроизводятся человеческие качества. Прежнее бытие образования, здравоохранения, культуры и т.п. как сфер создания и использования по преимуществу общественных благ, постепенно во все большей мере смещается (в результате все более широкой их коммерциализации и приватизации) в частную сферу. Соответственно, воспроизводство человеческих качеств в большей мере стало частным делом индивидов и фирм. Так появилась еще одна объективная предпосылка для развития теории «человеческого капитала».

Сказанное позволяет сформулировать утверждение: «человеческий капитал» есть (1) превращенная форма некоторого реального содержания, а именно – действительных изменений (2) в качестве деятельности и ее субъекта, а так же (3) в роли человека в рыночной экономике, происходящих в условиях генезиса постиндустриальных технологий и экспансии неолиберальных тенденций. Эти изменения состоят в (4) развитии нового качества Человека (homo creator) и его деятельности (ее творческое содержание), которые делают капитал (как особое экономическое отношение, институт) излишним.

Положения (2) и (3) мы постарались раскрыть выше. Тезисы (1) и (4) – суть теорема, подлежащая доказательству.

Рассмотрим основные пункты такого доказательства.

Как мы уже заметили, термин «человеческий капитал» обязан своему происхождению очевидному сходству с «обычным» капиталом по форме воспроизводства. И в том, и другом случае мы имеем дело с долгосрочным расходованием средств (инвестированием) на создание некоторых факторов, которые затем применяются и обеспечивают отдачу от вложенных средств. Как и вещественный капитал, «человеческий» (также применяются термины «интеллектуальный» или «культурный») капитал обеспечивает при своем применении эффект, превышающий объем затрат на его создание.

Более того, выше были показаны некоторые содержательные черты «капиталоподобия» творческой деятельности в современной рыночной системе.

Однако различия между человеческими способностями к творческой деятельности и капиталом достаточно велики для того, чтобы с научной точки зрения было бы оправдано объединение их в общий класс явлений – «капитал».

Начнем с того, что понятие «капитал», как бы оно ни трактовалось различными направлениями экономической теории, предполагает такой фундаментальный факт, как применение капитала человеком в процессе деятельности (трудовой или предпринимательской). Очевидно, что к «человеческому капиталу» такая трактовка уже не подходит. За внешним «капиталоподобием» здесь скрывается другое содержание: формирование и использование самим Человеком своих же способностей. Человеческие способности, в отличие от капитала, не представляют собой некий инертный потенциал, требующий для своего производительного применения внешней по отношению к нему активной силы человека. Напротив, способности человека к творческой деятельности, как и живой труд вообще, выступают как необходимое условие производительного применения капитала. Одного этого уже достаточно, чтобы провести качественную границу между рассматриваемыми категориями.

Далее, капитал выступает в своей денежной форме, как стоимость, авансируемая на приобретение вещественных элементов производства. Даже если вести речь о средствах производства с длительным циклом изготовления (сооружение зданий, строительство судов, прокладка трубопроводов…), то и в этом случае авансирование денег на формирование творческих способностей человека отличается от авансирования денег на создание средств производства с длительным циклом освоения авансированных средств. Человек постоянно формирует свои творческие способности и осуществляет их использование (хотя бы в процессе обучения). Он начинает их применять задолго до окончания процесса их формирования. Соответственно, цикл авансирования средств растягивается на весь период активной жизни человека (непрерывное образование, обмен знаниями и информацией, совершенствование своих способностей). Кроме того, сам процесс применения творческих способностей человека одновременно является и процессом их совершенствования, чего никак нельзя сказать о вещественных элементах капитала – они лишь снашиваются в процессе применения.

Добавим, что «человеческий капитал» нельзя приобрести простой покупкой, например, услуг образования. Покупатель таких услуг одновременно (и в активном сотрудничестве) с их продавцом выступают как «производители» творческих способностей человека, чего вовсе нельзя сказать о покупателе капитальных благ. «Человеческий капитал» нельзя не только купить, но его нельзя и продать, поскольку творческие способности человека неотделимы от их носителя.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.