Часть 2. Когда инвалид уйдёт

Часть 1. Книга

Каждую ночь люди видят сны. Но не все сны помнят. Однако есть такие сновидения, которые запоминаются надолго, бывает, что даже на всю жизнь. Они не дают покоя, постоянно их вспоминаешь. И чувствуешь, что видел их неспроста. Для чего они были посланы тебе? Как знак. Как ключ. Как пароль. Как послание. О чём?

Такие сны мы называем вещими, пророческими. Они, кажется, должны сбыться. Иногда сбываются. Иногда нет. Когда сбываются, мы понимаем, что сон – это не просто так. Когда не сбываются – ждём, что вот-вот произойдёт увиденное во сне событие. И жизнь изменится. Видим во сне умерших близких людей. Иногда неизвестных людей, они как будто бы пытаются нам что-то сказать. Видим события, которых не было, но которые могут произойти. И мы заранее в них принимаем участие.

Часто сны идут не по нашей, естественно, воле. По сценарию, написанному неизвестно кем. Мы во сне безвольные участники, свидетели иной жизни, на другом уровне. Бывают такие люди, которые могут управлять снами, то есть увиденными событиями. Идут во сне куда захотят. Думают, говорят с теми, кого увидят. Видят всё в цвете. Слышат звуки. Ощущают запахи и плотность материи. Могут спать и просыпаться во сне. Могут раздвоиться и смотреть на себя самого. Со стороны. Издалека. Вблизи. Сверху. Это если летаешь.

Я часто летаю во сне. Высоко. Быстро. Раньше говорили, что если в детстве во сне летаешь – значит растёшь. Может быть. Но когда тебе уже много лет, и ты давно вырос физически, что значит летать во сне? Думаю, это значит расти духовно. Только предполагаю, наверняка, конечно, не знаю.

Помню, во сне был вечер. Все люди спали. Было пасмурно, прохладно. Недавно прошёл дождь. Лес стоял поникший. На воде была рябь, отражалась Луна. Я оказался здесь вдруг, запрокинул голову в небо, и просто так легко поднялся в воздух. Поднимался медленно, высоко. А потом вперёд ногами на огромной скорости ринулся над спящей планетой. Мне было холодно. Трепалась одежда. Над всей планетой были сумерки. Везде прошёл дождь. Везде была вода и отражалась Луна. Везде был поникший лес. На огромной скорости я три раза облетел Землю. И медленно невесомо опустился на ноги там, откуда взлетел…

Карлос Кастанеда в книгах про дона Хуана писал, что во сне нужно заставить себя посмотреть вниз, поднять руки и увидеть их. И тогда ты, может быть, станешь равноправным участником сна, а не безвольным наблюдателем. Может быть, тогда сон перестанет для нас быть загадкой. И станет открытой книгой.

Хорошо помню свой первый сон, который я считаю пророческим, что ли. Это было в очень глубоком детстве. На ту пору я уже умел читать и любил книги. И вот был сон. Я захожу в высокую каменную башню. Довольно темно. Но видно главное. По всем стенам были полки. От пола высоко вверх. Они терялись где-то далеко вверху. Но продолжались даже там, где я не видел. Я не знал, что надо делать. Но вдруг понял, что надо лезть вверх по полкам и выбирать. Ведь на каждой полке что-то лежало. Я лез быстро. Не смотрел вниз. Не смотрел на полки – что там лежит. Я знал, что моё – где-то выше. Примерно на середине башни я остановился. Я не знал, что это именно середина, но условия сна мне подсказали. А ещё подсказали, что нужно выбрать. Одну полку из трёх. Передо мной на одной полке лежали игрушки. Интересные, красивые. На второй, которая повыше, лежало оружие. В основном, холодное. А на третьей были книги. Старинные, толстые запылённые фолианты. Я выбирал. Недолго. Но выбор, помню, был трудный. Я переводил взгляд с полки на полку. Всё мне было желанно. И выбрал – книги.

До сих пор вспоминаю этот сон. Жизнь как-то под него складывается. Но не всё понятно. Например. Что такое высокая башня с полками, которые уходят вверх? Это моя жизнь? Её продолжительность? То, что я выбирал – я выбирал себе занятие в жизни? Обретал миссию? А то, что я залез до середины башни, означает, что именно в середине жизни я найду себя? А ведь сейчас у меня как раз середина жизни. Чуть за неё. «Божественная комедия» Данте Алигьери начинается словами «Земную жизнь пройдя до половины…», то есть до середины. Половина жизни, её середина – это 35 лет. Так считается.

Как-то в одной компании, давно, мы развлекались. У нас была книга по нумерологии, и мы рассчитывали, кто кем был в прошлой жизни. С точки зрения христианства звучит, конечно, еретически. Но расчёты по нумерологии, гадание там всякое было в моей жизни. Да и не только в моей. Не буду от этого отказываться. На мой взгляд, грешнее плохо о людях думать, чем не всерьёз заниматься вещами, которым приписывают некий оккультный смысл. Так вот все, кто был со мной в компании, в прошлой или прошлых жизнях, были крестьянами да солдатами, на земле батрачили. И только у меня вышло другое. По нумерологии, я был переписчиком и толкователем древних текстов в Скандинавии. Есть какая-то связь со сном. Да?

У меня в жизни три мечты. Одну я осуществил. Осталось две. Одна из оставшихся – написать книгу. Или книги. Я ещё напишу свою книгу. Про себя. Ведь это единственное, что мы знаем лучше всего.

Моя мать прощалась с миром в мучениях. Болела. Незадолго до смерти периодическим умом трогалась. Заговаривалась. Видения ей были. Всегда одни и те же. Когда в сознании была, говорила: “Олег! Олег! Посмотри, какие красивые пятна вокруг проплывают!”. Когда не в себе была, и взгляд такой отсутствующий, пятна обретали конкретные очертания. Она видела то весёлых собачек, то скачущих лошадок. А иногда, не в себе, видела книгу. Мою. Переворачивала страницы, бежала взглядом по строчкам, цокала языком, качала головой и ужасалась. Я сидел рядом, с тарелкой супа (кормил мать с ложечки), и меня любопытство брало – что я там такого написал? Мам, говорю, прочитай мне хотя бы пару абзацев, мою же книгу читаешь, мне же интересно. Но меня как будто и не было рядом. И мама, склонив голову набок, продолжала читать невидимую книгу, перелистывала несуществующие страницы, бежала взглядом по ненапечатанным строчкам, и без устали ужасалась: «Ужас! Ужас! Как ты мог?!». Это ведь тоже своего рода сон: это ей чудилось наяву.

Однажды во сне я зашёл в какую-то деревню. Добротные красивые дома. Зима. Раннее утро, но на улице полно детей в ярких одеждах. Все веселы и беззаботны. В сельской библиотеке мне дали книгу. Большую, толстую, в чёрном переплёте. Книга – обо мне. Критическая. Автор – Сергей Мешков. На обложке золотое тиснение. Много маленьких стилизованных оленей, олешков. Название книги из трёх слов, второе – в кавычках. Первое слово – «Ретро». Хорошо помню, что прочёл название, но наутро два слова не вспомнил. Помню, открыл книгу и начал читать. Буквы узнаю, а смысл не понимаю. И вдруг понял, что книга издана не на русском языке. Потому и не понял прочитанное. Во сне стало ясно, что книга была издана на одном из языков финно-угорской группы.

Психологи говорят, что сны – это не более чем реакция организма на дневные раздражители. То, что отпечаталось в памяти днём, нашло выход во сне. В формах, отпущенных на свободу. Во сне мы можем поговорить, например, с собакой. И нет в этом, дескать, вовсе никакого высшего смысла, никакой это не знак, не пароль, не символ, не пророчество. А просто нам наяву пожаловаться надо, душу излить. И некому! А кто ещё может так преданно выслушать, как только не собака?! Вот так сон и складывается. Может быть, оно и так. Может, сны это пустяк. Электрические импульсы в уставшем мозгу от эмоциональной дневной перегрузки. Всё может быть. Но лично меня не убеждает. Потому что есть сны, да, есть, которые не просто так. Которые что-то значат. Или будут значить. Рассказ о них впереди.

Часть 2. Когда инвалид уйдёт

Часто мы не знаем ответов. Не знаем, как поступить. Сны дают нам уроки. Мы их прогуливаем, потому что не помним. А если помним – не понимаем.

Однажды во сне я снимал художественный фильм, психологический триллер. Был режиссёром. Фильм снимали в санатории-профилактории «Сосновый бор». Лето, травка, балконы, занавески, лёгкий ветер, открытое окно... Занавеска колышется, и за ней угадывается силуэт вроде бы человека.

А дальше в фильме так. Измученный бизнесмен. На лбу пот. Ворот рубашки расстёгнут. Узел галстука ослаблен. Рукава закатаны. Взгляд усталый. На столе бумаги, справки, счета, отчёты. Кофе остыл. Телефон не умолкает. Секретарша недоумённо ждёт указаний. Сотовый пищит голосом жены: «Пупсик, я тут что присмотрела-а-а себе, ты обалдеешь!».

…Занавеска колышется. Видно сидящего человека.

Вдруг бизнесмен грохает по столу кулаком. «Надоело!». Сотовый - в стену! Бумаги - на пол! Секретаршу – в сторону! Часы – каблуком! «Меня нет и не будет!». Едет в «Сосновый бор». Запирается в комнате на втором этаже. Окно открыто, но наглухо занавешено. Взгляд в потолок. Молчание. Тишина. Сквозь закатанную в асфальт жизнь начал пробиваться росток себя настоящего. Поскрипывают колёса инвалидной коляски. Ближе. Ещё ближе. Ещё.

…Занавеска колышется. Видно сидящего в инвалидной коляске человека.

В это время в «Сосновый бор» приезжает компания. Холёные парни. Ухоженные девушки. Главный там – спортсмен, ловелас, утомлённый жизнью, весь такой из себя, глаза с поволокой, как будто достало всё не по разу, голос деланный, с гнусавинкой. Главного в компании играл известный нефтекамский актёр, бывшая звезда театра «Булавки» - Максим Соломатин. Компания для начала в комнатах разбилась на пары, так, по привычке, вроде как не хочется, а надо, все нехотя, поджав губы и отводя глаза в сторону, переспали. Так значительно себя при этом вели, словно их снимают (актёры хорошо играли). Потом, как будто их заставляют, искупались. Потом стали показушно резвиться с мячом на полянке под окнами санатория.

…Занавеска колышется. Видно сидящего в инвалидной коляске слепого человека. На его губах играет улыбка, близкая к зловещей.

Случайно проходя мимо, верховодила компании замечает в окне первого этажа инвалида - это сын уборщицы, он часто здесь бывает, когда мать убирается. И начинает измываться над ним. Вроде того, что - сидишь, мол, не двигаешься, ничего не видишь, девок пощупать не можешь, не говоря уж о большем, мяч не пнёшь, а тебя можно, никому ты не нужен, кислород только переводишь, кому на что твоя жизнь, вообще?! Ты реально грязь. Хочешь, я сейчас вон бабу позову, чтобы она тебе по лицу сиськой поводила? Хочешь? А ты не умрёшь тут от счастья, а?!

И тут инвалид стал говорить. Тихо. Медленно. Веско. Угадывалась ирония человека, которому дано больше, чем щупать девок и пинать мяч. Говорил так, что верховодила компании замолчал и стал слушать. Смысл монолога был в том, что, чтобы видеть, не обязательно смотреть. Чтобы слышать, не обязательно слушать. Чтобы чувствовать, необязательно прикасаться. Чтобы существовать, незачем быть. Чтобы быть счастливым, не обязательно мочь всё. Для счастья достаточно быть собой. А это то, чего от тебя не ждут. Я не зряч, говорил инвалид, но я вижу сны. Они моё зрение. И я, не сходя с места, знаю, к чему стремиться. И я, живя ограниченно, знаю, как жить безгранично. Сон – это просто другое зрение. Мы видим больше, но нам кажется, что понимаем меньше. Но это только кажется. Сон – это шлюз на другой уровень. Кто не помнит сны, значит, ещё не получил ключи от шлюза. И не перейдёт на другой уровень. Настоящая свобода, это когда ты не нуждаешься ни в чём, даже в своём теле. Сон эту свободу даёт.

Когда шёл этот разговор, бизнесмен уже пришёл в себя. Он был на втором этаже как раз над ними. Услышал голоса и подошёл к окну. Стал за занавеской, прислушался. Стоял долго. Инвалид говорил долго.

…Вечерело. Красное солнце садилось за лес. Инвалид замолчал.

Верховодила компании улыбнулся, выколол себе глаза и пошёл на тепло заката…

Бизнесмен улыбнулся, выколол себе глаза, проткнул барабанные перепонки и шагнул в окно…

Инвалид улыбнулся, встал, потянулся, протёр глаза и вышел в дверь... Стоп! Снято!

Внутри каждого из нас сидит инвалид. Но мы его не слушаем. И поэтому он не уходит. А мы так и не знаем ответа на вопрос «Много ли для счастья надо?». А он очевиден: жизни достаточно. А жизнь – это пиратская копия сна. С плохим звуком и плохим видео.

Поиск по сайту: