Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

МОТИВАЦИОННОЙ ОСНОВЫ И ПРОГРАММИРОВАНИЯ РЕЧЕВОГО ВЫСКАЗЫВАНИЯ



Выше уже говорилось о том, что речевое высказывание начи­нается с наличия известного мотива — передать что-либо друго­му, попросить о чем-либо или уяснить какую-либо мысль. Если этот мотив отсутствует, естественно, что речевое высказывание не может иметь места.

Мотивационная основа высказывания имеет двойную природу.

С одной стороны, для того чтобы речевое высказывание со­стоялось, человек должен быть достаточно активным, т.е. иметь нужный тонус коры головного мозга.

С другой стороны, мотивационная основа высказывания должна заключаться в исходном замысле, который в дальнейшем, через посредство предикативно построенной внутренней речи, превра­щается в схему развернутого речевого высказывания. Оба этих момента связаны с функцией различных отделов мозга.

Хорошо известно, что в основе энергетического тонуса, необ­ходимого для всякой активной психической деятельности, лежит работа стволовых отделов мозга, которые посредством восходящей активирующей ретикулярной формации обеспечивают нужный тонус коры. Поражение этих стволовых формаций, как было по-


казано многочисленными исследователями, неизбежно приводит к снижению тонуса коры, к патологическому состоянию всего мозга.

В клинике хорошо известны синдромы первичной инактив-ности, связанные с поражением стволовых отделов мозга и про­являющиеся в равной мере как в общем поведении больного, так и в его речевой деятельности.

При таком первичном нарушении активности речевое выска­зывание оказывается невозможным; больные не обнаруживают никаких попыток обратиться к кому-нибудь, сказать что-либо. Их речевая деятельность заторможена, и это выступает лишь как один симптом на фоне тотальной инактивности больного.

Один из таких больных, ученый, получивший тяжелую мозго­вую травму, сопровождавшуюся мелкоточечными кровоизлияни­ями в стволе мозга, в течение ряда недель был без сознания, пос­ле чего появились симптомы максимальной инактивности. В этот период он ничего не говорил и почти не реагировал на речь ок­ружающих. Диагноз моторной афазии, который предположительно ставился некоторыми невропатологами, не подтверждался одним существенным симптомом. Этот больной в отличие от больных с моторной афазией не пытался ничего сказать, и можно было пред­положить, что это не специальное нарушение какой-нибудь фор­мы речевой деятельности, а мутизм, т.е. общее отключение речи, в основе которого лежит первичная инактивность больного. Пос­ле того как этот период общей инактивности прошел и восстано­вилась нормальная работа восходящей ретикулярной формации, обеспечивающей тонус коры головного мозга, речь больного ока­залась полностью сохранной.

Описанная форма первичной речевой инактивности характер­на, однако, лишь для наиболее тяжелых форм поражения глу­бинных стволовых структур мозга.

Значительно чаще встречаются случаи, когда общее снижение тонуса коры головного мозга проявляется у больных в своеобраз­ном спутанном, «онейроидном» состоянии, при котором они не могут четко ориентироваться в окружающей среде, месте и вре­мени. Этот факт отражается и на их речевой деятельности.

Больные этой группы часто высказывают не соответствующие реальности суждения, хотя легко называют предъявленные им предметы и повторяют слова, группы слов или короткие фразы.


Однако достаточно сделать небольшую паузу между предъяв­ленной группой слов или фразой и ее воспроизведением или от­влечь внимание больного побочным раздражителем, чтобы вос­произведение слов или фразы замещалось «контаминациями», т.е. смешениями непосредственно предъявленных слов с ранее предъявлявшимися. В этих случаях избирательный характер ре­чевой деятельности нарушается.

Особенно отчетливо этот симптом проявляется в нарушении передачи сложных текстов, семантические компоненты которых становятся неустойчивыми и заменяются побочными связями и конфабуляциями (Лурия, 1975, 1976).

Совершенно другой характер носят нарушения речевой дея­тельности при поражении лобных долей мозга.

Мы уже многократно останавливались на том, что лобные доли, занимающие у человека около трети полушарий большого мозга, имеют специальную функцию, обеспечивая создание специфи­чески человеческих мотивов, потребностей, планов и программ, которые регулируют организованное выполнение дальнейшей це­ленаправленной деятельности. Ряд наблюдений, которые послу­жили предметом многих специальных публикаций (Лурия, 1963, 1969, 1973, 1975, 1976; Лурия, Хомская, 1966; и др.), показал вме­сте с тем и тот факт, что лобные доли мозга активно участвуют в контроле за текущей деятельностью, обеспечивая поступление в мозг сигналов «обратной афферентации», говорящих об успеш­ности или неуспешности деятельности. Таким образом, лобные доли мозга являются тем кортикальным аппаратом, который обес­печивает программирование сложных форм деятельности, с од­ной стороны, и контроль за протеканием этой деятельности — с другой.

Больные с тяжелыми двусторонними поражениями лобных долей мозга обнаруживают очень грубые нарушения активной деятельности. Целенаправленное активное поведение заменяется либо эхолалическим повторением движений или действий экс­периментатора, либо стереотипным повторением одних и тех же действий. Этот переход от сложного программированного пове­дения к эхопраксическому (имитационному) или стереотипному (персевераторному) поведению не сопровождается у таких боль­ных сколько-нибудь отчетливыми эмоциональными реакциями и попытками исправить свои ошибки.


Аналогичные нарушения наблюдаются и в речевой деятельно­сти таких больных. Как правило, такие больные лежат молча, не делая никаких попыток речевого общения. Они не обращаются к окружающим с просьбами и не пытаются сообщить что-нибудь.

В то же время в отличие от описанных выше больных с глу­бинными поражениями ствола мозга они легко отвечают на зада­ваемые им вопросы и не обнаруживают при этом никаких грам­матических дефектов в структуре высказывания. Однако ответы на эти вопросы, как правило, принимают форму эхолалического повторения вопроса, либо же заменяются инертным воспроизве­дением уже данного раз ответа. Так, на вопрос «Как вы себя чув­ствуете?» они отвечают: «Как вы себя чувствуете?» или «Как я себя чувствую?» и затем замолкают. Даже если больной отвечает: «Хорошо я себя чувствую», то он проявляет в ответе частичные морфологические признаки той же эхолалии. Однако когда воп­рос требует выхода за пределы простого повторения, например «Что было на обед сегодня?», больной может только повторить: «Что было на обед сегодня?» вместо адекватного ответа.

Естественно, что более сложные формы речевой деятельности оказываются совсем недоступными для такого больного. Он в состоянии, например, повторить отдельные слова, пары или трой­ки слов, называть показанные предметы, но стоит только перей­ти к повторению целой серии слов или называнию серии пред­метов, как у больного начинают проявляться речевые стереотипы или персеверации. Тенденция к эхолалии и стереотипии корен­ным образом нарушает речевую деятельность подобных больных, указывая на невозможность формирования сложных мотивов и программ речевого высказывания (Лурия, 1975,1976).

В еще большей степени такой дефект проявляется в сложных формах речевой деятельности. Так, больные этой группы совер­шенно не могут передавать содержание предложенной им сю­жетной картины или прочитанного им рассказа, и если такому больному предлагается, например, картина, изображающая чело­века, провалившегося сквозь лед, перед которым стоит знак «ос­торожно», такой больной может интерпретировать картину сле­дующим образом: «Осторожно — бомбежка!», «Осторожно — за­раженная местность», «Осторожно — зверинец», затрудняясь дать общую оценку изображенному на картине сюжету.


Общая инактивность речевой деятельности оказывается основ­ным препятствием для порождения речевого высказывания у та­ких больных, выступая как в простых, так и в более сложных видах речевой деятельности.

Иная картина наблюдается у больных с тяжелыми поражения­ми лобных долей мозга, когда заболевание проходит на фоне рас-торможенности, повышения общей возбудимости мозга.

Такие больные проявляют повышенный ориентировочный рефлекс, легко отвлекаясь в сторону и живо реагируя на каждое побочное раздражение. Однако их целесообразное поведение ока­зывается столь же нарушенным, как и у больных предшествую­щей группы. Начиная выполнять какое-либо задание, они также легко теряют задание и соскальзывают либо на эхопраксические действия, либо на инертные стереотипы. Для их поведения также характерна неустойчивость плана или программы действия, в ре­зультате чего целенаправленное действие становится фрагмен­тарным, легко подменяется побочными, не входящими в про­грамму движениями и действиями.

Аналогичные явления можно наблюдать и в речевой деятель­ности этих больных. Больные с тяжелым «лобным синдромом», протекающим на фоне общего повышенного возбуждения, при передаче содержания прочитанного ими рассказа быстро отвле­каются и содержание рассказа замещается у них либо бесконт­рольно всплывающими побочными ассоциациями, либо инерт­ным повторением только что данных речевых стереотипов.

Важно отметить, что весь лексический и синтаксический ап­парат речевой деятельности остается у таких больных полностью сохранным.

В качестве примера нарушения целенаправленного речевого высказывания можно привести следующий: начиная излагать со­держание только что прочитанного рассказа, например рассказа «Курица и золотые яйца», больной легко повторяет первую фразу этого рассказа: «У одного хозяина была курица, которая несла золотые яйца», но затем соскальзывает на цепь побочных ассо­циаций, говоря, что «это, наверное, был хозяин, у которого были мелкособственнические интересы, он продавал эти яйца, желая заработать на них как можно больше денег» или, дойдя до того места рассказа, в котором говорится, что хозяин убил курицу и не обнаружил у нее внутри золота, он начинает говорить: «Он


открыл курицу, потом закрыл курицу, потом открыл, потом зак­рыл... дверь открывается, дверь закрывается... вот я вхожу в сто­ловую, сажусь за стол...» и т.д. Такъм образом, передача содержа­ния рассказа легко заменяется у таких больных бесконтрольным всплыванием побочных ассоциаций, полностью нарушающих организованную программу речевого высказывания. Фактором, нарушающим организованную передачу содержания рассказа, может быть патологическая инертность раз возникших речевых стереотипов.

В ряде случаев организованная передача речевого сообщения заменяется у таких больных вплетающимися в речевую деятель­ность непосредственными впечатлениями.

Примером такого нарушения речевого высказывания может служить случай, когда сотрудница лаборатории предложила боль­ному с тяжелым двусторонним поражением лобных долей пере­дать содержание рассказа «Галка и голуби». Этот рассказ начи­нался с фразы: «Галка услыхала, что голубей хорошо кормят, пе­рекрасилась в белый цвет и влетела в голубятню». Больной «воспроизвел» предъявленный рассказ следующим образом: «Гал­ка... (взгляд на сотрудницу) девушка Галка... покрасила свои во­лосы в белый цвет... сделала перманент... и поступила в Нейро­хирургический институт... Нейрохирург влюбился в нее и сделал ей предложение». В данном случае содержание рассказа замени­лось рядом ассоциаций: «галка» превратилась в «девушку Галку», фрагмент «перекрасилась в белый цвет» превратился в «покраси­ла волосы в белый цвет и сделала перманент» и т.д.

Легко видеть, что все эти случаи характеризуются одной об­щей чертой. У всех больных аппарат речевого высказывания ос­тается сохранным, отсутствуют какие-либо фонетические, лекси­ческие, морфологические и синтаксические речевые дефекты. Однако речевое высказывание этих больных оказывается грубо нарушенным. Замкнутая семантическая система текста, опреде­ляющаяся содержанием только что прочитанного рассказа или только что предъявленной картины, заменяется системой, откры­той для любых побочных влияний. Такими побочными влияния­ми могут быть эхолалии, инертное воспроизведение ранее воз­никших стереотипов, бесконтрольное всплывание посторонних ассоциаций или вплетение в передаваемое содержание непосред­ственных впечатлений.


Таким образом, у «лобных» больных порождение речевого со­общения нарушается как внеречевыми факторами (нестойкостью мотивов, лежащих в основе высказывания), так и факторами, свя­занными с самой речевой деятельностью (распадом программы высказывания, бесконтрольным вплетением в речевую деятель­ность побочных ассоциаций, разрушающих эту программу, и т.д.).

Все эти факторы, разрушающие порождение адекватного рече­вого высказывания, не контролируются больными с массивными поражениями лобных долей мозга, возникшие у них ошибки не исправляются и не осознаются самими больными. Бесконтрольно всплывающие ассоциации или инертные речевые стереотипы пол­ностью заменяют у них организованное речевое высказывание.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.