ПАТОЛОГИЯ РЕЧЕВОГО ВЫСКАЗЫВАНИЯ

Выше мы подробно осветили основные вопросы психологии речевой деятельности.

Мы остановились на структуре слова и фразы, на происхожде­нии этих основных составных единиц языка, на порождении це­лого речевого высказывания, на анализе того пути от мысли к развернутому речевому сообщению, который проделывает чело­век, формулируя свое речевое высказывание.

Мы остановились на этапах декодирования, или понимания, речевого сообщения, начинающегося с восприятия обращенной к человеку речи, проходящего стадии последовательного анали­за содержания воспринимаемого высказывания и кончающего­ся постепенным превращением воспринимаемого высказывания в мысль.

Наконец, мы остановились в общих чертах на том, как проте­кает процесс логического вывода, осуществляемого при помощи языка и позволяющего выходить за пределы реального чувствен­ного опыта.

Этим мы исчерпали психологические и психолингвистичес­кие аспекты данной проблемы, рассматривающие внутренние механизмы формирования речевого сообщения и процесс его де­кодирования. Теперь мы обратимся к проблеме мозговой орга­низации речевой деятельности.

Мы остановимся на анализе тех мозговых механизмов, кото­рые лежат в основе порождения речевого высказывания, а также и на анализе механизмов, обеспечивающих возможность перево­да воспринимаемого речевого высказывания в мысль, т.е. пони­мание смысла речевого сообщения в целом.

Мы вступаем в область, едва ли не самую интересную и важ­ную для материалистической психологии, которая, однако, не­смотря на столетнюю историю, осталась еще малоразаботанной.

МЕТОДЫ

Анализ мозговой основы психической деятельности распола­гает, как известно, двумя основными методами. Первым из них является сравнительно-эволюционный метод, вторым — метод анализа особенностей изменения психической деятельности при локальных мозговых поражениях.

Первый метод широко зарекомендовал себя в истории науки. Сравнивая, как построен мозг на разных этапах эволюционной лестницы, с теми особенностями поведения, которыми обладают животные, можно дать в целом ответ на вопрос о мозговых меха­низмах сложных форм психической деятельности, отличающих один вид животного от другого.

К сожалению, сравнительно-анатомический метод малопри­годен для изучения поставленной нами проблемы. Как известно, в отличие от эволюции мозга эволюция языка насчитывает срав­нительно небольшой отрезок времени. Язык создавался в тече­ние сорока — пятидесяти, может быть сотни тысяч лет, что не идет, конечно, ни в какое сопоставление с многими миллионами лет эволюции мозга. Поэтому сопоставление развития мозга, с одной стороны, и развития языка — с другой, вряд ли позволит сделать какие-либо существенные выводы о мозговой организа­ции различных форм развитой речевой деятельности.

Конкретный материал наблюдений полностью подтверждает это предположение. Мозг человека, стоявшего на низком уровне исторического развития, не имевшего развитой речевой деятель­ности, но относящегося к роду Homo sapiens, мало чем отличает­ся от мозга современного, высокоразвитого человека, у которого организация речевой деятельности достигла высокой степени.

Малоэффективным является и анализ онтогенетического раз­вития мозга. Развитие мозга ребенка протекает относительно быстро, однако темпы развития мозгового аппарата не идут ни в какое сравнение с темпами овладения языком. Ребенок в течение шести или десяти месяцев овладевает основными глубинными грамматическими структурами, усваивает основные правила по­строения языка и переходит к сложным формам речевого выска­зывания. По-видимому, сравнение развития мозга и его микро­структур в онтогенезе может дать определенную информацию для понимания мозговых механизмов, лежащих в основе речевой де-

ятельности. Однако пока в этом направлении сделано еще очень мало. В настоящее время центральное место в изучении проблемы мозговой организации речевых процессов принадлежит анализу того, как изменяется речевая деятельность при локальных пораже­ниях мозга и к каким именно последствиям в речевой коммуника­ции ведут различно расположенные очаги мозговых поражений.

Таким образом, через патологию мы обращаемся к норме, по­скольку «патологическое открывает нам, расчленяя и упрощая, то, что было скрыто от нас, цельное и нераздельное, в физиоло­гической норме» (И.П. Павлов).

История изучения нарушений различных форм речевой деятель­ности при локальных поражениях мозга насчитывает более 100 лет.

Еще в 1861 г. французский анатом Брока показал, что пораже­ние задней трети первой лобной извилины левого полушария приводит к своеобразной патологии, когда больной, не имею­щий параличей речевого аппарата, теряет возможность говорить, хотя полностью сохраняет способность понимать обращенную к нему речь. Через тринадцать лет, в 1874 г., немецкий психиатр Вернике описал второй факт не меньшего значения. Он показал, что больные с поражением задней трети первой височной изви­лины левого полушария сохраняют способность говорить, одна­ко лишаются способности понимать обращенную к ним речь. Как говорил Вернике, у них нарушаются «сенсорные образы слова». Эти наблюдения положили начало клиническому изучению моз­говой организации речевой деятельности человека. Они показа­ли, что локальные поражения мозга приводят не к общему сни­жению речевой деятельности вообще, а к дифференцированным нарушениям речи, различающимся по своей структуре. Следова­тельно, речевой процесс опирается на ряд совместно работающих зон мозговой коры, каждая из которых имеет свое специфическое значение для организации речевой деятельности в целом.

Эти наблюдения, казалось бы, раскрыли необозримые перс­пективы для точного изучения мозговой организации речевых процессов. Однако вскоре на этом пути возникли существенные трудности, на преодоление которых ушел не один десяток лет. Эти трудности имели в своей основе неподготовленность основ­ных теоретических представлений о строении языка, с одной сто­роны, и неправильное понимание принципиального вопроса об отношении языка к мозгу — с другой.

Неврологи и психологи, занимавшиеся анализами мозговой организации речевых процессов и описывавшие изменения речи при локальной мозговой патологии, первоначально располагали еще несовершенной теорией языка и речевой деятельности. Со­гласно этой теории, соответствовавшей взглядам ассоциационизма, господствовавшего в XIX в., речь является не более чем ассо­циацией звуков или артикуляторных движении с определенными представлениями. Соответственно этой теории и толковались полученные данные.

При объяснении симптомов, возникающих при поражении задней трети первой лобной извилины левого полушария (зоны Брока), высказывалось предположение, что эта зона является «центром моторных образов слова», и результаты поражения этой зоны следует рассматривать как следствие нарушения этих обра­зов при сохранности самих речевых движений.

Соответственно объяснялись и факты, описанные Вернике. Задняя треть верхней височной извилины левого полушария пред­ставлялась как «центр сенсорных образов слова», или «центр по­нятий слова» (Wortbegriff). Поражение этого центра, по мнению этих авторов, приводило к разрушению «сенсорных образов сло­ва» при сохранении «моторных образов слова».

Лихтгеймом и целым рядом следовавших за ним неврологов были сделаны и другие попытки описать более сложные формы речевых расстройств («проводниковую», «транскортикальную» афазии), однако они также не выходили за пределы той же упро­щенной, ассоциативной схемы речевой деятельности.

Подобное упрощенное понимание психологической структу­ры речевой деятельности оказалось слишком бедным для того, чтобы проанализировать основы мозговой организации различ­ных форм речевой деятельности; клиника речевых расстройств, возникающих при локальных поражениях мозга, выходила за пределы этой схемы.

Вскоре возникла реакция на эти элементарные, упрощенные представления о психологической структуре речи.

Пересмотром этих представлений были позиции так называ­емой ноэтической школы, к которой присоединились как мно­гие крупнейшие неврологи (Монаков, 1913; Гольдштейн, 1948), так и психологи, примыкавшие к Вюрцбургской школе (Ван-Верком, 1925).

Эти авторы рассматривали речь как сложную символическую деятельность, единую по своей структуре, исходящую из абстракт­ной установки и реализующую сложные формы категориального мышления.

Мозговые поражения, как предполагали эти авторы, неизбеж­но приводят к распаду этих сложнейших символических процес­сов («абстрактной установки» или «категориального поведения»). Те факты, которые трактовались раньше как частичные, специ­фические формы распада речевой деятельности, теперь стали рас­сматриваться как проявления общего снижения «категориально­го поведения», которое больше связано с массой пострадавшего мозга, чем с локализацией патологического очага.

Легко видеть, что эти представления в еще меньшей степени продвигали решение вопроса о мозговой организации речевых процессов. Они столь же мало удовлетворяли насущные задачи науки, как и попытки, исходившие из механистических пред­ставлений ассоциационизма.

Необходим был тщательный анализ психологической структу­ры речевой деятельности в целом; разложение реального речево­го процесса на входящие в него составные компоненты; выявле­ние тех факторов, которые лежат в основе отдельных этапов рече­вой деятельности; описание тех условий, при которых формируются речевые высказывания. Только эта работа, на которую ушел не один десяток лет, помогла построить более адекватную теорию речевых процессов, которая продуктивно могла быть использова­на для анализа изменений речевых процессов, возникающих при локальных поражениях мозга. Формирование теории языка и стро­ения речевой деятельности заняло не одно десятилетие, и только в сороковых — пятидесятых годах нашего столетия усилиями лингвистов, психолингвистов и психологов были созданы осно­вы для такой теории речевой деятельности, которая была бы адек­ватна дальнейшему анализу мозговой организации речевых про­цессов. Мы изложили эту теорию в предшествующих лекциях и не будем больше на ней останавливаться.

Второе затруднение, которое возникало на пути анализа моз­говой организации речевых процессов, состояло в том, что боль­шинство исследователей пытались непосредственно сопоставлять сложные речевые образования с локальными поражениями моз­га. Именно на основании этой психоморфологической концеп-

ции и создавались гипотезы, согласно которым те или иные уз­коограниченные участки мозга полностью обеспечивают такие аспекты речи, как распознавание звуков, лексическая, морфоло­гическая или синтаксическая системы языка. Такую позицию за­нимал, например, известный немецкий психиатр Клейст, автор карты мозга, согласно которой отдельные части коры соответ­ствуют отдельным сторонам речевой деятельности человека. Близ­кую позицию занимал и другой, в целом исходящий из совер­шенно иных теоретических концепций, исследователь, извест­ный английский невролог Хэд. Он считал, что локальные поражения мозга могут привести к номинативной, синтаксичес­кой или семантической афазии. Однако и такие попытки непо­средственного сопоставления отдельных сторон языковой деятель­ности с относительно ограниченными участками коры мозга не имели успеха.

Оставалось, следовательно, преодолеть и второе затруднение, в течение десятилетий стоявшее на пути научного решения воп­роса о мозговой организации речевых процессов. Необходимо было отказаться от попыток прямого сопоставления сложных языко­вых образований с отдельными локальными очагами мозговых поражений. Необходимо было усвоить ту мысль, что мозговые поражения связаны с нарушением речи сложным, опосредство­ванным путем. Поэтому вопрос о том, какие именно отделы моз­га лежат в основе тех или других форм организации речевой дея­тельности, следовало заменить другим вопросом, а именно: как построена человеческая речь и какие психофизиологические фак­торы лежат в основе каждого звена, ответственного за порожде­ние сложных форм речевой деятельности и понимание сложных форм речевого высказывания? Только проследив те внеречевые условия, которые лежат в основе сложных форм речевой деятель­ности, выделив те факторы, которые обеспечивают различные этапы речевого процесса, можно дать анализ того, как именно нарушение этих факторов, возникающее при поражении тех или иных зон коры головного мозга, сказывается на изменении рече­вой деятельности в целом.

Только такой непрямой анализ основных психофизиологичес­ких факторов, лежащих в основе порождения сложнейших форм речевой деятельности, мог обеспечить адекватное исследование мозговой организации речевого процесса.

Мы попытаемся применить этот метод и проследить, какие именно формы речевых нарушений возникают при поражениях различных участков мозга, приводящих к выпадению тех или иных факторов.

Мы последовательно остановимся на анализе того, как нару­шается речевая деятельность при поражении глубинных структур мозга, связанных с регуляцией тонуса коры, при поражении лоб­ных отделов мозга, обеспечивающих сложные формы програм­мирования движений и действий, и, наконец, при поражениях отдельных зон так называемой речевой коры, связанных с от­дельными условиями, играющими непосредственную роль в орга­низации речевого процесса. Мы кратко резюмируем материалы, подробно описанные ранее (Лурия, 1947, 1969, 1974, 1976; и др.), что позволит нам осветить современное состояние вопроса о моз­говой организации речевой деятельности человека.

МОЗГОВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

Поиск по сайту: