Тема II. Раннее социальное знание

Б.Г. Чемериский

ВВЕДЕНИЕ В СОЦИАЛЬНУЮ АНТРОПОЛОГИЮ

Утверждено
Редакционно-издательским советом университета
в качестве учебного пособия

Издательство

Пермского государственного технического университета

УДК 316.61+130.2](075.8)

Ч-42

Рецензенты:

завкафедрой философии д-р филос. наук,
профессор Н.К. Оконская
(Пермский государственный технический университет);

д-р филос. наук, профессор С.П. Парамонова
(Пермский государственный технический университет)

Чемериский, Б.Г.

Введение в социальную антропологию: учеб. пособие / Б.Г. Чемериский. – Пермь: Изд-во Перм. гос. техн. ун-та, 2009. – 193 с.

Isbn 978-5-398-00157-0

Изложены предмет, история и инструментальные методологические основы изучения и объяснения антропосоциогенеза (социального прогресса, истории).

Представленный материал существенно дополняет современное социальное знание.

Адресовано студентам специальности «Социология»
и других специальностей гуманитарного профиля.

УДК 316.61+130.2](075.8)

ISBN 978-5-398-00157-0 © ГОУ ВПО

«Пермский государственный

технический университет», 2009

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие. . 5

Раздел первый. Введение в социальную антропологию.. .. 6

Тема I. Предмет социальной антропологии. . 6

1. Социальная антропология: понятие, специфика, обоснование, история учебной дисциплины в России 7

2. Предмет и метод, законы и категории, место в системе наук, структура и функции социальной антропологии. . 23

3. Содержание учебного курса. . 33

Раздел второй. Очерк истории социально-антропологи-
ческого знания. . 35

Тема II. Раннее социальное знание. . 35

1. Раннее социальное знание: понятие, предпосылки (материальные и идейные), социальные корни 36

2. Этапы развития и содержание социальных доктрин прошлого: эвристических и футурологических 38

3. Историческое значение ранней социальной мысли. . 53

Тема III. Классическое социальное знание. . 58

1. Классическое социальное знание: понятие,
предпосылки и социальные корни. . 60

2. Основные идеи основоположников социального
знания и его современное состояние. . 65

3. Историческое значение классической социологии: достижения, трудности и задачи 88

Раздел третий. Методология социального познания. . 97

Тема IV. Научная концепция развития объективной
реальности. . 97

1. Метод, методология, методики социального исследования: понятия, история, содержание 99

2. Абстрактная концепция развития и соотношения
уровней объективной реальности. . 103

3. Концепция развития и соотношения форм материи. . 111

Тема V. Диалектико-материалистическое понимание
истории (антропосоциогенеза, социального процесса) 121

1. Абстрактная концепция диалектико-материалисти-ческого понимания истории (антропосоциогенеза, социального процесса) и ее содержание. . 123

2. Конкретные уровни диалектико-материалистического понимания истории (антропосоциогенеза, социального процесса) и их содержание. . 129

3. Сущность диалектико-материалистического
понимания истории (антропосоциогенеза, социального процесса): общие результаты 136

Тема VI. Научная концепция человека. . 142

1. Человек: понятия, концепции, природа (сущность) 144

2. Диалектико-материалистическая концепция возникновения и развития человека 155

3. Типология людей: род Homo, виды (магистральные
и тупиковые), разновидности (нормальные и девианты) человека. . 168

Тема VII. Периодизация теории и практики антропосоциогенеза 172

1. Цивилизация, культура, общественно-экономическая формация: понятия, история, содержание, методологическое (теоретическое и прикладное)
значение. . 174

2. Историческая эпоха: понятие, содержание, методологическое (теоретическое и прикладное)
значение... 182

3. Пятилетние и прочие планы социально-экономи-
ческого развития, их прикладное значение. . 188

Предисловие

Учебное пособие предназначено для студентов вузов, изучающих базовый курс социальной антропологии. Цель его, учитывая временные затраты, которые в настоящее время определены для социальной антропологии в учебных заведениях,
в самой сжатой форме дать студентам целостное представление о закономерностях развития и сравнительных характеристиках типов человека в социальном процессе (прогрессе
и регрессе), правилах, принципах и путях их исследования, объяснения и преобразования, ввести их в круг понятий и законов, определить и продемонстрировать роль и место данной научной дисциплины в подготовке специалистов. Не претендуя на всестороннее систематическое изложение, пособие должно помочь студентам в последующей самостоятельной работе над теоретической и прикладной составляющими дисциплины. Материал пособия может служить существенным дополнением к содержанию курсов социологии, политологии, экономики, культурологии.

Становление отечественной социальной антропологи, так же как и системы ее преподавания в высшей школе, процесс длительный. Одна из задач данного издания заключается в том, чтобы в него включиться и всячески ему способствовать.

Тематика учебного пособия ориентирована прежде всего на реконструкцию закономерностей прогрессирующего развития человека в антропогенезе. Это объясняется тем, что эмпирия этой составляющей социального процесса (истории) представлена в основном программой российской средней школы. Эту же цель, при углубленном самостоятельном изучении каждой темы и ее современного научного состояния, преследует предваряющий каждую тему литературный минимум, представленный библиотечными фондами ПГТУ.

Дополнительная расширенная библиография к каждой теме курса, особенно актуальная для студентов заочной системы обучения, практически полностью представлена фондами библиотеки ПГТУ.

Не только очень трудно отвыкнуть от представлений об историческом развитии, привитых в школе, но еще труднее собрать материал, необходимый для этого.

Энгельс – Г. Штаркенбургу

Лондон, 25 января 1894 г.

Раздел первый

Введение в социальную антропологию

Тема I. Предмет социальной антропологии

Список литературы

1. Орлова Э.А. Введение в социальную и культурную антропологию / Э.А. Орлова. – М., 1994.

2. Очерки социальной антропологии: сб. – СПб., 1995.

3. Философский энциклопедический словарь. – М., 1983.

4. Kottak C.Ph. Anthropology: the exploration of human diversity / C.Ph. Kottak. – 5-е доп. изд. / Мак Грей-Хилл. – США, 1991.

5. Клакхон К. Зеркало для человека. Введение в антропологию / К. Клакхон. – СПб., 1998.

6. Шаронов В.В. Основы современной антропологии: учеб. для вузов / В.В. Шаронов. – СПб.: Лань, 1997.

7. Кравченко А.И. Социальная антропология / А.И. Крав­ченко, В.И. Добреньков. – М.: Изд-во МГУ, 2005.

8. Асп. Э. Введение в социологию / Э. Асп. – СПб., 1998.

9. Чемериский Б.Г. Социальная антропология: предмет, статус проблемы / Б.Г. Чемериский // Гуманитаризация и проблемы высшей школы: сб. мат. IV науч.-методолог. конф. – Пермь, 1996. – С. 52.

10. Чемериский Б.Г. Предмет социальной антропологии / Б.Г. Чемериский // Гуманитаризация образования и внеучебная работа в ВУЗе, техникуме, общеобразовательной школе: матер. IV межвуз. науч.-методолог. конф. – Пермь, 1998. – С. 49.

1. Социальная антропология: понятие, специфика,
обоснование, история учебной дисциплины в России

Древние греки, многое сделавшие для становления фундаментального знания, советовали, прежде чем бросаться
в «плавание» научного поиска, сидя на берегу, договориться
о понятиях, коими это «плавание» сопровождается и оснащается. В противном случае многосмысловое их истолкование (теоретическое, обыденное, идеалистическое, индивидуальное…) не позволит достигнуть эвристического эффекта. Мы последуем их рекомендациям и в этой, и в последующих темах.

Социальная антропология (производное от лат. societas – общество, греч. – antropos – человек и logos – знание) –
этимологический нонсенс (нелепость), сконструированный западноевропейскими «мудрецами» для обозначения одной из актуальных отраслей современного социального знания, призванного объяснить теоретически и, если возможно, скорректировать практически развитие человека в онтогенезе (от рождения до смерти) и филогенезе (от «Адама» до «Потсдама»), то есть от момента его зарождения до прогнозируемого будущего. Эта отрасль знания в США носит еще название «культуральная антропология», в которой термин «культуральная», в отличие от просто «культурная» (есть и таковая), призван демонстрировать расширительное толкование культуры, включающее основные (экономические, внеэкономические, политические
и другие) сферы жизнедеятельности человека.

Термин «социальная антропология» в номинацию наук введен, очевидно, для того прежде всего, чтобы развести данную отрасль знаний о человеке с не менее чем полутора десятками иных «антропологий» – философской, религиозной, медицинской, политической, экономической, психологической, девиантной (отклоняющейся) и прочих. Чем они отличаются
и в чем аналогичны? В чем специфика социальной антропологии? В мировой научной мысли нет однозначных ответов на эти вопросы. В этом ещё предстоит разбираться. Многообразие антропологий, образующих целостное антропологическое учение, свидетельствует только об актуальности проблемы человека для современности, и каждая из них призвана со своей «колокольни» отрефлексировать, объяснить и скорректировать его существование.

Единого мнения о социальной антропологии как науке нет пока ни в одном источнике. Приведем некоторые наиболее любопытные ее трактовки – результат обзора мировых школ социальной антропологии, представленный Э.А. Орловой. В соответствии с ними социальная антропология исследует: законы
и процессы эволюции человека в его полиморфизме и многооб­разии; человека как творца общественного бытия в его историче­ском развитии; это сравнительная социология; она исследует породы людей в норме и патологии, прогрессе и регрессе, развитии и вырождении… [1, 17]. И еще одно, на наш взгляд, интригующее, но оттого нуждающееся в мощном обосновании определение. Социальная антропология – высшая социология (это «гарвардские мудрецы»). И еще, социальная антропология – это интегральная, обобщающая все знания о человеке наука…

Пытаясь обобщить вышеизложенное и иные точки зрения разных авторов и направлений, Э.А. Орлова дает следующее определение социальной антропологии. Социальная антропология, культурная антропология – область познания, где Человек стал предметом анализа и объяснения, а не только оценки и описания, как это было до возникновения социальных наук (курсив наш – Б.Ч.).

Специфика социальной антропологии – в разнице описательных (…графий) и объяснительных (…логий) наук. Еще Б. Малиновский (известный английский этнограф и социолог) проводил различие между этнографией, например, связанной
с простым коллекционированием фактов, и этнологией – приз­ванной вскрыть законы развития этих фактов и этносов [1; 15]. В этом смысле социальная антропология призвана не декларировать, а объяснять человека.

В обоснование необходимости социальной антропологии для России Э.А. Орлова, автор работы «Введение в социальную и культурную антропологию», утверждает, что сегодня
у нас доминируют ценности гуманитарного описательного,
а не социального объясняющего знания о человеке и обществе. По сути дела речь в гуманитарных науках идет об описании событий и явлений без их объяснения, необходимого в практике социальной работы. Проводимые прикладниками (социологами, политологами, психологами) анкетирования, тестирования и опросы общественного мнения – средство манипуляции массами. Так называемые деловые игры, где одни взрослые люди доказывают другим, что они невежды и плохие профессионалы, прикладные игротехники лишь в какой-то мере полезны, восполняя недостаток знания, а скорее всего вредны.
К чему, например, прилагать и чем верифицировать эмпирию
и опыт этих прикладников при отсутствии фундаментальной теории развития человека и общества? Когда не хватает знаний, недостаток восполняется «научным» мифом, либо полузнанием. Социальный факт «говорит» только в пределах теории, вне ее он или «великий немой», или «коварный лгун», способный в угоду богатому заказчику доказать, что белое есть черное и, наоборот… Лишенные теоретической фундаментальности труды социальных полупрофессионалов-прикладни­ков не снабжают необходимыми знаниями и ориентирами практическую социальную работу. И пока эмпирия прикладников довлеет над теорией, миф – над исследованиями, социальная напряженность российского, как и любого прочего, общества будет оставаться неразрешенной[1].

Существующие помимо научных внутренние российские факторы, обусловливающие необходимость социальной антропологии, автор «Введения» делит далее на социально-полити­ческие, экономические, культурно-психологические.

По её мнению, с изменением политического режима (в советском прошлом всё и за всех решала КПСС), с ростом социально-экономической и политической самостоятельности возросло количество субъектов принятия социально значимых решений, следовательно, появилась необходимость в их грамотности. Дефицит компетентности всех элементов власти наверху и внизу на местах дорого обходится обществу. Процессы управления часто идут стихийно, неэффективно, вне мирового опыта и практики. Своими действиями социально безграмотные спецы (пусть и с двумя-тремя вузами за спиной) довели общество до плачевного состояния…

Положение дел в экономике не лучше. Без специализированных социально-научных знаний о человеке и обществе
не заработает ни производство, ни потребление. Первое станет разорительным, а второе – разрушительным, убийственным для имущих и неимущих…

В социальной сфере России сегодня вместо прогресса – регресс, вместо нормы – патология, вместо ожидаемой стабильности – девиантное поведение как результат нуждающегося в объяснении и коррекции отклоняющегося развития человека и общества.

Далее – более. Вместо культуры – всплеск антикультуры, вместо духовности – бездуховность деидеологизированного общества. Одним словом – полный системный кризис.

Из сказанного следует, что сегодня в России научно-прагматические знания о человеке и обществе стали социально необходимыми. В этом отношении социальная антропология призвана преодолеть пределы традиционного описательного гуманитарного знания в изучении человека и общества научными средствами [1, 8–10].

Актуальность социальной антропологии как области научного поиска и учебной дисциплины – не только российское явление. Она обусловлена мировыми общечеловеческими причинами. Аналогично российским общецивилизационные факторы, обусловливающие необходимость развития социальной антропологии, тот же источник делит на социально-эконо­миче­ские, политические, психологические, научные и прочие.

Основные социально-экономические факторы сложились после Второй мировой войны с переходом развитых стран от индустриального к постиндустриальному обществу, интенсификацией процессов модернизации (осовременивания) в развивающихся. Это обусловило, во-первых, активизацию форми­рования транснациональных корпораций, международных
эко­номических и политических сообществ (интеграцию);
во-вто­­рых, интенсификацию урбанизации за счет бедноты
и мигрантов из развивающихся стран, что породило урбанистическую антропологию: изучение культур бедности, субкультур групп риска, безработных, профориентации и т.д. Соответственно усилился интерес к исследованиям образа, стиля
и качества жизни, молодежных проблем, «третьего возраста», индустрии досуга.

К политическим факторам, детерминирующим развитие социальной антропологии, автор относит завершение эпохи колониализма и крах колониальной системы, национально-освободительные революции. Между развитыми и развивающимися странами начали формироваться новые, требующие осмысления отношения и возникли напряжения. Развивающиеся страны оказались перед выбором путей развития и перспектив. Возникла необходимость переосмысления контекста международных связей, выработки стратегий развития в этих
рамках. В связи с этим активизировались исследования социальной (экономической, внеэкономической, политической, культурной, духовной) специфики стран, регионов, этносов
и т.д. Обострились межрегиональные, межэтнические, межконфессиональные конфликты, участились локальные войны, интенсифицировался международный терроризм и преступность. Это стимулировало социально-антропологиче­ские иссле­дования политических отношений и войн, агрессивного и других форм девиантного поведения, отклоняющегося развития.

Обусловленные интенсификацией общественной жизни, усложнением социокультурной жизни, ломкой традиционных нормативных структур, пересмотром культурных ценностей социально-психологические факторы второй половины XX века и начала XXI века проявили себя в ломке личности, росте психических и иных заболеваний. Это стимулировало научный поиск в сферах психологической антропологии, социализации, инкультурации, девиации. Глобальное распространение масс­совой культуры привело к сопротивлению ей и обращению
к этническим, историческим, конфессиональным корням и, как следствие, – к исследованиям в рамках культурной антро­пологии.

Теоретические факторы этого периода выразились в перестройке философского и научного познания, в том числе в социальной антропологии. В 60-е годы XX века начался процесс, обозначенный Т. Куном (американский философ и историк науки) как смена парадигм (образцов), а М. Фуко (французский историк науки и философ) – как изменение эпистем (теории познания). Обнаружилась сомнительность, несоответствие, архаичность теории и методологий исследований человека
и общества. Неадекватными для объяснений человека оказались практически все, в том числе и классические концепции, авторы которых претендовали на универсальность интерпретаций (выделено нами – Б.Ч.). Актуализировались проблемы движущих сил и механизмы реализации социального процесса, антропосоциогенеза, истории.

Для решения перечисленных проблем не найдено не только теорий, но и приемлемых методологических принципов. Накопление ошибок в объяснениях и прогнозах социального развития сделало очевидной неприемлемость классической методологии к объяснению и практическому решению сложившихся трудностей (выделено нами – Б.Ч.).

«Обобщая сказанное, – пишет далее автор «Введения
в социальную и культурную антропологию», – следует подчеркнуть, что в течение XX начале XXI веков в рамках социальной антропологии благодаря научному переосмыслению многочисленных и разнообразных исторических данных сконцентрировался богатейший теоретический и эмпирический материал. Основными источниками данных стали результаты многочисленных полевых исследований. И если в первой половине XX века такие исследования носили в основном академический характер и побуждались стремлением сохранить информацию об уходящих в прошлое «примитивных» культурах, то со второй половины века ситуация меняется. Стала очевидной прагматическая ценность знаний об истоках общего и специфического, устойчивого и меняющегося в социальном процессе. Такого рода знания начали эффективно применяться
в сферах массовой коммуникации, торговли, в практике транснациональных корпораций, дипломатии, глобальной политике и т.п. Соответственно, социально-антропологические исследования начали лучше финансироваться, что способствовало как росту объема эмпирических данных, так и развитию теоретико-методологи­ческой оснащенности дисциплины, её распространенности в мире» [1, 13–15].

История развития науки в качестве учебной дисциплины, предваряя исследование научной традиции, объясняет степень ее совершенства в конкретной стране и снимает многие, в том числе студенческие, вопросы о ее эффективности и практической результативности.

До начала XX века социальная антропология в качестве самостоятельной учебной дисциплины и науки нигде в мире не зафиксирована. У нас, как и за рубежом, ее проблематика была растворена в «крамольной и нежелательной», по словам коронованного цензора Российской империи, недосягаемой для широкого круга россиян науке – социологии, медицине, психологии, криминологии. (Здесь возможен экскурс в историю развития антропологических знаний в качестве учебных дисциплин в России. Эта история не менее важна и поучительна для понимания сегодняшнего состояния обществознания и человековедения, а значит, и социальной практики, нежели историческая традиционная наука.)

Предметом университетского образования социология становится в странах Европы в последней четверти прошлого века. В 70-80-е годы XIX века основатель русской социологической школы М.М. Ковалевский начинает разрабатывать
и читать лекции по эволюции общественных форм в Московском университете. Однако в царской России социологическая теория входит в разряд «нежелательных областей знания»,
а многие ее приверженцы под давлением властей выезжают за границу. С этого времени одним из вопросов, которым русская таможня встречает возвращающихся эмигрантов, становится вопрос «Нет ли у вас книг по социологии?».

Буржуазная революция 1905 года не изменила отношения царя к крамольной теории, но практическая потребность и интерес к ней со стороны русской интеллигенции побудил предпринимателей начать частную издательскую деятельность
в этом направлении. В 1913–1914 годах издается первый учебник по динамической и исторической (генетической) социологии. Чуть раньше, в 1911 году, в Петербурге в частном Психоневрологическом институте открывается первая в России
кафедра социологии, возглавляемая М.М. Ковалевским. Казенные университеты таких кафедр не добились вплоть до октября 1917 года.

Развитие и преподавание социологии в России было неприемлемо по той причине, что правящий класс не мог в целом принять науку, которая доказывала его исторически преходящий характер. Если ведущие западноевропейские страны
и ввели социологию в ранг официальных учебных дисциплин, то очень скоро история и здесь внесла определенные коррективы, обусловившие кризис социологии, зафиксированный еще Е.В. де Роберти в XIX веке, П. А. Сорокиным – в XX веке
и другими – в XXI веке.

Массовое преподавание социологии в России стало возможным и необходимым сразу после Октябрьской революции 1917 года, поскольку, по мнению нового государственного руководства, не могло строить социализм общество, не имеющее представления о законах социального развития. Но возможность – еще не реализация в действительности. Социология провозглашается предметом обязательного изучения в вузах
и средней школе. Однако читать ее в большинстве случаев было некому и не по чему. Единственным учебным заведением страны, не испытывавшим в этот момент недостатка в желающих читать курс по новой отрасли знания, стал Петроградский университет. Здесь ученик М.М. Ковалевского К.М. Тахтарев организовал и возглавил кафедру общей социологии. В 1919 году он писал тем не менее: «Мы даже не знаем, что, собственно говоря, вводится в преподавание наших высших учебных заведений под названием социология».

В 1919–1921 годах при Петроградском госуниверситете создается факультет общественных наук, где в качестве обязательных читались курсы: «Общая социология» – П.А. Сорокиным (декан факультета, за год до того получивший докторскую степень), «Генетическая социология» – К.М. Тахтаревым, «История социалистических учений» – В.В. Святловским. Помимо обязательных велось большое количество спецкурсов по проблемам человека и общества.

Кафедра общей социологии в 1923 году была переименована в кафедру развития общественных форм. С 1924 года здесь работает семинар М.В. Серебрякова по историческому материализму – марксистской социологии, которая получила
к этому времени достаточно широкое распространение и читалась довольно основательно. Например, в ВПШ города в 1922 го­ду на курс только марксистской социологии отводилось
300 часов.

С началом чтения исторического материализма и других социологических дисциплин на повестку дня вносятся и дискутируются вопросы: «что такое социология?», «что она изучает?», «каково будущее социологии?», «какова ее связь с практикой?» и другие. Все эти вопросы возникают неслучайно. Созданная в середине XIX века буржуазными специалистами
и воспринятая частью российского общества материалистическая концепция истории наряду с другими социологическими течениями и школами долгое время ничем не выделялась среди них и была не более чем красивой привлекательной гипотезой. Но ряд социалистических революций в Западной Европе
в конце XIX – начале XX века, Октябрьская революция в России подтвердили ее (гипотезы) научность, а образование системы социалистических стран многократно закрепило это подтверждение.

В первой половине 20-х годов заинтересованный в развитии и распространении социологических знаний Наркомпрос рассматривал проект К.М. Тахтарева о создании в России специального института социологии для подготовки теоретических кадров и специалистов нового государственного аппарата. Проект был отвергнут А.В. Луначарским по политическим соображениям (речь шла о «белой профессуре»). В 1921 году на совещании по вопросам народного образования В.И. Ленин выступил с предложением реорганизовать преподавание общественных наук в стране. «Почти пять лет спустя после завоевания власти пролетариатом в его государственных школах
и университетах учат (вернее развращают) молодежь старые буржуазные ученые старому буржуазному хламу», – говорил он. (Блестящее обоснование для последующей сталинской практики!) По прямому указанию главы государства была разработана программа курса исторического материализма как единственно научной социологии. Буквально понятое, или трактуемое, это указание надолго отгородило советскую социологию от западной. Но была ли в этом вина вождя..?

По его инициативе с целью подготовки теоретически компетентных, грамотных кадров госаппарата, «красной профессуры» и комиссаров армии были организованы Коммунистическая Академия, Институт красной профессуры, «Толмачевка»
и ряд других партийных учебных заведений, которые начиная
с 1924 года стали ежегодно выпускать в возрастающем количестве специалистов по марксистской философии, политической экономии, социологии (историческому материализму).

Поначалу дело обучения шло из рук вон плохо, с тысячами ошибок. Преподавателей-марксистов, по сути дела, не было. Еще Ф. Энгельс, говоря о деятелях II Интернационала – политической элите марксистского движения – подчеркивал, что среди них нет ни одного знающего марксиста. Позднее, в этой же связи, В.И Ленин писал, что «Капитал» (логику развития капитализма) читали тысячи, едва ли десять прочли его до конца, а из этих десяти лишь единицы поняли суть «Капитала».

В 1922 году марксистскую социологию читали в СССР 22 человека. Работать приходилось в условиях крайнего дефицита литературы. О существовании ряда важнейших для
социологии теоретических работ К. Маркса и Ф. Энгельса
не знал даже В.И. Ленин, так как архивы основоположников этой школы находились в руках немецкой социал-демократии.
В форме учебников социология не разрабатывалась никем из основоположников марксизма. «Мы учебников не писали», – говорили оба. Содержание лекций по материалистическому пониманию истории, прочитанных в парижской Школе Лонжюмо В.И. Лениным, тоже осталось неизвестным.

В том же 1922 году вышла из печати первая крупная советская работа по марксистской социологии – «Теория исторического материализма» Н.И. Бухарина, «сомнительно марксистский учебник» в оценке В.И. Ленина, по которому учились тем не менее несколько поколений и который неоднократно переиздавался.

В целом первый этап развития советской социологии
с 1917 по 1924 годы можно характеризовать как период становления и популяризации. В условиях острого дефицита преподавателей, отсутствия учебников и классической литературы, безграмотности страны популяризация (а значит, и вульгаризация!) марксистской и любой другой социологии стала задачей номер один. Вопросы теории временно отошли на второй план. «Нам сейчас некогда заниматься выработкой целостного мировоззрения» – читаем в 1919 году в «Вестнике пропаганды Московского горкома партии». На основе того немногого, что имелось в России из классического наследия, срочно писались популярные учебники и хрестоматии по обществоведению. Их авторы учились и учили, разрабатывая новый для всего мира пласт социологического знания.

Тесные связи с обществоведами Петрограда в этот период поддерживало «Общество философов, историков и социологов» при Пермском государственном университете, образованное еще в 1918 году профессорами Дьяконовым, Богаевским, Казанским и другими. Их взгляды и идеи нашли отражение
в издаваемых Обществом сборниках. (Было бы любопытно узнать, как развивалась содержательная деятельность этого общества и начиналось преподавание социологических дисциплин в Перми.)

1925–1930 годы – второй этап развития социологии в Советской России, этап ее систематизации. В этот период выходит ряд учебников по историческому материализму Л.Ф. Вишневского, И. Куразова, Л. Спокойного, расширяется его проблематика. Появляется статья И.В. Сталина «Об основах ленинизма», в которой, вслед за рядом авторов, ленинизм определяется как марксизм эпохи империализма. В целом, однако, ситуация с преподаванием социологии, в том числе исторического материализма, не улучшается. Исчезает как учебный курс прогностическая часть марксистской социологии – научный социализм. После 1924 года теоретический курс развивать было некому. Начались гонения на старые «буржуазные» кадры социологов, многие из которых, такие как П.А. Сорокин например, выехали за рубеж. Освобождая широкую дорогу вульгарному марксизму, социология, как генетика и кибернетика, провозглашается буржуазной лженаукой. Связь с западной социологической мыслью была при этом надолго прервана.

Некоторый положительный сдвиг в развитии и преподавании исторического материализма приходится на пятилетие 1931–1935 годов. Это было время созревания кадров Института красной профессуры, Университета им. Я.М. Свердлова, «Толмачевки» и других партийных вузов. В этот период продолжаются дискуссии по вопросу о предмете и функциях исторического материализма (1-я точка зрения – это метод познания социальной реальности, 2-я – теория и метод исследования
и преобразования общества). В 1931 году издан учебник «Исторический материализм» под редакцией В. Ральцевича,
в 1932 – «Диалектический и исторический материализм» в редакции М. Митина и И. Разумовского, приращением положительного содержания которых, по мнению современников, стал ленинизм. В эти же годы разгорается борьба между старой
и новой школами в социологии.

Реализуя «ленинский» план построения социализма, страна второй половины 30-х – середины 50-х годов, несмотря на потери во Второй мировой войне, стремится к созданию нового общества. А в теории и преподавании исторического материализма сделан значительный шаг назад. Поворотным моментом был выход в свет «Краткого курса ВКП (б)» И.В.Сталина, философский параграф которого «О диалектическом и историческом материализме», несмотря на его очевидную упрощенность и неглубокую, во многом сомнительную теоретичность, стал основой «научного» материалистического понимания истории на долгие годы. С этого времени в обществознании процветают цитатничество, начетничество, теоретическая бездоказательность, декларативность… Резко сокращается количество исследований по теории развития человека («винтик!») и общества, падает уровень их научности. Классический марксизм и ревизующий его применительно к ГМК и посткапитализму В.И. Ленин отодвигаются на второй план. На первом плане – теоретический авторитет вождя всех народов. В ряде высших учебный заведений страны кафедры диалектического и исторического материализма упразднены, а преподавание этих дисциплин возлагается на кафедры марксизма-ленинизма. Лишь
в университетах при философских, исторических и филологических факультетах остаются специализированные кафедры диалектического и исторического материализма.

Конец 50-х–60-е это время хрущевской «оттепели», попытка восстановления утраченных позиций, начало преодоления догматизма и других последствий культа личности в преподавании и развитии обществознания. После XX съезда КПСС появляется несколько вариантов учебника по истори­ческому материализму. Среди них, например, учебник Ф.В. Конс­тантинова «Исторический материализм». М., 1964; В.Ж. Келле, М.Я Ковальзон «Исторический материализм». Курс лекций. М., 1962; М.Д. Чесноков «Исторический материализм». М., 1964. Написано большое количество учебных пособий по различным проблемам общественного развития,
в том числе в Перми, например, «Развитие политической
системы советского общества» Г.С. Григорьева. Возрождается интерес к реабилитированной зарубежной теоретической
и эмпирической прикладной социологии. В 1963–1965 годах под давлением практических потребностей от исторического материализма вновь в качестве самостоятельной учебной дисциплины отделяется научный коммунизм – советская футурология. Практика совершенствования общества требует его углубленного исследования и изучения массами. И вновь в который раз в связи с этим вспыхивают дискуссии о предмете
и содержании исторического материализма, научного коммунизма, социологии, свидетельствующие о недостаточно прочно завоеванных ими позициях и продолжающемся кризисе социального знания. В целом же в теории общества продолжает иметь место описательность, декларативность, цитатничество
и культ авторитетов вместо логики объяснения, доказательств и фактов…

Специфика данного этапа в развитии обществознания выразилась в образовании большого количества конкурирующих со столичными и подорвавших их монополию оригинальных периферийных, провинциальных исторических школ и лабораторий. Заслуженно занимая известную в мире, в том числе
и за рубежом, позицию, среди новых школ складывается возглавляемая З.И. Файнбургом в ППИ и В.В. Орловым в ПГУ Пермская школа социологии, обществоведения, человеко­знания.

70–80-е годы остро ставят практические вопросы о средствах и методах реформирования общества, в связи с чем актуализируются проблемы гуманитарного знания, социологического, социально-антропологического, политического в том числе. К этому времени об историческом материализме, научном коммунизме и социологии было уже много и многими написано, но учебников по историческому материализму и социологии современного общества писали мало и немногие.
В связи с этим в 1972 году в редакционной статье «Правды» «Высокий долг советских философов» было сказано о необходимости создания философами и экономистами обобщающего труда по теории социального исторического процесса – теории развития человека и общества. Были объявлены конкурсы на учебники всего обществоведческого цикла для ВПШ и в 1983 го­ду – всех остальных вузов страны. Для совершенствования, перестройки, реформирования общества нужна была теория, способная повысить эффективность программ социального действия, экспертиз преобразования.

Анализ истории становления социологических дисциплин в России показывает, что они находятся все еще в начале своего развития. Могли ли в рассматриваемой исторической ситуации появиться приличные учебники, если относительно приемлемая ситуация для их появления на короткое время сложилась лишь после 50-х годов? А раз так, то сегодня
чуть ли не единственным путем изучения теории развития человека и общества остаются очень разные по уровню авторские курсы и работы классиков, и не только марксистской школы социологии, один из которых, кстати, писал как раз по этому поводу: «Я прошу Вас изучать эту теорию по первоисточ­никам, а не из вторых рук – право же, это гораздо легче»,
и добавим, точнее, эффективнее, продуктивнее, пусть и талантливых, интерпретаций. Это тем более необходимо сегодня, когда теоретическое наследие всей классической социологии стало достоянием российской и мировой научной общест­венности.

Итак, легализовавшись после революций 1905 и 1917 годов, отрасль знания, связанная с развитием человека, изучалась в историческом материализме, теории научного социализма (коммунизма), социологии, поскольку и насколько последняя разрешалась властями. В качестве обязательного в вузах с 1983 года преподается курс социологии. Как альтернатива историческому материализму и научному коммунизму с начала 90-х годов вводятся политология и социальная антропология (последняя лишь для специализирующихся факультетов). С 1995 года она читается в нашем университете как самостоятельная учебная дисциплина.

На Западе дело с преподаванием социологических дисциплин, на первый взгляд, обстоит намного лучше. Тем не менее при наличии богатой специальной литературы и свободы «теоретического вероисповедания» все это время идут, судя по
материалам международных социологических конгрессов
80–90-х XX и XXI веков, споры о методологических и теоретических приоритетах разных школ. Трактовка материалов
о человеке и обществе при разной концептуальной и категориальной оснащенности малоэффективна, запутанна, нуждается в приведении к единому знаменателю, ибо человек и общество
в любых странах не могут развиваться, подчиняясь разным
законам.

Таким образом, вузовские дисциплины обществоведческий цикл и социальная антропология находятся в стадии становления и у нас и у них.

2. Предмет и метод, законы и категории,
место в системе наук, структура и функции
социальной антропологии

Если социальная антропология не описательная, а объяснительная наука, если она, по утверждению отцов-основателей, …логия, а не ... графия, то должна иметь в качестве объясняющей науки четко обозначенные атрибуты – предмет и метод, законы и категориальный аппарат, место в системе, в том числе антропологического, знания, определяющего ее роль и функции.

«Предмет» – категория, обозначающая некоторую целостность, выделенную из мира объектов в процессе человеческой деятельности и познания. Понятие «предмет» часто употребляется в менее строгом смысле, отождествляющем его с понятием объекта или вещи [3, 525].

Определений предмета социальной антропологии в специальной литературе предостаточно. Приведем лишь некоторые, в которых авторы ненавязчиво, уважая иные мнения, предлагают свое субъективное видение того, что есть социальная антропология и что она изучает в целостной системе, в том числе антропологического, знания.

В.Г. Пуляев и В.В. Шаронов в статье «Социальная антропология: трудные пути становления» пишут, что прежде всего социальная антропология – это исследование человека как творца своего общественного, социального бытия. Она – результат дифференциации общей антропологии. Социальная антропология – это активный фактор общей социологии. В самом общем плане предметом ее является человек творящий. Это антропологическая экспертиза форм и видов социального поведения в норме и патологии [2, 5–17].

В.В. Марков (эссе «Антропологический поворот в философии ХХ века») считает, что если философская антропология – наука о сущности человека (М. Шаллер, 20-е годы ХХ века) или наука о сущности человека и природы (Х. Плеснер,
20-е годы ХХ века), а культурная антропология изучает человека как культурное существо (М. Ландманн), то социальная антропология – это историческая антропология о том, как происходит превращение одного типа тела (коллективного тела крестьянина, например) в другое (индивидуальное тело буржуа и фабричного рабочего...). Тематика работы с телом должна изучаться и контролироваться социально-антропологической экспертизой («теломеханиками») и, следовательно, пред­по­лагает наличие социальной антропологии: а) теоретической
и б) прикладной [2, 28–29].

М.С. Каган в очерке «О структуре современного антропологического знания» проводит мысль о том, что социальная антропология изучает взаимоотношения человека и общества [2, 30].

В.Н. Сагатовский в работе «Антропологическая целостность: статус и структура» высказывает любопытное соображение о специфике предмета исследования. Человеком можно управлять как элементом объективной реальности, как «актором» – исполнителем социальных ролей. Но чтобы понять, что направляет его изнутри, надо отнестись к нему как к субъекту, сущность которого не сводится к совокупности объективных (общественных или любых иных) отношений и не может быть подвергнута «обработке людей людьми» (К. Маркс и Ф. Эн­гельс. Соч., т. 3, с. 35). Именно на этот уровень человека, видимо, и должна обратить свое внимание становящаяся наука – социальная антропология. Она призвана понять человека исходя из концепции уровней бытия, ... знать его как объективную реальность, управляемую и способную управлять, понимать его как субъективную реальность, осуществляющую себя
в этом мире [2, 44–47].

К.С. Пигров в очерке «Социальная антропология как система» утверждает, что социальная антропология представляет собой философскую дисциплину, которая постигает всеобщее с помощью исследования человеческого бытия. Поэтому базовая, центральная, исходная категория социальной антропологии, по мнению автора, – категория человеческого бытия. Социальная антропология изучает общественное бытие как развивающуюся всемирную историю. Социальная антропология, социальный процесс, антропосоциогенез – есть не что иное, как «деятельность преследующего свои цели человека» (К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 2, с. 102). Категория общественного бытия, человеческого бытия синкретично, в свернутом виде, содержит всю социальную антропологию [2, 56–63].

Т.В. Холостова в статье «Человек как предмет социально-антропологического исследования» проводит мысль, что предметом социальной антропологии должен оставаться целостный человек, его природа. В перспективе это не только общие сведения, полученные генерализующим методом, но и исследование индивидуального разнообразия людей, учет которого
в общественном развитии по своему значению может составить целую эпоху. Изучение пределов, за которыми идет разрушение человека и окружающей среды, в наши дни становится насущной задачей социальной антропологии. Ее возникновение открывает возможность изучения и использования индивидуального своеобразия для интересов общества и, главное, для интересов каждого человека. Не выпуская из поля зрения человека, социальная антропология должна выработать представление о структуре общества, в которой представлен весь диапазон включений человека от малого до большого... Современный человек, человек развернутый в истории и пространстве – интереснейшая и достаточно актуальная тема и область исследования. Многие недостатки человека, становясь статистическими, заставляют искать причины и обстоятельства, разрушающие человека, во внешних по отношению к его воле причинах… «Все прогрессы реакционны, если рушится человек» (А. Вознесенский). Понятия великая или историческая личность, лидер и исполнитель предполагают развитие темы сохранения человека в человеке. В конечном счете социальная антропология определяет, что они, представители разных эпох и социальных групп, за порода людей [2, 76–84].

Начав с проблем актуализации человекознания в современную эпоху, среди которых пределы роста, социальные последствия НТР, крах «реального социализма», поворот к комплексному изучению человека, необходимость сбора и обобщения разрозненных данных о человеческом прогрессе
и регрессе, один из авторов сборника А.С. Мамзин в очерке «Социальная антропология и взаимодействие знаний» пишет далее, что все кладези знаний важны для социальной антропологии, являются в известном смысле ее источниками... Социальная антропология – дисциплина, стремящаяся к обобщению всего многообразия эмпирических и теоретических знаний
о человеке, но анализирующая их под углом зрения социальной теории, рассматривающей человека в неразрывной связи
и взаимодействии с социумом... Социальная антропология – это развитие человека в единстве многообразных (экономических, внеэкономических, политических, культурных, идеологических; социальных и биологических; общественных и природных; биофизических, генетических, биологических и социальных) сторон его сущности. Социальная антропология – это социально-историческая типизация человека. Значение социальной антропологии в современных условиях радикального преобразования общества и становления нового типа социальной структуры в постиндустриальной цивилизации неоценимо... [2, 133–144].

Таковы далеко не все характеристики предмета социальной антропологии из вышеуказанного сборника «Очерки социальной антропологии». Стоит, на наш взгляд, упомянуть еще работы «Введение в социальную и культурную антропологию», «Культурная (социальная) антропология» Э.А. Орловой, в которых развернута предметная проблематика дисциплины, ее ведущие, наиболее актуальные, в том числе для современности, исследовательские направления. В частности, автор пишет, что социальная антропология представляет собой область знания, где человеческое существование стало предметом анализа и объяснения, а не только описания. Это наука, цель которой не только объяснить, но выработать стратегию и тактику преобразования человека и общества. На прагматическом уровне социальная антропология должна отвечать требованиям О. Конта: «знать, чтобы предвидеть; предвидеть, чтобы мочь; мочь, чтобы предупреждать» [1, 15–16].

Предмет социальной антропологии начинается с проблемы предпосылок (общих и непосредственных) возникновения человека и общества. Их реконструкция, правда, относительна. В качестве теоретических направлений в социальной антропологии, познающей совместную деятельность людей, могут быть названы:

- изучение созданных людьми объектов (артефактов) – материальных, деятельностных, коммуникационных, духовных; построение теоретических моделей интерпретации социального процесса (истории, антропосоциогенеза);

- построение теоретических моделей интерпретации макро- и микродинамики социального процесса;

- социально-биологические механизмы поддержания человеческой и общественной жизни;

- динамика знаковых систем, средств передачи и накопления информации; способы внутренней и внешней коммуникации, взаимосвязи людей в общественной жизни;

- формы трансляции социального опыта;

- механизмы регулирования общественной жизни на макро- и микроуровнях;

- прогрессирующее (нормальное, расширенное) и регрессирующее (отклоняющееся, тупиковое, сужающееся) воспроизводство общественной жизни и т.п.

По мнению автора, в качестве исследовательских объектов социальной антропологии к настоящему времени устойчиво оформились:

- социальная форма материи, человечество, общество
в целом;

- человечество, общество на разных этапах социального прогресса (истории, антропосоциогенеза);

- культурно-исторические регионы и поселения различных типов;

- специализированные области культуры (трактуемой расширительно, по М. Веблеру – Б.Ч.): экономической, внеэкономической, политической, идеологической);

- социально-антропологические слои, классы, социальные группы, например, элита, люмпены, беднота, национальные
и сексуальные меньшинства, прогрессирующие и дегради­рующие;

- индивиды и их общественная жизнь в норме и патологии, девиантном (отклоняющемся, либо тупиковом) и магистральном (поступательном, прогрессирующем) развитии и т.д.

В США предмет традиционно называется «культуральная антропология». «Культура» в данном случае, по мнению Э.А. Орловой, понимается как синоним «образа жизни», «способа производства общественной жизни» (так ее понимали
и трактовали Монтескье, Вико и пр.) В этом значении термин начал употребляться в ХVIII веке в связи с Великими географическими открытиями и необходимостью сравнения себя
с аборигенами. «Культура» в этом содержании равнозначна
и смыслу «общественно-экономиче­ской формации» [1, 18]. Куль­тура – это вещи (материальный субстрат), технологии (деятельность, движение), образцы человеческих отношений (связи), идеи и знаки (отражение) [1, 19–20]. Следовательно, динамика культуры, способов воспроизводства общественной жизни, ОЭФ – предмет социальной антропологии [1, 18].

Таким образом, социальная антропология – это научная дисциплина, в рамках которой человек изучается через анализ его взаимодействия с природным искусственным окружением; через исследование причин, факторов и механизмов, обусловливающих ... изменение людьми создаваемых ими объектов (артефактов) [1, 21].

Далее автор выделяет наиболее актуальные, на её взгляд, нуждающиеся в незамедлительном решении современные проблемы социальной антропологии:

- что представляет собой человек в его природной дан­ности (биологической, социобиологической, психобиоло­ги­ческой);

- какова зона социоантропологических исследований человека (высшего) в природной среде (низшего) и способы расчленения среды социального процесса в сознании;

- причины деформаций, отклонений, дегенерации, патологии в социальном процессе;

- формы, конфигурации (паттерны) взаимодействия человека и природы, высшего и низшего, социального и биологического в социальном процессе (истории, антропосоциогенезе);

- специфика социального процесса в этнокультурных единицах и т.д. [1, 22–24].

Во всех этих и иных аспектах теория социальной антропологии призвана объяснить (интерпретировать) и спрогнозировать социальный процесс (прогресс и регресс), считает автор «Введения» [1, 25]. Но в таком случае предмет социальной антропологии и социологии аналогичны?

Предметная сфера социальной антропологии тесно переплетена с философской, психологической, политологической, медицинской, социологической, генетической и нуждается
в разграничении и разведении на объективной основе, а не на субъективных декларациях и домыслах авторов. В этом вопросе еще предстоит разбираться с помощью методологии научного познания.

Итак, предмет социальной антропологии – это Человек. Но – что такое человек?

Все существующие трактовки предмета социальной антропологии лучше или хуже пытаются «схватить» объект (человека в обществе) во всем его многообразии и все, вместе взятые, приведенные здесь и не приведенные, беднее этого «микрокосма, в который смотрится макрокосм». Очевидно, только развернутое изучение и объяснение предмета в логике его возникновения и развития даст более полное представление о нем, нежели простое бездоказательное цитирование множества специалистов, исследователей человека.

Если социальная антропология в отличие от коллекционирующих, описательных аналитическая и интерпретирующая, объяснительная наука, она должна иметь инструментарий анализа и объяснения – метод, методологию, методики сбора, прочтения, обобщения, объяснения социальных фактов и организации практики социальной работы.

Принятые в социальной антропологии разными школами способы упорядочения и объяснения эмпирии Э.А. Орлова сводит к следующим:

- эволюционистская концепция движения от низшего
к высшему;

- культурный материализм, где прогресс измеряется адап­тив­ностью человека к социальному процессу;

- диффузионизм – взаимовлияние и взаимодействие
культур;

- функционализм (по-разному трактуется в разных
странах);

- структурализм различных стран и школ;

- иные «измы».

Однако, как показала практика, почти вся перечисленная «классическая методология» неприемлема для теоретического и эмпирического исследования проблем социальной антропологии» [1, 15]. Появились наиболее модные на сегодня модернизм, постмодернизм и многочисленные эклектические полипарадигмальные методы. Но и они не решили проблем метода, методологии, методик: «теоретическая и методологическая оснащенность дисциплины на данный момент нуждается в развитии и обусловлена потребностями практики общественной жизни» [1, 15].

Законы – неотъемлемый атрибут любой интерпретирующей (объясняющей) науки (…логии), в отличие от описательных, коллекционирующих эмпирию (…графий), где они не обя­зательны.

Закон – это выражение внутренней существенной связи явлений действительности, суть явления, объективная тенденция, определяющая ход реальных, в нашем случае социальных (исторических, антропосоциологических), процессов. Законы – это научные, доведенные до высокой степени абстракции выражения объективных тенденций развития человечества в целом либо отдельных его формаций и частей. Они, по крайней мере, декларировались некогда в историческом материализме, но даже не заявлены в современной социально-антропологи­ческой литературе.

Категории – отражающие существенные свойства, стороны и отношения объективной реальности основные понятия, которыми оперирует наука. Категории (общие и специфические) являются необходимым атрибутом, в том числе социальной антропологии. Категориальный аппарат этой науки, если она доказательная, должен выстраиваться в систему, иерархию строго определенных, научных, а никак не диффузно-расплыв­чатых, аморфных, вольно толкуемых понятий здравого смысла. Категории при этом не вечные истины, а гибкие, подвижные понятия, способные отразить развитие человека и общества на каждом этапе социального процесса. В каждый момент истории они наполняются, следовательно, соответствующим содержанием, имея, таким образом, конкретно-исторический, диалектический характер.

Предмет, методология, законы и категории науки в совокупности образуют содержание социальной антропологии, а их система, иерархия, в свою очередь, определяют структуру теоретического и учебного курса. Структуры теории и учебной дисциплины, как в любой науке, не произвольны и должны быть строго логически, методологически выдержаны. В противном случае они дают неполное, теоретически искаженное отражение исследуемого объекта и, как следствие, обусловливают и объясняют просчеты в преобразовательной, практической деятельности людей – в социальной экспертизе и работе.

Место социальной антропологии в системе наук авторами определяется по-разному. Классификаций много. Познакомиться можно, например, с изобретенной непосредственно под социальную антропологию системой обществознания М.С. Кагана из статьи «О структуре современного антропологического знания» [2, 40]. На наш взгляд, она весьма субъективна. Имеется еще в XIX веке изложенная в «Диалектике природы» Энгельсова концепция развития и структурированности научного знания, строго фиксирующая место наук о человеке среди иных теорий. В ХХ веке проблемы структуры научного знания развивали Б.М. Кедров, И.В. Свидерский и другие. Но только методология научного познания способна, на наш взгляд, расставить в этой проблеме все точки над «i».

Роль и функции социальной антропологии, если исходить из вышеизложенного, легко объяснимы.

Роль – как в любой «строгой», обобщающей, интегрирующей, интерпретирующей науке – верифицирующая.

Функции – традиционны:

а) эвристическая – объясняющая;

б) прагматическая – прикладная, практическая;

в) мировоззренческая – формирующая высший научный тип сознания.

Структура социальной антропологии должна включать, следовательно:

а) фундаментальное, теоретическое, объясняющее эмпирию знание;

б) прикладное, внедренческое, преобразующее – технологии преобразования человеком человеческой природы.

Содержание учебного курса

Принцип структурирования курса социальной антропологии диктуется методологией, с которой мы еще не знакомы. Следовательно, о ней – структуре учебного курса и его содержания, можно говорить только предварительно.

Курс социальной антропологии повторяет в известной степени логику изложения других учебных дисциплин и это отнюдь не случайно. Существует определенный порядок развертывания научного интерпретирующего знания в любой теоретической области, нарушение которого снижает эвристический эффект науки и, как следствие, ее практическую действенность. В учебном процессе это проявляется непосредственно в том, что пропуск той или иной, не обязательно ключевой, темы обусловливает снижение, а то и невозможность понимания последующего материала.

Как любая эвристическая, интерпретирующая научная дисциплина, социальная антропология включает формально разделы: предмет, знакомящий с объектом изучения; историческое введение в отрасль, дающее представление о достаточности накопленной для описания, а тем более объяснения, интерпретации и практики эмпирии; инструментальный раздел метода, методологии и методик социально-антропологического исследования, экспертиз и социальной работы; непосредственную социально-антропологическую теорию, структура и порядок изложения которой диктуется методологией.

Содержательные разделы на реальном обобщенном эмпирическом материале различных наук представляют тенденции (закономерности) развития человека и основных сфер его жизнедеятельности на разных методологически определяемых этапах антропосоциогенеза – от его предпосылок (общих и особенных) до прогнозов. Эти тенденции верифицируют, апробируют (проверяют) научность существующих теоретических моделей развития человека и общества, открывая возможность их корректировки, реабилитации, социального проектирования, планирования, моделирования и прогнозирования, то есть социально-антропологической экспертизы и социальной работы.

В «Заключении» подводятся итоги, рассматриваются достижения, трудности и перспективы развития социальной антропологии – теоретической, прикладной, внедренческой.

Раздел второй
Очерк истории социально-антропологического знания

Тема II. Раннее социальное знание

План:

1. Раннее социальное знание: понятие, предпосылки (материальные и идейные), социальные корни.

2. Этапы развития и содержание социальных доктрин прошлого: эвристических и футурологических.

3. Историческое значение ранней социальной мысли.

Список литературы

1. Тахтарев К.М. Сравнительная история развития человеческого общества и общественных форм / К.М. Тахтарев. – Л., 1926.

2. Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 19. – М., 1961.

3. Решетов Ю.Г. Природа Земли и происхождение человека / Ю.Г. Решетов. – М., 1966.

4. Дерягина М.А. Эволюционная антропология / М.А. Де­рягина. – М., 1999.

5. Шаронов В.В. Основы социальной антропологии / В.В. Шаронов. – СПб., 1997.

6. Кар Т.Л. О природе вещей / Т.Л. Кар. – М., 1983.

7. Авдеев В.Б. Предисловие / В.Б. Авдеев // Расология. Наука о наследственных качествах людей. – М., 2005.

8. Авдеев В.Б. Предисловие. Русская расовая теория до 1917 года / В.Б. Авдеев. – М., 2002.

9. Петухов Ю.Д. Суперэтнос русов: от мутантов к богочеловеку / Ю.Д. Петухов. – М.: Вече, 2007.

10. Демин В.Н. Русь нордическая / В.Н. Демин. – М.: Вече, 2007.

Социальная антропология, как любая иная наука, имеет историю возникновения и развития не сводимую к ее становлению в качестве учебной дисциплины, но не менее поучительную. Не зная прошлого той или иной отрасли социального знания, не поймешь настоящего и не увидишь перспективы развития. Прежде чем браться за объяснение антропосоциогенеза, истории, социального процесса, необходимо осмыслить
в общих чертах западную и восточную социологическую традицию. В этой традиции социальная антропология, политология и многое другое изначально и вплоть до нашего времени интегрированы в социальное знание. Поэтому предыстория
и история социальной антропологии – это в значительной степени нуждающаяся в объяснении история социологии. Это
и эмпирия, необходимая и достаточная для построения теории, либо описательной, декларативной, либо объяснительной, эвристической.

1. Раннее социальное знание: понятие,
предпосылки (материальные и идейные),
социальные корни

Возникновение социологии в качестве научного знания должно иметь историю, материальные и духовные предпосылки, социальные корни, без которых она, как любая наука, неполна, непонятна, необъяснима в своих достижениях и ошибках. Жизнь человека изначально представлена преобразованием природы, как окружающей, так и своей собственной. Опыт этой практической деятельности накапливается в виде объясняющих мир знаний, в частности, представлений о развитии человечества. Этот вид интересующих нас знаний возникает вначале, очевидно, как собирание, «коллекционирование»
(Б. Малиновский) и описание фактов (история, этнография), которые под давлением потребностей, с накоплением материала трансформировались, не враз, в интерпретирующую науку (социологию, этнологию), раскрывающую законы возникновения, существования развития общества во всех его элементах. Этим создавался и теоретический фундамент для социальной работы.

Социология появилась первоначально в ее неразвитой донаучной форме, так называемой «протосоциологии», или «предсоциологии». Термины широко использовались в русской социологии конца XIX, начала XX века, но сегодня почти забыты. Но так было в истории любой науки. Например, через средневековую алхимию прошла в своем становлении современная химия. Недаром «социальной алхимией» окрестили братья Дюринги утопический социализм – идеалистическую, социальную прогностику прошлого. Эта околосоциологическая, идеалистическая, субъективная, лишенная объективной логики мечта распространена и сегодня, существуя наряду
с наукой и около нее…

Ранние социальные знания – это объединенные понятиями «протосоциология», или «предсоциология», донаучные, час­то умозрительные, идеалистические, субъективистские представления об обществе и социальной прогностике, представленные социальными утопиями. Талантливо вскрытые для утопического социализма работами Ф. Энгельса их материальные причины лежат в практических потребностях регулирования социального процесса, а идейные – в исторически накапливающихся, меняющихся представлениях людей о себе и мире в целом. Непосредственной предпосылкой предсоциологии явились, конечно, попытки в прошлом вскрыть логику развития капитализма и его противоречия.

Социальные корни этих многочисленных ранних течений и учений, говоря иначе – носителей и изобретателей этих доктрин, тщетно искать среди простого народа. Как свидетельствуют факты – это представители наиболее образованной, в том числе правящей части общества, его элита.

2. Этапы развития и содержание
социальных доктрин прошлого:
эвристических и футурологических

Говоря о ранней социологической традиции, воспользуемся экскурсом в эту область, сделанным соратником М.М. Ковалевского и первым заведующим кафедрой социологии Петроградского университета К.М. Тахтаревым, дополняя его современными данными.

Социальные идеи имели, вероятно, уже первобытные люди. Эти их достижения не дошли до нас в явном виде по той простой причине, что не было средств передачи информации (письменности, например), которые позволяли эффективно накапливать знания и транслировать их от поколения к поколению. Но факт наличия довольно развитых социальных практик в Древнем мире – одно из косвенных доказательств их присутствия в прошлом. Преобразовательной социальной деятельностью раннего общества по отношению к человеку были, например, обряды инициации. С глубокой древности наш предок пы

Поиск по сайту: