Добро пожаловать в Вичерли

Разобравшись с предсказуемыми возражениями по поводу поездки, Гурни отправился к своей машине и позвонил в управление Вичерли, чтобы уточнить адрес Грегори Дермотта, поскольку у него по-прежнему был только номер его абонентского ящика. Ему пришлось долго объяснять дежурной, кто он такой, и после этого еще ждать, пока она свяжется с Нардо и получит разрешение сообщить адрес. Оказалось, что она — единственный человек в управлении, не выехавший на место преступления. Гурни забил адрес в навигатор и отправился на восток, к мосту Кингстон-Райнклифф.

Вичерли находился к северу от центрального Коннектикута. На дорогу ушло около двух часов, которые Гурни провел в горьких размышлениях о своей неспособности позаботиться о безопасности жены. Этот промах настолько беспокоил и расстраивал его, что он заставил себя сосредоточиться на чем-нибудь еще и стал обдумывать основную теорию, возникшую утром на собрании.

Идея, что убийца каким-то образом добыл или сам составил список из нескольких тысяч человек, у которых в прошлом были проблемы с алкоголем, мучимых тайными страхами и чувством вины, а потом сумел поймать нескольких из них в сети загадки с числами, чтобы изводить их угрожающими стишками и затем ритуально убивать… вся эта цепочка, выглядевшая поначалу невероятной, теперь казалась более чем правдоподобной. Он вспомнил, как читал, что серийные убийцы в детстве часто с удовольствием мучили насекомых и мелких животных, например нанося им ожоги через увеличительное стекло. Один из его самых известных арестантов, Каннибал Клаус, в возрасте пяти лет таким образом ослепил кошку. Выжег ей глаза, направляя в них луч солнца через увеличительное стекло. Это было до ужаса похоже на то, как нынешний убийца заставлял своих жертв смотреть в свое прошлое и усиливал их страх, пока они не начинали извиваться от боли.

Обнаруживать закономерности, собирать кусочки пазла в единую картину — этот процесс обычно воодушевлял его, но в тот вечер радовал меньше обычного. Может быть, дело было в послевкусии от собственной неосторожности, от совершенной ошибки. Она комом стояла у него в горле.

Гурни небрежно следил за дорогой, за своими руками, лежащими на руле. Странно. Руки казались ему чужими. Неузнаваемо старыми — как руки его отца. Крохотные пятна разрослись в размерах, и их стало больше. Если бы ему показали фотографии десятка разных рук, он не смог бы опознать среди них свои.

Он задумался, почему так получается. Быть может, если изменения происходят постепенно, мозг их не регистрирует, пока они не достигают критического размера. А возможно, причина лежит глубже.

Означает ли это, что мы всегда видим знакомые вещи в значительной мере такими, какими они были когда-то? Что мы застряли в прошлом не из-за ностальгии и не оттого что выдаем желаемое за действительное, а из-за какого-то замыкания в нейронных сетях, обрабатывающих информацию? Если то, что человек якобы «видит», состоит отчасти из оптических сигналов, а отчасти из памяти, а то, что он «воспринимает» в любой отдельный момент, — смесь свежих и старых впечатлений, то у выражения «застрять в прошлом» появляется новый смысл. Настоящее, таким образом, постоянно подвергается тирании прошлого, которое подсовывает устаревшую информацию под видом новых сенсорных впечатлений. Разве это не относится к серийному убийце, ведомому старой детской травмой? Насколько искажено его восприятие действительности?

Эта теория моментально захватила Гурни. Возникновение новой идеи, проверка ее на состоятельность всегда давали ему ощущение, что он контролирует ситуацию, ощущение, что жизнь продолжается, — но сегодня эти ощущения тяжело было удержать. Навигатор сообщил ему, что до поворота на Вичерли осталось триста метров.

После поворота дорога петляла среди полей, типовых домов, торговых центров, призраков ушедшей моды на летний отдых: полуразрушенный кинотеатр для машин, указатель на озеро с ирокезским названием.

Он вспомнил другое озеро, с другим индейским именем. Вокруг него вилась тропинка, по которой они с Мадлен гуляли однажды в выходные, в поисках хорошего места в Катскильских горах. Он помнил ее веселое лицо, когда они стояли на небольшом склоне, держась за руки, улыбаясь и глядя на подернутую рябью воду. С воспоминанием пришел укол вины.

Он до сих пор не позвонил ей и не сказал, что собрался делать и куда едет, а также насколько это отложит возвращение домой. Он не мог решить, о чем ей стоит рассказать. Например, нужно ли упомянуть о марке? Наконец он решил позвонить и разбираться по ситуации. Господи, помоги мне сказать то, что действительно нужно.

Учитывая, что он и без того был на взводе, Гурни решил перед звонком припарковаться. Первым пригодным для этого местом оказалась гравийная обочина для парковки перед закрытой на зиму фермой. Он сказал системе распознавания голоса в телефоне: «Домой».

Мадлен ответила после второго гудка, ее голос был приветливым, даже воодушевленным — как всегда по телефону.

— Это я, — сказал он, подхватывая лишь малую толику ее оптимизма.

Она секунду помолчала.

— Ты где?

— Как раз звоню рассказать. Я в Коннектикуте, рядом с городком Вичерли.

Напрашивался вопрос «Почему?», но Мадлен не задавала очевидных вопросов. Она ждала.

— У дела очередное продолжение, — сказал он. — Может быть, все движется к развязке.

— Ясно.

Он расслышал медленный, сдержанный вздох.

— Что-нибудь еще расскажешь? — спросила она.

Он выглянул в окно на пустующий прилавок для овощей. Хозяйство выглядело не столько закрытым на зиму, сколько заброшенным.

— Человек, которого мы ищем, стал неосторожным, — сказал он. — Может быть, у нас появилась возможность его остановить.

— «Человек, которого вы ищете»? — переспросила она, и от ее голоса повеяло холодом.

Он промолчал, не зная, как реагировать на ее тон.

Она продолжила, теперь не скрывая ярости:

— Ты хочешь сказать, кровавый маньяк, серийный убийца, который никогда не промахивается, который стреляет людям в шею, а потом перерезает им глотки? Ты его имеешь в виду?

— Да. Это и есть человек, которого мы ищем.

— И что, во всем Коннектикуте не хватает копов, чтобы с ним разобраться?

— Похоже, он обратил внимание на меня.

— Что?..

— Видимо, он узнал, что я работаю над его делом, и может попытаться сделать какую-нибудь глупость, что предоставит нам нужный шанс. Теперь у нас появилась возможность выйти на него напрямую, а не тащиться по его следам.

— Что?! — Это был даже не вопрос, а болезненное восклицание.

— Все будет хорошо, — произнес он не слишком убедительно. — Он начал терять контроль. Начался процесс саморазрушения. Нам просто надо быть на месте, когда это произойдет.

— Когда это было твоей работой, тебе надо было быть на месте. Теперь это не твое дело.

— Мадлен, черт побери, я коп! — Слова вырвались из него, как застрявшая кость вырывается из горла. — Почему ты никак этого не поймешь?

— Нет, Дэвид, — спокойно ответила она. — Ты был копом. А теперь ты не коп. И ты не обязан там быть.

— Я уже приехал. — В наставшей тишине его вспышка ярости отступила, как уходящая волна. — Все в порядке. Я знаю, что делаю. Ничего плохого не случится.

— Дэвид, ты в своем уме? Почему тебе надо подставляться под пули? Ждешь, когда одна из них тебе угодит прямо в голову? Да? Хочешь, чтобы наша совместная жизнь вот так и закончилась? Чтобы я просто ждала, ждала, ждала, когда тебя наконец убьют? — Ее голос так отчаянно надломился на слове «убьют», что он не нашелся что ответить.

Мадлен заговорила сама — настолько тихо, что он едва различал слова:

— Зачем ты это делаешь?

— Зачем?.. — Вопрос застиг его врасплох. Он почувствовал, что теряет равновесие. — Я не понимаю вопроса.

Ее внимательное молчание окутало его через километры, давило на него.

— О чем ты говоришь? — переспросил он, чувствуя, как сердце начинает учащенно биться.

Он слышал в трубке ее дыхание. Понимал, что она сейчас на что-то решается. И когда она вновь заговорила, это снова был вопрос, такой тихий, что он его едва расслышал:

— Это из-за Дэнни?

Он чувствовал, как сердце бьется в шее, в висках, в руках.

— Почему? При чем здесь Дэнни?.. — Он не хотел слышать ответ, только не сейчас, когда столько всего предстояло сделать.

— Господи, Дэвид, — произнесла она. Он представил, как она грустно качает головой, готовясь продолжить эту труднейшую из тем. Если Мадлен открывала дверь, она не отступала, а шла вперед.

Она судорожно вздохнула и продолжила:

— До того, как Дэнни погиб, твоя работа занимала основную часть твоей жизни. А после она стала ее смыслом. Единственным смыслом. Ты только работой и занимался последние пятнадцать лет. Иногда мне кажется, что ты таким образом пытаешься что-то искупить, что-то забыть… с чем-то поквитаться. — Это прозвучало как диагноз.

Чтобы не потерять почву под ногами, Гурни уцепился за факты.

— Я еду в Вичерли, чтобы помочь поймать человека, который убил Марка Меллери. — Он слышал свой голос со стороны, будто он был чужой, принадлежал кому-то старому, испуганному, неповоротливому… человеку, который изо всех сил пытался звучать убедительно.

Она не обратила внимания на его слова и продолжила свою мысль:

— Я надеялась, что если мы откроем ту коробку, посмотрим на его рисунки… то сможем вместе попрощаться с ним. Но ты не можешь прощаться, правда? Ты ни с чем не можешь расстаться.

— Я не понимаю, о чем ты сейчас, — возразил он. Но это было неправдой. Когда они собрались переезжать из города в Уолнат-Кроссинг, Мадлен провела несколько часов, прощаясь — с соседями, с домом, с вещами, которые они оставляли, с домашними растениями. Его это раздражало. Он ворчал, что она слишком сентиментальна, что разговаривать с неодушевленными предметами ненормально, что все это только осложняет переезд. Но дело было не только в этом. Ее поведение задевало какую-то часть него, о которой он не хотел знать и которую Мадлен снова задела, — ту часть, которая ненавидела прощаться, не умела справляться с расставанием.

— Ты убираешь некоторые вещи с глаз долой, — сказала она. — Но они от этого не пропадают, ты же не отпускаешь их по-настоящему. Надо посмотреть на жизнь Дэнни, чтобы отпустить ее. Но ты не хочешь этого делать. Ты просто хочешь… чего ты хочешь, Дэвид? Чего?Умереть ?.. — Последовала долгая тишина.

— Ты хочешь умереть, — повторила она. — Вот этом все и дело, да?

Он ощутил пустоту, которая, как он думал, бывает только в центре урагана. Чувство, похожее на абсолютный вакуум.

— Я делаю свою работу, — сказал он. Это была ненужная банальность. Можно было и промолчать.

Тишина затянулась.

— Слушай, — произнесла она негромко. — Ты же не обязан продолжать этим заниматься… — Затем, едва различимо, отчаявшись, она добавила: — Хотя, может быть, я ошибаюсь. Может, это моя напрасная надежда.

Он не знал, что сказать. И не знал, что думать.

Он просто сидел — глядя в одну точку, почти не дыша. В какой-то момент — он не знал, в какой именно, — связь прервалась. Он ждал в охватившей его пустоте и хаосе, что возникнет какая-нибудь спасительная мысль, подсказка, руководство к действию.

Вместо этого пришло ощущение абсурда — даже в момент, когда они с Мадлен были по-настоящему открыты друг с другом, их разделяло больше сотни километров, они были в разных штатах и были вынуждены слушать тишину в своих мобильниках вместо друг друга.

Он также понял, о чем не смог заговорить, о чем не нашелся как рассказать ей. Он не сказал ни слова о своей оплошности с маркой, о том, что это могло привести убийцу к их дому, — и о том, что это напрямую следовало из его одержимости расследованием. Эта мысль пришла болезненным эхом: похожая одержимость работой предшествовала смерти Дэнни пятнадцать лет назад, а может быть, и явилась ее причиной. Удивительно, как Мадлен сумела связать ту смерть с его нынешней страстью к работе. Удивительно и, приходилось признать, до ужаса точно.

Он понял, что надо перезвонить ей, признаться в своей ошибке, предупредить ее об опасности, которой он ее подверг. Он набрал номер, стал ждать ее теплого голоса. Телефон звонил, звонил, звонил. Голос наконец раздался, но это была запись его собственного голоса — немного неловкого, несколько строгого и едва ли дружелюбного. Затем прозвучал сигнал.

— Мадлен? Мадлен, ты слышишь? Пожалуйста, возьми трубку, если слышишь. — Он почувствовал тяжесть отчаяния в солнечном сплетении. Он не мог сказать ей ничего осмысленного за выделенную для сообщения минуту, ничего, что не навредило бы сильнее, чем могло бы помочь, ничего, что не создало бы паники. В итоге он просто сказал: — Я люблю тебя. Береги себя. Люблю. — Раздался гудок, и связь снова прервалась.

Он сидел, охваченный болью и смятением, глядя на полуразвалившийся овощной прилавок. Казалось, он мог бы сейчас заснуть и проспать целый месяц. Или целую вечность. Вечность была бы предпочтительнее. Это было очень опасное состояние — именно такие мысли вынуждали уставших путешественников в Арктике ложиться в снег и замерзать до смерти. Нужно было сосредоточиться. Двигаться дальше. Заставить себя шевелиться. Мало-помалу его мысли вновь собрались вокруг дела, которое ждало его в Вичерли. Убийца, которого следовало вычислить. Жизни, которые следовало спасти. Жизнь Грегори Дермотта, его собственная и, может быть, Мадлен. Он завел машину и поехал вперед.

По адресу, куда его в итоге привел навигатор, оказалось невзрачное здание в колониальном стиле, стоявшее на объездной дороге, где было мало машин и не было тротуаров. Слева, сзади и справа участок вокруг дома был окружен зарослями туи. Перед домом росли кусты самшита. Повсюду стояли полицейские машины — Гурни посчитал, что их было больше дюжины, они стояли под разными углами у кустов и местами перегораживали дорогу. На большинстве были наклейки полицейского управления Вичерли. На трех не было никаких особых знаков, кроме мигалок на крышах. Машин из главного управления Коннектикута не было — возможно, этого следовало ожидать. Возможно, это было не самым разумным или эффективным подходом, но он мог понять желание местного управления разобраться с преступлением самостоятельно, когда речь шла об убийстве кого-то из своих. Гурни начал парковаться на клочке земли, переходящем в асфальт, когда огромный молодой коп в форме вышел и жестами стал показывать ему, чтобы он уезжал. Гурни достал документы. Великан подошел к нему напряженной походкой, с поджатыми губами. Вздутые мускулы на его шее едва умещались в воротник и, казалось, упирались в самые щеки.

Он внимательно посмотрел на документы Гурни и наконец сказал:

— Здесь сказано, что вы из Нью-Йоркского управления.

— Я приехал к лейтенанту Нардо, — сказал Гурни.

Коп смерил его подозрительным взглядом. Из-под рубашки угрожающе выпирали накачанные грудные мышцы. Наконец он пожал плечами:

— Он внутри.

В начале длинного въезда, на столбе высотой с почтовый ящик, висела серая железная вывеска с черными буквами: «СИСТЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ ДЖИ-ДИ». Гурни прошел под желтой лентой, которой была обтянута вся территория. Как ни странно, именно ощущение холодной ленты, коснувшейся его шеи, заставило его впервые за день отвлечься от беспокойных мыслей и задуматься о погоде. День был сырой, серый, безветренный. Клочья снега, растаявшие и вновь замерзшие, лежали под кустами. На въезде виднелись черные участки льда на местах выбоин в покрытии дороги.

На входной двери висела более скромная табличка с названием компании. Рядом была наклейка, гласившая, что дом защищен бесшумной сигнализацией «Аксон». Гурни поднялся по ступенькам окруженного колоннами крыльца, когда дверь перед ним открылась. Это не было приглашением. Человек, который вышел из дома, закрыл ее за собой. Он бросил короткий взгляд на Гурни, раздраженно разговаривая по телефону. Это был крепко сбитый, спортивный мужчина на пятом десятке, с обветренным лицом и злыми глазами. На нем была черная ветровка с ярко-желтой надписью «полиция» на спине.

— Теперь слышно? — Он сошел с крыльца на побитый морозом газон. — А теперь слышно? Отлично. Мне, говорю, нужен еще один специалист, и побыстрее… Нет, не годится, он нужен прямо сейчас, пока не стемнело. Я говорю: прямо сейчас. Черт, какая часть этой фразы вам непонятна? Отлично. Спасибо. Очень обяжете.

Он сбросил звонок и потряс головой:

— Идиот хренов.

Затем он посмотрел на Гурни:

— Вы кто?

Гурни не отреагировал на агрессию в его голосе. Он понимал, откуда она взялась. Эмоции всегда бурлили на месте убийства полицейского — это была плохо контролируемая клановая ярость. Кроме того, он узнал по голосу человека, который отправил погибшего офицера к дому Дермотта, — это был Джон Нардо.

— Я Дэйв Гурни, лейтенант.

Очевидно, в голове лейтенанта пронеслось сразу несколько мыслей и все они были неприятными. Наконец он просто спросил:

— Зачем вы здесь?

Такой простой вопрос, а он даже приблизительно не знал, что на него ответить. Он решил суммировать вкратце:

— Убийца сообщил, что хочет убрать Дермотта и меня. Дермотт уже здесь, теперь я тоже. Все, что этому ублюдку надо. Идеальная приманка. Может быть, он теперь сделает следующий шаг и мы его повяжем.

— Вот так просто? — Голос Нардо был до предела полон безадресной враждебностью.

— Если хотите, — предложил Гурни, — я могу рассказать вам о наших соображениях по делу, а вы поделитесь своими новостями.

— Своими новостями? Я обнаружил, что коп, которого я отправил к этому дому по вашей просьбе, погиб. Его звали Гэри Сассек. Через два месяца он собирался увольняться. Я обнаружил, что ему практически отрезали голову разбитой бутылкой из-под виски. Обнаружил пару окровавленных башмаков рядом с гребаным садовым стулом возле кустов. — Он махнул в сторону задней части дома. — Дермотт никогда этого стула раньше не видел. И его сосед тоже. Откуда, спрашивается, эта дрянь взялась? Или этот псих притащил его с собой?

Гурни кивнул:

— Скорее всего, так и было. Это все составляющие уникального ритуала убийства. Как и разбитая бутылка. Марка виски была, часом, не «Четыре розы»?

Нардо уставился на него невидящим взглядом, как будто воспринимал его голос с запаздыванием.

— Нда, — произнес он. — Пройдемте внутрь.

За входной дверью оказался просторный, пустой холл. Ни мебели, ни ковров, ни картин на стенах, только огнетушитель и пара сенсоров пожарной сигнализации на потолке. В конце холла была еще одна дверь, за которой, как предположил Гурни, находилась терраса, на которой Грегори Дермотт тем утром обнаружил тело полицейского. Неразличимые голоса с той стороны подсказывали, что эксперты все еще работают на месте убийства.

— А где Дермотт? — спросил Гурни.

Нардо указал большим пальцем на потолок:

— В спальне. У него от стресса мигрени, а от мигреней его тошнит. Он вообще не сказать чтоб в хорошем расположении духа. И до того был не в себе, а уж после телефонного звонка, когда ему сказали, что он следующий… мрак.

У Гурни было много вопросов, но он чувствовал, что лучше уступить Нардо ведущую роль в разговоре. Он огляделся. Справа был вход в большую комнату с белыми стенами и голым дощатым полом. В середине комнаты на длинном столе в ряд стояло около дюжины компьютеров. Телефоны, факсы, принтеры, сканеры, запасные накопители стояли на другом длинном столе вдоль дальней стены. На той же стене висел еще один огнетушитель. Вместо пожарной сигнализации там были встроенные противопожарные брызгалки.

Окон было всего два, и оба слишком маленькие для такого помещения — невзирая на белые стены, комната напоминала тоннель.

— У него здесь вроде офиса, а сам он живет наверху. Пойдемте в другую комнату, — сказал Нардо, кивая на дверь с другой стороны. За ней оказалась такая же неуютная комната размером с половину предыдущей и всего с одним маленьким окном, отчего она была похожа даже не на тоннель, а на пещеру. Нардо щелкнул выключателем, когда они вошли, и четыре встроенных потолочных светильника превратили комнату в белый ящик. Одна стена была заставлена шкафами с папками, у другой стоял стол с двумя компьютерами, у третьей был столик с кофейным аппаратом и микроволновкой, а посередине стояли пустой стол и четыре стула. В этой комнате была и сигнализация и брызгалки. Гурни это напомнило вылизанную версию комнаты отдыха в последнем участке, где он работал. Нардо сел на один из стульев и жестом предложил Гурни присоединиться к нему. Затем он принялся яростно тереть виски, как будто пытаясь выжать усталость из головы. Судя по выражению его лица, это не помогало.

— Мне не нравится эта история с приманкой, — сказал он наконец, сморщив нос на слове «приманка», как будто оно плохо пахло.

Гурни улыбнулся:

— Это только часть объяснения.

— А какая другая часть?

— Я пока не знаю.

— Приперлись сюда, чтобы строить из себя героя?

— Вряд ли. Просто у меня чувство, что я могу быть здесь полезен.

— Вот как? А если у меня нет такого чувства?

— Ваше слово здесь закон, лейтенант. Скажете мне ехать назад — я поеду.

Нардо смерил его еще одним долгим, циничным взглядом. В итоге, казалось, он передумал, хотя это нелегко ему далось.

— Значит, «Четыре розы» — часть ритуала, говорите?

Гурни кивнул.

Нардо глубоко вздохнул. Казалось, у него болело все тело. Или весь мир вокруг.

— Ладно, детектив. Пожалуй, вам пора рассказать мне, что я там еще не знаю.

Глава 48

Дом с биографией

Гурни рассказал про следы, оставленные задом наперед, про стихи, про замаскированный голос по телефону, про два странных фокуса с цифрами, про связь предыдущих жертв с алкоголем, про вызовы, адресованные полиции, про надпись «REDRUM» на стене и подпись «мистер и миссис Сцилла» в «Рододендроне», про заносчивость и ум убийцы. Он пересказывал детали трех известных ему убийств, пока ему не стало ясно, что Нардо не сможет переварить больше информации. Тогда он подытожил то, что ему казалось самым главным:

— Он хочет подчеркнуть две вещи. Во-первых — что у него есть власть наказывать алкашей. Во-вторых — что полиция беспомощна. Его преступления специально продуманы как своеобразные игры, загадки. Он умен, одержим и дотошен. До настоящего момента он не оставил нам ни одного волоска, ни отпечатка пальца, ни капли слюны, ни ворсинки от одежды, ни случайного следа от ботинка. Он не совершил ни одной ошибки. Правда в том, что мы очень мало знаем о его методах или о его мотивах помимо того, что он сам захотел нам сообщить. С одним возможным исключением.

Нардо устало, но с интересом поднял бровь.

— Некто доктор Холденфилд, которая написала великолепное исследование по серийным убийцам, считает, что он дошел до критической стадии в процессе и вот-вот совершит некий резкий поступок.

Нардо поиграл желваками, затем заговорил со сдавленной яростью:

— То есть мой мертвый друг там на террасе — это только разминка?

На такой вопрос было невозможно, да и не нужно отвечать. Они посидели в тишине, пока негромкий звук, похожий на прерывистое дыхание, не обратил их внимание на дверь. Неожиданно для такого незаметного появления там оказался огромный коп, который охранял стоянку. У него был такой вид, точно у него болели все зубы сразу.

Нардо почуял неладное.

— Что случилось, Томми?

— Нашли жену Гэри.

— О господи. И где она?

— Едет домой с городской стоянки. Она водит школьный автобус.

— А, точно. Черт. Мне надо бы самому съездить, но я не могу тут все бросить. Где носит шефа, кто-нибудь знает?

— Он в Канкуне.

— Да я знаю, что он в гребаном Канкуне. Какого хрена он не проверяет автоответчик? — Нардо глубоко вздохнул и закрыл глаза. — Хакер и Пикардо, пожалуй, были ближе всего к их семье. Пикардо, кажется, даже какой-то родственник жены, нет? Короче, отправь Хакера и Пикардо. Н-да… Но пусть Хакер сначала ко мне зайдет.

Огромный коп исчез так же тихо, как появился.

Нардо снова вздохнул. Он заговорил так, будто его ударили по голове и он с усилием пытался прийти в себя:

— Короче, вы говорите, они все были алкоголики. Но Гэри Сассек не был алкоголиком, так что же получается?

— Он был копом. Возможно, этого было достаточно. А может быть, он встал у него на пути, когда тот собирался убить Дермотта. Может быть, есть и еще какое-то объяснение.

— Какое?

— Понятия не имею.

Задняя дверь хлопнула, раздались громкие шаги, и юркий человек в штатском появился в дверях:

— Вы меня звали?

— Прости, дружище, что взваливаю это на тебя, но мне надо, чтобы вы с Пикардо…

— Я в курсе.

— Ясно. Ну что ж. Вы там будьте кратки. Не усложняйте. «Убит, защищая предполагаемую жертву. Погиб героически». Что-нибудь в этом духе. Черт! Я имею в виду — никаких этих жутких подробностей про лужу крови. Понимаешь, к чему я клоню? Подробности ей потом сообщат, если будет нужно. Но пока…

— Я все понял, сэр.

— Хорошо. Слушай, прости, что я не могу сделать это сам. Но я не могу тут все бросить. Скажи, что я вечером к ней заеду.

— Да, сэр. — Мужчина помедлил на пороге, пока не стало ясно, что Нардо больше нечего сказать. Тогда он ушел обратно и снова хлопнул дверью, но на этот раз гораздо тише.

Нардо снова вспомнил о разговоре с Гурни.

— Я что-то пропустил или у вас сплошные теории насчет этого дела? В смысле, я ничего не услышал про список подозреваемых и вообще никакой конкретики, которую можно было бы расследовать. Я прав?

— Более-менее.

— И вся эта хренова куча улик — конверты, бумага с записками, красные чернила, ботинки, записанные разговоры, возвращенные чеки, даже послания, оставленные этим психом на оборотах записок, — все это никуда не ведет?

— Можно и так сказать.

Нардо покачал головой:

— Короче говоря, вы понятия не имеете, кого и где надо искать.

Гурни улыбнулся:

— Может быть, за этим я здесь.

— Это как же?

— Я понятия не имею, куда еще мне идти.

Это было простое признание простого факта. Интеллектуальное удовлетворение от вычисления тактических деталей ритуала убийцы, конечно, было ничем в сравнении с отсутствием какого-либо заметного прогресса по основному вопросу, так легко сформулированному Нардо. Гурни приходилось признать, что, невзирая на находки, касающиеся периферии дела, он был так же далек от того, чтобы вычислить и обнаружить убийцу, как тем утром, когда Марк Меллери принес ему загадочные записки и попросил о помощи.

У Нардо в лице что-то изменилось, как будто его черты смягчились.

— У нас в Вичерли никогда не было убийств, — сказал он. — Настоящих. Пара непредумышленных, пара погибших в ДТП и один спорный случай на охоте. Никогда не было такого убийства, чтобы хотя бы одна сторона не была при этом в дрезину пьяна и не соображала, что делает. По крайней мере, за последние двадцать четыре года.

— Вы столько лет на службе?

— Да. Единственный, кто дольше меня в этом управлении… был… Гэри. Собирался отмечать двадцатипятилетие. Жена хотела, чтобы он на двадцатый год уволился, но он решил, что если прослужит еще пять, то… черт! — Нардо вытер глаза. — У нас на службе не часто ребята погибают, — сказал он, как будто надо было как-то объяснять свои слезы.

Гурни хотел сказать ему, что знает, каково терять коллегу. Он потерял сразу двоих в неудачном захвате. Но он вместо того просто понимающе кивнул.

Помолчав минуту или около того, Нардо прокашлялся:

— Хотите пообщаться с Дермоттом?

— Вообще-то да. Просто не хочу вам мешать.

— Не помешаете, — грубовато сказал Нардо, и Гурни подумал, что он пытается теперь отыграться за проявленную слабость. Затем он добавил, уже нормальным тоном: — Вы же с ним по телефону разговаривали раньше?

— Да.

— То есть он знает, кто вы такой.

— Да.

— Значит, я вам не нужен. Просто расскажите, как прошло, когда поговорите.

— Как скажете, лейтенант.

— Дверь справа от лестницы. Удачи.

Поднимаясь по дубовой лестнице, Гурни размышлял, сможет ли второй этаж больше рассказать о личности владельца, чем первый, где напрочь отсутствовало домашнее тепло, разве что в перегретых компьютерах. Во всяком случае, пролет в конце лестницы продолжал тему безопасности: такой же огнетушитель и сигнализация с брызгалками на потолке. Гурни подумал, что Дермотт определенно ужасный перестраховщик. Он постучал в дверь, про которую говорил Нардо.

— Да? — отозвался усталый, раздраженный и хриплый голос.

— Это следователь Гурни, мистер Дермотт. Можно с вами поговорить минутку?

Пауза.

— Гурни?..

— Дэйв Гурни. Мы говорили по телефону.

— Заходите.

Гурни открыл дверь и оказался в комнате, погруженной в полумрак из-за частично задернутых штор. Здесь была кровать с тумбочкой, бюро, кресло и письменный стол у стены, перед которым стоял складной стул. Вся мебель была из темного дерева, современная и на первый взгляд довольно дорогая. Покрывало на кровати и ковер были серые, невыразительные. Хозяин комнаты сидел в кресле лицом к двери, слегка клонясь на сторону, как человек, нашедший позу, в которой испытывает наименьший дискомфорт. Гурни поразился, насколько это был характерный типаж для среды айтишников. В тусклом свете трудно было различить его возраст. Вероятно, тридцать с небольшим.

Дермотт несколько секунд рассматривал Гурни, как будто надеясь различить в его чертах ответ на какой-то вопрос, затем наконец негромко заговорил:

— Они вам сказали?

— Про что?

— Про звонок от психа-убийцы.

— Да, я в курсе. Кто подошел к телефону?

— Кто подошел? Видимо, кто-то из полицейских. Один пришел, чтобы меня позвать.

— Звонивший попросил вас по имени?

— Наверное. Я не знаю… вероятно. Полицейский сказал, что звонят мне.

— Голос не показался вам знакомым?

— Странный был голос.

— В каком смысле?

— Ненормальный. То визгливый по-женски, то басистый. Акцент какой-то непонятный. Похоже на дурацкую шутку, только все всерьез. — Он сжал виски пальцами. — Он сказал, что я следующий, а затем вы. — Казалось, он скорее раздражен, чем напуган.

— Были какие-нибудь фоновые шумы?

— В каком смысле?

— Кроме голоса звонившего вы слышали что-нибудь еще? Музыку, шум дороги, другие голоса?

— Нет, ничего такого.

Гурни кивнул и огляделся:

— Не возражаете, если я сяду?

— Что? Конечно садитесь. — Дермотт широким жестом указал на всю комнату, как будто она была заставлена стульями.

Гурни присел на край кровати. У него было чувство, что Грегори Дермотт — ключевая фигура в этом деле. Если бы только понять, какой нужно задать вопрос. Какую затронуть тему. С другой стороны, иногда разумнее всего было молчать. Создать пустоту и посмотреть, как собеседник решит ее заполнить. Он долго сидел неподвижно, глядя на ковер. Этот подход требовал терпения. И еще — хорошего чутья, чтобы понять, в какой момент молчание становится напрасной тратой времени. Этот момент как раз приблизился, когда Дермотт вдруг заговорил:

— При чем здесь я? — Голос его был расстроенным, это была скорее жалоба, а не вопрос, и Гурни решил не отвечать.

Через несколько секунд Дермотт продолжил:

— Мне кажется, это как-то связано с этим домом. — Он помедлил. — Позвольте, я кое-что спрошу у вас, детектив. Вы знаете кого-нибудь из полицейского управления Вичерли лично?

— Нет. — Ему немедленно захотелось уточнить, зачем он спросил, но решил, что вскоре и так узнает.

— Никого, ни сейчас, ни в прошлом?

— Никого. — Он видел по глазам Дермотта, что его это не убедило, и продолжил: — До того, как в письме Марку Меллери я увидел инструкцию, куда отправить чек, я даже не знал, что Вичерли существует.

— И никто никогда не рассказывал вам, что происходило в этом доме?

— А что происходило?

— Дело было очень давно.

— Я слушаю, — с интересом сказал Гурни.

Было похоже, что Дермотта беспокоит не только головная боль.

— Так что же здесь было?

— Это все информация из третьих рук, — сказал Дермотт, — но когда я купил этот дом, соседка рассказала мне, что двадцать с чем-то лет назад тут поссорились муж и жена и муж жену пытался зарезать.

— И вы видите какую-то связь?

— Может, это и совпадение, но…

— Да-да?

— Я об этой истории давно забыл. Сегодня вспомнил. Сегодня утром, когда нашел… — Он скривил губы, как будто его тошнило.

— Не спешите, — сказал Гурни.

Дермотт сжал виски руками.

— У вас есть пистолет?

— Есть.

— С собой?

— Нет. Я не ношу с собой оружия с тех пор, как ушел из Нью-Йоркского управления. Если вас волнует безопасность, то в радиусе ста метров от вашего дома больше дюжины вооруженных копов, — сказал Гурни.

Казалось, Дермотта это не убедило.

— Вы говорили, что сегодня утром о чем-то вспомнили.

Дермотт кивнул:

— Я и думать забыл об этой истории, но вспомнил, когда увидел… лужу крови.

— Что вы вспомнили?

— Женщина, которую пытались убить в этом доме, — ей тоже перерезали горло.

Глава 49

К смерти на поклон

Ныне покойная соседка Дермотта сказала, что убийство произошло «двадцать с чем-то» лет назад — а значит, это могло быть меньше двадцати пяти лет назад, а это, в свою очередь, могло означать, что как Джон Нардо, так и Гэри Сассек могли уже служить в полиции в момент преступления. Картина была не очень ясна, но Гурни показалось, что элемент мозаики встает на место. У него еще оставались вопросы к Дермотту, но это могло подождать, сперва следовало поговорить с лейтенантом.

Он оставил Дермотта сидеть в кресле с задернутыми шторами. Вид у него был по-прежнему подавленный. Гурни начал спускаться по лестнице и увидел, что женщина-офицер в комбинезоне эксперта и в резиновых перчатках спрашивала у Нардо, что делать с участками, которые уже обследовали на предмет следов улик.

— Оставьте ограждение и никого туда не пускайте, может, нам придется пройтись по ним повторно. Стул, бутылку и что там еще нашли нужно отвезти в участок.

— А что делать с фигней, которая на столе?

— Засуньте в кабинет Кольберта.

— Он не обрадуется.

— Да мне это по… Слушайте, просто решите проблему, ладно?

— Да, сэр.

— И пока вы не ушли, скажите большому Томми, чтобы он оставался у входа в дом, а Пат скажите, чтоб сидела у телефона. Все остальные пусть пойдут по соседям. Я хочу знать, мог ли кто-то здесь увидеть или услышать что-то необычное за пару последних дней, а особенно вчера поздно вечером или сегодня рано утром — незнакомые люди, непонятные припаркованные машины, может быть, кто-то ошивался и рассматривал окрестности, может быть, кто-то очень торопился, любая информация.

— В каком радиусе стоит производить опрос?

Нардо посмотрел на часы:

— Куда успеют дойти за шесть часов. А дальше что-то решим. Если хоть что-то всплывет, немедленно доложить мне.

Офицер отправилась по своим делам, а Нардо повернулся к Гурни, который уже стоял внизу:

— Узнали что-нибудь дельное?

— Не уверен, — негромко произнес Гурни, приглашая Нардо жестом в комнату, где они раньше сидели. — Может быть, вы поможете мне разобраться.

Гурни сел в кресло лицом к двери. Нардо встал за стулом на другом конце стола. Лицо его выражало любопытство и что-то еще, чего Гурни не смог распознать.

— Вы знали, что в этом доме произошло убийство?

— О чем вы?

— Вскоре после того, как Дермотт купил этот дом, соседка ему рассказала, что женщину, которая тут жила, ее собственный муж пытался зарезать.

— Сколько лет назад это было?

Гурни был уверен, что Нардо что-то вспомнил.

— Двадцать, может, двадцать пять лет назад.

Было похоже, что Нардо ожидал именно такого ответа. Он вздохнул и покачал головой:

— Да, я давненько об этом не вспоминал. Действительно, здесь была попытка убийства на почве семейных разборок, примерно двадцать четыре года назад. Я тогда только начинал работать. Почему вы спросили?

— Вы помните какие-нибудь детали?

— Пока мы не поплыли по волне моей памяти, объясните все же, как это относится к текущему делу.

— Женщине, которую здесь чуть не убили, перерезали горло.

— И это должно мне о чем-то говорить? — Нардо раздраженно поморщился.

— В этом доме нападали на двух человек. Из всех возможных способов нападения оба раза был выбран этот. Мне кажется, это совпадение о чем-то говорит.

— Вы об этом говорите так, будто есть какая-то связь, а между тем ее и близко нет. Какое может иметь отношение убийство полицейского офицера на задании с попыткой убийства на бытовой почве, случившейся четверть века назад?

Гурни пожал плечами:

— Если бы у меня были подробности, я бы мог знать наверняка.

— Ладно. Пожалуйста. Расскажу, что смогу, но это не так уж много. — Нардо помолчал, как будто глядя на стол, а на самом деле вглядываясь в прошлое. — В тот вечер было не мое дежурство.

Он оправдывается, подумал Гурни. Почему ему понадобилось оправдаться?

— Так что все это из третьих рук, — продолжил Нардо. — Как оно обычно и бывает в случаях с бытовухой, муж нажрался, поспорил с женой, схватил бутылку и ударил ее. Бутылка разбилась, порезала жене горло. Вот и все.

Гурни отлично понимал, что это не все. Оставалось найти способ вытянуть из лейтенанта остаток истории. Одним из неписаных правил работы в полиции было говорить как можно меньше, и Нардо это правило соблюдал. Однако на долгие расспросы времени не было. Гурни решил не нежничать.

— Лейтенант, это чушь собачья, — сказал он, брезгливо отворачиваясь.

— Чушь собачья? — злым полушепотом переспросил Нардо.

— Нет, я понимаю, что вы рассказали мне правду. Вопрос в том, о чем вы умолчали.

— Может быть, я умолчал о том, что вас не касается, — ответил тот, но его уверенность заметно пошатнулась.

— Послушайте, я же не просто какой-то любопытный идиот из чужого округа. Грегори Дермотту сегодня утром сообщили, что моя жизнь в опасности. Понимаете, моя жизнь. И если то, что здесь происходит, связано с вашей так называемой «бытовухой» двадцатичетырехлетней давности, то я, черт побери, имею право знать.

Нардо прокашлялся и уставился на потолок, как будто подыскивая там правильные слова или надеясь увидеть запасной выход.

Гурни добавил, смягчившись:

— Можете начать с имен.

Нардо кивнул, отодвинул стул, за которым стоял, и сел на него.

— Джимми и Фелисити Спинкс, — произнес он, как будто признаваясь в чем-то неприличном.

— По тому, как вы это произнесли, складывается впечатление, что вы их хорошо знали.

— Ну да. В общем… короче… — Где-то в доме снова зазвонил телефон. Нардо как будто этого не услышал. — Джимми любил выпить. И это мягко сказано. Как-то раз приперся домой пьяный, поругался с Фелисити. И порезал ее разбитой бутылкой, как я уже рассказывал. Она потеряла уйму крови. Сам я этого не видел, у меня был выходной, но ребята, которые дежурили, всю неделю потом только и говорили, сколько было кровищи. — Нардо снова уставился на стол.

— Она, как я понимаю, выжила?

— Что? А, да, она выжила, но едва-едва. И повредилась головой.

— Что с ней стало?

— Кажется, ее в какую-то дурку определили.

— А что сталось с мужем?

Нардо помолчал. Гурни не мог понять, в том ли дело, что Нардо не помнит, или в том, что не хочет об этом говорить.

— Заявил, что это была самооборона, — сказал он с заметной брезгливостью. — В итоге его уломали признать себя виновным, смягчили приговор… ну, он потерял работу, уехал из города. Социальная служба забрала их ребенка. Конец истории.

Внутренняя антенна Гурни, натасканная тысячей допросов, подсказывала, что и это еще не все. Он молчал, наблюдая за тем, как Нардо откровенно мается. Где-то вдалеке слышался голос — видимо, того, кто подошел к телефону, — но слов не было слышно.

— Вот чего я не понимаю, — сказал Гурни. — Что в этой истории такого, что вы не захотели мне ее рассказать сразу?

Нардо мрачно посмотрел на Гурни:

— Джимми Спинкс был копом.

Нервная дрожь, охватившая Гурни в тот момент, всколыхнула в нем дюжину вопросов, но он не успел их задать, потому что в дверях появилась женщина с квадратным лицом и короткой стрижкой. На ней были джинсы и рубашка поло. Под ее левой рукой была кобура с пистолетом системы «Глок».

— Сэр, сейчас поступил звонок, я думаю, вам это надо знать.

Нардо воспринял ее появление как спасение и повернулся к ней, чтобы слушать. Она неуверенно посмотрела на Гурни.

— Он свой, — неохотно сказал Нардо. — Говорите.

Она снова посмотрела на Гурни, ничуть не дружелюбнее, чем в первый раз, затем подошла к столу и положила на него маленький цифровой прибор для записи телефонных разговоров.

— Там все есть, сэр.

Он помолчал, прищурившись на устройство, затем нажал на кнопку. Началась запись. Качество было отменным.

Гурни понял, что первый голос принадлежал женщине, которая стояла перед ним.

— «Системы безопасности Джи-Ди». — Видимо, ей сказали подходить к телефону так, будто она просто работает в компании.

Второй голос был странным — и Гурни тоже его мгновенно вспомнил по звонку, который слушал по просьбе Марка Меллери. Казалось, что это было ужасно давно. Между тем звонком и этим случилось четыре смерти, и это нарушило его чувство времени. Марк в Пионе, Альберт Шмитт в Бронксе, Ричард Карч в Созертоне (Ричард Карч — почему это имя каждый раз вызывало какое-то сложное чувство, ощущение несостыковки?) и офицер Гэри Сассек в Вичерли.

Скачущий тон и акцент невозможно было ни с чем спутать.

— Если бы я мог слышать Бога, что бы Он мне сказал? — спросил голос с характерной угрожающей интонацией злодея из кино.

— Простите, что? — Голос женщины-полицейского звучал так же удивленно, как звучал бы голос любой настоящей девушки на телефоне.

Голос повторил, с растущим напором:

— Если бы я мог слышать Бога, что бы Он мне сказал?

— Извините, вы не могли бы повторить? Мне кажется, у нас проблемы со связью. Вы звоните с мобильного?

Она быстро прокомментировала Нардо:

— Я просто пыталась удержать его на линии, как вы сказали, чтобы звонок длился как можно дольше.

Нардо кивнул. Запись продолжилась.

— Если бы я мог слышать Бога, что бы Он мне сказал?

— Я вас не понимаю, сэр. Вы не могли бы пояснить, что вы имеете в виду?

Голос внезапно прогремел:

— Бог сказал бы мне убить их всех!

— Сэр? Я что-то теряюсь. Вы хотите, чтобы я записала это сообщение и кому-то его передала?

Раздался резкий смешок.

— Настал Судный день. Беги, Дермотт, спасайся, Гурни. Грядет всесожженье. Время пошло.

Глава 50

Наведение справок

Нардо заговорил первым:

— Это весь звонок?

— Да, сэр.

Он откинулся на спинку стула и потер виски.

— От начальника полиции так ничего и не слышно?

— Мы оставили несколько сообщений в отеле и на его мобильном, но он не перезванивал.

— Номер звонившего, конечно, не определился?

— Нет, сэр.

— Убить их всех, значит.

— Да, сэр, так он сказал. Хотите прослушать запись еще раз?

Нардо покачал головой.

— О ком он, по-вашему, говорит?

— В каком смысле?

— «Убить их всех». Кого — всех?

Женщина, казалось, растерялась. Нардо посмотрел на Гурни.

— Я бы предположил, лейтенант, что речь либо об оставшихся именах в его списке — если там еще кто-то остался, — либо обо всех, кто сейчас находится в этом доме.

— А почему грядет всесожженье? Что такое всесожженье?

Гурни пожал плечами:

— Понятия не имею. Может быть, ему просто слово нравится — это вполне в духе того, как он себя ведет.

Нардо поморщился от отвращения, затем повернулся к женщине и впервые обратился к ней по имени:

— Пат, выйди и встань там с большим Томми. Встаньте по углам дома друг напротив друга, чтобы у вас под присмотром были все двери и окна. Еще сообщите всем, что они должны быть готовы прибыть к этому дому в течение одной минуты, если они услышат выстрел или еще хоть какой-нибудь шум. Есть вопросы?

— Мы ждем вооруженного нападения? — Казалось, она надеялась на положительный ответ.

— Не то чтобы ждем, но такое вполне возможно.

— Думаете, этот псих где-то здесь неподалеку? — В ее глазах заиграли искорки.

— Есть шанс. Расскажи большому Томми про звонок. И будьте начеку.

Она кивнула и ушла.

Нардо мрачно повернулся к Гурни:

— Что скажете? Вызвать подкрепление, сообщить полиции штата, что у нас сложная ситуация? Или этот звонок ничего не значит?

— Если посчитать убитых, я бы не стал предполагать, что он ничего не значит.

— Черт возьми, я ничего и не предполагаю, — огрызнулся Нардо, поджав губы.

Разговор не клеился.

Тишину нарушил хриплый голос, донесшийся сверху:

— Лейтенант Нардо? Гурни?

Нардо поморщился так, будто у него свело желудок.

— Может, Дермотт вспомнил что-нибудь еще ценное, — предположил он и поудобнее устроился в кресле.

— Я узнаю, — сказал Гурни.

Он вышел в холл. Дермотт стоял у двери в спальню и смотрел вниз. Вид у него был изможденный, раздраженный, нетерпеливый.

— Можно с вами поговорить? Пожалуйста! — Слово «пожалуйста» прозвучало как претензия.

Дермотт неуверенно держался на ногах, поэтому Гурни поднялся к нему. По дороге он подумал, что это не дом в полном смысле слова, это просто рабочее помещение с местом для сна. В районе, где он вырос, такое было сплошь и рядом — владельцы магазинов жили над своими заведениями, как, например, злобный продавец деликатесов, чья ненависть к людям, казалось, росла с каждым новым покупателем, или как тот похоронщик с толстой женой и четырьмя толстыми детьми, у которого были какие-то связи с бандитами. Его тошнило при одном воспоминании.

Он едва отделался от этого чувства у двери в спальню. Дермотт был чем-то озабочен. Он посмотрел на Гурни и окинул взглядом первый этаж:

— А лейтенант Нардо что, ушел?

— Нет, он внизу. Чем могу помочь?

— Я слышал, как машины уезжают, — сказал он обвиняющим тоном.

— Они будут неподалеку.

Дермотт недовольно кивнул. Его явно что-то тяготило, но он не спешил в этом признаться. Гурни решил использовать эту возможность, чтобы задать ему еще пару вопросов.

— Мистер Дермотт, а чем вы занимаетесь?

— Что-что? — переспросил он, одновременно раздраженно и непонимающе.

— В чем заключается ваша работа?

— Моя работа — безопасность. Кажется, мы об этом уже говорили.

— Мы говорили в общих чертах, — напомнил Гурни, улыбнувшись. — Может быть, вы теперь расскажете более детально?

Дермотт картинно вздохнул, давая понять, что считает этот разговор заведомой тратой времени.

— Слушайте, — сказал он. — Мне надо сесть. — Он вернулся к своему креслу и осторожно опустился в него. — Какие детали вас интересуют?

— Ваша компания называется «Системы безопасности Джи-Ди». Какую именно безопасность предоставляют ваши системы и для кого?

После еще одного вздоха Дермотт сказал:

— Я помогаю компаниям защищать конфиденциальную информацию.

— И в чем выражается эта помощь?

— Программы для защиты баз данных, протоколы ограничения доступа, системы идентификации пользователя — вот основное, чем мы занимаемся.

— «Мы»?

— Что, простите?

— Вы сказали «мы занимаемся». Кто «мы»?

— Я не в прямом смысле, — пренебрежительно отмахнулся Дермотт. — Так просто говорят, когда речь идет о компании.

— Это звучит, будто речь о большой организации, в этом дело?

— Нет, не в этом, уверяю вас. Моих клиентов более чем устраивает, что я делаю всю работу сам.

Гурни кивнул, как будто его это впечатлило:

— Да, понимаю, это может быть преимуществом. А кто ваши клиенты?

— Компании, для которых конфиденциальность не пустое слово.

Гурни невинно улыбнулся грубому тону Дермотта.

— Я не прошу вас раскрывать ничьих секретов. Мне просто интересно, чем эти компании занимаются.

— Работой с клиентами, для которых приватность информации очень важна.

— Например?

— Речь о персональных данных.

— Какого рода персональных данных?

Дермотт, казалось, пытался понять, каким рискам подвергает себя, вдаваясь в подробности.

— Данные, которые обычно собирают страховые компании, финансовые службы, здравоохранительные организации.

— Медицинские данные?

— Да, их изрядное количество.

— Информация о лечении?

— В закодированном виде, разумеется. Но к чему это все?

— Представьте себе, что вы — хакер, который хочет получить доступ к большой медицинской базе данных. Как бы вы поступили?

— На этот вопрос невозможно ответить.

— Почему?

Дермотт закрыл глаза, демонстрируя недовольство:

— Слишком много переменных.

— Например?

— «Например?» — повторил Дермотт таким тоном, точно этот вопрос был воплощением идиотизма. Через мгновение он продолжил, так и не открыв глаза: — Цель хакера, уровень его профессионализма, насколько он знаком с форматом данных, со структурой базы, с протоколом доступа и еще с десяток факторов, которые вы вряд ли поймете без специального технического образования.

— В этом, не сомневаюсь, вы правы, — мягко улыбнулся Гурни. — Но допустим, просто допустим, что умелый хакер хочет получить список людей, которых лечили от конкретного заболевания.

Дермотт раздраженно всплеснул руками, но Гурни продолжил:

— Насколько это было бы сложно?

— Повторюсь, на это нельзя ответить. Некоторые базы данных настолько прозрачны, что их можно было бы с тем же успехом выложить в интернет. Другие способны противостоять сложнейшим системам взлома. Все зависит от таланта автора системы.

Гурни уловил нотку гордости в последнем заявлении и решил этим воспользоваться.

— Готов поспорить, что не многие в этом деле разбираются лучше вас.

Дермотт улыбнулся:

— Я построил карьеру на том, что научился обводить вокруг пальца самых умелых хакеров в мире. Ни один из моих протоколов защиты информации никогда не взламывали.

Это бахвальство навело его на догадку. Может быть, способность этого человека предотвратить проникновение убийцы в определенные базы данных привела последнего к желанию ввязать его в дело, используя его абонентский ящик? Эту возможность следовало учесть, хотя вопросов она вызывала больше, чем ответов.

— Жаль, что местная полиция не может похвастаться такой же компетентностью.

Этот комментарий отвлек Гурни от его размышлений.

— Что вы имеете в виду?

— Спрашиваете, что я имею в виду?.. — Дермотт, казалось, успел хорошенько подумать над ответом на этот вопрос. — Меня преследует маньяк, а у меня нет никакой уверенности в способности полиции меня защитить. Где-то в нашем районе рыскает психопат, который хочет меня убить, затем убить вас, и как вы на это реагируете? Задаете вопросы про гипотетических хакеров, взламывающих гипотетические базы данных! Я понятия не имею, чего вы добиваетесь, но если это попытка меня успокоить, отвлекая меня от главной темы, уверяю вас, она не сработала. Почему бы вам не сосредоточиться на непосредственной угрозе? Проблема не в какой-то сложной компьютерной программе. Проблема существует в виде убийцы, который гонится за нами с ножом. А трагедия, которая тут разыгралась сегодня утром, как нельзя лучше доказывает, что полиция бесполезна! — Взвинченный тон последней фразы привлек внимание Нардо, который поднялся с первого этажа и зашел в спальню. Он посмотрел сначала на Дермотта, потом на Гурни, потом снова на Дермотта.

— Что здесь происходит?

Дермотт отвернулся и уставился в стену.

— Мистеру Дермотту кажется, что его недостаточно охраняют, — сказал Гурни.

— Недостаточно?! — воскликнул Нардо, побагровев, но в следующую минуту спохватился и продолжил более спокойным тоном: — Сэр, вероятность того, что какой-то посторонний проникнет в этот дом — я уж не говорю про «маньяка, который гонится за вами с ножом», если я не ослышался, — эта вероятность меньше нуля.

Дермотт по-прежнему смотрел в стену.

— Давайте я вам объясню, — продолжил Нардо. — Если у этого сукина сына хватит наглости здесь появиться, он труп. Если он сюда сунется, я его самолично разделаю и сожру на обед.

— Я не хочу, чтобы меня оставляли одного в этом доме. Ни на минуту.

— Вы меня не расслышали. — Нардо снова повысил голос. — Вы тут не один. Тут повсюду копы. Всюду вокруг дома и в районе. Никто сюда не проникнет.

Дермотт повернулся к Нардо и с вызовом спросил:

— А если он уже проник?

— Это еще как?

— Ну, вдруг он уже в доме?

— Каким образом это возможно?

— Сегодня утром, когда я вышел искать офицера Сассека и когда я был во дворе, он мог бы зайти через незапертую дверь. Ведь мог же!

Нардо с недоверием посмотрел на него:

— И куда бы он после этого делся?

— А мне откуда знать?

— Вы что, думаете, он у вас тут под кроватью прячется?

— Неплохой вопрос, лейтенант. Суть в том, что вы не знаете на него ответ. Потому что вы не провели обыск как следует, не так ли? Значит, он действительно может быть под кроватью, разве нет?

— Черт возьми! — закричал Нардо. — Да прекратите вы!

Он прошелся по комнате, взял кровать за основание и с яростным стоном рывком поднял ее до уровня плеч.

— Успокоились? — прошипел он. — Есть там кто-нибудь?

Он затем с грохотом опустил кровать обратно на пол.

Дермотт с яростью уставился на него:

— Мне, лейтенант, нужен компетентный подход, а не этот детский сад. Я что, слишком многого прошу? Надо тщательно обыскать дом.

Нардо холодно посмотрел на Дермотта:

— Вот вы и скажите мне, где в этом доме можно спрятаться.

— Где? А я не знаю. В подвале? На чердаке? В шкафах? Как тут угадаешь?

— Хочу вам напомнить, сэр, что первые полицейские, прибывшие на место, первым делом все-таки обыскали дом. Если бы он был здесь, его бы обнаружили. Ясно?

— Они обыскали дом?

— Да, сэр, когда вас допрашивали на кухне.

— Включая подвал и чердак?

— Да.

— Включая подсобку?

— И все шкафы.

— Они не могли проверить подсобку! — закричал Дермотт. — Она на замке, и ключ только у меня, и никто у меня его не спрашивал!

— А это значит, — заметил Нардо, — что, раз она на замке, никто не мог в нее проникнуть. Это значит, проверять ее было бы тратой времени.

— Нет, это значит, что вы врете мне в лицо, утверждая, что весь дом обыскали!

Реакция Нардо удивила Гурни, который готовился к тому, что тот взорвется. Вместо того Нардо спокойно сказал:

— Дайте мне ключ, сэр. Я прямо сейчас пойду и проверю подсобку.

— Итак, — голосом адвоката заключил Дермотт, — вы признаете, что ее пропустили и что дом не обыскали надлежащим образом.

Гурни задумался, что было причиной этой безобразной сцены: мигрень, желчность характера или простое замещение страха агрессией.

Нардо держался противоестественно спокойно.

— Ключ, сэр.

Дермотт, судя по выражению лица, бормотавший что-то оскорбительное, с трудом поднялся из кресла. Он достал из тумбочки связку ключей, снял с нее самый маленький ключ и бросил его на кровать. Нардо взял его безо всякой видимой реакции и вышел из комнаты, не проронив ни слова. Было слышно, как он спускается по лестнице. Дермотт бросил оставшиеся ключи в ящик, начал закрывать его и вдруг остановился.

— Черт! — прошипел он.

Он снова схватил связку и принялся снимать с тугого кольца еще один ключ. Справившись, он направился было к двери, но, едва сделав шаг, споткнулся об прикроватный коврик и налетел на косяк, ударившись головой. Он зарычал сквозь зубы от боли и раздражения.

— Что с вами, сэр? — спросил Гурни, направляясь к нему.

— Со мной все в порядке! — яростно отмахнулся тот.

— Как вам помочь?

Дермотт пытался успокоиться.

— Вот, — сказал он. — Возьмите этот ключ и отдайте ему. Там два замка. Из-за всей этой неразберихи я забыл…

Гурни взял ключ.

— Вам нехорошо?

Дермотт снова брезгливо отмахнулся.

— Если бы они с самого начала пришли ко мне, как положено… — Его голос оборвался.

Гурни смерил измученного Дермотта еще одним взглядом и пошел вниз.

Как и в большинстве загородных домов, лестница в подвал начиналась за лестницей на второй этаж. Туда вела дверь, которую Нардо оставил открытой. Внизу горел свет.

— Лейтенант?

— Да?

Голос звучал откуда-то издалека, так что Гурни пошел с ключом вниз. Запах — смесь бетона, железных труб, деревянных перекрытий и пыли — вызвал в памяти образ подвала в доме его детства. Это было помещение, где жильцы хранили ненужные велосипеды, детские коляски, ящики с хламом. С потолка свисали лампы, покрытые паутиной, а по углам рыскали тени, от которых всякий раз мурашки бежали по спине.

Нардо стоял у серой стальной двери у дальней стены недоделанного помещения с открытой проводкой и сырыми пятнами на бетонных стенах. Здесь был водонагреватель, два масляных бака, печь, две пожарные сигнализации, два огнетушителя и брызгалки на потолке.

— Ключ подходит только к одному замку, — сказал Нардо. — Тут есть еще другой. Что у него за паранойя? И где я возьму второй ключ?

Гурни протянул ему ключ:

— Сказал, что забыл. Но виноваты, конечно, вы.

Нардо брезгливо хмыкнул и вставил ключ в замок.

— Вот сукин сын, — пробормотал он, толкая дверь. — Поверить не могу, что я согласился проверить… Что это?

Нардо, а следом за ним Гурни осторожно вошли в комнату, которая оказалась значительно больше простой подсобки.

Поначалу они не поверили своим глазам.

Глава 51

Покажи и расскажи

Гурни сперва решил, что они вошли не в ту дверь. Но это тоже было непохоже на правду. Помимо двери над лестницей, это был единственный вход. Однако то, что предстало их глазам, едва ли напоминало подсобку.

Они стояли в углу большой, залитой тусклым светом, полностью обставленной и увешанной коврами спальни. Перед ними была двуспальная кровать с одеялом в цветочек и узорной простыней, свисающей по бокам. Несколько избыточно пухлых подушек с одинаковыми оборочками лежали у спинки. Перед кроватью стоял деревянный сундук, на котором сидела мягкая игрушка в виде какой-то птицы, сшитой из разноцветных лоскутов. Внимание Гурни привлекло окно, которое как будто выходило на открытое поле, но при ближайшем рассмотрении оказалось большим, подсвеченным с изнанки плакатом — он, по-видимому, должен был слегка разряжать подвальную атмосферу. В следующее мгновение он обратил внимание на низкий гул — по всей видимости, вентиляционной системы.

— Ничего не понимаю, — сказал Нардо.

Гурни уже готов был согласиться, но тут он заметил небольшой столик у стены с фальшивым окном. Там стояла лампа, бросавшая круг тусклого света на три черных рамки, в какие обычно вставляют дипломы и сертификаты. Он подошел поближе, чтобы их разглядеть. В каждой рамке была копия чека. Все три были выписаны на имя Х. Арибды, все три были на сумму $289.87. Слева направо лежали копии чеков, подписанные Марком Меллери, Альбертом Шмиттом и Р. Карчем. Это были чеки, которые Дермотт получил и необналиченные оригиналы которых вернул отправителям. Но зачем он делал с них копии перед тем, как возвращать? И что еще сильнее озадачивало, зачем он вставил их в рамки? Гурни взял все три в руки, как будто можно было что-то понять, рассмотрев их поближе.

Затем, разглядывая подпись на третьем чеке — «Р. Карч», — он снова почувствовал смутное беспокойство. Но на этот раз он понял, откуда оно взялось.

— Черт! — воскликнул он, проклиная свою слепоту к такой очевидной несостыковке.

В тот же момент Нардо тихонько вскрикнул. Гурни перевел взгляд на него, затем туда, куда тот смотрел, — в противоположный угол широкой комнаты. Там, едва различимая в тени, частично скрытая широкими подлокотниками старинного кресла и одетая в ночнушку такой расцветки, что она сливалась с обшивкой, сидела, уронив голову на грудь, хрупкая женщина.

Нардо снял с пояса фонарик и направил луч на нее.

Гурни подумал, что ей может быть сколько угодно от пятидесяти до семидесяти. Ее кожа была мертвенно-бледной. Светлые волосы, уложенные в башенку из кудряшек, явно были париком. Моргая, она подняла голову так медленно, что движение было едва заметно, и посмотрела на источник света.

Нардо взглянул на Гурни, затем снова на женщину в кресле.

— Мне надо в туалет, — сказала она. Ее голос был высоким, дребезжащим, требовательным. Когда она приподняла подбородок, на шее показался уродливый шрам.

— Это еще кто? — прошептал Нардо, как будто Гурни мог знать.

На самом деле Гурни уже отлично понимал, кто это. Он также понимал, что принести Нардо второй ключ в подвал было ужасной ошибкой.

Он быстро повернулся к двери, но Грегори Дермотт уже стоял там, с бутылкой виски «Четыре розы» в одной руке и револьвером 38-го калибра в другой. От капризного, раздражительного человека, страдающего мигренью, не осталось и следа. Гурни подумал, что его взгляд без маски притворства теперь выдавал его истинную сущность: правый глаз смотрел остро и решительно, левый был темным и бесчувственным.

Нардо тоже повернулся к двери.

— Что за… — начал было он, но осекся и застыл на месте, уставившись на лицо и на револьвер Дермотта.

Дермотт сделал шаг в комнату, подцепил дверь ногой и захлопнул ее за собой. Раздался металлический щелчок. Его узкие губы растянулись в хищной улыбке.

— Ну вот мы и одни, — сказал он таким тоном, словно предвкушал приятную беседу. — Столько дел, столько дел, — добавил он. — И так мало времени! — Казалось, его это забавляет. Холодная улыбка еще несколько мгновений извивалась на его лице как червяк, затем исчезла. Он продолжил: — Хочу, чтобы вы знали, как высоко я ценю ваше участие в моем скромном прожекте. Ваше сотрудничество его несказанно улучшит. Давайте же утрясем детали. Лейтенант, могу я попросить вас лечь на пол лицом вниз? — Было понятно, что это отнюдь не просьба.

Гурни прочитал в глазах Нардо раздумье, но не мог понять, какие варианты он взвешивает и даже понимает ли он, что произошло.

Если и можно было что-то прочитать в глазах Дермотта, это больше всего напоминало настороженное внимание кота, когда тот терпеливо наблюдает за мышью, загнанной в угол.

— Сэр, — начал Нардо осторожным тоном, — было бы хорошей идеей опустить револьвер.

Дермотт покачал головой:

— Не такой уж хорошей.

Нардо выглядел растерянным.

— Но все же опустите его, прошу вас.

— Это вариант. Но есть один нюанс. В жизни ведь все непросто, не так ли?

— Что за нюанс? — переспросил Нардо таким тоном, как будто имел дело с нормальным человеком, забывшим выпить лекарство.

— Я собираюсь опустить револьвер только после того, как застрелю вас. Если я опущу его прямо сейчас, значит, прямо сейчас я должен вас убить. А мне этого не хочется, да и вам, как мне кажется, тоже. Понимаете, какая проблема?

Говоря это, Дермотт поднял револьвер и прицелился в горло Нардо. То ли твердость его руки, то ли сдержанная насмешка в его голосе убедили Нардо попробовать другую тактику.

— Ну выстрелите вы, — произнес он. — А что, по-вашему, будет дальше?

Дермотт пожал

Поиск по сайту: