Все святые подвижники, прежде чем достигнуть благодатного состояния, проходят общим путем скорбей и подвига крестного. Таким путем прошел и преподобный наш Сергий. И он выдержал великий подвиг борьбы с врагами спасения: с плотью, миром и диаволом, — борьбы неустанной, для мира непонятной, но для Христова послушника неизбежной. Победа, наконец, одержана. Стихли страсти. Убито себялюбие, повержен в прах идол плотоугодия, не смеет подступить мир с своими соблазнами. "Рубище покрывало его святое тело, — говорит митрополит Платон, — тесная хижина была собеседницею в его богомыслии, и простой жезл подкреплял подвигами добродетели ослабленную плоть. Но дух его был преисполнен обилием благодати, его сердце вкушало те сладости, коих вкус есть вкус манны животной и нетленной". В смиренном сердце подвижника тихо сиял неизреченный свет благодати Божией, согревая все его духовное существо. Ему преизобильно сообщены были все дары Божии: и дар чудотворений, и дар пророчества, и дар утешения и назидания, совета и разума духовного. Для его духовного взора как бы не существует ни преград вещественных, ни расстояния, ни самого времени. Он видит далече отстоящее, яко близ сущее, зрит будущее, как бы настоящее... Он предсказывает несбыточность мечтаний гордого Митяя, он успокаивает Великого князя Димитрия обетованием победы над Мамаем, а в самый час битвы на поле Куликовом, совершая молебное пение в храме своей обители, духовными очами созерцает все, что происходит на этом поле битвы... Вот еще трогательный случай этой дивной прозорливости святого старца, записанный его преподобным учеником Епифанием Премудрым.
В 1390 году святитель Стефан, просветитель Перми, путешествовал в Москву. Путь его лежал мимо славной обители Сергиевой, всего в десяти верстах от нее, и святому Стефану очень захотелось видеться со святым ее игуменом. Но обстоятельства требовали спешить в столицу, и он решил посетить преподобного на обратном пути. И вот, поравнявшись с обителью, святой епископ прочитал "Достойно есть яко воистинну... "и издали поклонился в ту сторону, где стояла обитель Сергиева, проговорив: "Мир тебе, духовный брат мой!"
Справедливо говорят, что "сердце сердцу весть подает". Так бывает иногда даже с нами, грешными, а сердца святых Божиих еще более связаны союзом любви и потому еще скорее отзываются на привет любви.
Преподобный Сергий сидел за трапезою с братией; вдруг он встает из-за стола и после краткой молитвы делает поклон к западу, тихо промолвив: "Радуйся и ты, пастырь Христова стада, и мир Божий да пребывает с тобою!"
Братия была очень удивлена таким необычайным поступком своего игумена. Более опытные старцы поняли, что он имел какое-нибудь видение и по окончании трапезы спросили его о случившемся. Преподобный не скрыл от них своего духовного видения. "В этот самый час, — сказал он, — епископ Стефан на пути в Москву остановился против нашего монастыря и поклонился Святой Троице, и нас, смиренных, благословил". Преподобный Сергий назвал даже место, где это произошло, и некоторые из братии тотчас поспешили туда, и еще застали там людей, сопровождавших святителя Стефана. Троицкие иноки спросили их, как было дело. И, услышав их рассказ, прославили Бога, прославляющего их святого старца даром прозорливости.
Памятником сего необычайного взаимного приветствия святых друзей служит и поныне каменная часовня на 11-й версте Московской дороги с большим деревянным крестом, — на том месте, где останавливался святитель Стефан Пермский. А в обители преподобного Сергия и доселе свято соблюдается в воспоминание этого заочного свидания святых такой обычай: во время трапезования, пред последним блюдом, ударяют в колокольчик, братия встают, и чередной иеромонах произносит: "Молитвами святителя Стефана и преподобного Сергия, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!" — после чего все садятся оканчивать трапезу.
Святые Отцы строго различают в духовной жизни две степени, два состояния, которые они называют "крест деятельный" и "крест созерцательный". Первое состояние есть страдный, многоскорбный узкий путь креста, время подвига, усилий и борьбы с самим собою, — с ветхим человеком, и с врагами спасения — миром и диаволом. Второе состояние есть успокоение сердца в Боге, глубокий мир души, Христовою благодатию победившей страсти, очищенной, просветленной и в таинственном общении с Богом обретшей еще здесь, на земле, залог блаженства Небесного. Первый путь есть общий, для всех спасаемых неизбежный; второй — удел только особенных избранников благодати, о котором святые Отцы не позволяют и мечтать тому, кто не очистил сердца от страстей. Об этом пути один преподобный так говорит: "Если увидишь юного, по своей воле восходящего на небо, удержи его за ногу и сбрось вниз". Это значит — не давай воли неопытному, юному подвижнику возноситься мечтанием, искать в молитве духовных утешений, желать видений и откровений: все это опасно для него, потому что его сердце еще не очищено от страстей. Святой Исаак Сирин пишет, что Божии дарования сами собою приходят, но только тогда, когда место для них в нашем сердце будет чисто, а не осквернено страстями; приходят так, что человек сам не замечает этого.
Удивлялся ученик блаженного старца Арсения Афонского — как он видит все, что есть на душе у братий, к нему приходивших. Старец любил своего ученика отечески, и когда тот вопросил его об этом, он сказал: "За любовь твою, чадо мое, скажу тебе, но с тем, чтобы ты до моей смерти никому этого не говорил. Вот уже 50 лет служу я Господу на Святой горе, но только недавно стал немного видеть: как только кто из братий выходит из келлии своей, чтобы идти ко мне, грешному, за советом, а я уже вижу, что у него на душе..." Как это бывает — старец не мог и сам объяснить своему любимому ученику. А нам, страстным, и подавно не постигнуть своим слепотствующим умом дивной тайны облагодатствованного состояния души, — обновленной, освященной, восстановленной в своей первобытной богоподобной красоте и совершенстве. Это мир — для нас, грешных, сокровенный, мир, в котором действуют свои законы, не подходящие под нашу земную мерку, под мерку нашего ограниченного разумения, и мы можем благоговейно созерцать только те слабые лучи их светлой, богоподобной чистоты, которые против их воли как бы прорываются наружу в их необычных поступках, словах и движениях. Ударяя в наше страстное сердце теплотой благодатной, они поражают и смиряют наш ум необычайным для него сиянием иного, высшего порядка вещей и влекут наши души к этим дивным избранникам благодати.