Великий подвижник Саровский

Со всех концов России стекается православный русский народ в пустынь Саровскую, чтобы помолиться на могиле старца Серафима и получить его незримое благословение. Что же влечет к нему верующую Русь? Ответ на это дает нам его святая подвижническая жизнь. Уроженец города Курска (в мире звали его Прохор Мошнин), он был даром Божиим его благочестивой матери-купчихи: она всю жизнь свою воспитывала бедных сироток, а Господь возлюбил ее сына и сохранил его — еще младенца — когда упал он с высоты здания; Матерь Божия во сне явилась ему, болящему отроку, и обещала посетить его, и действительно: скоро пришла в дом их со Своей иконой и исцелила его. Семнадцатилетним юношей он уже решился оставить мать и родину и служить Богу в обители. Получив благословение матери и помолясь в Киеве у святых угодников, он поступает в Саровскую пустынь (1778 г.). Тут Господь посылает ему испытание — трехлетнюю болезнь; старцы предлагают ему врача, но он говорит: "Я предал себя истинному Врачу душ и телес Господу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери: если же любовь ваша рассудит, то не лишите меня, убогого, Господа ради, небесного врачевства". И вера его награждена полным исцелением, — Сама Царица Небесная сподобила его Своего божественного посещения, — в 27 лет он становится монахом, а через год иеродиаконом, и все время диаконства пять лет и девять месяцев ежедневно служит. На 34 году он посвящен в иеромонаха и продолжает свое ежедневное служение. Потом, почувствовав непреодолимое влечение к совершенному безмолвию, он удаляется в пустынную келию, в пяти верстах от обители. Единому Господу известны все его молитвенные подвиги; близкие к нему узнали только, что он в пустыне строго исполнял все дневные церковные службы, исключая литургии, прочитывал каждую седмицу весь Новый завет, любил пребывать в непрерываемом богомыслии, носил вериги с крестами и железный пояс, полагал по тысяче поклонов каждый день, спал сидя, стоя на коленях, или ничком к полу; при встречах с другими ограничивался смиренным поклоном, будучи убежден, что «в молчании никто никогда не раскаивался». В свободное время он возделывал свой огородик, садил овощи, рубил дрова, благодушно переносил мороз и зной. Всякое воскресенье и праздник приходил он в обитель и приобщался Святых Таин. Почитая его строгую жизнь и духовную мудрость, братья двух обителей избрали было его в сан архимандрита, но он смиренно уклонился, любя уединение. Почувствовав затем сожаление о своем отказе и искушаемый от духа любоначалия, он наложил на себя изумительный подвиг: выстоял тысячу ночей на одном камне и тысячу дней на другом, восклицая: «Боже, милостив буди мне грешному!» Среди искушений от невидимого врага, он подвергся еще нападению от разбойников: они били его в уста и голову, связали по рукам и ногам, перерыли все, что было в его келии и, ничего не нашедши, оставили изувеченным. Братья перенесли его в обитель, и он только милостью Царицы Небесной оправился в силах. Разбойников скоро схватили, но он выпросил им прощение и снова возвратился в пустынную келию. Через шесть лет немощи заставили его перейти в обитель, но по любви к безмолвию он заключился в затвор. Неизменно причащаясь Святых Таин во все воскресные и праздничные дни, в строгом безмолвии провел он пять лет. Наконец, убежденный просьбами близких, он стал принимать к себе посетителей, все-таки не покидая своего затвора. И со всех сторон народ устремился к нему рекой; слово его имело такую благодатную силу и сладость, что за советами к нему приходили в иные дни до 5000 душ и более. Он подавал — кому наставление, кому — утешение, некоторых исповедовал, каждому советовал — во все четыре церковные поста очищать свою совесть и соединяться с Господом; раздавал кусочки антидора, святую воду, сухарики; целовал, говоря: Христос воскресе, кланялся до земли; благословляя, сам целовал у многих непосвященных руки и наполнял всех святой радостью и крепким желанием исправить свою жизнь. Бегая славы человеческой, он во второй раз удалился в пустыню ближайшую (в двух верстах от обители). Изнеможенный великими подвигами, постоянно страдающий ногами, он однако ходил из пустыни в церковь для приобщения Святых Таин и всегда казался бодрым и веселым. Когда он выходил из церкви, многие гысячи народа стояли сплошной стеной по обе стороны его пути, желая получить его благословение, поцеловать хоть край его одежды или только взглянуть на него, и он почти совсем не имел покоя ни в пустыне, ни в дороге, ни в обители. Бывали в числе посетителей и мужи государственные: он принимал их с должной честью и христианской любовью. Более всего умолял он их охранять Церковь православную: "На это, — говорил он, — поставил вас Государь, к этому обязывает вас Бог, этого ждет от вас русский народ". В своих беседах он постоянно старался примирять хромающих (расстроенных) супругов; часто, не расспрашивая, говорил каждому нужное: иным указывал монастырскую жизнь, иным семейную и всех склонял к любви христианской. "Радость моя, — говорил он: — молю тебя, стяжи мирный дух, — а иногда к этому прибавлял: — и тогда тысяча душ спасется около тебя". Обыкновенно он учил ходить в церковь, хранить святые посты, не впадать в уныние и отчаяние, во всех скорбях прибегать к Царице Небесной "всех радостей Радости и сладкому Утолению всякой печали", внушал всем — не бранить, не укорять людей даже за самый порок, а только раскрывать перед ними, какое зло заключается в пороке и к чему он ведет. Однажды пришли к нему четыре глаголемые старообрядца: он немедленно взял одного из них за правую руку, сложил его пальцы в трехперстное знамение и, крестя его же рукой, сказал: "Вот христианское сложение креста; так молитесь и прочим скажите... Прошу и молю вас: ходите в церковь Православную". А посетителей лицемерных или просто любопытных и отступников от Церкви он прозорливо не допускал к себе. К нему посылали богомольцев старцы Киева и других мест, говоря: "Пойдите к отцу Серафиму и послушайтесь его слова, как бы сказанного устами Самого Господа". И богомольцы шли и беспрекословно исполняли его советы и повеления. В 1820-х годах под его руководством образовалась при селе Дивееве женская община; он заботился не только о спасении душ сестер "сирот", но и о всех их нуждах житейских. Много было скорбей и гонений за это, но старец переносил их благодушно и "сиротам" постоянно повторял: "Терпите, терпите Господа ради, все болезни и скорби: у вас будет такая радость, что среди лета запоете Пасху. Вас не оставит и Царь, и вся Царская фамилия своей милостью". Это пророчество старца буквально сбылось уже после его смерти, когда был утвержден их монастырь. — Так подвизался старец 53 года в Саровской обители. Еще за много лет до кончины своей он просил сделать ему дубовый гроб, поставил его в сенях своей келии и часто молился подле него. За год до смерти он начал прощаться с людьми, близкими ему по духу; некоторым велел писать, чтобы приехали к нему проститься, а на многие письма других, не распечатывая, давал нужные ответы и прибавлял, что больше не увидится с ними. В 1832 году, в праздник Рождества Христова, пришел он в обитель причаститься Святых Таин, простился с игуменом и братьями и назначил место для своей могилы. А одному из ближайших к нему братьев трижды сказал: "Жизнь моя сокращается и я приближаюсь уже к последним минутам; по телу я совершенно мертв, но духом благодати Божией как бы сейчас родился". С особенной заботой он заповедовал не оставлять его "сирот" в Дивеевской общине. 1 января 1833 года, пришедши к ранней литургии в больничную церковь, он сказал тому же ближайшему: "Ну, возлюбленный, прости: я с тобой уже больше не увижусь... Я говорю тебе это по Бозе... Уже пришли минуты моего отшествия... Я молю за тебя Господа и Пречистую Божию Матерь, и буду за тебя молить... Не смотри на оскорбления и поношения, но стяжи дух мирен, Господа ради, прошу тебя. Ты через это себя не потеряешь; твое не уйдет". И трижды повторил: "Я молился за тебя, молюсь и буду молить Господа и Пречистую Божию Матерь". Тот рыдал у ног старца. Отслушав обедню и причастившись Святых Таин, он прощался с братьями, всех перецеловал, благословил, и утешая, говорил: "Спасайтесь, не унывайте, бодрствуйте. Нам венцы готовятся!" — Возвратясь в свою келию, он долго пел пасхальные и другие духовные песни. — На другой день после ранней литургии, его увидели в келии стоящим на коленях, с распятием на шее, с крестообразно сложенными руками на груди, пред образом Божией Матери Умиления... Глаза его были закрыты, лицо оживлено богомыслием. Подошли к нему ближе — и он вдруг пал на грудь пришедшего, еще совершенно теплый: дух его оставил свою тленную оболочку среди молитвы... — Скоро разнеслась весть о его кончине и вся окрестность сбежалась в пустыню. Скорбь о вечной разлуке с великим подвижником была всеобщая, особенно у "сирот" Дивеевских. Восемь суток лежало тело в Успенском соборе; на погребение стеклось много народа даже из соседних губерний, и все, сквозь слезы и рыдания, спешили облобызать старца и просить молитв его в вечности. Тело его предано земле по правую сторону соборного алтаря.

После кончины старца преосвященный Антоний, архиепископ Воронежский, говорил, что старец Серафим писал к нему, когда еще ничего не было слышно об угоднике Божием Митрофане, и пророчески поздравлял с открытием святых мощей. Владыка говорил о старце Серафиме: "Мы, как копеечные свечки, а он, как пудовая свеча, всегда горит перед Господом как прошедшей своей жизнью на земле, так и настоящим дерзновением пред Святою Троицею". Другой подвижник, Георгий, затворник Задонский, рассказывал, что отец Серафим, никогда его не видавший, издалека провидел его мысли оставить монастырь и прислал сказать ему: "Никуда не ходи; Пресвятая Богородица велит тебе оставаться". Георгий стоял, как вкопанный, дивясь чудесному откровению тайных его помышлений. Многие по молитвам святого старца получали и получают исцеление в болезнях своих. Слава Богу, прославляющему Его славящих!

Поиск по сайту: