Священномученику за Отечество

Смутное время — самое мрачное и ужасное время в истории русской земли. Нельзя без боли сердечной читать страницы летописей об этом времени, — страницы, в которых вписаны рыдание, жалость и горе... После смерти Бориса Годунова на русском престоле явился самозванец Гришка Отрепьев; скоро погиб он, но за ним стали появляться другие самозванцы, и избранный на царство Василий Иоаннович Шуйский не знал от них покоя. Ослепленные корыстью, потерявшие совесть бояре шли навстречу каждому обманщику и — можно ли кажется поверить? — присягали и целовали крест даже жиду — тушинскому вору!.. Были такие, которые пять, десять раз переходили от царя к этому самозванцу, и от самозванца к царю. Начались везде бунты, мятежи, междоусобия; казаки, стрельцы, простой народ предавались грабежам и убийствам; зарево пожаров освещало ночи, и, что всего ужаснее, эти смуты породили страшную жестокость и развращение нравов. Людей, твердых в добродетели, казнили ужасной смертью: их бросали с башен и крутых берегов в глубину рек, расстреливали из луков и самопалов, ломали им голени, на глазах родителей жгли детей, вырывали из рук матерей грудных младенцев и разбивали о камни, а головы их носили на саблях и копьях... Храмы Божии разоряли и грабили, скот и псы жили в алтарях, иноков и священников пытали огнем, схимников заставляли петь срамные песни, а юных инокинь бесчестили и убивали; в священные облачения рядили коней; в них же плясали блудницы... Напрасно пастыри Церкви вразумляли, обличали, умоляли образумиться — их почти никто не слушал. Казалось, Русское Царство, собранное веками, готово было рассыпаться. Несчастьем России пользовались ее враги — соседи: шведы — на севере, ногайцы и крымские татары — на юге, поляки и литва — на западе. Римский папа надеялся обратить русских в католическую веру и усердно помогал полякам, чем только мог... Таково было это смутное время. И вот, в это-то ужасное время Господь воздвигает для спасения русской земли крепкого поборника Православия — Патриарха Гермогена. Уроженец Казани, он в Казани же был священником, потом архимандритом и долгое время — митрополитом. Возведенный на патриарший престол в столь тяжкую годину для отечества, Гермоген явился неустрашимым борцом за его спасение и страдальцем за веру Православную и Царство Русское. Прежде всего надо было убедить народ, что царевич Димитрий действительно был убит, что поэтому все те, которые называют себя его именем — самозванцы и обманщики, — и вот патриарх торжественно переносит из Углича в Москву нетленные мощи страстотерпца — царевича, а Господь прославляет мученика чудесами, почему патриарх и установляет праздновать ежегодно его память. Затем Гермоген рассылает по всей русской земле грамоты и увещевает не верить самозванцам, повелевает во всех церквах возглашать им и их сообщникам анафему. Самозванец — Лжедимитрий 2-й, скоро подступил к самой Москве и стал станом в селе Тушине. Волнения в народе возрастают. Вот уже вспыхнул мятеж против царя Василия Иоанновича Шуйского, патриарх мужественно увещевает мятежников с лобного места: "Восставая на царя, вы восстаете на Бога, — взывает он, — не принимаем совета вашего, и другим не велим приставать к нему, — молим Бога, чтобы Он сохранил Государя, которого возлюбил!" Благодаря такой твердости Гермогена, опасность для царя на сей раз миновала, но ненадолго: в Москве открылся ужасный голод, народ опять стал волноваться, врывался в Кремль, требуя хлеба. И вот Гермоген созывает купцов и богатых людей в Успенский Собор, увещевает их продавать хлеб дешевле, а когда они не слушают, то повелевает Троицкому келарю Аврамию Палицыну открыть для бедных житницы преподобного Сергия, находившиеся в Москве. — Наконец, 17 июля 1610 года мятежники низложили царя Василия с престола и насильно постригли в монашество. Патриарх не признал этого пострижения и торжественно проклял бунт и виновников его, и продолжал молиться за царя Василия Иоанновича. К стыду русской земли, мятежные бояре все-таки выдали несчастного царя полякам. Стали выбирать другого. Со слезами патриарх умолял избирателей не просить царя у поляков и указывал на юного боярина Михаила Федоровича Романова, как ближайшего сродника последнего царя из дома Рюрикова, — но его не послушали и избрали польского королевича Владислава. Тогда Гермоген поставил первым условием для Владислава, чтобы он принял веру православную, чтобы не позволял на Руси строить костелов латинских, чтобы в духовные дела не вмешивался. Об этом он писал и отцу Владислава, королю Сигизмунду, и самому королевичу, умоляя последнего — "возвеселить многие тьмы народа и принять веру, которую возлюбил князь Владимир..." Но послы русские еще не дошли до стана Сигизмундова, как польские войска подошли к самой Москве. Напрасно убеждал Гермоген Московских бояр — не пускать поляков в Москву прежде времени; его не послушали, и Москва, сердце России, была занята польскими войсками. Скоро стало известно, что король польский хочет сам занять русский престол; его приверженцы стали требовать ему присяги от патриарха, — тогда мужественный патриарх торжественно объявил, что разрешает всех от присяги королевичу Владиславу, и благословляет ополчиться за веру православную; и разослал об этом грамоты по городам. — И вот, наконец, занялась заря освобождения русской земли: по гласу Гермогена стали собираться к Москве из разных городов ополчения, а в Нижнем Новгороде возвысил свой голос знаменитый гражданин русской земли Кузьма Минин... Дрогнули тогда изменники и поляки. Они составили грамоту к королю Польскому, что отдаются на волю его, лишь бы он скорее пустил сына в Москву, и потребовали от Гермогена, чтобы тот подписал ее; но святитель решительно объявил, что если Владислав не примет веры православной, то он, патриарх, проклинает всякого, кто вздумает отдаться на волю короля Сигизмунда, и благословляет всех, кто будет стоять за веру православную. Боярин Салтыков в бешенстве выхватил нож и бросился на святителя, но патриарх осенил его крестным знамением и сказал громогласно: "Вот оружие против ножа твоего! Да взыдет вечная клятва на главу изменника!.." Напрасно Салтыков требовал, чтобы патриарх своим словом остановил русские ополчения: "Все смирится, — ответил ему патриарх, — когда ты, изменник, исчезнешь со своей Литвой из столицы!.." — Тогда непреклонного патриарха посадили под стражу и не допускали к нему никого из своих. Можно себе представить, что претерпел в тесной и мрачной келье — тюрьме восьмидесятилетний старец — патриарх! Десять месяцев томился он в заключении; сам польский воевода вместе с боярами приходили к нему просить, требовать, умолять, чтобы он запретил ополчениям подходить к столице. "Запрещу, —отвечал великий страдалец —святитель, — если увижу ляхов, выходящих из столицы; велю, если не будет этого, и всех благословляю умереть за веру православную!" — Патриарху грозили злой смертью. Он указал на небо и промолвил: "Единого боюсь, живущего там". — В другой раз он еще решительнее отвечал изменникам: "Всех разрешаю от присяги королевичу; да будут благословенны защитники отечества, а вы, окаянные изменники, будьте прокляты!" — В порыве безумной и бессильной злобы враги решили уморить его голодом. Немного нужно было времени, чтобы прервать жизнь глубокого старца: 17 февраля 1612 г. его святая душа отошла к Господу... Так окончил свой подвиг сей доблестный священномученик за отечество. Счастлива ты, родная наша Русь Православная, что имеешь таких великих пастырей: что было бы с тобой, если бы Господь не посылал тебе в тяжелые годины испытания таких непобедимых, несокрушимых поборников?

Поиск по сайту: