По душе человеку мечтать, творить – пускай осуществится

Семен подходил все ближе к краю. Тело его стало его врагом. Он не мог смотреть в зеркало, на свои руки, не мог физически ощущать себя.

Семен ушел от Марии и пробовал найти отдых в доме матери. Накатывающее наваждение со всем покончить разом стерегло его всюду, все время. На платформе метро, когда приближался мчащийся поезд; у дверей подъезда многоэтажного дома. Семен знал, что нельзя ни у кого просить помощи, он цеплялся пальцами за края скамьи, платформа кренилась, а Семен смотрел в опрокидывающийся кафельный пол и твердил: «Спокойствие, терпение, доброта».

Ночью Семен лежал в комнате на девятом этаже девятиэтажного дома. Успокоение не приходило. Он закрыл глаза, тело его порывалось встать. Семен сопротивлялся. В какой-то момент подчиненное собственной неукротимой воле тело встало и подошло к балконной двери. Пальцы более не слушавшие Семена сжимали дверную ручку, пытаясь повернуть, открыть дверь, ведущую на балкон. Семен кричал ненавистному телу, - «Не смей!» Знал, если не справится, на балконе преграды не будет. Силы кончались, дверная ручка подалась. Семен потерял ощущение своего тела и сопротивлялся лишь дыханием, упорством мысли.

«Не могу», - сдался Семен, и этот миг его пальцы скользнули, отпустили рукоять, тело отошло от балконной двери и бросилось ниц на диван.

Поплыло видение. За окном на фоне звездной черноты Семен увидел силуэт теней. Во весь балкон стоял длинный полупрозрачный темно-синий стол. Справа в конце стола сидит его жена, слева маленькая дочь, а от дочери к матери по столу ползет его годовалый сын. Семен увидел души брошенных им родных людей.

Семен лежал, слушал, как остановилось сердце, следом умолкли хрипы дыхания в груди. Он мерил оставшиеся секунды жизни. В этот момент в комнату вошла мать и произнесла, какие-то резкие неприятные слова. Пронзила мысль – если сейчас он умрет, ничего не изменится, мир не остановится, не дрогнет, даже не заметит. Семен перестал бояться. Он сказал своему телу, - «Наплевать! Вставай. Иди…, прыгай с балкона. Мне не страшно. И тебя не жаль».

Тело не встало, оно расслабилось, начало дышать, вновь забилось сердце. Семен уснул глубоким спокойным сном. Утром Семен думал, что исцелился, но это была только передышка.

Стр. 72 ______________

Степан Николаевич обещал рыбу для ухи. Он разобрал снасти, накопал червей для наживки и устроился с удочкой на берегу. Семену от палатки хорошо было его видно. Он видел, как Степан Николаевич вытаскивает из воды мелких рыбешек одну за другой и бросает в банку с водой.

«А ведь мне придется убивать эту рыбу», – осознал вмиг помрачневший Семен. «Как же так?!» – недоуменно возмутился он, – «Это такая же живая тварь, как человек! Не хочу ее убивать. Зачем мне ее убивать? Не буду ее есть. Пусть он ее…». Семен взял котелок, спустился к озеру, набрал воды. Он сел на валун не далеко от Степана Николаевича, будто желая ближе видеть неизбежное, и стал ждать. Минута шла за минутой. Рыба не клевала. Семен знал почему. Вокруг него на 50 метров образовалась мертвая зона. Рыба уплыла.

«Со мной однажды ездил один студент, также подойдет – рыба не клюет. Семен, отойди, пожалуйста!» – слова Степана Николаевича не удивили Семена, они звучали приговором. Семен понимал, что должен либо убить рыбу, либо прямо сейчас, не откладывая, бросать свою прежнюю жизнь и, не оглядываясь, уходить в тайгу. Семен испугался. Он представил бесприютную тайгу, валуны и морозы. Зиму в тайге ему не пережить. Для принятия решения оставались минуты. Удары сердца отрубали их по кусочку.

Семен подумал, было, достать пятикопеечную монету и подбросить, как поступал обычно, выбирая из равных возможностей. Сейчас эта мысль показалась нелепой, слишком важен был момент. Семен уже заранее жалел себя, скорбел. Трубный глас гудел по нему реквием, а пятачок мелким звенящим бесом поблескивал, прыгая с валуна на валун, – «Динь, дзинь».

Пришел Степан Николаевич, принес рыбу. Он поставил банку на валун у костра. Семен достал из банки рыбу и стал придумывать, как ее гуманней убить. Сразу отрезать голову или сначала оглоушить ее, ударив о камень. Он отрубал ножом головы рыбкам, а из их гибнущих телец выходило, что-то еле различимое черное, штопором ввинчивалось в воздух, спиралью наискосок молниеносно уносилось ввысь. Каждый удар ножа выламывал в душе Семена глыбу неба.

Семен ел уху….

Семен придумал, что совершил жертвоприношение. Ха-ха! Как бы ни так. Он упростился. Испугался. Стал обыкновеннее. Вернулся в жизнь в грехе. Людям нужен грех. В грехе уютнее. Привычнее. Семен опустил голову. Душа его плакала, слезы капали и шипели на жаровне страха. «Теперь он наш!» - кричали люди. «Теперь он наш!» - смеялись бесы, -

«Проси пощады!» Динь, дзинь.

Стр. 75 ______________

Семен поставил свою раскладушку с марлевым навесом в стороне от общего лагеря – он по-прежнему не выносил соседства людей. Он накинул марлевый полог на воткнутые в землю согнутые прутья, получился просторный шалаш. Полог отделил от застеленной постели полчища комаров. Сквозь марлевый навес ясно просматривалось звездное небо.

Семен лежал спеленатый мумией, таращил распахнутые глаза и ждал сна. Через час или два вдалеке послышался нарастающий свист – звук механического происхождения, словно от бумерангом вращающегося предмета. Приближаясь, звук нарастал, плавно трансформировался в цикличный гул, который сменился мощным ворчанием и завис глухим рыком над макушками деревьев, под которыми лежал Семен.

Семен осознал обращенные к нему слова, – «Полетишь с нами?» На раздумья не было времени, вопрос звучал категорично. Семен торопился принять решение. Искушение было велико. «Нет», – подумал он, его мысленному взору предстала еще не прожитая им жизнь, - «Я должен родить сына, и Марии я еще нужен». Мысль его была ответом. В ту же секунду рокот, зависшей над Семеном НЛО, качнулся, набирая скорость, моментально превратился в свист и исчез.

Стр. 79 ______________

Мучило солнце. Солнце повисло и не заходило. На небе не было ни облачка. Семен выбросил дрова из дровяного чуланчика. В чуланчик в самый раз встала раскладушка. В стенах чуланчика были щели, но все же там был полумрак.

Две бессонные ночи Семен провел в чуланчике, изолированно от соседей. Боль в сердце становилась сильной, колющей, постоянной. В груди полыхал ад.

На третью ночь Семен понял, что все кончено, лег на раскладушку и стал ждать. Страх не просто не уходил, был постоянным мощным. Он издевался над Семеном. Он хватал за грудь и скручивал судорогами тело Семена в жгут, как тряпку.

Семен сказал себе, – «Все. Хватит», попытался сосредоточиться, больше бороться он не мог,

– «ЗАБИРАЙ МЕНЯ, НО Я УВИЖУ КРАЕМ ГЛАЗА, ДОЛЕЙ МИГА УГАСАНИЯ, ЧТО ТЫ СО МНОЙ БУДЕШЬ ДЕЛАТЬ И КАК!»

Семен погрузился в желтое сияние и увидел, как, агонизируя, умирает…

– умирает его страх.

Он услышал и почувствовал – ничего, он дышит и воздух его окружающий, пульсирует жизнью. Он жив! К нему вернулся покой. Страха не было. Страх ушел. Семен понял, что победил, и знал –

теперь ОН СВОБОДЕН.

Часть 2

… Дни проходили в работе, а короткие вечера таяли в досужих хлопотах. Семен, когда ему предоставлялась возможность, уходил гулять на берега озер. Семен дышал вольной грудью и не мог надышаться. Он радовался камням, устилающим тропинки; соснам карликам, нарядно взъерошившимся маленькими иголочками; хрустальной воде и миру существ, укрытых ее твердью.

Стр. 86 -----------------

При знакомстве с новым человеком Семен интересовался, что в жизни этого человека произошло странного необычного. Они вместе с Костей прогуливались солнечной ночью по поросшему мхом каменистому плато. Колючие группки можжевельника и по-старушечьи кривые фигурки карельских берез издали вслушивались в их разговор. Костя обрадовался вопросу. Он сделался серьезным и заторопился рассказывать. В течение длинного повествования Семен лишь пару раз решился прервать его рассказ, он слушал Костю с нарастающим вниманием, пока тот не высказал все. Семен увидел, что странные события, о которых повествовал Костя, невероятным образом перекликаются с событиями его жизни. События виделись структурно идентичными и словно бы намеренно свели их с Костей (как впрочем, и с Пекой) на краю земли. Костя был так же болен, как и Семен, и нуждался в исцелении.

Вот что рассказал Костя….

Мне было шесть лет. Стало как-то неуютно, скучно. Мой дедушка решил меня чем-нибудь занять и подарил мне книгу о йоге — физические и дыхательные упражнения. Дедушка у меня профессор филологии. Я был слабым ребенком и с ним проводил больше времени, чем со сверстниками. Я учил стихи и языки — английский, французский, немецкий, немного знал латынь и греческий. Йога мне понравилась. И я стал ею заниматься. Упражнения становились все сложней. Я справлялся. Годам к десяти я свободно забрасывал ноги за голову. Я овладел всеми упражнениями, описанными в книге, и дедушка принес мне следующую книгу. В ней были описаны приемы медитации. Я научился расслабляться, сосредотачиваться, входить в состояние медитации и накапливать прану …энергию жизни. Занятия не прошли даром. Я окреп, стал чувствовать себя уверенно. Произошел конфликт со школьным хулиганом, и я победил его. Я почувствовал себя сильным. Другие ребята стали обращаться ко мне за советом и помощью. Шпана больше не лезла.

К двенадцати годам я изучил вторую книгу, и дальше узнавать было нечего. Я не бросал занятия по привычке, но снова стало скучно. Однажды я как всегда прошел весь цикл упражнений, вошел в медитацию, увидел светящуюся точку и почувствовал безотчетный страх. От страха я очнулся…. В другой раз я пробовал вытерпеть страх, и точка приблизилась, выросла. От раза к разу она становилась все ближе и больше. Мне было страшно, но каждый раз я шел все дальше. Вдруг точка начала оживать. Я снова в страхе прекратил медитацию. Дни шли. Точка превратилась в картинку, и я увидел как на фото человека. Изображение ожило, вскоре я беседовал с человеком, который являлся мне.

Это был старик, сидящий в позе лотоса. Он сказал, как его зовут и где он живет. Старик сказал, что живет он в одной из горных провинций Индии, мы с ним никогда не встретимся и, что теперь он будет показывать мне новые упражнения, будет моим «Учителем». Я был старательным учеником и через пол года «учитель» решил поощрить мои занятия, он сказал, что в качестве награды позволит получить мне ответы на три моих сокровенных вопроса. Для этого я должен был сделать обычные упражнения, погрузиться в медитацию, накопить достаточное количество праны, произнести заклинание «ом мане падме хум» и задать вопрос. /Семену показалось чрезвычайно важным, как именно звучит заклинание. Он несколько раз переспрашивал и пытался воспроизвести звуки в точности, но, по мнению Кости, все время ошибался. Ему не удавалось произнести слово «падме». Согласные во втором слоге звучали почти не слышно и глубоко гортанно. Звуки сливались, и было непонятно, какой превалирует./

Костя продолжил прерванный рассказ, —

…Мне захотелось увидеть рай земной Шамбалу.

Я летел над горами среди гор над цветущими долинами. В долинах стояли храмы. Разные красивые храмы. Храмы людей, храмы змей, коров, много разных прекрасных храмов. Там было хорошо. Росли яркие цветы. Яркими были синее небо, зеленые луга. Мне хотелось летать еще и еще.

Затем я захотел узнать, кто населяет Землю из существ более развитых, чем человек. Я, также, накопил достаточно силы и произнес заклинание. Существ оказалось много. Их прошла целая вереница, точно больше десятка. Были зримые и только обозначавшие свое присутствие. О некоторых даже не знаю, как сказать. Они были очень разные. Некоторые пугали, но были и такие, что распространяли вокруг себя радость. Они окружали заботой, рядом было приятно находиться.

Третье…— я захотел увидеть ад земной или белую магию левой руки. И почти тотчас появилась и стала неотвратимо нарастать какая-то черная агрессивная безжалостная сила. Я был уверен, что она меня сожрет. Она яростно надвигалась. Я испытал непереносимый животный ужас. На мгновенье между мной и той силой появился «учитель». Он произнес короткое резкое заклинание, оделся в прозрачный шар, который стал надуваться, как мыльный пузырь, разлетелся осколками и исчез. Я впал в небытие. /Костя не помнил заклинание учителя. Как и Семен в ночь противоборства со своим телом перед дверью балкона не осознал, а скорее почувствовал слова матери. Они также звучали резко и оставили ощущение отчужденной безжалостности/.

Месяц я лежал в больнице без сознания в полном истощении. Врачи не знали, что со мной. Мне через капельницу вводили в кровь глюкозу. И все время у меня была высокая температура. Один раз в течение месяца, что я находился в забытьи, примерно через неделю я очнулся на некоторое время. Явился «учитель» и сказал мне, — «Я не мог тебя защитить. Эта сила оказалась сильней меня. Я сам «еле унес ноги». Ты будешь набираться сил просто в жизни. Йогой, если захочешь, сможешь начать заниматься только в двадцать два года с самого начала, как начинал в шесть лет».

Костя спросил своего дедушку, что означает то заклинание. Дедушка искал в библиотечных хранилищах и выяснил, что это непереводимый санскрит — этим заклинанием начинались многие древнеиндийские молитвы.

Семен и Костя много времени проводили вместе, ходили по окрестностям лагеря. Каждое утро они вставали раньше остальных, шли на озеро и ныряли с пирса сквозь звенящую глазурь льда в обжигающую студеную воду и плавали, соревнуясь, кто дольше. Они возрождались из пепла сгоревшего страха, по крупицам собирали силы, радовались выздоровлению и заново учились жить.

Несколько лет позднее Семен встретил старика, который также знал то заклинание. «Откуда же Вы его знаете?» — спросил Семен, и старик ответил ему, — «Просто я очень одинокий человек». Старик сказал, что заклинание переводится и означает — Бог всюду.

Семен возвращался в Москву окрепший, захмелевший от путешествия; он по-прежнему не признавал жизнь, но имел силы принять ее.

ГЛАВА 3

Вымазанный вольным ветром и солнцем, взбодренный легкими деньгами Семен вернулся домой. Дробный гул городской спешки не мог проникнуть внутрь его захмелевшего ленивой рекой текущего сознания. Случайный запах полевых цветов или волной налетевший шелест листвы оглушали. Он видел ворон кривляющихся в небе, облака. Стопы его ног вспоминали мшистые мягкие тропки на берегах безымянных озер. Пыльный асфальт, гудящие машины замечать не хотелось. Он ехал к Марии.

Марию нельзя было оставлять надолго. Она не жила для будущего, не ценила прошлого и не любила настоящего. Все события, происходившие с нею, были для нее равноценны. Она не умела забывать, не знала, как различить хорошее и плохое, мучилась от этого и жадно погружалась в окружавшую ее жизнь. Семен вспоминался ею уже на следующий день после его отъезда канувшим в небытие. Марии было холодно в любой самый жаркий день.

По возвращении Семена Мария хотела вновь погрузиться в него, в его жизнь. Но жизнь другая, прожитая ею, препятствовала. «Мама посоветовала мне не замыкаться на тебе одном», – от этих ее слов Семен почувствовал ком в горле. Он содрогнулся, отвернулся, ища уединения. Семен стоял посреди газона рядом с выходом из метро, старался удержать высоко поднятой голову и беззвучно рыдал. Мария зашла на клумбу и обняла его.

Мария испытала много плохого в своей жизни и не желала покоряться хорошему. Она присваивала чужие болячки легче, чем радость. Своя радость вызывала в ней слезы и печаль, а чужой она не верила. Исключением был Семен. Позднее, когда у нее родится ребенок, она станет страдать оттого, что радости в его жизни всегда недостаточно. Болезни Семена она перенимала в первую очередь. Конечно, и страх не миновал ее.

Стр. 98 _____________

…Семен видел, что жизнь радужна в воспоминаниях, а будущее тревожно и угрожающе ненадежно. Но какое оно, настоящее? Где оно? Оно ограничено внутри его тела, в его ощущениях, или оно где-то снаружи и существует само по себе? Может быть настоящее там, где его живое тело сливается с окружающей его природой? Как к нему прикоснуться? Ясней всего Семен ощущал настоящее, касаясь тела Марии.

…Семен шел по тонкой нити натянутой над бездной и видел, что нить в любой миг может лопнуть, что он может оступиться, упасть. Семен считал, что живет, пока еще зачем-то нужен этой жизни, но не знал зачем. Он видел, что большинство людей стараются жить, не задумываясь обо всем этом, и от этого ценил людей, жизнь и себя все меньше.

…Любила ли Мария Семена? Она сочувствовала Семену в глубине своего горького существа. Семен ей мало нравился, но им она жила. Еще глубже находилась ее любовь к сыну и себе, но если любовь к сыну вызывала в ней пугающую нежную радость, то от себя Мария дистанцировалась. Она тискала сына, а к Семену относилась с преданностью. Бывало, она смотрела в окно, забывалась, и рука ее сама начинала выводить на листке бумаги слова и законченные фразы. Смысл писем самой себе не всегда нравился Марии.

…Семен был для Марии игрушкой и богом. Он знал, что она его не сломает. Беда пришла с другой стороны. Игрушка захотела стать только богом. Бог стал игрушечным чванливым и пал.

_____________

Очнулся Семен среди ночи, порывисто толкнулся руками, сел в постели. Уже в полусне он знал, что произошло. Перед ним рядом на диване сидела Мария, прозрачная тень ее, сотканная из синего дыма.
Ее скорбно склоненная голова и обращенный на Семена взгляд, выражали отчаяние, – «Что же ты наделал?»

Стр. 106 _____________

Семен победил свой страх, более не боролся за жизнь, доверившись провидению, Высшему Разуму, Богу.
Ангел хранил его, а бесы дали свободу. Семен не ведал греха. Жил удовольствиями и если что делал не так, прощал себе. Жил свободно, но в грехе. И грех рос. Тускнел свет разума, грешил Семен все осознаннее и знал, что шагнет за край. Запас добра и счастья иссякал. Изменить жизнь он не мог. Не единожды заглядывал он в пропасть, перепугано отшатывался, но настойчиво шел к бездне снова. Он сделал шаг. Бесы были попущены. Беды пошли чередой. Удовольствия стали ядом.

_____________

Перевозбужденный мозг пульсировал, не желая выключаться. Начинались галлюцинации. «Вот и белка крадется», – подумал Семен, повернул голову к стене и сквозь бетонную стену кухни увидел справляющего нужду мужика. Потянулся, было, отогнать рукой мужика, но махнул. В кухню вошла и прошествовала жена, на туловище ее не хватало головы. Следом шла теща. Женщины сели за стол, стали говорить.

«Ну что ж? Все так все…», – размышлял тем временем Семен, – «Я такой себе все равно не нужен. Забирайте меня. Плевать», - обратился он к бесам. Их присутствием объяснил он свои странные видения.

В голове вмиг потемнело. Тело сдавил мощный мышечный спазм, волна крови, которую он погнал по спине, тупо ударила в затылок. Кожу на голове сжало холодом. Семен находился в сознании, слышал шум улицы, разговор жены с тещей, понимая его смысл, знал время суток, в котором находился, и одновременно осознал себя уже и во сне.

Во мраке сна синий силуэт его тела обрел восковую гибкость. Семен с наслаждением завязывал свое невесомое тело в узлы. Что-то подсказало Семену – это не все! Можно погрузиться дальше. В уже существующем сне он отключил сознание, как бы вновь засыпая, снова почувствовал страх и очутился в обычном мире.

Люди, шумная дорога, автобусы, зеленые холмы, небо, лето. Семен уже не слышал кухни и зимнего двора. Знал, что находится во сне, и явственно ощущал свое эго – не снился себе, а существовал во сне. Он ущипнул себя внутри своего сна и почувствовал боль. Боль не доставила ему дискомфорта, по-настоящему это и не было болью, а только осознанием ее. В видении Семен мог парить над землей. Ему достаточно было вообразить, что может…, он отталкивался от земли, расставлял руки, как птицы распрямляют крылья, и летел. Столкнувшись с преградой, он не ударялся об нее, а протыкал своим телом – пролетал насквозь и выныривал в другом мире.

Семен путешествовал. Он побывал в Африке и с высоты птичьего полета паря над джунглями смотрел на танцы вокруг костра африканского племени, слушал звуки тамтамов. Нырнул из ночного звездного неба прямо в костер сквозь искры пламени и максимально погрузился в землю. Под землей было тихо, скучно, и он поспешил вынырнуть в следующий мир.

Из джунглей центральной Африки Семен переместился на поляну в одном из парков Америки и оказался на выставке современной плакатной живописи. Вдоль насыпанных желтым песком ухоженных аллей стояли огромные размером 4 на 6 метров щиты с монументальными художественными композициями. Неподалеку стояли скамьи и «шведский стол» с яствами. Семен подошел к столу, взял какой-то фрукт, надкусил с желанием почувствовать его вкус. Он жил, ощущая во сне вкусы, запахи, прохладу, прикосновение одежды к своему телу – стоило ему лишь задуматься об этом. И еще он чувствовал неуязвимость – там ведь не было его тела.

Снова Семен погасил сознание, уснул в своем втором сне. Страха не было. Словно от омовения чистой водой мир ожил.

Семен сидел на камне на вершине горы, на самой ее макушке под небом. Неподалеку стоял дощатый некрашеный двухэтажный домик. Из-под горы на вершину, огибая ее, поднимались два серых туманных потока. Темные воздушные потоки имели четко очерченную пространственную конфигурацию, которая не менялась в движении и хорошо просматривалась на фоне ясного неба. Верхний поток толще и прозрачней плывущего под ним тонкого и более плотного. Потоки доплывали до невидимого экрана, как объемные графические изображения звуков и, соприкасаясь с неведомой преградой, взрывались музыкой. В верхнем потоке рождалось звучание хора, оттененное гулом ветра, нежное пение флейты…. Нижний поток резче очерченный и ломкий трансформировался в раскаты грома и грохот рушащихся разламывающихся скал.

Семен пробовал следовать за волновым потоком, пытаясь предугадать звучание мелодии – его разум включался, звуки пропадали. Семен снова смотрел, не размышляя на поток, мелодия возобновлялась. Семен понял, что должен полностью слиться с потоком, отождествить с ним свое сознание, не думать больше ни о чем, не видеть ничего кроме потока. И он стал слышать музыку изнутри, предваряя ее рождение. В какой-то момент он подменил текущий поток звуков собою воображаемым, сам стал творить поющий поток, и зазвучала ЕГО музыка! Восторг затмил сознание, сотворение прекратилось.

Семен не жалел. Он находился во сне, сидел на камне и воспроизводил в памяти, пытаясь запомнить для яви, только что услышанные мелодии. Семен знал теперь, что значит творить. Он поднялся на, похожий на келью, согретый оранжевым сиянием балкон второго этажа деревянного домика, лег в устроенную там постель и уснул в своем сне третий раз — уже по-настоящему.

Стр. 111 ______________

Семен научился погружаться в галлюцинации. Он боялся и желал их. Он пил вино в нервном томлении, зная, что не минует пограничного с безумием состояния. В безысходности на грани, когда спасти от безумия мог только искусственный сон, контролируемая «белка», он погружался в медитацию. Для этого он ложился в удобное положение обычно на живот руки под скулу, свешивал голову с подушки, чтобы соскользнуть с нее, ощутив себя на границе сна, как морской зверь соскальзывает с прибрежного валуна в пучину океана, и выключал свои мысли.

Не всегда просто давалось погружение. Препятствовала тревога, боль, дискомфорт, перышко в подушке…, мысль бывала особенно назойлива. Становилось жарко, холодно. Досада сменялась тревогой, приходило отчаяние, мысль оживала. Семен вертелся в постели. Расслабиться вновь стоило все большего труда. Семен заставлял себя лежать недвижно — терпение вознаграждалось, самоконтроль исчезал. Один миг без мысли, и он соскальзывал в пространство сна. Там, ощущая свое тело невесомо парящим, нырял в пол, или в стену своей комнаты и попадал в иной темный мир.

В густой, словно желе, синеве темного мира фантомное тело невесомо плыло под потолком комнаты, или парило над знакомой и странно чужой улицей. Сознание балансировало меж реальностью и фантазией.

Чтобы полностью раствориться в потоке видений, необходимо было отстранить эго от сознания, ощутив себя безвольным узником своего, кувыркающегося в чехарде иллюзий, тела. Мысль отступала и исподволь наблюдала череду фантасмагорий. Но малейшее проявление воли опрокидывало иллюзорный мир —
эго перекувыркивалось в явь.

Первый сон не глубок, реальная жизнь слишком близка и слышима. Полупрозрачный фантом плывет в сумерках полусна. Но если удастся забыться в нем — всполохом раскрывается новое пространство. Новые реальности теснятся, как листки закрытой книги. Миры наслаиваются на миры. Семен исследовал их. Он разбегался во сне, нырял в глухую преграду — в стену, в землю, в витрину магазина. И выныривал… на крайнем севере, мерз вместе с живущими там людьми в продуваемом ветрами прокуренном бараке; парил над скалами бескрайнего южного океана или неожиданно становился электроном и носился по лабиринтам гигантской микросхемы; …падал каплей дождя в тысячекратно отражающемся мире.

Самое замечательное ждало Семена, если удавалось отключить сознание, раствориться во втором сне и осуществить себя в третьем. Третий сон — мир восторга — реальнее любой самой воодушевленной реальности.
В мире ясного покоя Семен учился осязать мир, по-новому видеть реальность. Там ветер, шелест листвы, геометрия пространств кристально яркие новорожденно свежие и чистые.

Семен знал, пустоты нет, но не знал, что в ней появится. Иногда «там» его встречали чудовища, и становилось страшно. Он понимал, это лишь образы и… «давал откусить себе голову».

Со временем страх становился меньше, а образы фантастичного мира примитивней. Мир дробился на плоские ячеистые квадратики и вызывал тоску.

Страх становился меньше, а мир погружений страшней. Да и такой ли фантастичный он был?! Однажды Семен попал в по-настоящему пугающий мир, и сказал себе, — «Нет!» — включил сознание, в долю секунды осознал, что совершает ошибку, пытался раствориться во сне вновь, но было поздно — мир перевернулся. Семен бежал из сна, и сон воплотился в жизнь.

…С Семеном стали происходить странные события. Он стал видеть, что произойдет.

…Когда появлялась рассветная щель в небе, Семен о трех головах выходил из дома. Расстроенный Семен шел в тихом сумраке утра, погоняя шуршанием шагов свое эхо. Эхо в отместку отставало, забиралось за спину и стращало Семена. Одна голова жила сторонними мыслями, вторая болела, третья сознавала.

Первая голова смотрела на раннего прохожего и подсказывала Семену, что прохожий через десять шагов остановится и пойдет в обратную сторону. Первая же голова сказала, что на ветви дерева в лесу висит веревка. Вторая голова вздрогнула, но не захотела верить. Третья голова сказала – «Плевать!» и повела Семена в лес. Прохожий остановился.

Заморосил мерзкий холодный дождичек. Третья голова Семена подумала – это то, что надо. Морось вымочит, холод вытрезвит, тело задрожит, жить захочет. На одном из первых же кустов в лесу Семен увидел тонкий кожаный собачий поводок. «Во! И нет проблем», – съерничала третья голова. Вторая сжалась в испуге. Первая голова провела тело стороной, заставила головы не оборачиваться.

Семен пришел на поляну, на пологий склон речного берега, лег под березу на усеянную стылым бисером дождевых капель траву, смотрел на другой берег и дрожал. Тело ныло, ныла душа.

Мысли и движения вызывали судорогу боль и тревогу. Небо высветлилось, набухало желтизной. В отчаянии Семен повернулся с боку на бок и уткнулся глазами в траву. Травинки, налитые холодом и влагой, отвратительно зеленились. Семен перевел взгляд и увидел в траве полутора литровую бутыль «джин-тоника». «Странно», – подумал Семен, – «Как же я ее сразу не увидел? Интересно, а «джин-тоник» настоящий?!» Вымокший Семен сел в траве, подобрав под себя ногу, и принялся изучать бутыль. Внешне она смотрелась непочатой, омытой дождем и готовой к употреблению. Семен взял бутыль в руки – литая пробка не повреждена, ее даже не открывали. Больная голова представила живительный пенный шелест пузырьков алкогольных газов. Она уговаривала Семена, – «Там же столько сахара! Ты будешь, насыщен, пьян, снова жизнедеятелен! Тебе это просто необходимо!» Третья голова показала Семену куст с собачьим поводком. Семен положил бутыль, встал и сделал шаг. В очередной раз он решил никогда больше….

Будущее становилось таким, каким его видел Семен. Радовался Семен – думал, что научится подчинять жизнь своей воле. Не знал он, что будущее в мыслях человека и что повелевать ветром и облаками проще, чем своими мыслями. Мысль, снедаемая страстями, подчинена влиянию чуждой воли, пленена прошлым. Верят люди во что угодно, только не в себя и не себе. Тайн нет, но есть неверие, гордость, сомнения. Мысль можно изменить, только обретя новую жизнь, а с ней другие мысли. Желания исполняются, будущее создается. И если исполняются желания – быть беде

…Жизнь людей Семен видел, как рост диковинных растений. Каждому возрасту соответствовал свой биологический ритм, с переменой ритма менялось мировоззрение. Семен мог понимать биоритмы людей и их возраст. Он сравнивал людей и видел, что люди со схожим обликом, темпераментом, характером имеют схожие судьбы, а часто и имена. Жизнь была полна стереотипов.

…Семену не нравился возраст 40 лет. Он видел, что люди в этом возрасте активны и эгоистичны. В эти годы рушатся семьи. Семену претила активность, но он жил для себя и его семья распалась.

…Семен перестал сдерживаться. Ему не нравилось все. Не нравилась жизнь. Не нравилась теснота и тщета его мыслей, беспросветная скука и мрак ожиданий. Семен наливался водкой, чтобы не думать ни о чем, отупеть, забыться. Он обрюзг, потолстел, не следил за своей одеждой, не брился и полысел. Без одышки он не мог ступить пяти шагов. Он трезвел, что бы снова пьянеть. И решил, что сможет жить, не зависимо от окружающего его мира автономно своей головой в своей голове. Будет грешить, сколько сам себе допустит, и сам себе будет прощать свои грехи.

Мир показал Семену — это не так. Мир проявил волю.

Стр. 125 ______________

…Разочарованный хмельной жизнью Семен сутками сидел дома и думал. Ничего кроме деградации жизнь ему не сулила. Мир видений сломался и стал опасной игрушкой. Семен думал, — «Отчего мир имеющий волю и разум не объявит себя, когда человек чист, безгрешен? Отчего не берет за руку младенца…? Почему не научит блуждающую душу, что хорошо и что плохо? Это же западня!»

Семену было скучно.

В одночасье Семен и его мать собрались, завели старенькую машину и отправились в путь в рязанские земли.

…Село Жлячье было дворов пятьдесят. Располагалось оно на большом пологом холме одной длинной улицей вдоль каскада прудов питаемых родниками. Дорога в деревне обрывалась, вдали вилась река, и нескончаемо тянулись поля и перелески. Первый человек, встреченный в деревне, поздоровался с Семеном обстоятельно за руку. Семен стал душой прилаживаться к новому месту жизни.

…Семена определили звонарем, и он стал звонить в колокола. Поселили его в опрятном церковном домике и, как звонарю, положили жалование 30 р. в месяц, что хватало на две бутылки водки или три поллитровки спирта «рояль», или на десять буханок хлеба.

Места в округе чудные. В лесу водились грибы, а в чистейшей речке раки. В полях росла настоящая горькая полынь. Пересушенные солнцем травы трещали, звенели, благоухали. Над ясными полянами высились кроны могучих дубов. Семен шел, задрав голову вверх. Ветви гигантских деревьев меняли перспективу, вращались в медленном вальсе. Колени подергивало зашагать по невидимой лесенке в небо – Семен оступался в головокружении….

…Люди в Жлячьем жили разные. Были очень известные даже популярные. Другие напротив не желали, хоть какой бы то ни было известности.

Жили в округе два Сашка — черный и белый. Сошлись Сашки и долго пили. Оба бородатые. «Черный» с 18-ю годами отсидки, с черными волосами и бородой. Старуха мать дождалась его очередной раз, но теперь лежала второй месяц без движения, умирала. Исхудала до невесомости, хоть Сашка и пытался ее кормить. Посадит ее в кровати, уговаривает съесть с ложечки, а она сидит, безучастно смотрит пустыми глазами. Хорошо если откликнется и поест хоть чуть-чуть. Сашка плачет. Пищу всю, которую соседи носят, прохожим раздает. С ними и попьет, а что делать, не знает. Мать свернется в клубок и опять лежит без времени.

Голова «белого» Сашка была покрыта шелковистой сединой. В Сашке была природная опрятность. Жил он в селе пастухом в вагончике. Лагерных лет за его плечами было не меньше, чем у черного Сашки — точно, сколько никто не знал, был он «себе на уме». Имел он взрослую дочь и квартиру в городе, где жила жена. Городское жилье он кинул. Толи были на то причины, толи так ушел — он не говорил.

Выпивали. «Черный» выказал неуважение «Белому». «Белый» взял топор, подошел к «Черному» сзади и аккуратно тюкнул обухом по затылку. Открыл газовую конфорку и вышел. «Черный» не умер. Пошли слухи, ждали нехорошего.

Семен человек новый в деревне подружился с черным Сашкой в поселке (там был магазин) и с белым в селе.

Семен и Сашка черный долго пили в поселке. Они перепели все песни, а когда алкогольная трезвость стала невыносимой и в данном населенном пункте, им стало понятно все, они отправились в Жлячье. Гулять на подворье, конечно, не стали, и Семен повел Сашку черного в вагончик к Сашке белому, поскольку другого лучшего места не знал, как не знал и обстоятельств. Два Сашка сошлись глаза в глаза, расценили друг друга и поздоровались, не найдя смертной вражды.

Прожили они компанией в вагончике Сашки белого несколько дней и расстались в неумолчной грусти….

Сашка белый не любил слова. Он мог подойти к незнакомому человеку, долго смотрел в глаза и, не сказав ни слова, опять уходил к своему стаду. Так с ним и познакомился Семен. Синева неба впитала из глаз этого человека всю краску. Когда Семен смотрел в глаза Сашке, он видел поле и небо у него за спиной. Существовать тот человек мог только под открытым небом.

Недолго жил Семен в селе. Погнал его поп за пьянку, а вскоре и сам ушел.

Стр. 132 ____________

…Семен выскочил на дорогу, обрадовано отметил, что преследует его увалень-битюг. По сплошь обледенелой земле невозможно было двигаться быстро. Семен семенил по мостовой, уходя от врагов, останавливал проезжающие машины. Парень, шедший за ним, как и Семен не слишком поворотливый махал рукой и кричал, — «Стой…!» «Ага, сейчас…», — думал Семен. Преследование выглядело комично, но не становилось от этого менее опасным. «Да держи же его!» — орал с пригорка трясущийся от злобы упустивший момент «дохлый».

…Днем сын соседей и шпана дежурили во дворе, ночью пути отхода стерегла милиция. На третий или четвертый день осады Семен решил, пора выбираться. Ночью он смотрел в окно и изучал обстановку. Главная задача обмануть соседку с ее собакой. Пока они не уверены, что Семен дома, у него есть шанс. Но, какая-то из проституток заметила Семена в окне, и тут же раздался хохот, — «Ага, объявился. Теперь ты наш»

Стр. 138 _____________

Впервые Семен покидал место, где прожил не один год, без малейшего сожаления. Он вышел из кабинета, шел через холл, мельком осматривая посетителей, и наткнулся взглядом на открыто улыбающийся ему взгляд молодого человека. Молодой человек сидел поодаль особняком от основной группы посетителей. Приветливый контактный мелкий бес. Семен хорошо знал эту породу людей. Спортивные, пластичные, вежливо-нагловатые с уверенными манерами обаятельные молодые люди одетые удобно, дорого, не броско. Смотрят прямо восторженными сияющими глазами. Лицо поворачивается легко, как флюгер. Ну, просто случайно встреченный старый хороший знакомый. Где же я его видел…?! Да они везде. Моргая, они прикрывают не верхние, а нижние веки. Лисий взгляд. Лисий взгляд и вытравленное беспощадное нутро. Именно «они» прослушивают чужие разговоры. Именно «их начальники», как понимал Семен, теперь распоряжаются жизнью его двора, района…. Именно «эти» молодые люди, когда все жители спали изнуренные новогодними праздниками, повесили замок из высокопрочной стали на дверцу телефонной шахты. Именно «они», не сомневался Семен, снабжают «ментов» наркотиками и информацией. С «ними» и «ментами» рука об руку наглеющая шпана изводит затравленных стариков.Менты сутенеры, истеричные проститутки. Шум, грязь. А в окна выходят дети… и даже если чудом выживают – выбрасываются снова. Семен рад был бежать куда угодно.

/Несколько месяцев спустя Семен прочтет в газете статью, — «…обезврежена банда, …в джипе заместителя начальника паспортного стола милиции, найдена россыпь стреляных гильз, которые не удосуживались убирать бандиты после расстрела своих жертв»./

Стр. 141 ______________

Сестры женщины преклонного возраста небольшого роста полноватые двигались, как небольшие Буды. Давно у них не было совместных хлопот. Они ходили под ручку по коридорам, кабинетам инстанций, разговаривали и улыбались, забыв обо всем на свете, наслаждаясь обществом друг друга.

В конце дня все трое сидели в очереди к начальнику паспортного стола в ожидании последней печати. Тетушка волновалась. Она вынужденно пропускала вечерний телесериал. «Семик! Позвони внучке», – тетушка хотела просить внучку, чтобы та посмотрела сериал и потом рассказала ей его содержание. Семен полез в карман за телефоном… – его там нет!!!

В телефоне все контакты по оформлению прописки, сделки с обменом, все. Семен пошел искать телефон в машину в призрачной надежде, что потерял его в ней. В едва освещенном салоне старой машины он руками обшарил все закутки. Ничего!

Был слякотный зимний вечер. Тарелки фонарей болтались меж голых ветел деревьев, отплясывали ржавыми юбками в бесприютном небе. В черной реке неба в череде скользящих льдин облаков захлебывалась луна. Семен в отчаянии хлопнул дверцей машины. Под порогом двери на дне свинцовой лужи он увидел жемчужное око умирающего телефона.

Растопленная реагентами снежная кашица проникла внутрь телефона, замкнула какие-то контакты – телефон агонизировал слабым подобием лунного отражения. Семен выудил из лужи скользкий пластиковый корпус, разобрал телефон на половинки, вылил воду, встряхнул, продул, соединил вновь. Телефон закрякал, зашипел, соединился с внучкой, проскрежетал, что нужно, отключился самостоятельно и умер.

Стр. 143 ______________

Он и Она поехали в путешествие на машине и увидели красивейший мир. Они заехали на стоянку в лес. Волшебный лес. Миражом чистоты предстал прозрачный сосновый бор.

Идеально ровное плато, выстланное нежнейшим мхом, было начертано небесным чертежником. Сосны росли свободно, воздушно. Раскидистые кроны переплетались в выси бирюзовым шатром. Изумрудный ковер нежил босые стопы. Оброненные слова напевно ласково таяли в тишине. Солнце рассеивалось, лес благоухал янтарным светом, сосны лучились медовым теплом. Бисером блестели россыпи спелой брусники. В центре бора средоточилась округлая ложбинка. Тонким одеялом застлал Семен ее склон.

ГЛАВА 13

Все проходит…, и сон кончился. Ей хотелось большего другой жизни, Семена все устраивало так. Они спорили. Конечно же, пришел он…. Ей показалась другая более достойная ее жизнь!

Близился новый год со своим игрушечным цветочно-спиртовым восторгом. Семен не хотел детских объяснений. Он подъехал к продуктовому магазину, припарковался и сидел, не заглушая двигатель. Пытался взять себя в руки. Водка не поможет, он хорошо это понимал. Но ведь и ничто не поможет!!!

В груди вскипало, не продохнуть. Рядом с машиной Семена остановилась машина перевозки продуктов. Из нее вышли два грузчика в синей униформе. Два пышущих здоровьем обалдуя. «Давай, отъезжай отсюда! МЫ здесь паркуемся», – один из них небрежно махнул рукой, будто смахивал Семена – «проваливай». Накипь прорвало. Семен не знал себя таким! Он зарычал страшно нутряно, – «Что ты сказал?! Где твое место…?» Прошел вплотную лицо к лицу с опешевшим парнем. «Ни фига себе!» – очнулся второй стоявший поодаль грузчик.

Семен купил в магазине литровую бутыль водки. Снова прошел мимо застывших в недоумении грузчиков. Сосущая тоска кисло пробежала по оголенному нерву. Семен сорвался. Он приехал домой и, не разуваясь и не закусывая, выпил два стакана. Рухнул в запой.

Валами накатывал гнев, захлестывая грязью и злобой. Жизнь, еще недавно кажущаяся гармоничной и прекрасной, предстала в своей неприглядности. Близился ее эпилог. Семен видел себя преданным, усталым, ненужным. Он допил бутылку, позвонил ей, что бы услышать подтверждение, удостовериться окончательно, что у нее другой. «…Прости, …давай останемся друзьями…», – какая чушь! а как же лес?

Всю ночь Семен пил спирт, а к обеду следующего дня в субботу выбрался в магазин, взял еще четыре бутылки водки и зашел в аптеку. В аптеке он спросил снотворного, в тайне надеясь, что ему пьяному откажут. Продавец, буднично не спеша, разъяснила достоинства имеющихся в продаже препаратов, Семен взял две большие коробки. Дома поставил бутылки, стопку, тарелку с закуской на подоконник, вскрыл коробки и рядом поставил снотворное. На улице медленно крупно падал снег. Семен смотрел на дорожку за окном и пил. За окном было красиво, Семен понимал это, и все больше чернел злобой. Он насыпал в ладонь горсть таблеток, разжевал, проглотил, налил еще водки, взял новую горсть. Рядом с бутылкой песочными часами вечности таяло в банках снотворное. Настал миг – последняя песчинка упала.

Шею у затылка холодила мысль, – «Все, или не все? Бывают же осечки». Семен наливал и выпивал через одинаковые интервалы времени стопки водки, все больше погружаясь в темноту своего сознания, в ночь.

В глубине ночи сознание трезво включилось. Семен находился на самом дне пропасти, в которую смотрел накануне. Видел себя в тесном коричневом чреве в наглухо закрытой от мира ладье без сил и желаний.Раздавался чистый звук мерно падающих капель.Камертон отсчитывал последние мгновения угасания его жизни. Капельки расплавленного олова падали в ледяную воду, тишайшим пиканьем тонкими иглами мерно кололи мозг. «Музыка смерти», – в бесконечном унынии и тоске подытожил Семен. Он не чувствовал страха. Сжался стыдным комочком и ждал.

На исходе ночи с субботы на воскресение Семен умер.

Люди делают ошибки по недомыслию, черствости, невниманию. Из эгоизма, подлости, трусости, зависти, жадности… – по не совершенству. Запутавшийся человек находит запутанные оправдания своим поступкам. Запутавшаяся душа становится несовершенным ангелом – бесом.

Поиск по сайту: