На защиту выносится теоретическое и эмпирическое обоснование нового научного направления в медицинской психологии - психология посттравматического стресса: интегративный подход.
1.Разработка целостной психологической концепции посттравматического стресса предполагает интеграцию достижений отечественной клинической психологии с различными подходами к изучению посттравматического стрессового расстройства, как одного из наиболее тяжелых последствий психической травмы, разработанными в западной психологии.
1.1. Реализация интегративного подхода происходит на уровне рассмотрения посттравматического стресса в качестве симптомокомплекса, отражающего нарушенную целостность человека в результате психотравмирующего воздействия стрессоров высокой интенсивности, вызывающих такой уровень эмоционально-когнитивных личностных изменений, при которых человек как субъект не справляется со своей интегрирующей функцией. Различные направления в исследованиях ПТСР не противоречат друг другу, являются взаимодополняющими; в них представлены отдельные аспекты этого феномена.
2.Психологические последствия воздействия на человека экстремальных, психотравмирующих внешних и внутренних факторов, высокого уровня интенсивности проявляются континуумом, состоящим из различных видов и уровней психической дезадаптации, одной из которых является посттравматический стресс.
2.1. На психологическом уровне симптомы посттравматического стрессового расстройства представляют совокупность взаимосвязанных характеристик (симптомокомплекс), входящую в семантическое поле категории «посттравматический стресс». Разработанный комплекс психодиагностических методов позволяет определять различные аспекты этого симптомокомплекса и устанавливать мишени психотерапевтической помощи .
3. Интериоризация травматического воздействия происходит на разных иерархических уровнях психики человека в зависимости от типа стрессоров: «событийных» и «невидимых». «Событийный» стресс – вызван непосредственным восприятием стрессора преимущественно через органы чувств человека; «невидимый» стресс обусловлен субъективно – эмоциональным реагированием на имеющиеся у данного человека знаниях об угрозе жизни, которой он подвергается (например, радиационной угрозе).
3.1 Различия в психологической картине посттравматического стресса при воздействии разных типов стрессоров особенно убедительно доказывается изучением особенностей феномена укороченной жизненной перспективы (один симптомов ПТСР, который тем чаще встречается, чем выше значения посттравматической симптоматики).
4. Высокий уровень посттравматического стресса, вызванного участием в боевых действиях («событийный» стресс), переживается в виде симптомокомплекса взаимосвязанных психологических характеристик, корреспондирующих с клинической картиной ПТСР, которые сопряжены с более высокой тревожностью, депрессивностью и общей психопатологической симптоматикой, а также алкогольной зависимостью. Совокупности этих признаков не наблюдается в группе ветеранов без ПТСР. Основные параметры психологического состояния участников боевых действий в Афганистане в целом аналогичны опубликованным результатам, полученным в исследованиях ветеранов Въетнамской войны.
4.1. Последствия воздействия стрессора не воспринимаемого органами чувств («невидимый» стрессор) опосредованы индивидуально-личностными особенностями; ПТСР, возникший при воздействии «невидимого стресса» радиационной угрозы у участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, отличается от ПТСР, формирующегося при воздействии «событийных» стрессоров (военный стресс, катастрофы и т.п.) и характеризуется высоким уровнем симптомов физиологической возбудимости. При этом семантика симптомов связана с тревогой о будущем.
4.2 Информация о террористических актах в СМИ и других средствах коммуникации формирует феномен переживания террористической угрозы. Высокая интенсивность переживания террористической угрозы сопряжена с признаками ПТС, что позволяет относить феномен террористической угрозы к числу травматических стрессоров.
4.3. Выраженность посттравматического стресса у лиц, переживших непосредственную угрозу жизни: участников боевых действий в Афганистане; участников ликвидации аварии на ЧАЭС; беженцев и больных раком молочной железы (группы «травмированные») достоверно выше аналогичных параметров, полученных при обследовании лиц, профессиональная деятельность которых связана с повышенным риском попадания в травматические ситуации: пожарных и военнослужащих МВД (группы «риска»).
5.0 Диагностирование онкологического заболевания относится к числу чрезвычайных психотравмирующих стрессоров, что определяет развитие ПТС у части больных; высокий уровень ПТС соответствует клинической картине ПТСР.
5.1. Психологические характеристики ПТС, вызванного угрожающими жизни заболеваниями, сопряжены с определенными когнитивно-личностными характеристиками – базисными убеждениями. Уровень образования отрицательно связан с интенсивностью ПТС, а количество предшествующих жизненных стрессов и интенсивность их влияния на жизнь человека коррелируют с выраженностью ПТС, возникающего в ответ на диагностирование онкологического заболевания.
5.2. Дифференцирование больных РМЖ по интенсивности ПТС позволяет выделять группу риска, которую характеризует уровень ПТС, соответствующий клинической картине ПТСР и разрабатывать методы индивидуализированной психологической помощи этим больным.
6. Психологическая картина посттравматического стресса и его интенсивность обусловлена социально-демографическими, когнитивно-личностными и эмоциональными характеристиками.
6.1 Группы с высоким, средним и низким показателями посттравматического стресса достоверно различаются по всем измеренным параметрам: количественными показателями психологических характеристик, спецификой полученных корреляционным методом взаимосвязей между ними, социально-демографическими параметрами. Эмоционально нестабильные, интровертированные лица, склонные к переживанию отрицательных эмоций, страдающие от различных проявлений психопатологической симптоматики, в большей степени подвержены интенсивному переживанию травмирующего воздействия.
6.2. Посттравматический стресс у детей, переживших различные травматические ситуации, характеризуется наличием устойчивых взаимосвязей (паттернов) между индивидуально-психологическими характеристиками и уровнем ПТС высокой и средней интенсивности.Эти паттерны включают: уровень интеллектуального развития, ряд темпераментальных характеристик - социальный темп, социальная желательность, пластичность, различные типы реагирования на фрустрирующую ситуацию. Существуют факторы, способствующие развитию ПТС: низкий уровень интеллектуального развития, низкий уровень поддержки в семье, нарушенная семейная структура, пол - у девочек ПТСР возникает чаще, чем у мальчиков, повышенная тревожность.
Апробация исследования. Основные положения и результаты работы докладывались автором на I-ой Международной конференции по травматическому стрессу (Киев, 1992); на девяти Ежегодных конференциях Международного общества по изучению травматического стресса (International Society for Traumatic Stress Study- ISTSS) в 1993-1998, 2000, 2004 гг., США; на научно-теоретическом семинаре для социальных работников реабилитационных центров Комитета по делам воинов-интернационалистов СНГ (Москва, ИПРАН, 1993); на конференции представителей Комитетов по делам воинов-интернационалистов СНГ (Москва, 1994); на семинаре по проблемам посттравматических стрессовых расстройств (Рязань, 1994); на 4-й Европейской конференции по травматическому стрессу (Париж, 1995); на Всероссийской конференции "Радиоэкологические, медицинские и социально-экономические последствия аварии на ЧАЭС" (Москва, Голицино, 1995); на рабочем совещании «Радиационный риск, риск восприятия и социальное устройство» (Осло, Норвегия, 1995); на Всемирном Конгрессе по травматическому стрессу (Иерусалим, 1996); на научно-практической конференции "Результаты и задачи медицинского наблюдения за состоянием здоровья участников ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС в отдаленном периоде (Москва, Моники. 1998); на конференции «Новые подходы к диагностике и лечению аффективных расстройств» (Москва, 1998); на Российско-Американском совещании «Чрезвычайные ситуации и психическое здоровье» (Санкт-Петербург, 2000); на Всероссийском совещание психологов МВД (Москва, 2000); на круглом столе: «Инвалидам и ветеранам боевых действий - комплексную реабилитацию» (Руза, Моск. обл., 2000); на Международной конференции «Психология и экология человека: психологические факторы культуры мира и ненасилия в современной России» (Москва, 2001); на юбилейной научной конференции ИП РАН (30-летие ИПРАН) (Москва, 2002); на симпозиуме Россия-НАТО «Социально-психологические последствия биологического, химического и радиационного терроризма» (Брюссель, 2002); на научной конференции «Психология: современные направления междисциплинарных исследований». (Москва, 2002); на семинаре “Организация и проведение комплекса социально-педагогических и психолого-коррекционных мероприятий, направленных на реабилитацию сотрудников органов внутренних дел - участников боевых действий и антитеррористических операций” (Нижневартовск, 2002); на рабочем совещании Экспертного совета по социальным и психологическим последствиям терроризма, Россия-НАТО (Санкт-Петербург,2003); на Российской конференции «Аффективные и шизоаффективные расстройства» (Москва, 2003); на Международной конференции «Мировое сообщество против глобализации, преступности и терроризма» (Москва, 2004);; на 2-й Всероссийской конференции «Гуманитарные стратегии антитеррора. Психология фанатизма, страха и ненависти» (Санкт-Петербург,2005); на рабочем совещании НАТО «Социальные и психологические факторы в происхождении террора» (Италия, 2005); на XIV съезде психиатров России, (Москва, 2005); на Общероссийской конференции «Современные принципы терапии и реабилитации психически больных» (Москва, 2006); на 8-м Всемирном Конгрессе по психоонкологии (Венеция, 2006); на региональной научно-практической конференции Южного федерального округа «Психическое здоровье населения в условиях длительной чрезвычайной ситуации» (Грозный, 2007).
Диссертация обсуждена на заседании Ученого совета ИП РАН и расширенном заседании лабораторий психологии посттравматического стресса и психологии развития ИП РАН (2008).