Тема лекций: «Л.Н. Толстой « Война и мир»

Для получения зачета студент должен выполнить следующие задания:

1. Составить хронологическую таблицу.

2. Подготовить конспект лекций по теме.

3. Написать сочинение по одной из тем (См. приложение № 1).

4. Подготовить письменный анализ следующих эпизодов:

- «Салон А.П. Шерер»;

- «Князь Андрей на поле Аустерлица»

5. Подготовиться к зачету по следующим вопросам:

- История создания романа.

- Проблемы жанра романа Л.Н. Толстого «Война и мир».

- Значение слов «мир» и «война» в романе.

- Идея единения в романе.

- Естественность как норма и ее искажение.

- Изображение войны в романе

- Психологизм изображения героев Л.Н. Толстым.

- Характеристика основных героев романа.

Все страсти, все моменты человеческой жизни,

от крика новорожденного ребенка до последней вспышки

чувства умирающего старика все горести и радости,

доступные человеку, - все есть в этой картине!»

Критик Н. Страхов

История создания романа.

Роман «Война и мир» - одно из самых патриотических произве­дений в русской литературе 19 века. К. Симонов вспоминал: «Для моего поколения, увидевшего немцев у ворот Москвы и у стен Ста­линграда, чтение «Войны и мира» в тот период нашей жизни стало навсегда запомнившимся потрясением не только эстетическим, но и нравственным...» Именно «Война и мир» стала в годы войны той книгой, которая самым прямым образом укрепляла дух сопротив­ления, охвативший страну перед лицом вражеского нашествия... «Война и мир» была первой книгой, которая приходила нам на па­мять тогда, на войне».

Первая читательница романа, жена писателя С.А. Толстая, пи­сала мужу: «Переписываю «Войну и мир» и меня очень поднимает нравственно, т.е. духовно твой роман».

Над романом «Война и мир» Толстой работал с 1863 по 1869 годы, т.е. посвятил семь лет. Роман потребовал от писателя максимальной творческой отдачи, пол­ного напряжения всех духовных сил, по его собственным словам, «непрестанного и исключитель­ного труда, при наилучших условиях жизни». Все автографы романа дошли до наших дней почти полностью. Они составляют более пя­ти тысяч листов, заполненных в большинстве своем с обеих сторон.

В этот период писатель говорил: «В каждый день труда оставляешь в чернильнице кусочек себя». Первоначально была задумана повесть на современную тему «Декабристы», от нее осталось всего три главы. С.А. Толстая заме­чает в своих дневниках, что сначала Л.Н. Толстой собирался писать о вернувшемся из Сибири декабристе, и действие романа должно было начинаться в 1856 г. (амнистия декабристов, Александр II), накануне отмены крепостного права. В процессе работы писатель решил рассказать о восстании 1825 г.Сам Толстой писал: «Я затеял месяца 4 назад роман, героем которого должен быть возвращающийся декабрист.... Декабрист мой должен быть энтузи­аст, мистик, христианин, возвращающийся в 56 году в Россию с женой, сыном и дочерью и примеряющий свой строгий и несколько идеальный взгляд к новой России».

В процессе работы автор отодвинул начало дей­ствия к 1812 г. - времени детства и юности декабристов. Но так как Отечественная война была тесным образом связана с кампанией 1805-1807 гг. Толстой решил начать роман с этого времени. «Невольно от настоящего я перешел к 1825 г., эпохе заблуждений и несчастий моего героя, и оставил начатое. Но и в 1825 г. герой мой был уже возмужалым семейным человеком. Чтобы понять его, мне нужно было перенестись к его молодости, и моло­дость его совпадала с славной для России эпохой 1812 г. Я другой раз бросил начатое и стал писать со времени 1812 г., которого еще запах и звук слышны и милы нам, но которое теперь уже настолько отдалено о нас, что мы можем думать о нем спокойно. Но и в третий раз я оставил начатое, но уже не потому, чтобы мне нужно было описывать первую молодость моего героя, напротив: между теми полуисторическими, полуобщественными, полувымышленными великими характерными лицами великой эпохи личность моего ге­роя отступила на задний план, а на первый план стали, с равным интересом для меня, и молодые и старые люди, и мужчины и жен­щины того времени. В третий раз я вернулся назад по чувству, кото­рое, может быть, покажется странным большинству читателей, но которое, надеюсь, поймут именно те, мнением которых я дорожу; я сделал это по чувству, похожему на застенчивость и которое я не могу определить одним словом. Мне совестно было писать о нашем торжестве в борьбе с бонапартовской Францией, не описав наших неудач и нашего срама. Кто не испытывал того скрытого, но непри­ятного чувства застенчивости и недоверия при чтении патриотических произведений о 12-м годе? Ежели причина нашего торжества была не случайна, но лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться еще ярче в эпоху неудач и поражений.

Итак, от 1856 года возвратившись к 1805 г., я с этого времени намерен провести уже не одного, а многих моих героинь и героев через исторические события 1805, 1807,1812,1825 и 1856 года».

«В пору рождения «книги о прошедшем» Толстой не случайно был увлечен идеями Гердера о том, что концы и начала существования человека протягиваются далеко за пределы собственного зем­ного бытия. Не о повторности тех или других явлений в ходе исто­рии могла для Толстого идти речь, но о живом общем между всем прошлым и настоящим, о бесчисленности их взаимопереплетений и взаимопереходов. Так складывались в «Войне и мире» и отноше­ния начала столетия со временем создания книги».

По мере продвижения замысла шли напряженные поиски за­главия романа. Первоначальное, «Три поры», вскоре перестало от­вечать содержанию, потому что от 1856 и 1825 годов Толстой все дальше уходил в прошлое; в центре внимания оказывалась только одна пора - 1812 год. Так появилась иная дата, и в первые главы романа публиковались в журнале «Русский вестник» под заглавием «1805 год». В 1866 г. возникает новый вариант, уже не конкретно-исторический, а философский: «Все хорошо, что хорошо кончает­ся». И, наконец, в 1867 г. — еще одно название, где историческое и философское образовали некое равновесие, - «Война и мир».

Написанию романа предшествовала огромная работа над исто­рическими материалами. Писатель использовал русские и ино­странные источники о войне 1812 г., тщательно изучил в Румянцевском музее архивы, масонские книги, акты и рукописи 1810-1820-х гг., прочитал мемуары современников , фамильные воспоминания Толстых и Волконских, частную переписку эпохи Отечественной войны, встречался с людьми, помнившими 1812 г., беседовал с ни­ми и записывал их рассказы. Посетив и внимательно осмотрев Бо­родинское поле, он составил карту расположения русских и фран­цузских войск. Писатель признавался, рассказывая о своей работе над романом: «Везде, где в моем рассказе говорят и действуют исто­рические лица, я не выдумывал, а пользовался материалом, из ко­торых у меня во время работы накопилась и образовалась целая библиотека книг»

ПРОБЛЕМА ЖАНРА РОМАНА "ВОЙНА И МИР" (1863—1869)

Толстой затруднялся определить жанр своего главного произведения. "Это не роман, еще менее поэма, еще менее историческая хроника", — писал он в статье «Несколько слов по поводу книги "Война и мир"» (1868), добавляя, что вообще "в новом периоде русской литературы нет ни одного художественного прозаического произведения, немного выходя­щего из посредственности, которое бы вполне укладывалось в форму романа, поэмы или повести". Поэма имелась в виду, конечно, прозаическая, гоголевская, ориентированная на ста­ринные эпопеи и в то же время на плутовской роман о современ­ности. Под романом, как он сложился на Западе, традиционно понималось многособытийное, с развитым сюжетом повествова­ние о том, что произошло с одним человеком или несколькими людьми, которым уделяется существенно большее внимание, чем другим, — не об обычной, регулярной их жизни, а о более или менее длительном происшествии с началом и концом, чаще всего счастливым, состоящим в женитьбе героя на его возлюбленной, реже несчастным, когда герой погибал. Даже в проблемном русском романе, предшествовавшем "Войне и миру", наблюдает­ся "единодержавие" героя и финалы относительно традиционны. У Толстого, как и у Достоевского, "единодержавие центрального лица практически отсутствует"³, а романный сюжет представляет­ся ему искусственным: "...я никак не могу и не умею положить вымышленным мною лицам известные границы — как то женить­ба или смерть, после которых интерес повествования бы уничто­жился. Мне невольно представлялось, что смерть одного лица только возбуждала интерес к другим лицам, и брак представлялся большей частью завязкой, а не развязкой интереса".

"Война и мир", безусловно, и не историческая хроника, хотя Истории Толстой уделяет огромное внимание. Подсчитано: "Эпи­зоды из истории и рассуждения, в которых разработаны истори­ческие вопросы, занимают 186 глав из 333 глав книги", в то время как к линии Андрея Болконского имеют отношение только 70 глав [7, с. 507, 422]. Особенно много исторических глав в третьем и четвертом томах. Так, во второй части четвертого тома четыре главы из девятнадцати связаны с Пьером Безуховым, остальные целиком военно-исторические. Философско-публицистические и исторические рассуждения занимают четыре главы в начале первой части эпилога и всю вторую его часть. Однако рассуждения — не признак хроники, хроника — это прежде всего изложение со­бытий.

Признаки хроники в "Войне и мире" есть, но не столько исторической, сколько семейной. Персонажи редко бывают пред­ставлены в литературе целыми семьями. Толстой же рассказывает о семьях Болконских, Безуховых, Ростовых, Курагиных, Друбецких, упоминает семью Долохова (хотя вне семьи этот герой ведет себя как индивидуалист и эгоист). Три первые семьи, верные семейному духу, оказываются, наконец, в родстве, что очень важно, а официальное родство Пьера, по слабоволию женившего­ся на Элен, с бездушными Курагиными самой жизнью ликвиди­руется. Но и к семейной хронике "Войну и мир" никак свести нельзя.

Между тем Толстой сравнивал свою книгу с "Илиадой", то есть с древней эпопеей. Суть старинного эпоса — "примат общего над индивидуальным"⁶. Он рассказывает о славном прошлом, о событиях не просто значительных, но важных для больших чело­веческих общностей, народов. Отдельный герой существует в нем как выразитель (или антагонист) общей жизни.

Явные признаки эпопейного начала в "Войне и мире" — большой объем и проблемно-тематическая энциклопедичность. Но, безусловно, мировоззренчески Толстой был весьма далек от людей "века героев" и само понятие "герой" считал неприемле­мым для художника. Его персонажи — самоценные личности, отнюдь не воплощающие какие-то внеличностные коллективные нормы. В XX в. "Войну и мир" часто называют романом-эпо­пеей. Это иногда вызывает возражения, утверждения, что «веду­щим жанрообразующим началом толстовской "книги" следует признать все же мысль "персональную", в своей основе не эпи­ческую, но романическую», в особенности "первые тома произ­ведения, посвященные по преимуществу семейной жизни и лич­ностным судьбам героев, довлеют не эпосу, но роману, хотя и нетрадиционному". Разумеется, в "Войне и мире" не буквально использованы принципы древнего эпоса. И все же наряду с романным началом есть и исконно противоположное ему эпопейное, только они не дополняют друг друга, а оказываются взаимо­проницаемыми, создают некое новое качество, небывалый ранее художественный синтез. По Толстому, индивидуальное самоут­верждение человека губительно для его личности. Только в едине­нии с другими, с "жизнью общей" он может развивать и совер­шенствовать себя, получать истинно достойное воздаяние за свои усилия и поиски в этом направлении. В.А. Недзвецкий справед­ливо отмечал: "Мир романов Достоевского и Толстого впервые в русской прозе строится на взаимонаправленном движении и заинте­ресованности друг в друге личности и народа". У Толстого это и означает синтез романного и эпопейного начал. Поэтому все-таки есть основания называть "Войну и мир" историческим романом-эпопеей, имея в виду, что обе составляющие в этом синтезе радикально обновлены и трансформированы.

Мир архаической эпопеи замкнут в себе, абсолютен, самодовлеющ, оторван от других эпох, "закруглен". У Толстого олице­творение "всего русского, доброго и круглого" (т. 4, ч. 1, гл. XIII) — Платон Каратаев, хороший солдат в строю и типичный крестья­нин, абсолютно мирный человек в плену. Его жизнь во всех ситуациях гармонична. После того, как Пьер Безухов, сам ожи­давший смерти, увидел расстрел, "это страшное убийство, совер­шенное людьми, не хотевшими этого делать", в нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в Бога". Но поговорив с Платоном, засыпая подле него успокоенным, он "чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких-то новых и незыблемых основах воздвигался в его душе" (т. 4, ч. 1, гл. XII). Упорядоченность мира свойственна эпическому его со­стоянию. Но в данном случае упорядочение происходит в одной душе, вбирающей в себя мир. Это уже совершенно не в духе древних эпопей.

Внутренне родствен эпической картине мира образ-символ водяного шара, приснившегося Пьеру. Он обладает устойчивой формой твердого тела и не имеет углов. "Идея круга родственна крестьянскому миру-общине с его социальной замкнутостью, круговой порукой, специфической ограниченностью (которая сказывается через влияние Каратаева в ограничении кругозора Пьера ближайшим делом). В то же время круг — эстетическая фигура, с которой связано искони представление о достигнутом совершенстве" (1, с. 245), — пишет один из лучших исследовате­лей "Войны и мира" С.Г. Бочаров. В христианской культуре круг символизирует небо и вместе с тем высоко устремленный челове­ческий дух.

Однако, во-первых, снящийся Пьеру шар не только постоя­нен, но и отличается неизбывной изменчивостью жидкости (сли­вающиеся и вновь разъединяющиеся капли). Устойчивое и измен­-

чивое предстают в нерасторжимом единстве. Во-вторых, шар в "Войне и мире" — символ не столько наличной, сколько идеаль­ной, желаемой действительности. Ищущие герои Толстого никог­да не успокаиваются на пути, приобщающем их к вечным, постоянным духовным ценностям. Как отмечает С.Г. Бочаров, в эпилоге к крестьянскому миру-общине и к земле близок консерва­тивный помещик и ограниченный человек Николай Ростов, а не Пьер. Наташа замкнулась в кругу семьи, но восхищается своим мужем, чьи интересы намного шире, Пьер же и 15-летний Николенька Болконский, истинный сын своего отца, испытывают острую неудовлетворенность, в своих устремлениях готовы выйти далеко за пределы окружающего,устойчивого жизненного круга. Новую деятельность Безухова «не одобрил бы Каратаев, зато он бы одобрил семейную жизнь Пьера; так разделяются в итоге малый мир, домашний круг, где сохраняется приобретенное бла­гообразие, и мир большой, где снова круг размыкается в линию, путь, возобновляется "мир мысли" и бесконечное стремление» (1, с. 248). Пьер не может уподобиться Каратаеву, потому что каратаевский мир — самодостаточный и внеличностный. "Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище", — представляется он Пьеру, сразу включая себя в общность, в данном случае семей­ную. Любовь ко всем для него исключает высокую цену индиви­дуальности. "Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности... с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему... ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву" (т. 4, ч. 1, гл. XIII). Потом Пьер, как и все остальные пленные, даже не пытается поддержать и спасти забо­левшего в пути Платона, оставляет его, которого сейчас пристре­лят конвоиры, поступает так, как поступил бы сам Платон. Каратаевская "закругленность" — это сиюминутная полнота и самодостаточность существования. Пьеру с его духовным поис­ком, в его естественной среде такой полноты бытия недостаточно.

В эпилоге Пьер, спорящий с нерассуждающим, замкнувшим­ся в своем круге Ростовым, не только противостоит Николаю, но и обеспокоен его судьбой, как и судьбой России и человечества. "Ему казалось в эту минуту, что он был призван дать новое направление всему русскому обществу и всему миру", — пишет Толстой не без осуждения "его самодовольных рассуждений" (эпи­лог, ч. 1, гл. XVI). "Новое направление" оказывается неотрывно от консерватизма. Критикуя правительство, Пьер ему же хочет помочь, создав тайное общество. "Общество может быть не тайное, ежели правительство его допустит. Оно не только не враждебное правительству, но это общество настоящих консерваторов. Общество джентльменов в полном значении этого слова. Мы только для того, чтобы завтра Пугачев не пришел зарезать и моих, и твоих детей, — говорит Пьер Николаю, — и чтобы Аракчеев не послал меня в военное поселение, — мы только для этого беремся рука с рукой, с одной целью общего блага и общей безопасности" (эпилог, ч. 1, гл. XIV).

Свои внутренние проблемы у жены Николая Ростова, которая гораздо глубже мужа. "Душа графини Марьи всегда стремилась к бесконечному, вечному и совершенному и потому никогда не могла быта покойна" (эпилог, ч. 1, гл. XV). Это очень по-толстов­ски: вечное беспокойство во имя абсолюта.

Мир романа-эпопеи в целом устойчив и определен в своих очертаниях, но не замкнут, не завершен. Война подвергает этот мир жестоким испытаниям, приносит страдания и тяжелые утраты (гибнут лучшие: князь Андрей, только начавший жить и любящий всех Петя Ростов, также любящий всех, хотя иначе, Каратаев), но испытания и укрепляют то, что действительно прочно, а злое и неестественное терпит поражение. "Пока не разразился двенад­цатый год, — пишет С.Г. Бочаров, — могло казаться, что интри­га, игра интересов, курагинский принцип одерживают верх над глубокой необходимостью жизни; но в обстановке двенадцатого года интрига обречена на неуспех, и это показано в фактах самых различных, между которыми есть внутренняя связь, — и в том, что бедная Соня должна проиграть и невинные хитрости ей не помогут, и в жалкой смерти запутавшейся в интригах Элен, и в неминуемом поражении Наполеона, его грандиозной интриги, его авантюры, которую он хочет навязать миру и

превратить в мировой закон". Завершение войны есть восстановле­ние нормального жизненного потока. Все улаживается. Герои Толстого с честью выдерживают испытания, выходят из них более чистыми и глубокими, чем были. Их печаль по умершим — умиротворенная, светлая. Безусловно, такое понимание жизни сродни эпическому. Но это не героическая в исконном смысле эпика, а идиллическая. Жизнь Толстым приемлется как она есть, несмотря на его резко критическое отношение ко всему, что разъединяет людей, делает их индивидуалистами, несмотря на то, что в испытаниях идиллического мира немало и драматического и трагического. Эпилог обещает героям новые испытания, но то­нальность финала светлая, ибо жизнь вообще хороша и неуничтожима.

Для Толстого нет иерархии жизненных событии. Историческая и личная жизнь в его понимании — явления одного порядка. Поэтому и "каждый исторический факт надо объяснять человечес­ки.. .". Все связано со всем. Впечатления Бородинского сражения оставляют в подсознании Пьера ощущение именно этой всеобщей связи. "Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? — сказал себе Пьер. — Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли — вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо/" Оказывается, чей-то голос в это время несколько раз повторяет, что надо, пора запрягать (т. 3, ч. 3, гл. IX), т.е. ключевое слово подсказано подсознанию Пьера похожим словом, которое произ­носит его берейтор, будя барина. Так в романе-эпопее "сопряга­ются" глобальные законы бытия и тончайшие движения индивиду­альной человеческой психологии.

ЗНАЧЕНИЯ СЛОВА "МИР"

Хотя во времена Толстого слово "мир" печаталось в заглавии его книги как "миръ", а не "мiръ", тем самым означая только отсутствие войны, фактически в романе-эпопее значения этого слова, восходящие к одному изначальному, многочисленны и разнообразны [1, с. 230—233, 235, 237—241, 245]. Это и весь свет (мироздание), и человечество, и национальный мир, и крестьянская община, и другие формы объединения людей, и то, что за пределами той или иной общности, — так, для Николая Ростова после проигрыша 43 тысяч Долохову "весь мир был разделен на два неровные отдела: один — наш Павлоградский полк, и другой — все остальное". Для него всегда важна определенность. Она есть в полку. Он решил "служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, то есть прекрас­ным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным" (т. 2, ч. 2, гл. XV). Наташу в начале войны 1812 г. в церкви глубоко волнуют слова "Миром Господу помо­лимся", она понимает это и как отсутствие вражды, как единение людей всех сословий. "Мир" может означать и образ жизни, и мировоззрение, тип восприятия, состояние сознания. Княжну Марью, накануне смерти отца вынужденную жить и поступать самостоятельно, "охватил другой мир житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в котором она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была — молитва" (т. 3, ч. 2, гл. VIII). Раненый князь Андрей "хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область" (т. 3, ч. 3, гл. XXXII). Княжне Марье в словах, тоне, взгляде умирающего брата "чувствовалась страшная для живого человека отчужден­ность от всего мирского" (т. 4, ч. 1, гл. XV). В эпилоге графиня Марья ревнует мужа к его хозяйственным занятиям, поскольку не может "понять радостей и огорчений, доставляемых ему этим отдельным, чуждым для нее миром" (ч. 1, гл. VII). И далее говорится: "Как в каждой настоящей семье, в лысогорском доме жило вместе несколько совершенно различных миров, которые, каждый удерживая свою особенность и делая уступки один друго­му, сливались в одно гармоническое целое. Каждое событие, случившееся в доме, было одинаково — радостно или печально — важно для всех этих миров; но каждый мир имел совершенно свои, независимые от других, причины радоваться или печалить­ся какому-либо событию" (гл. XII). Таким образом, диапазон значений слова "мир" в "Войне и мире" — от мироздания, космоса до внутреннего состояния отдельного героя. Макромир и микро­мир у Толстого нерасторжимы. Не только в лысогорском доме Марьи и Николая Ростовых — во всей книге многие и разнообраз­нейшие миры сливаются "в одно гармоническое целое" соответст­венно небывалому жанру.

Поиск по сайту: