Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Центральная и Юго-Восточная Европа 6 страница



Решающее влияние на такого рода эволюцию оказали два внешних фактора: с одной стороны, усиленная критика сталинского правления в СССР и отстранение его сторонников от участия в руководстве страной; с другой стороны, новая международная обстановка и пробивающая себе дорогу идея о мирном сосуществовании Востока и Запада. Два фактора, имевшие большой резонанс не только в Венгрии...

 

Центральная и Юго-Восточная Европа 413

Надоедливые гробы

После расправы над одиннадцатью приговоренными по процессу Сланского в декабре 1952 годэ тела их были кремированы, а пепел развеян по заснеженным дорогам и полям окрестностей Праги. Шесть лет спустя коммунистические правители Венгрии в аналогичных обстоятельствах нашли другое решение.

Имре Надь и его товарищи после казни сначала были похоронены под толстым слоем бетона на территории тюрьмы на улице Козма, где проходил судебный процесс. Но эти бетонированные трупы, упрятанные в неведомом родственникам месте, являлись постоянным источником беспокойства. Летом 1961 года останки были эксгумированы и ночью в глубокой тайне зарыты на муниципальном кладбище Будапешта неподалеку от места, где были погребены еще двое, умерщвленные на этом процессе, — Геза Лошонци и Йожеф Силади. Гробы перенесли через стены кладбища так, что кладбищенским служителям ничего не было известно об этих мертвецах, зарегистрированных под фиктивными именами.

В течение тридцати лет все усилия близких узнать о месте погребения оказывались тщетными. Основываясь на неточных сведениях, родственники украшали несколько могил на участке № 301 муниципального кладбища. Полиция грубо обращалась с посетителями и постоянно разрушала могилы, затаптывая их лошадиными копытами.

В марте 1989 года тела умерших наконец были извлечены на свет. Вскрытие трупа Гезэ Лошонци выявило многочисленные переломы ребер, некоторые из них были получены от трех до шести месяцев ранее наступления смерти, остальные — незадолго до кончины.

Правительство уполномочило нескольких молодых офицеров провести опознание личностей, находящихся в данных местах погребения. Среди тех, кто отказался помочь следователям, фигурирует Шандор Райнаи, ответственный за организацию расследования судебного процесса Сланского; в 1988—1989 годах он был послом Венгрии в Москве34.

Через двенадцать лет после Венгрии советские танки, атаковали Чехословакию. Военное вмешательство 1968 года отличается от вмешательства в 1956 году, хотя оба они преследовали одну и ту же цель — подавление народного восстания против установления в стране «социализма по советскому образцу». Отличия были обусловлены и изменившимися временами, и новым международным положением, и особыми условиями существования мировой системы социализма. Главные ударные части были, конечно, советские, хотя к участию во вторжении были привлечены и другие четыре страны Варшавского договора: Болгария, Венгрия, Польша и Германская Демократическая Республика. Следует особо подчеркнуть коренное отличие: в Чехословакии подразделения Советской Армии не были расквартированы на месте, как в 1956 году в Венгрии — побежденной стране, оккупированной советскими дивизиями, которые вмешались в ход уличных боев. Советский Генеральный штаб прекрасно отдавал себе отчет в возможном отпоре нашествию со стороны чехословацкой армии, т.е. дело могло дойти до войны — локальной и даже до общеевропейской.

С учетом всех этих обстоятельств становится понятным столь впечатляющий масштаб задействованных военных сил. В ночь с 20 на 21 августа 1968 года началась операция под кодовым названием «Дунай», готовившаяся с 8 апреля, когда была подписана директива ГОУ/1/87654 маршала Гречко, советского министра обороны. Были приведены в действие советские войска, разме-

 

414 Восточная Европа — жертва коммунизма

щенные на территориях ГДР, Польши и Венгрии. Речь прежде всего шла о танковых частях (снова эти бесценные танки, повсюду символизирующие репрессии, — не обошлось без них и во время известных событий на площади Тяньаньмынь в Пекине в 1989 году). Передовые войска составляли 1б5 000 человек и 4600 танков; пять дней спустя Чехословакия была оккупирована 27 дивизиями, в их распоряжении находилось 400 000 солдат, 6300 танков, 800 самолетов, 2000 пушек.

Чтобы яснее представить масштабность вторжения этих монстров — вестников ужаса, — отметим, что в 1940 году Франция была атакована примерно 2500 танками, значительно более легкими и хуже вооруженными, нежели отправленные в 1968 году в Чехословакию. Гитлеровская Германия в июне 1941 года для нападения на СССР мобилизовала 3580 танков. Следует учесть, что в Чехословакии проживало примерно 14,3 миллиона человек, что составляет менее половины населения Франции 1940 года.

Локальной войны не было, сопротивление нашествию оказалось мирным, невооруженным. Захватчики все же убили 90 человек, главным образом в Праге; более 300 чехов и словаков получили тяжелые ранения, более 500 —легкие. Число жертв в самих оккупационных войсках (сюда относятся пострадавшие в результате дорожных происшествий, из-за неловкости в обращении с оружием, при расправах над дезертирами) до сих пор точно не известно; есть сведения, что чехи застрелили одного болгарского солдата. Советские власти арестовали и депортировали многих влиятельных лиц, но уже через несколько дней вынуждены были их освободить и вступить с ними в переговоры. В конечном счете политический сценарий интервенции потерпел досадную неудачу: оккупантам не удалось создать предусмотренного коллаборационистского «рабоче-крестьянского правительства».

Репрессии, связанные с военным вмешательством, не завершились в 1968 году. К числу пострадавших, безусловно, следует отнести и людей, публично совершивших акт самосожжения в знак протеста против оккупации. С тех пор и до наших дней они остаются символами самопожертвования. Первым такую участь избрал Ян Палах, двадцатилетний студент, совершивший акт самосожжения 16 января 1969 года в 14.30 в центре Праги; его смерть три дня спустя вызвала массовые демонстрации. В феврале его примеру последовал еще один студент — Ян Заиц; третий «заживо сгоревший» — сорокалетний коммунист Эв-жен Плочек — совершил акт самосожжения в начале апреля в Моравии.

Вскоре репрессии в Чехословакии приобрели специфические черты: стали осуществляться силами внутренней «нормализующей» армии и полиции. Давление советских властей, подкрепленное длительным присутствием оккупационных войск, стало чрезмерным. И тут возникло еще одно непредвиденное обстоятельство — стихийные полумиллионные демонстрации в ночь с 28 на 29 марта 1969 года. Чехи и словаки вышли на улицы шестидесяти девяти городов, чтобы отпраздновать победу на чемпионате мира своей национальной хоккейной команды над командой Советского Союза*; 21 из 36 советских гарнизонов подверглись нападениям. Над властями предержащими нависла угроза; Александра Дубчека, тогдашнего генерального секретаря КПЧ (до 17 апреля) вежливо предупредили, что он рискует разделить участь Имре Надя...

* Одним из популярных лозунгов демонстрантов был: «Вы нас — пушками, мы вас — шайбами». (Прим. ред.)

 

Центральная и Юго-Восточная Европа 415

Репрессивный потенциал чехословацких «нормализующих» сил - особых подразделений армии и полиции, а также народной милиции, созданной на предприятиях, — подвергся испытанию во время первой годовщины оккупации. В этот день произошло множество стычек с демонстрантами, преимущественно молодежью. Удары были энергичными, особенно в Праге, где 20 августа были убиты двое юношей. Во все большие города были введены особые армейские подразделения, оснащенные танками и бронетранспортерами. Этот жестокий эпизод в наши дни расценивается историками как «наиболее значительная военная операция чехословацкой армии в послевоенные годы». Еще трое демонстрантов погибли 21 августа, десятки людей были тяжело ранены, тысячи человек арестованы и избиты. До конца 1969 года 1526 участников манифестаций были осуждены согласно декрету Президиума Федерального собрания, имеющему силу закона, подписанному 22 августа председателем означенного органа Александром Дубчеком35.

В 1969 году были арестованы еще несколько человек, принимавших участие в волнениях 1968 года, затем пострадала молодежная группировка Движение революционной молодежи (ХРМ), проявившая активность в подготовке манифестаций по случаю первой годовщины оккупации; полиции удалось внедрить в ХРМ осведомителя. Тем не менее, несмотря на мощное давление со стороны «ультра», власть «нормализаторов» не давала хода политическим процессам против коммунистических лидеров 1968 года. По имеющимся данным, новый аппарат власти опасался приступать к таким процессам, памятуя о прошлом и страшась, как бы орудие не обернулось против него самого. И новому Первому секретарю КПЧ Густаву Гусаку назначенному советским руководством, все это было хорошо знакомо: приговоренный в 1954 году к пожизненному заключению на показательном процессе против «словацких буржуазных националистов», он провел более девяти лет за решеткой. Теперь массовые репрессии, направляемые Москвой, осуществлялись в иной манере, коварной и жестокой по сути, но более гибкой стратегически — страх насаждался более изощренно: тысячи людей лишались возможности участвовать в общественной жизни, страдали от запретов на профессии, даже дети их становились заложниками — им ограничивали доступ к среднему и высшему образованию. С самого начала «нормализации» режим нанес удары по структурам гражданского общества, едва возрожденным в 1968 году: около семидесяти организаций были запрещены или ликвидированы путем слияния с другими, официальными; восстановлена жесткая цензура и тд. Десятки тысяч чехов и словаков пополнили ряды эмигрировавших. За период сорокалетнего правления коммунистов около четырехсот тысяч человек — в основном дипломированных и высококвалифицированных специалистов — избрали путь изгнания; после 1969 года суды регулярно устраивали против них заочное рассмотрение дела.

Политический процесс не исчез окончательно из арсенала репрессий, связанных с подавлением Пражской весны. В мае 1971 года был устроен процесс против шестнадцати членов ХРМ, на котором лидер группировки Петр Ул был приговорен к четырем годам лишения свободы; за лето 1972 года власти успели провести девять процессов над «второразрядными» участниками событий 1968 года, преследуемыми за свою деятельность во время оккупации. Среди 46 осужденных, две трети которых были в прошлом коммунистами, 32 человека приговорены к девяноста шести годам тюремного заключения, 16 — после многих месяцев содержания под стражей — осуждены на двадцать один год

 

416 Восточная Европа — жертва коммунизма

условно. Максимальный срок заключения — пять с половиной лет — был «милосердным» по сравнению со зверствами периода установления режима. Многие осужденные этой волны репрессий — Петр Ул, Ярослав Сабата, Рудольф Батек — оказались снова приговорены уже после того, как отбыли наказание, и в результате за 70—80-е годы провели в тюрьмах девять лет своей жизни. Таким образом, Чехословакия удерживала в ту пору печальный рекорд политических преследований в Европе.

Массовые выступления 1956 и 1968 годов и их подавление наводят на мысль о еще одной закономерности репрессий, которую можно назвать принципом сообщающихся сосудов. Потрясения в одних странах переносились на другие, особенно в случае военного вмешательства центральной державы. В 1956 году встревоженное венгерскими событиями постсталинское руководство КПЧ готово было отправить в Венгрию части чехословацкой армии; власти усиливали репрессии, возвращая в тюрьмы некоторых освободившихся политзаключенных и преследуя чехов и словаков, симпатизирующих венгерскому восстанию. 1163 человека были привлечены к ответственности за простое словесное выражение своей солидарности; большинство из них — рабочие (53,5%); сроки, согласно приговору, чаще всего не превышали одного года тюремного заключения. В Албании в это время репрессии были скорее показательными: 25 ноября 1956 года режим Энвера Ходжи объявил об осуждении и расправе над тремя «титоистскими» руководителями — речь шла о беременной женщине Лири Гега, члене Центрального комитета КПА (Коммунистической партии Албании), генерале Дале Ндреу и Петро Були. В Румынии Георгиу-Деж, начавший разыгрывать «китайскую карту» в своих отношениях с Советским Союзом, проявил милосердие к гонимым националистам, в то же время он устроил шумный процесс над руководителями внешней торговли, большинство из них были евреями-коммунистами.

Еще в 1968 году, незадолго до начала военного вмешательства в Чехословакии и непосредственно после его окончания, все коммунистические режимы, включая советский, в страхе перед заразительностью идей Пражской весны усилили репрессии. Судьба Альфреда Фосколо — явное тому подтверждение, история его жизни прекрасно передает атмосферу той эпохи. Сын болгарки и француза, преподававшего в Болгарии до 1949 года, этот молодой француз, изучавший право и восточные языки в Париже, постоянно проводил летние каникулы в Болгарии. В 1966 году он помог своим болгарским друзьям распечатать во Франции пятьсот экземпляров листовок и переправил их в Софию. В этих листовках молодые люди требовали свободных выборов, свободы печати и передвижения, самоуправления рабочих, отмены Варшавского договора, реабилитации жертв репрессий. В том же году у него родилась дочь, матерью девочки была болгарка Райна Арашева. Альфред и Райна подали запрос на разрешение оформить брак, но выдача разрешения затягивалась. И тут наступил 1968 год.

Вот как описывает эти события сам Альфред Фосколо: «В начале 1968 года я поступил на военную службу. В июле посольство Болгарии довело до моего сведения, что разрешение на брак мне будет предоставлено лишь при условии моего приезда в Софию. Я отправился туда в надежде получить разрешение в течение двух недель. Но на месте меня ожидал новый отказ. Дело было в августе 1968 года, 21 числа Советы вторглись в Прагу; 28 августа, так ничего и не добившись, я сел на Восточный экспресс и отправился в Париж. Но доехать туда

 

Центральная и Юго-Восточная Европа 417

мне суждено было лишь через несколько лет: на границе я был задержан сотрудниками Даржавна сигурност. Тайно помещенный в камеру предварительного заключения госбезопасности, я исчез на пятнадцать дней для всего внешнего мира, за исключением капитана Недкова, выложившего мне всё прямо и без обиняков: либо я сотрудничаю с органами, признавая себя агентом империализма, либо никто обо мне больше не услышит. Я дал согласие, надеясь восстановить истину в ходе судебного процесса.

Процесс начался 6 января 1969 года. На скамье подсудимых по обе стороны от меня сидели двое моих товарищей и Райна. На заявление прокурора, требующего для меня смертной казни, мой адвокат ответил, что я ее вполне заслуживаю, однако он все же просит о снисхождении. На самом деле это был просто юридический фарс, устроенный в пропагандистских целях. Меня приговорили в общей сложности к двадцати семи годам тюремного заключения, в них включены пятнадцать лет строгого режима за шпионаж. Друзьям досталось по десять и двенадцать лет. Райна, ничего не знавшая о листовках, получила один год. Мой приятель, болгарский политический эмигрант из Парижа, приговорен к смерти заочно.

Проведя месяц в блоке для смертников центральной тюрьмы Софии (7 отделение), я был переведен в тюрьму в Стара-Загора, где содержалась большая часть из двухсот—трехсот политических заключенных страны. Я подробно изучал историю тюремной жизни Болгарии за первые двадцать пять лет коммунистического режима и отдавал себе отчет, что собственные мои терзания — ничто в сопоставлении с тем, что довелось пережить многим болгарам. Пришлось мне стать свидетелем бунта заключенных 8 октября 1969 года, который для некоторых из них закончился смертью. В те же дни мы с Райной, оба находясь в заключении, снова подали ходатайство о разрешении на брак, оно снова было отклонено.

Против всякого ожидания 30 апреля 1971 года я был освобожден и отправлен во Францию. В 1968 году наш арест и сопровождавший его показательный судебный процесс, устроенный в период чехословацких событий, призваны были подтвердить вмешательство «империалистических сил» Запада во внутренние дела стран Восточной Европы. Теперь же, в обстановке начавшегося Хельсинкского процесса, мое присутствие в болгарских тюрьмах оказалось нежелательным. Что касается двух моих болгарских товарищей, им не удалось воспользоваться такой милостью.

По возвращении в Париж я стал разрабатывать различные сценарии своего соединения с Райной и дочерью. В конце концов 31 декабря 1973 года я тайно отправился в Софию по чужому паспорту, везя с собой документы, купленные для моих близких. Благодаря этим подложным документам и необычайному везению, мы все трое в ночь с 1 на 2 января 1974 года пересекли болгаро-турецкую границу. Через день мы уже были в Париже»36.

В период с 1955—1956 по 1989 год полицейский аппарат в соответствии с основными закономерностями развития любого диктаторского режима перешел к регулярному чередованию тех или иных репрессивных приемов, направленных против оппозиции, которая проявила себя в основном в стихийных общественных движениях — забастовках и уличных демонстрациях. Кроме того, могла возникнуть и сознательная, действующая намеренно оппозиция, отстаивающая свои права и прилагающая усилия к формированию соб-

 

418 Восточная Европа — жертва коммунизма

ственной организационной структуры. Стремясь предупредить и задушить оппозиционную деятельность в условиях, когда во всем обществе вызревало недовольство существующим порядком, а международная обстановка второй половины 70-х годов определялась Хельсинкскими соглашениями, аппарат находил опору во все большем расширении осведомительской работы. Именно таким способом коммунистическая система осуществляла контроль над обществом. В Чехословакии, например, политическая полиция в период между 1954—1958 годами пользовалась услугами около 132 000 завербованных осведомителей. К концу 80-х годов полиция нуждалась уже более чем в 200 000 осведомителей!

В обстановке «посттеррора» сильнее чем прежде проявилась национальная специфика репрессий, связанная с новой расстановкой сил в обществе и степенью прочности режима, зависящей от успешного или неудачного разрешения существующих политических и экономических проблем. Так, 13 августа 1961 года по инициативе руководства СЕПГ, одобренной советскими властями, была установлена Берлинская стена, явившаяся воплощением панического страха за свое будущее.

В Румынии коммунистические власти четко проявили независимую позицию, отказавшись участвовать в военном вмешательстве в Чехословакии. Некоторое время спустя, в 80-е, годы румынский «национальный коммунизм» тем не менее оказался, наряду с албанским коммунизмом, наиболее репрессивным из всех режимов, господствовавших в странах рассматриваемого нами региона. Таким образом, можно утверждать, что репрессии неотделимы от коммунистической системы в целом, даже если советская метрополия непосредственно в них не вмешивалась.

Румыния Николае Чаушеску — правителя, заставившего всех поклоняться себе как вождю, дуче, фюреру, — во второй половине 70-х годов оказалась перед лицом глубокого экономического и социального кризиса, вызвавшего массовый протест. Подобно борьбе за демократические свободы в других странах, народное возмущение в Румынии вылилось прежде всего в выступления рабочих. Тридцатипятитысячная забастовка шахтеров в долине реки Жиу в августе 1977 года, демонстрации и забастовки летом 1980 года с занятием заводских помещений в Бухаресте, Галаце, Тырговиште и в горнорудных бассейнах, бунт в долине Мотру осенью 1981 года и другие выражения недовольства существующим порядком вызвали жестокие репрессии со стороны власти Чаушеску. Последовали аресты, вынужденные переселения, ссылки, избиения, увольнения, помещение в психиатрическую больницу, судебные процессы, убийства — словом, полное и широкомасштабное использование всего арсенала репрессивных действий. Все эти меры вызвали только кратковременный эффект. Демонстрации протеста и забастовки с новой силой вспыхнули в 1987 году, достигнув кульминации в ноябре 1988 года во время народного восстания в Брашове, втором по величине румынском городе, насчитывающем триста тысяч жителей. Ожесточенные столкновения с силами правопорядка сопровождались кровопролитием; множество человек было убито, сотни — арестованы.

Крестный путь политических заключенных Румынии продолжался. Вот только несколько примеров: Георгиу Кальчу Думитраса, 1927 года рождения, студент-медик, был арестован и заточен в уже знакомую нам тюрьму в Питеш-ти. Заключение его продолжалось до 1964 года. Выйдя из тюрьмы, он решил стать священником. Оказавшись в числе основателей Свободного профсоюза румынских трудящихся (СЛОМР), 10 мая 1979 года он был приговорен при за-

 

Центральная и Юго-Восточная Европа 419

крытых дверях к десяти годам лишения свободы за «передачу информации, угрожающей государственной безопасности». В тюрьме пять раз объявлял голодовку. Еще один страдалец, Йон Пую, бывший руководитель Народно-крестьянской партии, приговоренный в 1947 году к двадцати годам заключения, вышел из тюрьмы в 1964 году. Вновь оказался в заключении в 1987 году за участие в оппозиции.

Усиление или ослабление репрессий всегда определялось международной политической обстановкой, взаимоотношениями Востока и Запада, изменениями советского политического курса. Мир пережил эволюцию от Брежнева до Горбачева, попутно развивалась и идеология репрессий. Начиная с 60-х годов почти не преследовали за поддержку «титоизма» или «сионизма». В большинстве стран политическая полиция в основном занималась «идеологической диверсией» и «нелегальными связями с заграницей», особенно с Западом.

Румынские политические заключенные 1987 года

Францышек Барабаш, сорок лет, механик текстильного предприятия, приговорен к шести годам лишения свободы. Этот венгр из Трансильвании вместе с братом и бу-дущей женой распространял листовки на венгерском языке: «Долой сапожника! До-лой убийцу!» (Чаушеску начинал с ремесла сапожника).

Йон Буган, электрик, родился в 1936 году. Приговорен к десяти годам тюремного заключения за то, что выставил в своей машине плакат с надписью: «Мы не хотим вас, палачи!» и разъезжал с ним по центральным улицам Бухареста в марте 1983 года.

Йон Гузилэ, инженер, в конце 1985 года приговорен к четырехлетнему заключению за распространение листовок с требованием смены главы государства.

Георгиу Настасеску, строительный рабочий, пятьдесят шесть лет, приговорен к девяти годам за антигосударственную пропаганду. До этого уже провел в тюрьме четыре года за «антисоциалистическую пропаганду». Осенью 1983 года в Бухаресте разбрасывал со строительных лесов листовки, призывающие людей к активному выражению своего недовольства.

Виктор Тоту, Георгиу Павел, Флорин Власчэну, рабочие, все 1955 года рождения, приговорены к семи и восьми годам лишения свободы; вечером 22 августа 1983 года, накануне национального праздника, делали надписи: «Долой Чаушеску», сравнивая его режим с нацистским.

Димитру Юга, сорок лет, в 1983 году приговорен к десяти годам заключения; неоднократно собирал молодых людей для организации массовых выступлений против Чаушеску. Действовать намеревались мирным путем. Тем не менее семеро юношей были приговорены к пяти годам и освобождены — за исключением Юга — в 1984 году благодаря амнистии.

Николае Литой, двадцать семь лет, в 1981 году приговорен к пятнадцати годам лишения свободы за «заговор против государственной безопасности». Летом 1981 года он швырнул петарду в стенд, висевший на здании партийного центра в Плоешти, а также разбрасывал листовки с крыши магазина «Омниа» в Плоешти. Его зять, Георгиу Мэну, приговорен к восьми годам только за то, что знал о его намерениях.

Аттила Кун, врач, в январе 1987 годэ приговорен к трем годам лишения свободы за отказ выдать свидетельство о смерти одного политзаключенного, умершего под пытками.

И. Борбели, преподаватель философии, пятьдесят лет, в 1982 году приговорен к восьми годам за публикэцию в самиздате на венгерском языке37.

 

420 Восточная Европа — жертва коммунизма

В то же время репрессии стали приобретать иные формы, как, например, выдворение из страны, особенно часто практиковавшееся в ГДР и Чехословакии, либо, по советскому образцу, «лечение» в психиатрической больнице. Любое проявление жестокости со стороны режима становилось тотчас известно и широко комментировалось и разоблачалось в западных средствах массовой информации. Некоторым жертвам репрессий представилась недоступная прежде возможность опубликовать свидетельства о своих мытарствах огромными тиражами. Злодеяния коммунистической системы отныне могли стать достоянием гласности — это заставило задуматься вождей коммунистических режимов, в том числе и в Румынии.

Несмотря на некоторые послабления, страдания угнетенных не прекращались. Лагеря были упразднены везде, кроме Албании и Болгарии, где они даже в 80-е годы служили для интернированных болгарских граждан турецкого происхождения. Политические процессы долго еще оставались составной частью карательной политики рассматриваемых нами стран, за исключением Венгрии. Как и до 1956 года, методы устрашения применялись к тем, кто старался возродить структуры гражданского общества, уничтоженные когда-то партии и независимые профсоюзы, к тем, кто пытался извлечь из тени забвения Церковь. Правда, теперь процессы против коммунистических руководителей устраивались только в виде исключения. В этой связи можно упомянуть несколько имен: Пауль Меркер в ГДР, приговоренный в марте 1955 года к восьми годам тюремного заключения и освобожденный в 1956 году; Рудольф Барак, чехословацкий министр внутренних дел, приговоренный в апреле 1962 года к шести годам лишения свободы; Милован Джилас, известный диссидент, осуждавший югославский коммунизм, провел в заключении с 1956 по 1961 год и затем снова сидел за решеткой с 1962 по 1966 год. Впрочем, когда Албания порвала с СССР и стала ориентироваться на Китай, просоветски настроенные Лири Белишова, член Политбюро, и Кочо Ташко, председатель Контрольной комиссии Албанской партии труда, были весьма сурово наказаны, а контр-адмирал Темо Сежко и многие его офицеры были казнены в мае 1961 года. В 1975 году, когда отношения с Китаем также были прекращены, Энвер Ходжа приказал ликвидировать министра обороны Бекира Баллуку и начальника Генерального штаба Петрита Дума.

Перечисление главных политических процессов данного периода может быть долгим, ограничимся здесь лишь несколькими примерами.

Известно, что смертные приговоры были редки — только за реальные факты шпионажа — и, как правило, не приводились в исполнение. Так произошло в 1961 году с болгарином Димитаром Пенчевым, приговоренным к смерт-ной казни, и его товарищем, пожелавшим возродить аграрную партию Николы Петкова, привлекая в нее молодежь; после апелляции приговор был смягчен, смертная казнь заменена на двадцатилетнее лишение свободы. Пенчев был освобожден осенью 1964 года благодаря всеобщей амнистии. После этого он стал рабочим, однако в скором времени снова оказался в тюрьме и пробыл в заключении с 1967 по 1974 год, на этот раз за «нелегальный переход границы», во время которого погиб один из его друзей. В 1985 году по подозрению в терроризме он на два месяца был помещен в лагерь на острове Белене, в конце концов ему определили место жительства в маленьком горнопромышленном городке Бобов-Дол...

За период «посттеррора» число убитых и пострадавших от репрессий явно уступает аналогичным показателям периода, предшествовавшего 1956 году.

 

Центральная и Юго-Восточная Европа 421

Кроме уже упомянутого числа убитых в 1956 году в Венгрии и в 1968—1969 годах в Чехословакии следует учесть еще несколько сотен человек; большинство из них — около 200 — были расстреляны при переходе через границу ГДР и через пресловутую Берлинскую стену. Один из последних политических заключенных этого периода, погибший в результате репрессий, — чех Павел Вонка, скончавшийся в тюрьме из-за плохого обращения 26 апреля 1988 года...

Подсчеты продолжаются, хотя вести их не всегда просто, поскольку в список погибших следует включить и убийства, осуществленные тайной полицией и замаскированные, например, под автомобильную катастрофу, как это произошло с двумя румынскими инженерами, вожаками забастовки в долине реки Жиу в 1977 году, погибшими через несколько недель после ее подавления. Доподлинно известно, что уколом отравленного зонтика в сентябре 1978 года в Лондоне был убит болгарский писатель-диссидент Георгий Марков.

Будущим исследователям еще предстоит определить типологию жертв и выявить характерные черты политического заключенного, подобно тому, как это было сделано для периода до 1956 года. Теперь известно, что в число жертв репрессий этих лет входят не только взятые под стражу. Сюда следует отнести и тех, кто был убит во время военных вмешательств, и тех, кто совершил безнадежные попытки перехода через границу. Ошибочным было бы подробно освещать лишь судьбы чешского драматурга Вацлава Гавела, венгерского философа Иштвана Бибо, румынского писателя Паула Гомы или других представителей интеллигенции, оставляя в тени «простых людей». Ограничиться анализом репрессий с точки зрения прямого урона, нанесенного ими культуре, значило бы приуменьшить их масштабы. Быть может, в 1956—1989 годах казнили или умертвили будущего Бабеля или Мандельштама? Среди молодежи, пострадавшей от репрессий, было немало талантов, которые могли бы расцвести. Во всех странах — пример Румынии явное тому подтверждение — большинство убитых и заключенных составляют именно «простые люди», и история не должна предавать забвению имена этих жертв.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.