Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

О тех, кто меня понимал



В этой короткой главе речь пойдёт о тех людях, которые понимали меня и мои протесты. Может, назвав этих ребят по именам, я ошибусь в том, что они хотя бы частично разделяли мои взгляды, но тогда мне казалось, что всё было именно так.

Аня родилась со мной в один день. А это значит, что во многом мы были с ней похожи. Кроме того, мы общались помимо школы, поскольку она слушала правильную музыку, частенько носила правильную одежду, да и вообще, многие вещи делала правильно. Наверное, отдельные мои фразы, брошенные в ответ классному руководителю, она помнит до сих пор. Мне казалось, что она восхищалась мной в те нелегкие моменты, когда я не позволял смешивать себя с грязью.

Стасоныч — вообще парень спокойный и добрый. Отзывчивый такой, всегда поможет, подскажет, выручит. Казалось, ему небезразлично, происходящее вокруг, но при этом, я поражался его спокойствию. Частенько он даже советовал мне вести себя более сдержанно по отношению к окружающим. Конечно, он был прав. Возможно, он видел всю ситуацию даже глубже, чем я. Мне тогда это было неинтересно. Я не задумываясь отвергал советы, нравоучения и презирал простые вопросы в духе «зачем?», «почему?», «оно тебе надо?».

Бывало, я чувствовал понимание и даже моральную поддержку и со стороны других ребят, но не буду останавливаться на каждом из них подробно.

Естественно, никто и никогда не взялся бы меня защищать или открыто поддерживать. Многие тихо радовались моим маленьким бунтам, но доставалось за них мне одному. Иногда было обидно. Я в том возрасте был весьма ранимым ребёнком, меня легко было задеть за живое. Да и многие вполне нормальные вопросы я воспринимал предвзято, искал в них подвох и избегал ответов или огрызался. Всегда можно спрятаться под маской эдакого озлобленного мудака, чтоб не лезли в душу. Позже я до того увлёкся этим, что начал превращаться в озлобленного типа. Я немного запутался в поисках настоящего себя, настолько привыкнув скрывать свою истинную сущность, что уже порой и не знал, притворяюсь я или действительно таким стал.

Конечно, один в поле не воин. Хотя, почему же не воин? Если преследуешь конкретные цели, даже не всегда чётко различая их, то почему бы и нет? Если отрицаешь стереотипы, навязанные обществом, стараешься не жить в непонятно кем и ради чего придуманных рамках, то тебе открыты все дороги. А уж по какой из них идти — всегда есть выбор. Как говорится, лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал. Куда интереснее ошибиться и сделать вывод пусть из своих ошибок, извлечь урок и изменить тактику, пересмотреть некоторые фрагменты в своём сознании, чем вообще никогда не пытаться что-либо сделать.

 

Военный лицей.

К четырнадцати годам мои дела в школе стали совсем плохи. Большую часть времени, предназначенного для знаний, я проводил в курилке, на стройках, на лавочках возле подъездов. Родители стали грозить мне, что отправят меня в военный лицей, где меня побреют наголо, оденут в форму и заставят маршировать под строевую песню.

За моё безответственное отношение к учёбе меня стали дергать на педсоветы, где ставили вопрос о моём исключении из школы. Конечно, посреди учебной четверти этого сделать никто не мог по закону, но тогда я не знал всех тонкостей системы образования. Я и сейчас не особо много о них знаю кроме того, что реально система-то испортилась, всем наплевать на школу, дети не хотят учиться и развиваться, а сама система практически не борется с раздолбаями-школьниками. Кому это надо? Учитель пришёл, отчитал материал, кто хотел — записал, кто не писал — его проблемы. На следующий урок — контрольная работа, понаставил двоек, да и хрен с ними, с бездарными отпрысками. Вырастут, пополнят армию безработных, завсегдатаев наливаек и т. д.

В общем, я стал понимать, что в школе мне дальше не учиться, и реально мне скоро придёт такая крышка, что даже трудно себе представить. Я нашёл спасение. Я сам попросил родителей отправить меня в военный лицей. Было немного жаль стричь волосы, но без этого было не попасть в тыл врага.

Смена обстановки пошла мне на пользу. Мы жили в настоящей казарме, топали строевым шагом, жрали перловку в вонючей столовой. Реально, в тот момент я решил исправиться, встать на путь истинный. Я с радостью ходил на уроки, здесь были хорошие учителя, народа в классах было немного, так что можно было даже получить к себе индивидуальный подход, если это необходимо. Я удивлял учительницу и ребят своим знанием английского языка, даже помогал старшим из 10-11 классов делать задания. Учительницу русского языка и литературы я шокировал своими сочинениями на разные темы, особенно, когда в ход нужно было пускать собственные мысли, а не опираться на мысли автора, по произведению которого пишешь работу. Бывало, она читала вслух то, что я не без удовольствия писал. Мне было особенно приятно, что мои работы зачитывались вслух при всех. Меня выставляли эдаким примером, это бы любому льстило. Ещё меня очень удивляло отношение педагогов к ученикам, оно сильно отличалось от того, что я ощущал на себе в школе. Было видно, что к нам подходят с душой, а не лишь бы зачитать. Нам объясняли материал и требовали, чтоб мы его знали и понимали. Хотя система образования — это однообразное и скучное веретено, и вроде бы невозможно придумать что-то новое здесь, но само отношение учителей к ученикам меня удивляло и радовало.

Я ожидал, что попаду в школу спецназа и стану ужасно крутым, до умопомрачения просто, но разочарования ждали меня на каждом шагу. Почему-то изначально я думал, что курение там — строжайший запрет, я ещё не знал, как буду бросать курить, но верил, что буду вынужден это сделать. Но на деле всё оказалось не так. Как и в любом учебном заведении, здесь курили за каждым углом. Некоторые ребята умудрялись даже выпивать, к моему великому сожалению. Я был расстроен, ведь я ожидал здесь увидеть реальных таких спортсменов, будущих суровых вояк, а на деле столкнулся с одной сплошной гопотой. Здесь процветал военный идиотизм, как и в любом военизированном учреждении. Но до меня стало доходить — система даёт сбой. Майоры-воспитатели не могли на 100% контролировать весь личный состав, а личный состав, в свою очередь, не упускал возможности этим пользоваться. Например, мы частенько пробегали к столовой отдельно от строя, а потом затёсывались в строй, как ни в чём не бывало. Главное было остаться незамеченным.

Мне довольно быстро надоела эта овощная жизнь по расписанию. Строем, словно стадом, маршировать в столовую и обратно, громко топая, двигаться к учебному корпусу... В Импатории меня ждала Мила, и она занимала много места в моих мыслях. Однажды меня не отпустили домой на выходные за какие-то проделки. Естественно, я совершил наглый и дерзкий побег — гуляя вокруг казармы, нырнул в кусты, перемахнул через забор и уже через полтора часа мы с Милой слушали музыку в её комнате. Мне было немного страшно, но и интересно, какое наказание приготовит для меня свирепый майор. Страшно было не получить наряды на работу и мыть потом полы или копать огород, а попасть под моральный прессинг этого прожжённого вояки. К счастью, военные в большинстве своём не отличаются высоким уровнем интеллекта. Это было мне на руку, поскольку я просто сделал виноватый вид, изобразил огромный стыд, опустив глаза вниз, послушал не отличающуюся грамотностью и высоким коэффициентом полезных доводов лекцию, и мог быть свободен.

Свирепый разум старого майора я недооценил. На следующие выходные он из принципа решил не отпускать меня домой. Он даже приставил ко мне «шестерку», чтоб за мной наблюдали. А мне снова захотелось испытать систему на прочность, а наличие «хвостика» за мной только ещё больше подстёгивало сделать гадость. Ведь в этот раз надо было быть хитрее — обмануть «надзирателя» и уйти на безопасное расстояние за короткий промежуток времени. С задачей этой я справился, но дома этому рады не были.

Снова я был наказан хитроумным майором. Теперь уж я считал его действительно хитроумным. Не помню точно, как именно он меня наказал, но суть была одна — я должен был работать физически в личное время или после отбоя. Пахать на благо военного идиотизма мне не хотелось, и я стал косить, как мог. Для правдоподобности я начал принимать снотворное небольшими дозами. Ходил по лицею, словно зомби, засыпал в каждом углу, отключался, снова приходил в себя и тупил на каждом шагу. В ответ на многочисленные вопросы о моём состоянии нёс бессвязную чушь. Действительно, плохо помню те дни из-за действия таблеток.

Последнее, что осталось в памяти — экзамен по физике. Перед ним я опять нажрался этой отравы. До сих пор не могу понять, зачем я это сделал. Физику я знал достаточно неплохо, но препарат подействовал так сильно, что, как я ни пытался собрать себя в кучу, ничего не вышло. Эти удивлённые лица преподавателей и лицеистов плыли перед глазами. Они вглядывались мне в лицо, как будто пытаясь заглянуть в душу. В тот момент я ненавидел каждого из них, потому что они были частью системы. Никто из них не хотел и не старался меня понять, зато любой из них сдал бы меня при первой же возможности, если б знал, что со мной. Меня отключало прямо за партой. Кто-то пытался привести меня в чувства, но я отвечал, что со мной всё в порядке. Глаза то разбегались в стороны, то закрывались сами собой. Хреновое ощущение. Это был мой последний день в военном лицее.

 

Новая школа.

Снова пришлось ходить в школу. Я попал в очень дружный класс. И учителя здесь хорошие оказались. Объясняли доходчиво, умели заинтересовать своим предметом. Настоящие педагоги. Я был поражён такой атмосферой, всё искал подвоха. Для меня такая обстановка дел была новой и непривычной.

На первом же уроке английского языка я сумел удивить учительницу знаниями. Вместе с ней удивились и одноклассники. Мне было приятно, что на меня обратили внимание, что я смог отличиться, и это заметили. В устной форме я без запинки рассказал всё то, о чём должен был написать в сочинении на тему летних каникул, ответил на дополнительные вопросы.

На уроке физкультуры я залез на турник и стал подтягиваться. После пятнадцатого раза физрук заинтересовался моей персоной и местом, откуда я прибыл. После турника я занялся брусьями. Путём несложных ухищрений я завоевал расположение физрука.

Случилась беда с украинским языком. Никогда его не любил, а весь класс, как оказалось, разговаривал на нём свободно. Из принципа я стал отвечать на уроках украинской литературы по теме, но по-русски. Меня ругали, но существенно снизить оценку не могли — я же читал ту чушь, которую написали «пысьмэнныкы», и довольно здраво рассуждал на тему прочитанного. В плане грамотности по самой «мове» успехов я не делал по причине вопиющего нежелания, но без труда получал средние баллы. Я знал, что не собираюсь применять украинский язык в жизни и в работе, поэтому, если честно, мне было вообще наплевать.

Неожиданно для себя я стал любить географию и интересоваться ей. Это было заслугой Елены Григорьевны. Столько сердечной теплоты и добра, она сияла, словно была рада каждому мгновению. Она много путешествовала и часто делала небольшие отступления от программы, чтоб рассказать о какой-нибудь стране. Много познавательных и поучительных фактов я узнал от неё, и почти все помню до сих пор.

Первый учебный год в новой школе прошёл без каких-либо значимых событий, потрясений и происшествий, а на следующий год меня перевели в другой класс, где классным руководителем была Наталья Саядовна. Она оказалась удивительным человеком, о ней можно писать отдельную книгу. Никогда не встречал таких людей как раньше, так и до сих пор. Её глаза порой виделись мне печальными и уставшими. Казалось, в них отражались все её волнения о наших судьбах. Достаточно строгий педагог с бесконечно добрым сердцем, чуткой душой. Ей реально было небезразлично, что происходит с каждым из нас, я видел, как болела её душа за каждого из нас, как она переживала и радовалась за нас. Искренне и всем сердцем, как будто мы все — её родные дети. Если бы все педагоги такими были, наше поколение не деградировало бы столь впечатляющими темпами. Некоторая частица моего воспитания — её личная заслуга, и низкий ей поклон за это. Надеюсь, она простит меня, если узнает, что я стал аморальным и асоциальным типом.

В новом классе будто бы пахло знаниями и дисциплиной: ребята хорошо учились, были вежливыми и воспитанными. Как обычно, разгильдяем оказался один я. Хотя и учился я относительно неплохо, меня частенько выгоняли с уроков за плохое поведение, в ответ на что я демонстрировал безразличие к знаниям и огромную радость не присутствовать на скучном занятии.

Однажды я опоздал на урок экономики и, войдя в окно на четвереньках, спросил разрешения занять своё место за партой, чем шокировал своих правильных одноклассников. Иногда меня выводила из себя их излишняя, как мне казалось, правильность, и мне хотелось буквально взорвать царящую вокруг атмосферу, в которой всегда всё было спокойно и размеренно. В целом, с ребятами у меня сложились довольно хорошие и тёплые отношения, но близких по духу людей встретить не удалось. Примерно тогда я впервые осознал, что вряд ли найду людей, похожих на меня, и перестал заводить дружбу. Но это не мешало мне ошибаться в людях и продолжать наивно им доверять, каждый раз ошибаясь. Впрочем, мне не пришлось ошибаться в товарищах по школе, за что я им благодарен.

Большинство моих одноклассников получили по несколько высших образований, сделали хорошую карьеру, нашли своё место в жизни и стали личностями, о которых можно говорить и которыми можно гордиться. А в наше нелёгкое время можно считать достижением то, что никто не спился и не умер от наркотиков. Это был не только их успех и влияние родителей, это было и воспитание Натальи Саядовны. Сейчас мне кажется, что если бы с начальной школы я учился в этом классе, то вырос бы другим человеком.

Мечтать можно сколько угодно. Теперь, с высоты прожитых лет я стал понимать, сколько всего можно было изменить в жизни, сколько плохих вещей можно было избежать. Спустя десять лет Наталья Саядовна сказала, что к ней в класс я пришёл будучи сформировавшейся личностью. На самом деле, это было не совсем так: я был сформирован настолько, насколько мог быть сформирован к пятнадцати годам. И, надо сказать, что уже тогда был сформирован не совсем правильно. Или совсем неправильно. В любом случае, именно этот факт мешал мне по жизни, но он же и делал из меня человека, который мог хоть чем-то отличаться от остальных. Вся беда была в том, что мне нравилось быть неправильным и своевольным, но энергию и силы я часто растрачивал впустую, пуская их не в то русло.

Бывало, я ввязывался в драки и разборки, чем поддерживал свою репутацию среди сверстников и укреплял уже сложившееся обо мне мнение. Мне нравилось писать довольно глупые, но весёлые стишки о них, выдумывая разные нелепые ситуации с их воображаемым участием. На учёбу тем временем я то полностью «забивал», посвящая себя очередному порыву или увлечению, то изо всех сил брался за ум, стараясь наверстать упущенное. Вообще, во мне всегда было много начал, и каждое из них в абсолютно хаотичном порядке брало верх. Происходило это совершенно спонтанно, я сам никогда не знал, в какую сторону меня «переклинит» завтра. Иметь разносторонние взгляды и увлечения, конечно, хорошо, но чрезмерная обширность стремлений приводит к тому, что человеку становится трудно найти себя, своё призвание и своё настоящее «я», достичь в жизни хоть какой-то определённости. Так, я увлекался программированием, посещал тренажёрный зал, писал «умные песни», глупые стишки, играл на гитаре и совал свой нос везде, где мог разглядеть что-то новое и интересное для себя.

В свободное от школы время я общался с не очень хорошей компанией. Пацанам было далековато до меня по уровню интеллекта, кругозору и безграничности стремлений. По сути, вся наша «дружба» сводилась к куреву и спиртному. Ещё мы пели во дворах песни под гитару, мне нравилось, что они меня слушали. Часто такие вечерние посиделки сопровождались выпивкой, за что мы заслужили неприязнь со стороны жильцов двора. Замечу, что уже тогда я не пил наравне со всеми, часто отказывался вообще или прекращал после второй-третьей рюмки.

Однажды меня позвали на очередную разборку, куда я прихватил с собой пистолет. Наличие оружия придавало мне уверенности в себе, мужества и смелости. Но закон для всех один, и Фемида не дремала. В следующей главе пойдёт речь о вопиющем беззаконии во имя закона. Глуповато звучит, но в нашем государстве всё происходит именно так: прикрываясь законом, власть имущие творят сплошной беспредел.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.