Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Основное различие по самому существу дела между «Системой



Станиславского» и Новым путем

  Система Станиславского   Новая система
  Чего не хватает? (Внимания, общения, круга, объекта, задачи и пр.)   Всё уже есть и этим существующим надо пользоваться. (Естественные живые процессы)
Творческое состояние складывается из отдельных элементов. Их надо развивать, каждый по отдельности   Если в творческом состоянии и можно искусственно выделить те или другие «элементы», дело не в их развитии, а в гармоничности их работы. Того внимания, какое есть у всякого данного актера — вполне достаточно. Лишь бы нормально шли все процессы. (Что касается «внимания», например, необходимо пускание на реакцию)
Творческое состояние надо создавать, складывая из элементов   Творческое состояние — уже есть — надо только не мешать ему неумелым вмешательством или предохранять от его собственных самозарождающихся ошибок (торопливости, подталкивания и проч.)
Искусственное создание жизни   Использование идущей, протекающей сейчас в актере, жизни. Когда первый этап пройден и непроизвольность более или менее крепка (надо все время проверять и обновлять), тогда можно приняться и за элементы, но не тс, что у Станиславского (внимание и проч.), а другие:«неперестройка», «отпускание», «бестелссность», «дыхательная техника» и проч. И третий этап (его понемногу можно вводить вместе со вторым): при работе над ролью подсказывать задачу, и объект и куски. Но при этом неотступно следить за техникой непроизвольности и свободы
 
Мой новый путь вначале мне казался единственно верным и полностью уничтожающим «Систему Станиславского». Затем я увидал, что без него невозможна никакая «система». Без выполнения законов творчества невозможны никакие «задачи» и проч. (Поэтому «система» и проваливалась.) Таким образом, он как бы только подсобие и дополнение.  
     

Однако первое мое ощущение было самым правильным: мой новый путь исключает «систему» и формализм. Беда только в том, что неопытные не могут обойтись без подпорок «системы» или готовой формы.

О названии моей системы

Система Станиславского рационалистически-императивная. Это точное и исчерпывающее название. А как назвать мою? Название «эмоционально-синтетическая» никак не годится. Тогда уж противовес - «аналитическая».

Скорее «подсознательно-биологическая». Но, конечно, это не годится. И коряво и не исчерпывающе.

« Эмоционально-интуитивная» ?

Вот «эмоционально-волевая» больше всего, пожалуй, подходит к моей. Как это ни странно.

«Система Станиславского» вызвала много всяких нападок, «разоблачений» и издевательств. Мне не по пути с этими врагами и ее «критиками».

Они поносят и порочат ее совсем не потому, что слишком хорошо ее знают, постигли до конца, до дна, обдумали и выверили на себе и на других каждое из ее положений. В лучшем случае они лишь только притронулись к

ней и отскочили: слишком трудно — надо работать, думать, перевоспитывать себя... А некоторые даже и не притрагивались, а «знают» ее только понаслышке, с чужих, извращающих ее, слов.

То, к чему привела автора <Демидова. — Ред.> в деле воспитания актера многолетняя работа, — это, по своим принципам и приемам, нечто почти противоположное тому, что он (автор) делал вначале; раньше казалось, что оно

родилось совершенно независимо от «системы» Станиславского и никак с ней не связано или же в противовес ей, — настолько оно противоречит рационалистическому духу «системы».

На самом же деле сейчас, больше чем двадцать лет спустя, видно, что это новое родилось в самых недрах «системы» Станиславского, выросло, как ее естественное и неизбежное продолжение. Не пройди автор через нее, не стукнись больно лбом о некоторые ее рационалистические увлечения и поспешные теоретизирования, — он, может быть, никогда не пришел бы в такой отчетливой форме к выводам и методам, изложенным здесь.

«Система» Станиславского и «Школа» Демидова

Год

В сущности... какая разница между Станиславским и мной? Он хочет правды, и я хочу. Он хочет творческого состояния, и я хочу. <...>

Теперь я понял разницу между тем, к чему стремлюсь я (и к чему уже имею первые пути), и тем, к чему привык он. Именно привык. Раньше ведь он хотел большего, да и теперь все время говорит об «актерской свободе творчества», о «большой правде», но на практике этого нигде около него нет: жизнь и театральный опыт это съели...

Он с гениальным провидением выдумал для более скорой и верной работы с актером над пьесой все эти свои «задачи», «общение», «я — есмь» и прочее,стал их разрабатывать, внес в них истинную жизнь... Но истинную жизнь надо, должно быть, начинать все-таки не с того конца, а со свободы.

Вот тут-то и вкралась, лежит основная ошибка, а в результате ее — он толкует уже тридцать пять лет актерам о правде, а они ограничиваются правдоподобием, он говорит о живой задаче, а у них задача переходит в ста-птельность и нажим. Он мечтал о творчестве на сцене (на самой сцене), а они заботятся только об «оправдании» режиссерских указок или хотя бы и своих репетиционных находок. Москвин на репетициях (пока ищет) гениален,

а начнет играть — представляльщик и штукарь.

Как же так случилось? Как совершился этот переход?

Думаю, что вся беда — в публике. Начали с «производства» — со спектаклей. Можно ли положиться на случайности? Вот и стали фиксировать*.

А раз фиксация — вот и недоверие к творчеству. А раз недоверие, вот и смерть его. Живое «я» действующего лица искали — это правда. Находили, это тоже правда. Но заставляли его <актера. — Ред.> делать одни и те же

вещи: одни и те же действия, подчиняться одним и тем же толкованиям сцены, хотя бы им самим когда-то облюбованным, — вот живой образ и мертвел. Понемногу, едва заметно, совсем неуловимо: он только лишался одного,

самого маленького — все, кроме этого маленького, было незыблемо, а это маленькое — свобода. А в свободе —ответственность за все и за эту самую свободу в том числе. А творец всегда творит свой целый мир со своими законами. А тут законы чужие — вот я уже и не творец сегодня.

Актер мертвел, терял свою душу. Но войдите в положение режиссера, не имеющего под рукой таких надежных актеров, чтобы можно было их пустить на эту совершенную свободу. Как быть? Таких актеров не было. Таких актеров нет и сейчас.

Таких актеров не будет никогда... если мы пойдем по линии «кусков», «задач» и вообще отдач, а не восприятия.

Таких актеров не будет никогда, если не изменить в главном принцип воспитания (актера); если не ввести в корень его свободу, культуру «свободы», «пассивности», «отдачи своим ощущениям», «своим мало осознаваемым движениям», «веры в себя». Если не поставить главной

* Фиксировать все: самочувствие при помощи задач и даже (упаси Боже) по системе Волконского; рисунок пьесы при помощи мизансцен" и точно предрешенных и найденных по форме кусков.

целью воспитание интуиции на основах полной за нее ответственности.

Я делаю ставку на гениальность, сидящую в глубине каждого человека и появляющуюся только при абсолютной свободе и при чувстве абсолютной же ответственности.

А у него — на способность, отшлифованную подходящими приемами.

Есть и еще отличие.

Может быть, пять-шесть лет тренинга в спорте, а может быть, и некоторые глубже лежащие и присущие мне качества, а может быть, все это вместе, соединившись в одном устремлении, породили во мне бесконечную веру в

возможность переделки себя, развития и раскрытия себя до самых крайних пределов, о которых в начале не смеешь и мечтать, — голова кружится.

Он тоже верит в тренинг. Но внимание его почему-то задерживается на областях, с моей точки зрения, внешних <...>.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.