Чего не хватает? (Внимания, общения,
круга, объекта, задачи и пр.)
Всё уже есть и этим существующим надо пользоваться. (Естественные живые процессы)
Творческое состояние складывается
из отдельных элементов. Их надо развивать, каждый по отдельности
Если в творческом состоянии и можно искусственно выделить те или другие
«элементы», дело не в их развитии, а в гармоничности их работы. Того внимания, какое есть у всякого данного актера
— вполне достаточно. Лишь бы нормально
шли все процессы. (Что касается «внимания», например, необходимо пускание
на реакцию)
Творческое состояние надо создавать,
складывая из элементов
Творческое состояние — уже есть — надо только не мешать ему неумелым вмешательством или предохранять от его собственных самозарождающихся ошибок (торопливости, подталкивания и проч.)
Искусственное создание жизни
Использование идущей, протекающей сейчас в актере, жизни. Когда первый этап пройден и непроизвольность более или менее крепка (надо все время проверять и обновлять), тогда можно приняться и за элементы, но не тс, что у Станиславского (внимание и проч.), а другие:«неперестройка», «отпускание», «бестелссность», «дыхательная техника» и проч. И третий этап (его понемногу можно вводить вместе со вторым): при работе над ролью подсказывать задачу, и объект и куски. Но при этом неотступно следить за техникой непроизвольности и свободы
Мой новый путь вначале мне казался единственно верным и полностью уничтожающим «Систему Станиславского». Затем я увидал, что без него невозможна никакая «система». Без выполнения законов творчества невозможны никакие «задачи» и проч. (Поэтому «система» и проваливалась.)
Таким образом, он как бы только подсобие и дополнение.
Однако первое мое ощущение было самым правильным: мой новый путь исключает «систему» и формализм. Беда только в том, что неопытные не могут обойтись без подпорок «системы» или готовой формы.
О названии моей системы
Система Станиславского рационалистически-императивная. Это точное и исчерпывающее название. А как назвать мою? Название «эмоционально-синтетическая» никак не годится. Тогда уж противовес - «аналитическая».
Скорее «подсознательно-биологическая». Но, конечно, это не годится. И коряво и не исчерпывающе.
« Эмоционально-интуитивная» ?
Вот «эмоционально-волевая» больше всего, пожалуй, подходит к моей. Как это ни странно.
«Система Станиславского» вызвала много всяких нападок, «разоблачений» и издевательств. Мне не по пути с этими врагами и ее «критиками».
Они поносят и порочат ее совсем не потому, что слишком хорошо ее знают, постигли до конца, до дна, обдумали и выверили на себе и на других каждое из ее положений. В лучшем случае они лишь только притронулись к
ней и отскочили: слишком трудно — надо работать, думать, перевоспитывать себя... А некоторые даже и не притрагивались, а «знают» ее только понаслышке, с чужих, извращающих ее, слов.
То, к чему привела автора <Демидова. — Ред.> в деле воспитания актера многолетняя работа, — это, по своим принципам и приемам, нечто почти противоположное тому, что он (автор) делал вначале; раньше казалось, что оно
родилось совершенно независимо от «системы» Станиславского и никак с ней не связано или же в противовес ей, — настолько оно противоречит рационалистическому духу «системы».
На самом же деле сейчас, больше чем двадцать лет спустя, видно, что это новое родилось в самых недрах «системы» Станиславского, выросло, как ее естественное и неизбежное продолжение. Не пройди автор через нее, не стукнись больно лбом о некоторые ее рационалистические увлечения и поспешные теоретизирования, — он, может быть, никогда не пришел бы в такой отчетливой форме к выводам и методам, изложенным здесь.
«Система» Станиславского и «Школа» Демидова
Год
В сущности... какая разница между Станиславским и мной? Он хочет правды, и я хочу. Он хочет творческого состояния, и я хочу. <...>
Теперь я понял разницу между тем, к чему стремлюсь я (и к чему уже имею первые пути), и тем, к чему привык он. Именно привык. Раньше ведь он хотел большего, да и теперь все время говорит об «актерской свободе творчества», о «большой правде», но на практике этого нигде около него нет: жизнь и театральный опыт это съели...
Он с гениальным провидением выдумал для более скорой и верной работы с актером над пьесой все эти свои «задачи», «общение», «я — есмь» и прочее,стал их разрабатывать, внес в них истинную жизнь... Но истинную жизнь надо, должно быть, начинать все-таки не с того конца, а со свободы.
Вот тут-то и вкралась, лежит основная ошибка, а в результате ее — он толкует уже тридцать пять лет актерам о правде, а они ограничиваются правдоподобием, он говорит о живой задаче, а у них задача переходит в ста-птельность и нажим. Он мечтал о творчестве на сцене (на самой сцене), а они заботятся только об «оправдании» режиссерских указок или хотя бы и своих репетиционных находок. Москвин на репетициях (пока ищет) гениален,
а начнет играть — представляльщик и штукарь.
Как же так случилось? Как совершился этот переход?
Думаю, что вся беда — в публике. Начали с «производства» — со спектаклей. Можно ли положиться на случайности? Вот и стали фиксировать*.
А раз фиксация — вот и недоверие к творчеству. А раз недоверие, вот и смерть его. Живое «я» действующего лица искали — это правда. Находили, это тоже правда. Но заставляли его <актера. — Ред.> делать одни и те же
вещи: одни и те же действия, подчиняться одним и тем же толкованиям сцены, хотя бы им самим когда-то облюбованным, — вот живой образ и мертвел. Понемногу, едва заметно, совсем неуловимо: он только лишался одного,
самого маленького — все, кроме этого маленького, было незыблемо, а это маленькое — свобода. А в свободе —ответственность за все и за эту самую свободу в том числе. А творец всегда творит свой целый мир со своими законами. А тут законы чужие — вот я уже и не творец сегодня.
Актер мертвел, терял свою душу. Но войдите в положение режиссера, не имеющего под рукой таких надежных актеров, чтобы можно было их пустить на эту совершенную свободу. Как быть? Таких актеров не было. Таких актеров нет и сейчас.
Таких актеров не будет никогда... если мы пойдем по линии «кусков», «задач» и вообще отдач, а не восприятия.
Таких актеров не будет никогда, если не изменить в главном принцип воспитания (актера); если не ввести в корень его свободу, культуру «свободы», «пассивности», «отдачи своим ощущениям», «своим мало осознаваемым движениям», «веры в себя». Если не поставить главной
* Фиксировать все: самочувствие при помощи задач и даже (упаси Боже) по системе Волконского; рисунок пьесы при помощи мизансцен" и точно предрешенных и найденных по форме кусков.
целью воспитание интуиции на основах полной за нее ответственности.
Я делаю ставку на гениальность, сидящую в глубине каждого человека и появляющуюся только при абсолютной свободе и при чувстве абсолютной же ответственности.
А у него — на способность, отшлифованную подходящими приемами.
Есть и еще отличие.
Может быть, пять-шесть лет тренинга в спорте, а может быть, и некоторые глубже лежащие и присущие мне качества, а может быть, все это вместе, соединившись в одном устремлении, породили во мне бесконечную веру в
возможность переделки себя, развития и раскрытия себя до самых крайних пределов, о которых в начале не смеешь и мечтать, — голова кружится.
Он тоже верит в тренинг. Но внимание его почему-то задерживается на областях, с моей точки зрения, внешних <...>.