Норберт Кокс — это вам не любящий господствующую церковь идиот, подтянувший трусы и читающий открытки от Hallmark.
Сегодняшний утихомирившийся мужчина средних лет Норберт Кокс — для друзей просто Норб — начинал как задиристый байкер, парень, дравшийся подряд со всеми посетителями баров. Однажды он проткнул горло одному завсегдатаю оказавшимся под рукой бильярдным кием. В пору своей молодости Норб занимался стриптизом и рисовал мотоциклы и машины, как какой-нибудь фон Дач из Северного Висконсина. По словам его друга Дэвида Дэмкелера, профессора искусствоведения из Грин-Бея, «пока [Норберт] был байкером, о нем ходили легенды. Люди, которым доводилось встречаться с молодым Норбом, рассказывают о его ярких, грубых поступках, проделанных со вкусом и оригинальностью и сопоставимых с самыми скандальными перформанса-ми того времени».
Неудачный опыт с кислотой — на самом деле неудачный — заставил Норба как следует разобраться со своей манией под названием «законченный неудачник» и изучить то, что находится по другую сторону забора:
Это случилось летом 1974 года на холме для гонок на мотоциклах в Ви-сконсин-Рэпидс; мы всегда приезжали на день раньше до назначенного времени и устраивали вечеринку перед штурмом холма. Я не особо экспериментировал с ЛСД. В тот вечер, когда пошла кислота, я уже был пьян и слишком самоуверен. Когда я заявил, что приму две дозы, мой друг не смог отговорить меня, хотя он и знал, что раньше я никогда не принимал больше половины одной.
Вскоре кислота начала проникать в мои мозги, и все вокруг стало или смешным, или красивым. Все, что двигалось, было с хвостом, как у кометы, а все, что сияло, испускало миллион искорок. То, что я видел, взрывало мой мозг. Я помню, как подумал тогда: «Вот это да! Это фантастика». Однако окружавшая меня красота периодически разрушалась уродливыми видениями и грязными словами. Сила приближалась ко мне, и я начал чувствовать ее воздействие.
Иллюстрации Норберта Кокса к The Wisconsin Caver
Я оказался пойманным в круг событий, которые всегда приводили меня к одному и тому же месту, однако с каждым разом я ощущал, как мне становится еще страшней. Одни и те же события с точностью повторялись снова и снова. Я был не в силах что-либо изменить, даже те слова, которые сам говорил. Я видел точное повторение предыдущих событий; единственным отличием были мои менявшиеся мысли. С каждым кругом паранойя охватывала меня все больше и больше.
Повсюду в воздухе с рычанием бегали злые собаки. Все проходили сквозь огонь, что не было совсем необычным для нашей компании, разве что за исключением частоты, с которой это происходило, и того, как это было. На моем брате Магу была надета маска с трубкой для подводного плавания. Он разбил стекло маски, когда она все еще была на нем. Он засмеялся ужасным смехом, размахивая оторванной от машины антенной, и искры от нее полетели во всех направлениях. Страх еще больше охватил меня, когда я подумал про себя: «Я должен с кем-нибудь поговорить. Я так напуган, мне еще никогда не было так страшно». Потом еще один знакомый, Тин Энджел, выскочил из багажника своей машины, и новая искра надежды озарила мое сердце. Я бросился к нему, но он исчез так же быстро, как появился. Я подумал, если бы только я мог немного поспать, я мог бы отдохнуть. Я знал, что больше не выдержу. Я только начал идти к палатке, как через несколько шагов споткнулся и стал падать. Потом я обнаружил, что глазею на фонарь Коулмэна, а ночные бабочки летят на огонь и гибнут. Все эпизоды заканчивались фонарем — там же, где они брали начало, а потом ужасное зрелище начиналось заново, и я знал, что меня ждет новый круг. У фонаря я чувствовал какое-то временное облегчение. Казалось, я немного успокаивался, почему-то надеясь, что все закончилось, но умом все-таки осознавая, что повторяющийся хаос только что начался. Скоро страх въелся мне в кишки. Был ли я жив или уже мертв? У меня не было возможности это проверить. Я молился о том, чтобы все это было лишь моим воображением, а на самом деле банда просто пыталась свести меня с ума.
Но к своему ужасу я обнаруживал, что в который раз пялюсь на Магу, видя его лицо сквозь блестящее стекло маски для подводного плавания, которое снова искажалось и разбивалось, осколками падая на его густую бороду. Одно дело — смотреть «Сумеречную зону» по телевизору, и совсем другое — проживать бросающий в дрожь эпизод снова и снова. Я кричал, я мочился прямо в штаны. Мне казалось, я умру от страха, но смерть все не приходила ко мне, я подумал, что уже умер и попал в Ад. Я прошел эти круги ада четыре, пять, шесть раз, и они все продолжались и продолжались. Я почти перестал надеяться на то, что когда-нибудь вновь увижу свою семью. Я попал в другой мир. Если я еще и не умер, то превратился в зомби, запертого в какой-то безумный дурдом.
Я хотел раскаяться. Я мечтал, чтобы мне дали еще один шанс. «О Боже, — взмолился я, — не оставляй меня здесь навсегда». Не знаю, сколько я так молился и что еще говорил при этом, но Господь Бог в самом деле услышал мои молитвы.
Воздух стал другим. Летний бриз унес леденящий холод. Ящики с пивом, насколько я помнил, громоздившиеся вокруг, теперь были пусты, а их картонные стенки порваны. На лбу у меня выступил пот, и я начал собираться с мыслями. Я не мог в это поверить. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Это Ад отверг меня, или Сатана просто готовил мне еще один, пострашнее? (Отрывок взят из неопубликованной де-вятьсотстраничной книги Норберта Кокса «Шесть ночей до рассвета».)
Побывав в аду, Норб раскаялся и перешел на другую сторону, как мифическое существо Сол Инвиктус, бог Солнца. Наркоман, буян и алкоголик Норберт Кокс бросил все свои пожитки и ушел в висконсин-ский лес, прихватив с собой библию, дабы со всем рвением изучать слово Божье и стать мистиком. В перерывах между исследованием пещер и созданием своеобразного монастыря, заполненного его порожденным видениями художеством, Норб усердно занялся необходимым осуществлением того, что движет им до сих пор.