Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Золотая библиотека. Что это значит — «равнодушие к жизни»?



Ин­сценирование. Расширение словарного запаса. Работа над литератур­ной лексикой. Обсуждаем и рассуждаем

 

На ваших книжных полках стоят «Золотой ключик», «Дюймовочка», «Путешествия Нильса с дикими гусями», «Волшебник Изумрудного города», «Конек-Горбунок»... И мыподнимаемся на следующую ступень.

На картинках— короли и рыцари, парики и локоны, манжеты, короны, купола, бахрома, орнаменты, чей-то про­филь, перстни, цилиндры и многое-многое другое. Слова эти, безусловно, встретятся в тексте. В книгах появились новые персонажи. На смену колобкам и мухам-цокотухампришли иные герои, интрига стала более запутанной и сложной.

Мы по-прежнему подвергаем книгу некоторой трансформации, но теперь это уже другой уровень. Целые страницы подлинного текста сохранены в неприкосновенности, ребенок их прекрасно понимает. И тем не менее книга,

которую вы читаете, — это не просто книга, это всякий раз учебник. Кстати говоря, старайтесь, если это возможно, приобретать различные издания одной и той же книги: иллюстрации в них будут дополнять друг друга. Это очень важный момент, если речь идет о книгах с достаточно слож­ным содержанием. Желательно, чтобы как можно большее количество эпизодов было проиллюстрировано — пусть даже разными художниками.

«Свинопас» Андерсена... Тонкий смысл этой сказки по­нятен только взрослому читателю, и все равно она остается прелестной, удивительно изящной сказкой для детей. Они с увлечением будут слушать о том, как жил на свете принц. Был он одиноким и захотел жениться. Он посылает кап­ризной принцессе хорошие подарки — розу и соловья, за­тем мастерит волшебный горшочек с бубенчиками и музы­кальную трещотку. Волшебный горшочек нам уже встре­чался — с кашей, залившей всю улицу. А этот еще интерес­ней — подержишь руку над паром, и станет известно, что Гриша ел на завтрак и что у Вани было на обед. Принц вымазался сажей и стал свинопасом. Поцелуешь чумазого свинопаса, бывшего принца, — и получишь горшочек. Пре­пирательства из-за поцелуев опустим и сделаем причину ссоры более конкретной: принцесса выбросила розу, раз­била горшочек и сломала трещотку. За что и попала под дождь, теперь стоит плачет. Наши небольшие изменения вполне допустимы (особенно если сравнивать их с теми модернизациями, которые стали модны в последнее время: тут и Золушка, вымазанная во дворце смолой, и пересказы, сведенные к полнейшему примитиву). Дворец, фрейлины в париках и кринолинах, обступившие принца, придвор­ные в камзолах, император в мантии с домашними тапоч­ками в руках — как много нового! Очень легко изобразить все это самим, вымазавшись сажей, набросив на плечи «мантию», надев подходящие туфли. В нашей группе есть девочка Фиона, она и будет принцессой.

Посмотрим еще и слайды, вот кринолин, а вот парик, есть и Версальский дворец — какие странные около него деревья! Похожи на кубики, шарики и пирамидки.

Принцип «плюс — минус» даст нам возможность, не прерывая чтения и не тратя времени на пространные пояс­нения, знакомить детей со словами, смысл которых им не­понятен.

Книгу вы будете читать ребенку не один раз — и по частям, и в целом, постепенно избавляясь от слов-пояснений.Для того чтобы подробности не загромождали повествование и не мешали бы восприятию сюжета в целом, нам придется кое-что сократить (а то и вовсе опустить) — также как делали это раньше. При последующих прочтениях возвращаем в текст пропущенные эпизоды.

Читая ребенку его первые сказки, мы старались, сделать некоторые эпизоды более понятными, напомнить, уточ­нить, сопоставить, соотнести между собой перипетии сюжета — и с этой целью дополняли авторский текст.

Теперь содержание книг стало более сложным, интрига гораздо более запутанной — и такого рода работа тем более необходима. Чем больше вы поработаете таким образом сейчас,тем меньше вам придется делать это в будущем.

Стремитесь к тому, чтобы ваши дополнения были достаточнo литературны — на этом этапе ребенок начинает протестовать, если наша «отсебятина» очень уж не согла­суется с авторским стилем. У него формируется чутье, он хочет,чтобы ему читали, а не рассказывали.

Обратимся к книге Сельмы Лагерлёф «Чудесное путе­шествие Нильса с дикими гусями» в пересказе М. Тарловского (Минск, «Современное слово», 1998). В этой обработ­ке книга вполне доступна для чтения в дошкольном возрастe. И все-таки нам придется произвести дополнительное адаптирование, читая ее 5—6-летним детям с синдромом Дауна (пояснения и дополнения к авторскому тексту вы­делены курсивом).

«На стенке сундука, свесив ножки, сидел маленький че­ловечек в черной курточке-камзоле и черной шляпе, в пышных штанах-панталонах до колен и крошечных баш­мачках с золотыми застежками».

«Сердце у мальчика сжалось от нестерпимой грусти-тоски».

«И все же к середине дня он устал — силы стали изме­нять ему».

«Но, может быть, ты умеешь прыгать (вместо «мастер прыгать»)?»

«Я родился прошлой весной», — вежливо, учтиво ответилМартин».

«И тут его догнал, настиг Нильс».

«Перелет длиной в день не прошел для него даром. Он еле дышал,он очень устал, утомился, обессилел».

«Вот и видно, что я теперь уже не человек, рыбу сырую ем, как кот», — с грустью подумал Мартин».

«Мартин тихонько, по секрету, украдкой зашептал Нильсу: «Дикие гуси презирают домашних птиц, смеются над нимц, говорят, что они толстые, глупые и не умеют летать».

«Я не могу оставить такого крошку одного в глухом лесу, где каждый может с ним расправиться! Ведь Нильс такой маленький!Его могут съесть хищные звери. Напри­мер, вояк. И кабан может напасть».

«Эх, Мартин, Мартин, наверное, он решил, что лиса-разбойница меня съела. Но ведь лиса меня не съела. Куда же ты улетел, Мартин? Почему ты меня покинул? Это нехо­рошо с твоей стороны».

«При слове «человек» гуси вздрогнули, как от выстре­ла, и в испуге отскочили назад. Ах, ты человек? Может быть, еще и охотник? Убиваешь диких гусей из ружья?»

Иногда дети не улавливают смысла сказанного, потому что забывают, о чем перед этим шла речь. И мы напомина­ем им об этом.

«Нечего, нечего хныкать! — зашипели на мальчика гуси.— Заслужил! Заслужил! Заслужил! Зачем ты нам хвосты выдергивал?»

«А Нильс сидел верхом на Мартине и гордо на них по­глядывал: молодец, Мартин, хоть он и домашний гусь, а летит тоже высоко и быстро».

«Он неожиданно замолчал, осекся и густо покраснел: он вспомнил, как обижал гусей».

Рассказ Куприна «Слон» и пятилетнему Ване, и 6-лет­нему Грише, и 7-летней Вере я читала почти без сокраще­ний.

Маленькая девочка больна «равнодушием к жизни». Она ничего не хочет, худеет, бледнеет и вянет на глазах. Никто не может ей помочь. Но как-то ночью девочке при­снился сон — и вот она просит привести домой настояще­го, живого слона. Папа отправляется за слоном в цирк, и ночью слона по улице ведут к девочке. Слону покупают торт и дают его по маленьким кусочкам — иначе он отказывается подниматься по лестнице. В гостях слон прекрасно проводит время. Сидит за столом вместе с девочкой с салфеткой вокруг шеи обедает. А после обеда, переворачивая хоботом страницы, листает книжку. О девочке и говорить не приходится, она думать забыла о «равнодушии к жизни». Девочка и слон ведут беседу о куклах, о маленьких слонятах. Кстати, слонята ждут своего папу, пора возвращаться. Девочка выздоравливает, все заканчи­вается хорошо.

Сколько возможностей для импровизаций, инсценировок и т. д.! Конечно, мы упрощаем обстоятельные перего­воры папы с владельцем дореволюционного цирка, но все остальное сохраняем в неприкосновенности и детальнейшим образом прорабатываем.

Во-первых, что это за странная болезнь — «равнодушие к жизни»? Я изображаю больную девочку, Вера — обеспокоенную маму.

В е р а (озабоченно). Может быть, тебе купить шоколада,конфет, печенья?

Я. Ах, нет, спасибо, ничего не надо. Я такая равнодушная, безразличная, мне ничего не хочется (делаю безнадежный жест рукой).

В е р а. Может, подружек позвать? Потанцуем, попоем, будем бегать, прыгать. Елку поставим.

Я. Не надо подружек. Я равнодушна к ним, мне все это интересно.

В е р а. Я тебе мультики покажу...

Беседа продолжается в том же духе. Теперь Вера изображает равнодушие к жизни — надо сказать, блистательно, она очень хорошая актриса. Затем мы импровизируем обед и беседу со слоном. Кормим слона тортом, рассматри-ваем с ним книжки.

СВиталиком мы читаем стихотворение С. Маршака «Старуха, дверь закрой!», Виталику оно очень нравится. Ужe месяц он не может расстаться с этой книжкой, давно знает стихотворение наизусть. «Про упрямую старуху!» — говорит он, хлопая ладонью по книге и радостно улыбаясь.

Он с огромным удовольствием изображает и старика, и ста­руху, иллюстрирует все наиболее значимые моменты. «Бом-бом-бом» — двенадцать раз бьют часы, тихо-тихо входят в дом незнакомцы. Виталик на цыпочках пробира­ется к буфету. Делая вид, что пьет пиво, «сдувает пену». Мы чокаемся с ним воображаемыми кружками. Указывая рукой на дверь, он насмешливо говорит: «Старуха, дверь закрой!»

Я чувствую, что, хотя стихотворение Виталику очень нравится, суть его до него не доходит. И так же как делают герои книжки, я предлагаю ему посидеть и помолчать — кто из нас первый заговорит, тот встанет с дивана и закроет дверь в комнату. Все становится понятно: не выдержала старуха — заговорила первая, теперь закроет дверь, да по­здно, из дома все вынесли.

 

С течением времени по мере расширения и обогащения словарного запаса ребенок начинает догадываться о значе­нии новых слов по контексту — так же как это делают нор­мальные дети.

Но это возможно не всегда. Возьмем всем известную книгу Ершова «Конек-Горбунок». Ее читают уже почти двести лет. Подумать только, что сказка написана 19-лет­ним автором! Язык ее необыкновенно музыкален, образен, пластичен. Однако встречающиеся на каждом шагу арха­измы затрудняют восприятие: не совсем понятного и со­всем непонятного накапливается слишком много — к это­му добавим еще и большой объем книги.

Мы прорабатывали с ребенком отдельные эпизоды, по­степенно объединяя их. Там, где это было абсолютно необ­ходимо, пришлось заменить устаревшие слова и обороты понятными ребенку словами, параллельно с этим, по прин­ципу «плюс — минус», я читала ему изъятое из текста. Ста­новясь понятным, текст автора возвращался затем на свое законное место, ибо, если речь идет о произведении талан­тливого писателя, нашей задачей является еще и воспита­ние любви к литературному языку во всей его прелести и своеобразии.

Наши уточнения — это временная мера. В сущности, это пояснения, подобные тем, которые мы делаем устно походу чтения, не слишком вдаваясь в подробности, если нормальный ребенок просит нас объяснить то, что объяснить толком пока невозможно. Но в случае с ребенком с синдро­мом Дауна пояснения такого рода мы вынуждены зафик­сировать — именно для того, чтобы наши поправки не были беглыми и всякий раз разными. Иначе он не удержит их в памяти. Однако повторяю: уж если мы взялись читать хорошую книгу, то в конечном счете просто обязаны вернутьcя к подлинному тексту.

Вот несколько примеров адаптирования.

 

Стали думать да гадать,

Как бы вора соглядать.

 

Стали думать да гадать,

Как бы вора им поймать.

 

Братья ну ему пенять,

Стали в поле прогонять.

 

Принялись его ругать,

Стали в поле прогонять.

 

Побегай в дозор, Ванюша.

 

Вора нам поймай, Ванюша.

 

Озираючись кругом,

 

Огляделся он кругом.

 

Вдруг о полночь конь заржал,

Караульщик наш привстал.

 

Вдруг о полночь конь заржал,

Наш Ванюша тут привстал.

 

Тут Иван с печи слезает,

Малахай свой надевает.

 

Тут Иван с печи слезает,

Свою шапку надевает.

На спине с двумя горбами

Да с аршинными ушами.

 

На спине с двумя горбами

С очень длинными ушами.

 

И балясы начал снова.

 

И болтать он начал снова.

 

Гей! Хозяин! Полно спать!

Время дело исправлять.

 

Эй! Хозяин! Полно спать!

Надо птицу нам Поймать.

 

Все бока его изрыты,

Частоколы в ребра вбиты.

 

Все бока его изрыты,

И заборы в ребра вбиты.

 

«Конька-Горбунка» любят все без исключения дети, за­нимающиеся в моей группе. Вот как отвечает на вопросы по тексту 5-летний Ваня Алексеев. Напоминаю — он начал заниматься, когда ему было 2 года 8 месяцев.

Я. Где был перстень?

В а н я. В море, под китом, глубоко.

Я. Кто достал?

В а н я. Ёрш. Кит ему велел.

Я. Почему другие рыбы не достали?

В а н я. Силы не было.

Я. Чей был перстень?

В а н я. Цар-девицы.

Я. А пшеницу кто мял?

В а н я. Кобылица.

Я. А можно это делать?

В а н я. Нет. Надо муку делать, перетирать в больших камнях (жерновах. — Р. А.)на мельнице. Потом делать тес­то, потом пироги.

Я. Царь хороший был?

В а н я. Злой. Ивана губил.

Я. Конек-Горбунок чей сын?

В а н я. Кобылицын. Ивану друг.

Я. Зачем Иван перо жар-птицы в конюшню отнес?

В а н я. Вместо фонарика.

Я. Куда царь Ивана посылал?

В а н я. Туда-сюда. Иди за перстнем. А потом — в котел. Обижал его все время.

Не меньшим успехом пользуется и «Сказка о рыбаке и рыбке».

Жадная старуха в который раз посылает старика к золотой рыбке: то ей требуется корыто, то изба, то одно, то другое. Ваня корыта никогда не видел и не знает, для чего оно вообще нужно. «Вот раскололось корыто, дырявое стало. В чем стирать? Стиральной машины нету», — говорю я. Ваня тут же указывает пальцем на картинку: «В море!»

Я уже должна привыкнуть к тому, что он в состоянии мгновенно оценить ситуацию, и все-таки всякий раз на секунду замираю от удивления — до чего сообразительный мальчишка!

Идем дальше. До чего же эта старуха привередлива. Все время ей что-то нужно. Никак ей не угодишь. Я ввожу новое слово и записываю его на страницах книги. Рассматри­вая старухину землянку, вспоминаем погреб, где во время урагана пряталась вместе с родителями Элли из всем изве­стной повести О. Волкова. А вот еще кое-что знакомое:

 

На него прикрикнула старуха,

На конюшню служить его послала.

«Ваня, скажи, что старичок будет делать на конюшне?» — «За лошадьми ухаживать». — «А кто еще ухажи­вал?» — «Иван, он конюх был». — «Но ведь старик-то рыбак. Он к коням-то, может, и подойти боится, не знает, как ухаживать, как за дело взяться. А почему на море постоянно возникали сердитые волны?» — «Надоело ему! Старуха все просит и просит».

И т. д. и т. п. Ваня слушает сказку о рыбаке и рыбке не в первый раз, и мои комментарии к ней даются понемногу и постепенно. Ведь основное для нас на данном этапе — это именно пушкинский текст, его нельзя чересчур загромождать своими рассуждениями.

Но рассуждать Ваня любит. И с некоторых пор у него самого появились вопросы.

Я. Шли зайчик с ежиком и весело смеялись...

В а н я. Откуда шли?

Я (Ваниному дедушке): Мой племянник Тимур приле­тел вчера поздно вечером из командировки...

В а н я (мгновенно). Как это — прилетел???

Я. Ну, на самолете. Ты видел когда-нибудь самолет в небе? Вот вырастешь и тоже полетишь. Люди не летают, а самолет летает. .

В а н я. Я не полечу. Привяжу самолет к столбу и не полечу.

Надо сказать, Ваня у нас несколько трусоват. Он стара­ется поскорее перевернуть страницу, где изображены мох­натый паук, страшный великан и прочее.

Быстрота его реакции иной раз просто поражает.

Я. Ваня, дедушке ты кто?

В а н я. Внук.

Я. А маме?

В а н я. Сынок.

Я. А мне?

В а н я. Друг.

Я ожидала другого ответа. Конечно, мы друзья, но прежде всего он мне ученик. Наконец догадываюсь. «Друг мой, — говорю я иной раз. — Что-то ты здесь заблуждаешь­ся», «Ну, друг мой, примемся за дело...» и т. д.

Мы постепенно заучивали с ним: много птиц — стая, много людей — толпа (он упорствует— «удавка»), много собак — свора. Все это встречалось на картинках — стаи, своры, толпы, стада. И вот новый вариант вопроса.

Я. Когда много пчел, это как называется?

В а н я. Рой.

Я, А большое скопление народу?

Ваня смотрит на меня, и по его лицу я вижу — он соображает, ищет ответ. Я отчетливо наблюдаю работу мысли.

В а н я. Удавка.

Это типичный пример контаминации, столь характер­ной для детского речевого творчества.

 

Вот Ваня сидит с книжкой где-нибудь в сторонке, но не просто рассматривает картинки: он сам себе рассказывает сказку, самостоятельно ее комментирует. А вот он одну за другой вытаскивает из коробки карточки. И я слышу:

Жук как будто. Жук-олень. Рога. Ноги кривые. Хорошо, хорошо, замечательно.

— Сковородка. Жарить омлет. Куда кладем? На та­релку.

— Сова. Похожа на филина. Улетает в темноту.

— Ромашка. Лицо полоскать.

Спрашиваю: Как это — полоскать лицо?

Ваня делает вид, что протирает ваткой лицо и глаза, полощет горло.

Вопросы, которые я задаю ребенку и на которые он так уверенно отвечает, неслучайны. Мы восстанавливаем в памяти, закрепляем и дополняем то, что встречалось не раз. В книге О. Волкова «Волшебник Изумрудного города» ураган унес домик Элли, а в сказке Пушкина «вздулись сердитые волны», воют воем — шторм. Девочку зимой послали в лес за подснежниками — поднялась метель. У нас, кстати, и репродукция «Девятого вала» Айвазовского есть, и слайды имеются: бури, метели, штормы, ураганы на картинах известных художников.

Изобразим перекличку старика и рыбки. Ветер все сильнее и сильнее, море грозно шумит. Приложив ладони ко рту, взываем: «Смилуй-ся, госу-да-рыня ры-ы-б-ка!» Не слышит. Давай позовем громче. Ага, приплыла: «Чего тебе на-а-доб-но стар-че-е???» Всякий раз маленький спектакль.

Старуха какая? Жадная, злая, привередливая, неблаго­дарная. Поступает как? Несправедливо. А что это за круглые топорики на длинной палке-рукоятке? Мы таких топориков не видели. Это секиры.

Такого рода работа имеет смысл в том случае, если она ведется постоянно, если от книги к книге будет тянуться все удлиняющаяся цепочка сопоставлений, новых определений, если новые слова не канут в вечность, а будут за­креплены постоянным повторением oт книги к книге. Всем предыдущим опытом ребенок должен быть подготовлен к восприятию нового, ни один вопрос не должен задаваться с бухты-барахты. И конечно, если ребенок занимается от случая к случаю, выстроить такую систему невозможно.

Глава VII

 

«В НАУКАХ ТОЧНЫХ НЕ СИЛЕН,

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.