Экономическая роль политики и религии в докапиталистических общественных формациях

Наличие политических, юридических, идеологических институтов — таковы условия, при которых возможно функционирование определенных экономиче­ских систем. С той существенной оговоркой, что именно общие условия производства (в конечном счете производительные силы) определяют вероятностный статус того или иного института, можно утверждать, что в некоторых докапита­листических способах производства и при переходе от феодализма к капитализ­му действует внеэкономический фактор. Эта особенность является той харак­терной чертой, которая отличает докапиталистические способы производства от капитализма.

Условия феодального производства обусловливают отчуждающую силу как свойство земли: «Феодальное землевладение заключает в себя господство земли [Herrschaft der Erde] над людьми как власть какой-то чуждой [frendem] силы». Тем самым феодальная земельная собственность обретает специфическую ви­димость, которая заключается именно в том, что землевладелец сушествует в ней в качестве господина (Негг) и является «королем земельного владения». При феодализме складывается целая система представлений, система видимостей, если в качестве критерия реальности будем брать капиталистическую земель­ную собственность: «Земельный участок индивидуализируется вместе со своим хозяином, имеет его титул (баронский или графский), его привилегии, его юрис­дикцию, его политическое положение и т. д. Земельный участок является как бы неорганическим телом своего хозяина». Феодал, следовательно, имеет два тела (свое собственное тело и свою землю, которая является его телом). Таким обра­зом, феодальная система земельной собственности не выступает непосредственно как господство простого капитала, а принимает завуалированную форму: она является как бы «отечеством», малой «национальностью» для подданных. Отно­шение между помещиком и этой землей-человеком, помещиком и теми, кто ее обрабатывает, крепостными или батраками, персонифицировано, так как эта земля, дающая ему свое имя, получает взамен титул землевладельца как челове­ка-земли. Связь между человеком-землей и землей-человеком не носит безлич­ностного характера, свойственного чисто финансовым отношениям, при кото­рых имеет значение лишь закон прибыли. В данном случае к политике приме­шиваются чувства, скрывающие экономическое отчуждение с помощью нового отчуждения, происходящего в представлении. Индивидуальность, характер по­мещика, проявляется в нем как в собственнике, так что, не будучи охваченным капиталистической жадностью, он обретает романтический ореол. Таким обра­зом, секрет благородства помещика следует искать не в его личности, а в струк­туре земельной собственности, принцип которой обусловливает проявление впол­не определенных и возвышенных чувств, в то время как в капиталистическом способе производства отношения между хозяином и рабочим деполитизируют-ся, и «праздное наслаждение плодами чужого кровавого пота превращается» в активную торговлю ими¹.

В более общем плане это выглядит так.

Та епецифическая экономическая форма, в которой неоплачиваемый прибавочный труд выключается из непосредственных производителей, определяет отношение гос­подства и порабощения, каким оно вырастает непосредственно из самого производства и, в свою очередь, оказывает на последнее определяющее обратное воздействие. А на этом основана вся структура экономического строя, вырастающего из самих от­ношений производства, и вместе с тем его специфическая политическая структура. Непосредственное отношение собственников производства к непосредственным про­изводителям — вот в чем мы всегда раскрываем глубокую тайну, скрытую основу все­го общественного строя, а следовательно, и политической формы, отношений суве­ренитета и зависимости, короче, всякой данной специфической формы, государст­ва. Это не препятствует тому, что один и тот же экономический базис — один и тот же, со стороны основных условий — благодаря бесконечно разнообразным эмпири­ческим обстоятельствам, естественным условиям, расовым отношениям, действую­щим извне историческим влияниям и т. д. — может обнаруживать в своем проявле­нии бесконечные вариации и градации, которые возможно понять лишь при помощи анализа этих эмпирически данных обстоятельств (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25. Ч. II. С. 354).

Как мы увидим ниже, согласно Марксу, государство и гражданское общество полностью раскалываются лишь с наступлением эры промышленного капита­лизма (гл. X, с. 410). При других способах производства, отличных от капитали­стического (в частности, феодального или азиатского), и даже при капиталис­тическом способе на стадии его формирования государство (или юридический закон, или же закон, освященный религией) играет определяющую роль в са­мой экономике. Но экономика, «бытие», неизменно представляет собой обще­ственный фактор, объясняющий также то, чем она сама не является (за исклю­чением, безусловно, искусства, которое, как указывал Маркс на примере грече­ского искусства, подчиняется специфическим законам времени). Экономичес­кая причинность проистекает не из механистической линейной логики — эко­номический фактор действует как причина, структурирующая отношения и функ­ции различных институтов общественной формации. Так, в древних Афинах и Риме господствовала политика, а в Средние века — католицизм, но ни Афины, ни Рим не могли жить одной лишь политикой, а средневековые государства — религией: «Наоборот, тот способ, каким в эти эпохи добывались средства к жиз­ни, объясняет, почему в одном случае главную роль играла политика, в другом — католицизм. Кроме того, не надо обладать особенно глубокими познаниями, например по истории Римской республики, чтобы знать, что секрет ее истории заключается в истории земельной собственности»¹.

Поиск по сайту: