Война и современность в романе Ю. Бондарева «Берег». Я ничего с этим вопросом не делала, просто накидала инфу

У Бондарева особая манера изображать эпизодические персонажи. Благодаря характерной черточке внешности, портретной характеристике каждый из них обретает качества живого человека. За несколько минут общения с этими персонажами нам открываются какие-то важные моменты их бытия, четко вырисовываются индивидуальные свойства их облика. Если прибегнуть к сравнению, это напоминает ослепительную вспышку молнии ночной порою, которая на мгновение озаряет все окрестности, увеличивает предметы в объеме и обнажая невидимые при обычном освещении характерные их признаки. Подобные бондаревкие персонажи проживают всю свою жизнь в несколько мгновений. Литературный портрет в известной мере отражает ещё и внутренний мир самого художника, его представления о мире и человеке. Такова природа искусства, которое отличается от всех других сфер человеческой деятельности. Подчеркивая различие между зеркальным отражением и художественным воспроизведением действительности, Достоевский писал: «В зеркальном отражении не видно, как зеркало смотрит на предмет, или, лучше сказать, видно, что оно никак не смотрит, а отражает пассивно, механически. Истинный художник этого не может: в картине ли, в рассказе ли, в музыкальном ли произведении непременно виден будет он сам; он отразится невольно, даже против своей воли, выскажется со всеми своими взглядами, со своим характером, со степенью своего развития». Бондаревский литературный портрет вызывает самые яркие ощущения, вырастает в художественный образ, наполненный идейно-психологическим смыслом. Живописная многокрасочность стиля, ассоциативность художественного мышления Бондарева не могли не сказаться на изображении окружающего мира. Мы можем отложить книгу и продолжать мысленно бродить по местам, писанным в ней, вдыхать свежий воздух, любоваться прощальным блистанием увядающей осенней природы, слышать шорох падающих листьев, шум летнего дождя, ощущать холодный свет луны… Вообще в произведениях Бондарева природа живет своей собственной жизнью и одновременно она связана с миром персонажей, как бы подчеркивая их внутренне состояние, их ощущения в различные периоды бытия. Уже в первых своих произведениях Юрий Бондарев утверждает, что «величайшая ценность данного мира» - человек, всей своей жизнью отстаивающий высокие принципы революционной нравственности. В ранних рассказах и повестях проявился пристальный интерес писателя к нравственной проблематике, к драматическим моментам внутренней жизни человека, воплотились его раздумья о сущности человеческого долга. «Долг, - подчеркивает писатель, - это категория имеющая отношение к смыслу человеческой жизни. Долг - это понятие высшего порядка, оно всегда заключает в себе нравственность на гране быть или не быть».

Писатель не сразу подошел к художественному исследованию судеб своего поколения на войне, необходимо было время для того, чтобы сделать необходимый отбор из пережитого, «сказать о войне то, что еще не было сказано другими».

Суровая правда о войне для Юрия Бондарева - это и «предельная достоверность и действительность деталей времени». Писатель так говорит об истории создания своих произведений: «повести «Батальоны просят огня» и «Последние залпы» родились, я бы сказал, от живых людей, от тех, которых я встречал на войне, с которыми вместе шагал по дорогам сталинградских степей, Украины и Польши, толкал плечом орудия, вытаскивая их из осенней грязи, стрелял, стоял на прямой наводке, спал, как говорят солдаты, на одном котелке, ел пропахшие гарью и немецким толом помидоры и делился последним табаком на закрутку после танковой атаки».

В правдивом описании, казалось бы, локальных эпизодов войны в их трагизме, крови, гибели, в изображении трудной повседневной воинской работы писатель раскрывает героику великой всенародной битвы «ради жизни на земле». Продолжая традиции реализма Л. Толстого, автор повестей показывает «скрытую теплоту патриотизма». «Я совершенно убежден, - подчеркивает Бондарев в статье «Исследование жизни», - что последняя война, исполненные драматизма 40-е годы дают возможность искусству проникнуть в глубинную суть народного характера, в то, что Толстой называл «теплотой патриотизма».

Писателя постоянно интересует сущность героизма советского человека, так ярко и массово проявившаяся в годы войны. «Героизм - это преодоление самого себя и это самая высокая человечность», - пишет он в статье «Взгляд в биографию». В «Горячем снеге» убедительно передано величине героизма миллионов. В романе по сравнению с предыдущими военными произведениями Юрия Бондарева больше охватывается событий - они разворачиваются и в Ставке верховного главнокомандующего, и в штабе командующего армией, и непосредственно на поле боя. Но полнота и насыщенность в передаче героического начала, в воссоздании «мысли народной» (выражение Л. Толстого) достигается не за счет беспредельного расширения изображаемых событий, а за счет глубины и объемности их изображения. Действие романа происходит в начале 70-х годов. Московские писатели Вадим Никитин и Платон Самсонов прилетают в Гамбург для участия в дискуссии «Писатель и современная цивилизация». Совершенно неожиданно Никитин встречает здесь Эмму Герберт, которую полюбил далеко в сорок пятом. Но как давно это было, Никитин почти забыл ее… Эмма же все помнит, она и поныне любит лейтенанта и считает проведенные с ним часы самой светлой порой своей жизни. Встреча эта вызвала у Никитина целую гамму разноречивых чувств, заставила многое вспомнить из своей жизни и как бы вернула его в дни военной молодости, когда он был полон надежд, мечтаний о будущем и безоглядным в дерзости своей.

Однако нынешний Никитин мало похож на лейтенанта Никитина сорок пятого. Изменился, правда, не только герой, изменилась сама жизнь, другим стал мир. Перед нами встают картины конца войны и послевоенного двадцатипятилетия, мы становимся свидетелями острых непримиримых конфликтов и напряженных раздумий над сложными вопросами прошлого и настоящего. Идет трудный поиск важнейших ценностей человеческого бытия и отстаивание их.

Главный герой «Берега» - известный писатель. В концепции произведения выбор профессии для героя не случаен. Творчество, будучи самым увлекательным видом человеческой деятельности, наиболее полно и убедительно выявляет могущество человека, его потенциальные возможности. У Бондарева - не простые служители муз, но одаренные художники, завоевавшие своим талантом и великим трудом широкое признание в нашей стране и далеко за ее пределами.

Конечно, показ жизни творческой интеллигенции, ее специфического труда, психологии творчества - уже сам по себе представляет большой интерес. («Самсонов работал чрезвычайно медленно, по строчкам, по абзацу в день, в сомнениях выдавливал слова с трудолюбивой мукой, веря и не веря в их силу, ненавидя эпитеты и все же густо насыщая ими фразу до предельной густоты… И стоило лишь вообразить страдания Самсонова перед чистым листом бумаги, его пытку неуловимым словом, как Никитин ощущал почти стыдливое чувство - он заставлял себя сидеть за столом часов по десять, но писал легче, быстрее, независимо от нескончаемой правки, и если процесс работы Самсонова можно было назвать мучительной каторгой (четыре часа в день), то его работа была каторгой двойной по протяженности, но все же сладкой».) Любопытны страницы, посвященные художественному процессу восприятия Никитиным окружающей действительности, размышлениям о мироздании и т.д.

Но это, однако, главное для Бондарева - не повествование о специфике и своеобразии писательского труда задача его. Художник стремится обнажить сущность сложнейших проблем современности, увидеть их связи с «вечными» вопросами, над решением которых тысячелетия мучается человечество.

Осмотр памятника в Гамбурге погибшим и пропавшим без вести немецким солдатам и офицерам 1939 - 1945 годах - одна из ключевых сцен в романе, та грань, которая разделяет и в то же время незримыми нитями связывает два этапа в жизни Никитина, а шире - в истории Европы: прошлый, военный и современный, мирный. Здесь проходит как бы перекличка времен, отозвавшаяся в сердце героя новой болью, размышлениями и обобщениями. Памятник этот «был тяжел, мрачен, чернел смоченным дождем камнем, немо, угольно выступали очертания барельефов, будто размытые темной ночи силуэты солдатских фигур, шагающих куда-то плотным слоем - в ад или небытие; оружие, краски, едва различимые, без выражения глаз смертные лица». С годами у Никитина обострился и углубился взгляд на многое в этой жизни, но остались все такими же чистыми и трепетными его отношения к добру, Родине, истории народа. Все так же непримирим он ко злу, как и в военной молодости своей.

Это писатель Никитин, с его понятием совести, гуманизма, любви к своему народу, не может побороть в себе неприязни к врагам. Другие - могут, по крайней мере, копаются в их душах, пытаясь отыскать нечто человеческое, но это неблагодарное занятие!.. Для Никитина же немецкие солдаты пришли на нашу землю как поработители, стремящиеся уничтожить цвет нации, перечеркнуть ее историю, ее культуру, - и нет им прощения. В завоевателе превалирует одна черта - равнодушие и ненависть ко всему русскому, советскому, поэтому никакого сочувствия к себе он вызвать не может. Никитину непонятны, он не воспринимает и никогда не будет должным образом воспринимать тех проявлений человеческих черт в фашистском солдате, которые при известных обстоятельствах могут обнаружиться в нем как в сыне, отце, муже.

Высказанные в ходу дискуссии в Гамбурге Никитиным мысли интересны для нас своим глубоким идеологическим и философским подтекстом. Это и широкий взгляд на мир, и страстный протест против извращения человеческой природы, и бескомпромиссное отстаивание наших социальных, нравственных, эстетических идеалов; это, наконец, его высокий пафос поиска истины, служения правде и красоте. Рядом с Никитиным журналист Дицман выглядит довольно-таки невзрачной фигурой, несмотря на всю его словесную эквилибристику насчет «коммунистического оптимизма», отсутствия идеалов и пресловутой свободы западных немцев.

Иные представления о мире, иной масштаб у Никитина. Отвечая на один из колких пассажей Дицмана, Никитин говорит: «Мы знаем ряд истин, но это лишь слагаемые одной и главной. Мы не знаем конечную сумму истин. В противном случае - если бы мы знали о человеке все - не было бы никакого смысла писать книги, заниматься наукой и вести дискуссии, как мы ведем с вами. Человек - такая же тайна, как и мироздание. Об этом думали и тысячи лет назад. Я уверен, что если бы люди завтра открыли все законы мира, а значит, и человеческой души, то движение истории прекратилось бы…». было бы никакого смысла писать книги, заниматься наукой и вести дискуссии, как мы ведем с вами. Человек - такая же тайна, как и мироздание. Об этом думали и тысячи лет назад. Я уверен, что если бы люди завтра открыли все законы мира, а значит, и человеческой души, то движение истории прекратилось бы…».

Герой «Берега» как бы живет в самом процессе познания, но он не ограничивается размышлениями либо чувственным восприятием мира. Нравственную философию Никитин переносит в сферу деятельного поиска правды. Вот смотрит он на послевоенный Гамбург, его обитателей и хочет понять, что толкало немцев к войне, почему и зачем эти вот благодушного вида люди некогда с такой ожесточенностью и ненавистью пытались поработить народ Никитина.

«- Кто же в конце концов орал «хайль» и стрелял? - заворчал Самсонов. - Все, оказывается, милые, добрые, прекрасные люди… Кто же стрелял?

- Не «кто», наверное, а «почему» и «зачем» - в этом суть».

Это принципиальная поправка. Ибо погиб в этой войне цвет нации, и среди них такие, как Андрей Княжко.

С Княжко читатель впервые встречается в мае 1945 года в небольшом немецком городке Кёнигсдорфе. «Он был очень молод, этот лейтенант Княжко, и так женственно тонок в талии и так подогнан, подтянут, сжат аккуратной гимнастеркой, крест-накрест перетянутой портупеей, и так нежно, по-девичьи зеленоглаз, что каждый раз при появлении его во взводе рождалось ощущение чего-то хрупкого, сверкающего, как узкий лучик на зеленой воде. И хотя это ощущение было обманчивым - нередко мальчишеское лицо Княжко становилось неприступным, гневно-упрямым, - Никитина будто омывало в его присутствии веяние летнего свежего сквознячка, исходящего от голоса, взгляда, от всей его подобранной фигурки. Княжко был из московской профессорской семьи, учился на филологическом факультете, жил на Озерковской набережной, хорошо знал переулки Пятницкой, где жил Никитин; они никогда не встречали друг друга на замоскворецких тротуарах и сблизились только на фронте в конце сорок третьего года. Лейтенант Княжко прибыл, ещё хромая, из госпиталя, был назначен в батарею на место убитого командира первого взвода. До этого он служил в пехоте, командовал на Днепре ротой, но в связи с ранением и хромотой не был взят в стрелковую часть, а направлен по личному желанию в дивизионную артиллерию…»

За внешней сдержанностью и суровым ригоризмом Княжко скрывается способность к романтической мечте, к возвышенным чувствам: »… я хотел бы бать или рыцарем, или Андреем Болконским (мой тёзка)…»- пишет он в письме к санинструктору Гале. Княжко чувствует личную ответственность не только за исход боя с немецкими самоходками, может быть, последнего в этой войне, но и за дальнейшие судьбы всего мира. Именно он по собственной инициативе берёт на себя опасную роль парламентёра, спасая жизнь немецким юношам, обманутым фашизмом, и гибнет от пули эсесовца. В подвиге Княжко, утверждающем высокий гуманизм мира социализма, нашло своё отражение величия народного героизма и трагизм потерь, ценою которых была завоёвана победа, мир на земле.

Княжко на всю жизнь остаётся идеалом, образцом высокого мужества и человечности для Никитина. В его писательской деятельности, в свойственном ему чувстве ответственности за судьбы послевоенного мира, в постоянном стремлении к самосовершенствованию Никитин продолжает борьбу за те высокие идеалы, которые он защищал в боях Великой Отечественной войны, за которые отдал жизнь его лучший друг Княжко. В споре с Дицманом, проповедующим насаждаемые буржуазными идеологами лживые тезисы о несовершенстве, порочности человеческой природы, стремящимся выдать бездуховность и культ потребительства, свойственные буржуазному миру, за всеобщую норму. Никитин защищает высокую гуманистическую сущность революционных преобразований Октября, открывших для каждого человека возможность для невиданного духовного роста. «Революция, - говорит Никитин, - это отрицание безнравственности и утверждения нравственности, то есть веры человека и борьбу и, конечно, совесть как руководство к действию».

За эти внешним рисунком образа чувствуется незаурядность натуры молодого офицера, его высокая нравственность и воинская доблесть. Многие из этих качеств раскрыты при помощи сопоставления, контраста (Княжко - Гранатуров, Княжно - Перлин, Княжко - Меженин). Вот один из примеров. Артиллеристы начали обстреливать дом, в котором засели немцы. Два снаряда разорвались внутри дома, и вдруг страшный вой человеческих голосов вырвался оттуда, вой предсмертного отчаяния и обреченности. «И Никитин увидел бледное, передернутое страданием и удивленное лицо Княжко, теребящего в руках прутик, поодаль лицо младшего лейтенанта Лаврентьева с зажмуренными глазами, зажавшего ладонями уши, увидел Перлина, который с криком и даже хохотом удовлетворенного злорадства взмахивал ракетницей, раскрыл плащ-палатку, и строевой голос его бил по слуху грубым матом: «Сдаются, гады, сдаются, так их!..»

- Хрен вам, сдаются, хрен сдаются!.. - выговорил обрывисто и сипло Меженин. - Еще пару осколочных туда! Шашлык из них… Кучу дерьма из них…

- Стой! Ни одного снаряда! - крикнул Княжко и, швырнув прутик, подошел к Никитину, мертвенно-бледный, сосредоточенный, быстро заговорил перехваченным возбуждением голосом: - Слушай… Это же наверняка мальчишки… Похоже, мы в упор расстреливаем их!.. Сомневаются, пощадим ли мы их. Боятся в плен… Стой, не стреляй!»

Сам Никитин, много лет спустя, вполне резонно отметил во время дискуссии в Гамбурге с Дицманом, что он согласен с русским классиком: «Никто не знает всей правды…» И все-таки Никитин стремится осознать высокость духа Княжко в последнем бою, когда уже, ясно видимый в яркой прозелени травы, он решительно поднял платок над головой и, помахав им, прокричал всего несколько фраз на немецком языке. «Никитин понял едва ли три слова: «Нихт шиссен» и «юнге», но совсем не предполагаемое и отдающее жутью действие Княжко, его приказ не продолжать неравный бой с засевшими в доме немцами, то, что казалось одной гранью правды или всей правдой, было и бессмысленным риском, и выходом из безумия, которое тем же безумным шагом своего трезвого разума хотел прекратить Княжко».

Ясно одно: этот подвиг никто из присутствующих не был готов совершить - ни Гранатуров, ни Меженин, ни Перлин, ни сам Никитин. Во имя идеалов правды и человечности, не задумываясь, взял Княжко на себя «боль других» - и когда защитил слабых и беззащитных Курта и Эмму Герберт от грубой подозрительности Гранатурова, и сейчас, спасая мальчишек-немцев от явной гибели.

Но в тот момент, когда, казалось, все закончилось благополучно, «белые вспышки автоматной очереди из окна мансарды, где кругло темнел силуэт каскетки, как будто толкнули в грудь Княжко, он сделал шаг назад, внезапно споткнулся и сделал шаг вперед, странно и тихо упал на колени, закинув голову, отчего свалилась с головы щегольски аккуратная маленькая пилотка, открыв светлые, всегда аккуратно причесанные на пробор волосы, жестом невыносимой усталости провел носовым платком по лицу и, словно ещё пытаясь оглянуться на орудие, в последний раз увидеть позади что-то, вдруг, уронив голову, повалился грудью в траву, едва различимый на середине сияющей под горячим солнцем поляны». Это не просто описание последних мгновений жизни героя - к подобному приему изображения боя, напоминающему как бы замедленное движение кинопленки, Бондарев никогда не прибегал. Это - реквием. Высокая музыка слов звучит торжественно и свято, обращаясь к памяти людской, к настоящему и будущему…

И становится понятнее тоска Никитина: «Таких, как лейтенант Княжко, я больше не встречал в жизни, мне его не хватает до сих пор», «Когда нет таких, как лейтенант Княжко, то нет и настоящих друзей, и вообще многое в мире тускнеет», «Мне все время нужен был такой друг, как лейтенант Княжко. До сих пор нужен. И такого, как Княжко, нет». Мало осталось, мнится герою, столь смелых, убежденных, преданных и честных людей, у которых не расходились бы слово и дело и не было места сомнению, рефлексии и необязательности.

Опыт героической нравственности, приобретенный народом в Великой Отечественной войне, вынесенные из нее уроки подлинного гуманизма помогают главному герою романа «Берег» в его напряженных поисках истины, в постоянной активности жизненной позиции, определяемой стремлением всегда быть в рядах передовых борцов за коммунистические идеалы.

Изображаемые порознь периоды жизни героя существуют в образной системе романа в тесном взаимодействии, без которого невозможно понять ни сущности драматических нравственных исканий Никитина, ни сложного комплекса идейно-эстетических проблем романа в целом. В «Береге» достигают нового уровня присущие Ю. Бондареву динамика и драматизм воссоздания внутреннего мира героя, пластичность изображения действительности, искусство синтеза сложных жизненных связей и отношений. Автор продолжает творческое развитие традиций реализма Л. Толстого. В романе нашел свое воплощение связанный непрерывными духовными исканиями героев принцип расширяющейся жизненной перспективы, характерной для романов «Анна Каренина» и «Воскресенье».

Берег в романе - понятие многозначное. К каким берегам пришел западный мир теперь, после тридцати лет со времени окончания войны? Возможно ли в мире, раздираемом противоречиями империализма, вынашивающего новые милитаристские планы, движение человечества к всеобщему берегу мира и счастья? Как совмещается в духовном развитии современного человека берег прошлого и берег будущего, какова цель его движения? Такие вопросы возникают перед главным героем книги. Как подчеркивает Юрий Бондарев, «образ берега - это вечное движение к чему-то, к идеальной цели, к истине, к высотам духа…».

На встрече со студентами Московского университета писатель так говорил о замысле романа: «Я имею в виду не одну идею, а комплекс идей. Я хотел высказать то, что меня буквально преследовало последние годы, сказать о главном - о человеческом счастье. Счастье - это одержимость, это ожидание, это последовательное приближение к цели, это исполнение своего долга перед людьми и т.д. Мне хотелось сказать о счастье, которое является для меня синонимом человечности».

С честью выдержав в военные годы испытание на героическую нравственность. Никитин через всю свою жизнь пронесет ненависть к жестокости, насилию, цинизму, прикрывающемуся маской показной храбрости, которая особенно ярко выразилась в его столкновении с сержантом Межениным. В основе меженинщины как жизненной позиции лежит трусость, неверие в человека, отсутствие высоких идеалов. Из-за трусости Меженина гибнет лейтенант Княжко, человек удивительной душевной красоты. С меженинщиной связано для Никитина понятие вседозволенности, которое ничего общего не имеет с высокими гуманистическими нормами социалистической нравственности.

Никитин выступает как достойный преемник эстафеты революционного преобразования мира, переданной ему друзьями, погибшими во имя мира и счастья всего человечества. И если даже он порой и ошибается, несомненным остаётся его верность высоким революционным идеалам, за которые он сражался в годы войны, которые он отстаивает своей деятельностью писателя и публициста. Ими определяется его активная жизненная позиция, его непрерывный нравственный поиск, неотделимые от его творчества.

Никитину - писателю свойственно обострённая память сердца, память о трагизме утрат, понесённых нашим народом в Великой Отечественной войне, и о величии подвига народа, отстоявшего мир для человечества. Столкнувшись с современной жизнью буржуазного мира, он выступает решительным противником как милитаристских устремлений современного империализма, так и против попыток буржуазных идеологов затушевать классовые, социальные противоречия современного капитализма, отвлечь трудящихся от активного участия в решении судеб мира.

В главах, посвящённых изображению событий наших дней, детально показано, как раскрывается перед Никитиным - писателем изнанка капиталистического мира, кризис буржуазной цивилизации, философии, культуры. Широкое развитие получает здесь публицистическая струя в творчестве Ю. Бондарева, которая вступает в органическое взаимодействие со свойственным ему искусством пластического образного рисунка.

Активная жизненная позиция Никитина ярко проявляется в его беззаветной преданности своему писательскому призванию, одержимой увлечённости. Его беззаветность служения искусству, талант и человеческая значительность особенно наглядны при сопоставлении с самодовольством и мелким тщеславием Самсонова.

Принципиальное значение имеет прямое обращение Юрия Бондарева к проблеме толстовских традиций в современной литературе. Писатель, изображая диспут Никитина с Дицманом, в уста последнего вкладывает утверждение, характерное для искусства модернизма с его философией отчаяния и унижения человека: «Современному миру машин не нужны ни Шекспир, ни Толстой, ни Достоевский. Западный роман отошел от прошлого реализма…».

Бондарев отстаивает жизненность принципов классической литературы с её гуманизмом, верой в высокое назначение человека на земле. Общая идейно-эстетическая концепция романа вопреки литературе модернизма с её неверием в человека, утверждает принципы реализма - его стремление к раскрытию и наиболее полные реализации в высоких духовных качеств человека. Сложные духовные искания героя романа направлены на утверждение полноты человеческого бытия, которое предусматривает творческую реализацию сил и возможности человека, его активное участие в борьбе за мир, за утверждение высокого гуманистического смысла новых общественных отношений. Только в связи с прогрессивными тенденциями исторического развития возможно непрерывное внутреннее развитие героя, его движение к «берегу», истине.

В активных моральных исканиях Княжко и Никитина ощутима связь с интенсивностью внутренней жизни главных героев «войны и мира». Неслучайно критика говорила о том, что Княжко в какой-то степени близок в своих моральных исканиях к Андрею Болконскому, а Никитин - к Пьеру Безухову. На вопрос: «не кажется ли вам, что лейтенант Никитин - это Пьер Безухов?» - писатель ответил: «Не задумывался над этим, и все-таки, может быть, действительно Никитин напоминает Пьера, хотя это совсем разные фигуры. Нескромно сравнивать своего героя с героем величайшего из мировых гениев, но, если говорить о каком-то сходстве, то оно в том, что Никитин, как и Пьер, ищет высший смысл, познавая действительность и самого себя». И в то же время герой стоит на новом, обусловленном новой эпохой уровне самосознания.

Говоря о том, что он сам не взялся бы категорически определенно сформулировать главную идею «Берега», что она во всем содержании романа, Юрий Бондарев заметил, однако, что «это - не только мост из прошлого в настоящее. Это роман о счастье, о любви, о поисках смысла жизни. В самом названии заложено все - «Берег».

Каждый человек пытается найти свой берег, который должен оправдать или объяснить смысл жизни. Название романа говорит о смысле жизни. Человек ищет берег в себе, и вне себя. Нашел человек свой берег или не нашел - в этом категория счастья или несчастья.

О смысле жизни, об исторической памяти народа, о его праве на возмездие, о том, что может сделать на земле один человек, размышляют Никитин и Самсонов, Дицман и Вебер, Эмма Герберт и Лота Титтель, вольно или невольно координируя свои представления с пережитой военной драмой.

О том же размышляем и мы вместе с автором.

Поиск по сайту: