Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

КАК Я ХОЖУ ЗА СВОИМИ ПЧЕЛАМИ. Мое знакомство с пчелами сначала было заочным



 

Часть 1

 

Мое знакомство с пчелами сначала было заочным... Среди книг, которые окружали меня в детстве, была и красивая книга-альбом, посвященная Всесоюзной Сельско-хозяйственной Выставке, впервые открывшейся в Москве в 1939 году. Эта выставка - ВСХВ - располагалась именно там, где сейчас устроен Всероссийский Выставочный Центр. Да и основные сооружения нынешнего ВВЦ, за исключением современных коробок-складов, как раз и были когда-то павильонами ВСХВ.

Так вот в книге-альбоме с торжественным названием "Смотр побед Социалистического сельского хозяйства" было и несколько страниц, посвященных отечественному пчеловодству. Здесь, прежде всего, говорилось, что "СССР по развитию пчеловодства занимает первое место в мире", что "в нашей стране больше пчелосемей, чем в Соединенных Штатах Америки, Германии и Японии вместе взятых» и что среди наших знатных пчеловодов есть и такие, какие от каждой пчелосемьи могут получить более 100 кг меда. Тут же была и фотография, где пчеловод угощает колхозных ребятишек медом в сотах... Вот этот самый мед в сотах и помнился мне очень долго - попробовать такой сотовый мед мне удалось только спустя много лет, уже возле своих собственных пчел.

Но, конечно, не сам мед-продукт постоянно подогревал мой интерес к пчелам - пожалуй, еще с раннего детства я мог считать себя натуралистом, ибо во мне постоянно жил интерес ко всему живому. Я увлекался птицами и аквариумными рыбками, устраивал террариумы, разыскивал разные травы и, конечно, не мог не присматриваться к самому тайному, поражающему порой наше воображение миру насекомых... Ну, как уж здесь обойти пчел, которые, оставаясь настоящими дикими существами, давно жили рядом с людьми.

К тому же сама обстановка пасеки, жизнь пчеловода часто вдали от людей, это одиночество-слияние с природой, не могли не притягивать к себе молодого человека, мечтавшего с детства о жизни в лесу, на берегу озера, как говорится в таком случае, один на один с природой.

Самой первой пасекой, с которой я познакомился уже очно, была колхозная пасека неподалеку от г. Белоомута, на границе окских заливных лугов и мещерской чащи...

Небольшой, уютный домик смотрителя пчел, пчеловода, сразу перед домиком рядами ульи с пчелами, за домиком и пчелами стеной мещерское чернолесье, где чуть ли не на каждом шагу неслышными тенями-приведениями поднимались перед тобой кулики-вальдшнепы, совсем неподалеку озеро Развань - заповедные утиные места... А тут еще чудесный пес, гончак-костромич, и покорная лошадка - транспорт на вое случаи жизни, кроме весеннего половодья, для которого у пчеловода был припасен вместительный окский челн-долбленка.

На этой пасеке я бывал много раз, порой оставался здесь не на один день и, уже зная, что такое пчелы, всегда удивлялся, почему эти пчелы не обращают никакого внимания ни на собаку, ни на лошадь, которые все время рядом с ульями - ведь и собака, и лошадь, судя по всему, могут вызвать агрессию со стороны пчел,.. Ко всему прочему пчелы вроде бы и не переносят резких запахов, не переносят запаха пота лошади... И позже я не раз был свидетелем того, как реагировали пчелы на близость такой же рабочей лошади...

Последний раз я был свидетелем такого события, которое произошло возле моих пчел на Ярославщине... По зиме мой сосед вывозил на огород навоз из хлева и оставлял его, не особенно задумываюсь о последствиях, возле самого забора, за которым стоял мой улей. По весне, перед тем как вспахать огород, мой сосед явился сюда с лошадью и телегой и принялся было нагружать на телегу заготовленное по зиме удобрение... Я почти тут же отметил происходящее, но не успел предупредить неосторожного человека... Лошадь рванулась в сторону и понеслась, как бешеная, по усадьбе, увлекая за собой перевернутую на бок повозку. Досталось и неосмотрительному человеку... А ведь только что пчелы мирно работали - еще цвела ива, был взяток и предположить неожиданную агрессию своих подопечных, судя по всему, я не мог.

Что же сдерживало пчел там, у Белоомута, почему они так мирно вели себя по отношению и к собаке, и к лошади, да и к нам, гостям пчеловода?.. Ведь ни разу за все время посещения той «мирной» пасеки ни одна пчела не ударила меня.

В то время я еще не разбирался в породах пчел, а потому и не могу сказать, за какими именно пчелами ходил тогда хранитель пасеки, пчеловод: были ли это кавказские пчелы или пчелы-карпатки, отличающиеся более мирным нравом. Я же всегда имел и имею дело только с русской (среднерусская порода – по классификации министерства сельского хозяйства СССР) пчелой, которая по описаниям отличается большей злобливостью, чем ее кавказские и карпатские сестры.

Эта злобливость или агрессия среднерусской пчелы кого-то и пугает, и именно поэтому некоторые мои знакомые пчеловоды вполне сознательно "извели" своих русских пчел-боровок и заменили их на переселенцев с Карпат. И теперь похваляются тем, что работают возле своих пчел, не опуская на лицо сетку со шляпы пчеловода.

Да, действительно, моя среднерусская пчела немного посерьезней и работать с ней, т.е. заглядывать в ее жилище, без защитной сетки на лице, я не решаюсь. И чаще это делаю не потому, что боюсь пчелиных укусов - я не хочу лишний раз провоцировать, раздражать своих пчел: одна единственная пчела, ударившая тебя, может тут же вызвать такую же агрессивную реакцию сразу многих пчел - запах яда, оставленного врагу, обычно является сигналом к отражению внешней агрессии: «Тревога! Все на защиту семьи!»

Вот эта самая агрессия пчел, и агрессия опасная не только для животных; но и для людей, и стала волновать меня, пожалуй, прежде всего, как только я поближе познакомился с пасеками, пчелами и пчеловодами... Нет, интерес к этой стороне жизни медоносной пчелы никак не был связан с моими личными опасениями (я человек вообще-то не из трусливых) – я, прежде всего, старался найти причины, вызывающие агрессию, а там и попробовать наладить с пчелами такие отношения, которые с их стороны не рассматривались бы как слишком враждебные.

Я уже упоминал, что наиболее злобной считается наша среднерусская пчела.,. Кто-то эту повышенную агрессивность, злобность, а точнее, ревностное отношение к целостности своего дома, своей семьи, своей жизни, не желание допустить сюда никакого врага, объясняет особыми, лесными условиями жизни нашей среднерусской пчелы: мол, у пчел, живущих в лесу, всегда был очень опасный враг-медведь, который мог забраться на дерево и вскрыть дупло, где поселились пчелы. Отсюда, мол, и реакция нашей русской пчелы на одежду из шерсти, на распущенные, не убранные под шляпу или платок волосы. И что особенно интересно - реакция на позу человека, находящегося неподалеку от улья, а то и просто на пути пролета пчел...

Волосы, убранные тщательно под платок или под шляпу пчеловода - это правило я обязательно соблюдаю возле своих пчел, а потому всем, желающим навестить мой сад и моих пчел, предлагаю все-таки одеть на голову приготовленные для такой цели шляпы. И тут я беспокоюсь не столько о безопасности своих гостей, сколько о мирной обстановке на пасеке.

Действительно, если пчела почему-либо решает атаковать, прогнать вас прочь, то, как правило, эта атака бывает направлена именно на вашу голову, не прикрытую головным убором, или на волосы, выбившиеся из-под головного убора.

Обычно такое же «внимание» проявляют пчелы и к одежде из шерсти и меха. Шерстяная кофта, свитер, тренировочные брюки из шерсти, меховая оторочка-воротничок - моя пчела, обнаружив в вас врага и желая атаковать-прогнать прочь, нацеливает свою атаку прежде всего на эти части вашей одежды.

Поза человека и реакция пчелы?..

Только-только прибыв на Ярославщину, я поинтересовался у своего соседа: держит ли он пчел? В ответ услышал: «Ну, их к бесу - пропалывать грядки не дадут»... И вправду, я могу спокойно ходить возле ульев, когда не преграждаю собой пути лета пчел (эти свои дороги-коридоры пчелы порой очень ревностно охраняют), могу достаточно долго оставаться на одном месте, наблюдая за жизнью того или иного улья, но стоит нагнуться над грядкой с овощами, заняться той же прополкой, как тут же над тобой появляется пчела-охранник и начинает носиться кругами, стараясь то ли найти у тебя более уязвимое место, то ли таким образом прогнать тебя прочь.

Отмахиваться от пчелы бесполезно и опасно - обычно в ответ на такую вашу реакцию следует тут же удар пчелиной «шпаги». Надо подняться во весь рост и замереть на какое-то время, не двигаться. И пчела-охранник, хотя и продолжит угрожающе носиться над твоей головой, но ее атакующие круги станут шире. И тут ты можешь, не торопясь, покинуть опасное место. Пчела обычно отстанет и успокоится...

Участок земли, принадлежащей мне, узкий, шириной около20 метров, а длиной под 200 метров - эдакий проспект-коридор. Часть участка, где у меня сад, пчелы и огородные грядки, я обнес забором, а остальную, большую часть принадлежащей мне земли оставил под картофельное поле и дикорастущие травы. От картофельного поля до моих ульев что-то около 100 метров, причем между картофельным полем и пчелами - сливы, вишни, яблони и достаточно высокий забор, т.е. пчелы, отправляясь за взятком вдоль моей усадьбы-проспекта, вынуждены так или иначе достаточно высоко подниматься над землей и набранную высоту они обычно и выдерживают вдоль всей моей усадьбы, так что человек, находящийся на картофельном поле, вроде бы никак не мешает полету пчел на пастбище.

Правда, на обратном пути пчела, собравшая нектар, становится потяжелей и летит пониже, но все равно и тут пчелы никак не наталкиваются на человека, занятого работой на картофельном поле. Тем более, что человек, окучивающий, пропалывающий свою картошку или добывающий с помощью лопаты урожай из земли, а потому совсем низко склонившийся над землей, уж никак не оказывается для пчел каким-либо препятствием. И, тем не менее, именно тут, возле моей картошки, пчелы и досаждают мне другой раз больше всего...

На картофельное поле я отправляюсь обычно в то время, когда у пчел начинается активный лет на пастбище - пчелы идут за взятком. Обратно возвращаются тяжелые - в таком нагруженном состоянии пчела, как правило, совсем не агрессивна.,. Но вот солнце повыше, ближе к полудню, лет пчел на пастбище становится слабым и тут-то как раз без каких-либо видимых причин возле тебя оказывается чрезвычайно возбужденная пчела, которая почти тут же старается ударить тебя в голову, в спину... Ты выпрямляешься во весь рост, пчела вроде бы немного успокаивается, но не отстает. Снова склоняешься над землей, и пчела тут же бросается в атаку. А рядом с ней появляются вторая, третья, а то и четвертая ее сообщницы.

С картофельного поля надо уходить. Пережидаешь какое-то время в доме, в помещении, надеваешь на голову шляпу пчеловода, даже опускаешь на лицо сетку и снова принимаешься за работу. И снова, как только ты склоняешься над землей, появляется пчела, за ней другая, и они норовят ударить тебя. Но уже целят не в голову - голова закрыта шляпой - ударить могут в спину, в руку.

Безусловно, острая реакция была и здесь на человека, склонившегося над землей и вроде бы напоминавшего собой некое четвероногое существо. Может быть, это, действительно, память через века, память генетическая, нашей лесной пчелой тех бурых охотников за медом, которые постоянно промышляли когда-то возле дуплистых деревьев, где селились пчелы?

Но мне интересны тут и другие обстоятельства... Работающая пчела, летящая на пастбище и находящая там нектар и возвращающаяся обратно с добычей, совсем не обращает внимания на меня - медведя... Но вот солнце, полуденная жара. Пчелы возвращаются обратно почти без взятка... Возможно, именно такие пчелы и «вспоминают» тут своих прежних четвероногих обидчиков - другого занятия у них сейчас вроде бы и нет...

Скорей всего все это именно так, ибо занятые делом пчелы весьма и весьма покладисты - именно в это время, когда пчела хорошо работает, когда несет и несет в улей взяток-нектар, и работаю я с пчелами, заглядываю в их жилища и, как правило, не встречаю особого сопротивления. Но вот заканчивается утренний лет-взяток, и пчелы настораживаются. И здесь я придерживаюсь своего правила: «Не трогать пчел, не работать с ними, когда они этого не хотят!» Поэтому все работы с пчелами я и планирую на утренние часы и обязательно при условии неплохого взятка.

Днем пчел я стараюсь не беспокоить. Можно поработать с пчелами и поближе к вечеру, когда спадет жара и пчелы снова могут отправиться за взятком. Но тут обычно взяток не столь богат, как утром, после ночной росы (исключение обычно составляет тут только взяток с цветущей липы, которая щедро делится с пчелами нектаром именно в вечернее время).

Нередко мои знакомые пчеловоды жалуются, что пчелы, мол, в этот раз слишком злые. Действительно, например, жаркое лето с плохим взятком не способствует мирному поведению пчел. Но это лишь основа для возможного агрессивного поведения: плохо пчеле, не беспокой ее, оставь в покое. Но мои знакомые, что жалуются на злых пчел, обычно не особенно задумываются тут: надо им, захотелось посмотреть пчел и они принимаются за свое дело. Пчела и так в плохом настроении, а тут еще человек досаждает. Ну, скажите, как в таком случае не стать злым...

Еще хуже, если пчеловодством занимается человек, не живущий рядом со своим пчелами. Такие пчеловоды, работающие на своих пасеках наездами, к сожалению, у нас есть. Живет человек в райцентре, а пчел держит у какой-нибудь старушки в дальней деревне (здесь и медосбор получше!). Вот и навещает такой пчеловод-кочевник своих пчел только в удобное для него время. Облечется с ног до головы в защитные латы и «трясет» пчел, не смотря на все их протесты. Пчелы взводятся до предела, атакуют врага, стараются пробить одежду; перчатки, оставляя на одежде яд, а запах яда вызывает к атаке все новых и новых пчел.

Завершит свое дело такой пчеловод, покинет нашу деревню, а пчелы-то не успокаиваются. Они продолжают искать врагов. И находят соседей через дом, через два, через три... Ребятишки, отдыхающие у нас в деревне по лету, это обстоятельство давно подметили и не однажды ни с того ни с сего покусанные пчелами, взвинченными пчеловодом-кочевником, определили для себя опасное время: «Пчеловод сегодня явился, теперь три дня в проулок не выходи».

Могу отчитаться: даже в самые неудобные для пчел годы (засуха, жара и, как следствие, отсутствие постоянного взятка), когда мои знакомые пчеловоды особенно жаловались на своих злых пчел, порой вообще не подпускавших их к ульям, я обычно никак не страдал от своих подопечных - чаще всего не знал тут ни одного незаслуженного укуса, ибо твердо придерживался все того же самого правила: «Не трогай пчел, когда они этого не хотят».

Может быть, именно такого правила придерживался и хранитель пасеки у Белоомута, на краю Мещеры, где впервые встретил я настоящий мир, в котором жили и пчелы, и человек, и собака, и лошадь...

Но бывают события в жизни пчел и человека, когда установившийся мир все-таки нарушается, как бы ты этого ни хотел...

Обычно каждая пчелиная семья, не плохо перезимовавшая и быстро набравшая по весне силу, уже в мае начинает задумываться о возможном расселении по округе. В таких случаях говорят, что семья входит в роевое состояние: она накапливает большое количество молодых пчел, не занятых работой в улье, а поскольку хорошего взятка в это время еще нет, то и не загруженных работой на пастбище. Вот такие, накопившиеся в семье, молодые, безработные пчелы и отправляются однажды путешествовать по округе в надежде обосноваться на новом месте, устроить новую семью. Тут вместе с молодыми пчелами отправляется путешествовать и старая матка-царица, родная мать этих самых пчел.

Пчелы, собравшиеся в такое путешествие, и составляют собой т.н. рой, который в определенное время покидает родной улей и обычно перед тем, как отправиться в дорогу, садится или, как говорят, прививается, где-нибудь неподалеку от своего прежнего жилища.

Привиться, сесть, рой может, например, на ветку, сук яблони, на стволик вишни. Рой, привившейся к горизонтальной ветке, суку или к склоненному к земле стволику садового деревца, обычно собирается очень компактно - он напоминает тут собой большую каплю воды, которая пока только накапливается на ветке перед тем, как упасть вниз. Большая часть капли-роя еще на ветке дерева, но нижняя его часть уже свисает достаточно далеко вниз. И тут пчеловоду остается лишь поднести к такой капле-рою роевню или ящик для сбора роя, а там резко, но коротко тряхнуть ветку, где привился рой, и почти вся масса пчел тут же оказывается в роевне (ящике). В этом случае в роевне (ящике) вместе с пчелами сразу окажется и пчелиная матка.

Ящик устанавливается затем на земле под деревм, откуда только что был снят рой, ящик прикрывается крышкой, оставляют только небольшую щель и дальше ждут, когда те пчелы, что остаются пока на дереве, обнаружат, что матки среда них нет, и направятся в ящик (роевню), где уже сидит пойманный вами рой. Когда все пчелы роя соберутся в ваш ящик, вы можете сказать: «Все - рой собран!»

Обычно такая операция не занимает много времени – чаще всего одного часа хватает на то, чтобы всю эту работу закончить. Общение с пчелами тут происходит, как правило, мирно - пчелы, которых вы ловко стряхнули с ветки дерева, видимо, не успевают усмотреть в вас врага. Правда, и тут надо быть во всеоружии: при шляпе пчеловода, с опущенной на лицо сеткой и часто с перчатками из плотной ткани.

Куда хуже, если рой, покинувший свой улей, садится, прививается так, что вы разом не можете стряхнуть его в свою роевню... Например, очень любят рои прививаться к стволу той же яблони - в этом случае рой как бы растекается по стволу, окружая его со всех сторон неким метровым-полутораметровым рукавом. Уж тут такой рой никак не стряхнуть с одного раза в роевню - тут пчел приходится собирать постепенно с помощью черпачка или большой деревянной ложки. Соберешь какое-то количество пчел, отправишь их в роевню (ящик), прикроешь ящик, чтобы не вылетели, и снова черпачком собираешь отроившихся пчел,

Ствол дерева, к которому таким образом, неудобно, привился рой, обычно не очень ровный, корявый, да еще как-нибудь скрученный, да еще рядом с ним и вдоль него тянутся какие-нибудь ветки - словом, сидит рой в самых что ни на есть джунглях-зарослях.... Вот тут-то и возникают порой у пчеловода сложности...

Именно такой, неудобный, рой и вышел однажды у моей соседки, Марии Андреевны Меркуловой, всю жизнь ходившей за пчелам и собиравшей свои рои другой раз вообще голыми руками, без всяких черпачков, ложек, не защищая руки никакими перчатками...

Как-то по утру пришли ко мне внуки Марии Андреевны: мол, так и так - бабушка вас к себе зовет. Прибыл я по приглашению и вижу: сидит Мария Андреевна на скамейке возле своего дома и поглядывает на одичавшую яблоню, что высится неподалеку. И там, на яблоне, поближе к вершине, распластался, разлегся по нескольким ветвям сразу очень приличный рой...

Я подумал, что Мария Андреевна собирается просить меня снять для нее этот рой - пасеку свою она только-только начала восстанавливать после погрома, который устроил у нас совсем недавно хищный клещ варроа (почти все пчелы в округе этими клещами были уничтожены). Но добрая женщина, зная мои страдания (я тоже оставался без пчел - только-только прибыл на новое место, на Ярославщину, и почти тут же потерял все свои семьи, привезенные сюда с севера), определила этот богатый рой именно мне... Я снял в конце концов этот рой и готов был отдать его хозяйке, но подарок есть подарок, за который я вечно буду благодарен доброму человеку - с этого роя настоящей среднерусской пчелы к пошла дальше вся моя нынешняя пасека... Но сначала было вот что...

Снимать рой помогал мне мой гость-товарищ. Он оставался внизу, под яблоней, возле ящика, в котором находились рамки с сушью (сушь - это рамки с пустыми пчелиными сотами). Я же, надев шляпу пчеловода и опустив на лицо сетку, осторожно поднялся по стволу яблони к пчелам, держа в руке легкое жестяное ведерко-подойник (на 10 литров жидкости), В ведре был ковшичек, чтобы собирать пчел, и веревка, на которой я намеревался опускать ведро с пчелами вниз своему товарищу... Операция выглядела примерно так: я собирал часть пчел роя в ведро и быстро, чтобы пчелы не успели разлететься, опускал ведро вниз. Мой помощник это ведро принимал, высыпал пчел в ящик на рамки с сушью и закрывал ящик крышкой, чтобы пчелы оставались на месте и ждали, когда к ним будет доставлена ихняя матка.

Когда рой висит на ветке (на суку) эдакой набухающей каплей, определить, где находится матка, не очень трудно - она обычно в середине "капли". Но если 'рой «растекается» по стволу дерева или распластывается сразу по нескольким ветвям, то местонахождение матки в этом случае определить трудней... Задача же пчеловода, снимающего рой: как можно скорей снять вместе с пчелами матку и отправить ее в роевню ( ящик) - тогда пчелы из роевни (ящика) уже никуда не разлетятся.

Вот и определял я, где, прежде всего, искать мне матку, откуда, прежде всего, собирать ковшичком пчел, не слишком удобно для меня разместившихся среди жестких ветвей одичавшей яблони. Простора для маневра у меня почти не было. Шляпа, одетая на голову, того и гляди, могла зацепиться за какой-нибудь сучок... И такое случилось... Я повел головой, и сетка, прикрывавшая мое лицо, поползла вверх с правой щеки... И тут же пчелы, уже потревоженные мной, уже насторожившиеся, готовые к отражению агрессии, бросились в атаку. Я ухватил рукой сползающую с лица сетку, вернул ее на место, и тут вся ярость моих будущих подопечных обратилась на мою руку, удерживающую спасительный головной убор.

С большим трудов сохраняя видимое спокойствие, я опустил вниз на веревке ведро с ковшичком и каким-то количеством пчел и, стараясь не потерять по дороге шляпу-защитницу, как можно, поспешнее спустился о дерева. Но пчелы не приняли мой отходный маневр за сигнал к миру. Они все еще хозяйничали под сеткой моей защитной шляпы, а главное, облепили мою правую руку сплошной жалящей массой.

Признаюсь: тут я уже побежал - побежал к бочке с водой, стоявшей возле дома. И только опустив правую руку в воду и скинув с себя шляпу вместе с развоевавшимися пчелами, почувствовал некоторое облегчения...

Как ни странно, правая щека, изрядно побитая пчелами, меня меньше всего беспокоила, а вот рука, распухшая до локтя, и почти потерявшие подвижность пальцы давали о себе знать довольно-таки долго... Но как помнилось мне: в подобных случаях должна вроде бы помогать пострадавшим самая обычная водка - всего100 - 150 граммов. Такое снадобье дома, к счастью, оказалось и, очень может быть, помогло в том случае и мне. Но лекарство-водка была уже потом, после того, как злополучный рой был все-таки снят о дерева и благополучно доставлен к новому месту жительства.

Чуть-чуть придя в себя, отмывшись и вытряхнув последних пчел из шляпы, я снова вернулся к рою, засевшему прочно на довольно-таки высоком дереве. Правда, в этот раз я не полез к пчелам, а, получив от хозяйки согласие, отпилил осторожно один из суков яблони, где засели пчелы. Мы осторожно спустили спиленный сук вниз, на землю и, как положено по классическим правилам пчеловодства, разом отряхнули рой в приготовленный для него ящик.

Пчел в рое оказалось много - они сразу заняли все 12 рамок о сушью, что были в ящике. Рой я пересадил в приготовленный для него улей, добавив еще две рамки с вощиной (улей был рассчитан на 14 рамок).

События эти происходили в самых последних числах июня, а уже в начале августа я вынул из улья, куда был посажен знаменитый рой, четыре полновесные рамки с медом, оставив пчел на зиму на 10 рамках - запаса собранного здесь меда вполне хватило и на зиму и на начало весны. Пчелы отлично перезимовали и уже в конце мая отпустили первый рой. Этот рой я благополучно поймал и поместил в приготовленный для него улей, который так и поименовал - "Первый рой".

За первым роем моя перезимовавшая семья, ставшая далее родоначальницей всей моей нынешней пасеки, отпустила еще и второй, и третий рой. Моя пасека сразу увеличилась на три семьи, и только с одной из этих семей я не стал собирать медовую дань - две же другие и сама семья-родоначальница одарили меня без всякого ущерба для себя отличным медом, собранным с кипрея, лугового василька, пустырника, луговой герани, лопуха и осота...

 

***

 

Еще не так давно клещ варроа якобсони обитал только в своих персональных владениях - в Юго-Восточной Азии, досаждая там местным пчелам индийской породы, но, досаждая, видимо, не так сильно, ибо эта самая индийская пчела продолжала жить и успешно размножаться в своих "палестинах". Может быть, история клеща варроа и не вышла бы за границы Юго-Восточной Азии, если бы однажды этот паразит, живущий за счет пчел, не попал как-то однажды в нашу страну. А здесь просторы и вызванная, видимо, именно сим обстоятельством наша традиционная беспечность: мол, что нам какой-то там заезжий паразит - словом, весьма благоприятная почва для любого гастролера, и скромное существо, перебивавшееся совсем недавно только с хлеба на квас, разошлось, рассвирепело и принялось уничтожать наших пчел пасека за пасекой...

С пасеки на пасеку клеща доставляли сами пчелы. Сами по себе рабочие пчелы, отдалявшиеся от своего улья всего на несколько километров, скорей всего не смогли бы стать для клеща варроа слишком мобильным транспортом. Клеща переносили на себе по большой части трутни, мужские особи пчелиной семьи, существа вольные, разгульные, что отправлялись на поиски любовных приключений уже за многие километры от родного улья, да еще и не всегда возвращавшиеся после своих амурных походов к себе домой - подвернется по пути чужое жилище, и оно сойдет для ночлега, благо по летнему, счастливому для пчел времени этих самых трутней пчелы радушно принимали...

Переносили на себе клещей и пчелиные рои, способные улетать со своей пасеки порой за десятки километров. Словом, транспорт для клещей-гастролеров, обернувшихся для наших пчел смертельной опасностью, был готов. И очень скоро эти самые клещи варроа заполонили собой почти всю нашу страну, изводя местами пчел, буквальным образом, под корень. И только отдельные островки жизни, удаленные на многие километры от остальной пчеловодческой территории, продолжали хранить своих пчел в чистоте, не зараженными варраотозом,,. Вот оттуда, с такого благополучного пока островка, сохранившегося где-то между Карелией и Финляндией, и привезли мне два "пакета" (две семьи) пчел среднерусской породы.

Было это в самом конце восьмидесятых годов, когда с клещом наши пчеловоды уже более-менее познакомились и даже стали подумывать, как с этой опасностью бороться... К тому времени я жил все еще кочевой жизнью: зиму проводил в Москве, а в самом начале весны отправлялся в свой собственный дом, что до сих пор еще стоит на берегу озера Пелусозеро, почти на самой границе между Пудожским районом Карелии и Архангельским Каргопольем. Там, посреди северных лесов, и дожидался я всякий раз начала новой зимы, а дальше перебирался от северных холодов в столицу... Ну, какое, скажите, пчеловодство, какие пчелы могут быть при таком кочевом образе жизни?..

Тогда я еще не представлял себе до конца, как устроить на зиму пчел, остающихся без присмотра человека почти на полгода, а потому и гнал прочь от себя давнишнюю мысль-мечту: заняться пчеловодством.

Хотя эту мысль я и гнал от себя, но не скрывал от друзей-товарищей. И вот однажды мой добрый друг, отвечавший в то время за охрану лесов, во время своего воздушного патрулирования завернул ко мне в деревушку и выгрузил из своего вертолета груду деталей из дерева, сопроводив свой подарок такими словами: «Собирай срочно ульи - на днях привезу два пакета пчел».

Что такое ульи, я, конечно, давно знал и без особых ошибок собрал из переданных мне деталей два улья системы Дадана... А там очень скоро прибыли и сами пчелы...

Если ульи доставили мне оперативно - по воздуху, то пчелы тряслись в дороге куда дольше: железная дорога, водный транспорт через Онежское озеро, а там еще километров сто от Пудожа до моей деревушки. И тут уж винить было некого: одна семья в дороге сильно пострадала - пчелы, как говорят в таком случае, запарились. А другая – добралась вполне благополучно.

Так и началась у меня совсем новая жизнь... Теперь, просыпаясь по утрам, я прежде всего спешил к своим пчелам: как они? Теперь каждый цветок, каждая травинка тянула меня к себе прежде всего с точки зрения интереса к этому цветку, к этой травинке моих пчел. И в моем дневнике, конечно, тут же появились новые фенологические сведения: цветет луговой василек, цветет кипрей и т.д.

Пчелы чувствовали себя в моем хозяйстве, видимо, не очень плохо. Семья, потерявшая в дороге силу, но сохранившая матку, быстро оправилась, а семья, прибывшая ко мне без потерь, принялась роиться.

Пчел я завел в самом конце июня и, конечно, не очень задумывался о том: будут ли мои пчелы отпускать рои - вроде бы получалось поздновато для роев. Но тем не менее моя сильная пчелиная семья, поселившаяся в улье, окрашенном в синий цвет, а потому и получившая название "Синий улей", вдруг отпустила рой. И случилось это именно тогда, когда меня, конечно, не ожидавшего в конце июля никакого роения, не было дома.

Свидетелями происшествиям были моя жена и мои соседи по деревне. В их передаче все случившееся выглядело примерно так: из улья вдруг стало выходить много-много пчел, пчелы поднимались вверх, образовывая большое облако, накрывшее почти весь наш садик, затем это рыхлое облако сжалось в более-менее плотный шар диаметром до полутора метров и, не присаживаясь, не задерживаясь нигде, напрямую полетело куда-то на северо-запад.

Итак, первый рой, отпущенный моим "Синим ульем», улетел в лес, в тайгу. Улетел сразу, не присаживаясь, не дожидаясь, когда пчелы-разведчицы найдут для него подходящее дупло. Значит, новое местожительство рою было заранее известно - значит, еще до роения пчелы все разведали и точно знали, куда им лететь. Значит, в наших местах, в нашем лесу, в тайге, где, видимо, и не было никогда никаких диких пчел, теперь могла поселиться первая дикая пчелиная семья.

С этой мыслью я нетерпеливо дожидался весны и по весне предпринял попытку поискать своих беглянок... Нет, совсем не для того, чтобы вернуть обратно - я очень надеялся, что пчелы благополучно переживут зиму и останутся здесь на поселении.

По весне, как только-только пришла пора цвести иве, я отправился вверх по нашей речушке, вдоль которой как раз и тянулись заросли цветущей ивы. Здесь, на берегу речки, под защитой стены еловой леса, был свой микроклимат - здесь было уже настолько тепло, что пчелы вполне могли собирать нектар с цветов. У меня дома, на берегу озера, еще стояла стужа. По озеру еще лежал хотя и совсем раскисший, но все же лед. С озера дул жесткий ледяной ветер, и мои пчелы, уже вынесенные после зимовки в садик, еще не слишком смело выглядывали из своих летков на божий свет. Да и ива на берегу моего озера пока не начинала цвести.

Вот и искал я пчел по теплому берегу нашей речушки, защищенной со всех сторон от холодных ветров и уже встретившей щедрое весенней солнце, И, честное слово, видел я тогда настоящих медоносных пчел возле цветов ивы - правда, не очень много, но видел... Значит, надежда на то, что улетевшие от меня в тайгу пчелы все-таки пережили зиму, пока не погасла...

Конечно, можно было и побольше узнать тут о судьбе того, улетевшего в тайгу, роя, можно было довольно точно установить, откуда именно прилетали сюда, к цветущей иве, что росла на берегу речки, эти самые пчелы. Можно было и поискать их жилище. Для этого стояло только взять немного меда, развести его густо водой, а затем побрызгать этой густой медовой водой (сытой) ветки той же ивы, где ты заметил пчел. И тогда пчелы тут же обнаружат присутствие меда и станут его старательно собирать. А, заполнив твоим угощением свои зобики, отправятся к своему жилищу и точно проинформируют своих трудолюбивых сестер, где именно обнаружили они богатую добычу. И очень скоро почти все рабочие пчелы одичавшей семьи появятся здесь, возле твоей ивы, где ты разбрызгал медовую воду, а собрав сыту, полетят обратно, домой, полетят друг за другом и образуют в полете тот самый «ручеек» - вереницу, по направлению которого ты точно узнаешь, в какой стороне находится жилище этих пчел-сборщиц.

Прием этот обычный для пчеловодов, разыскивающих дупла диких пчел. Прием этот почти безошибочный. Но я от него отказался - мне было достаточно знать, что пчелы есть, живы. К тому же я еще мог сомневаться: а вдруг здесь, по речке, собираются не те пчелы, которые улетели от меня - может быть, сюда прибыли мои, домашние пчелы - пока я путешествовал, они могли осмелеть и отправиться на разведку...

Так уж получилось, что довольно скоро я оставил свой дом на берегу Пелусозера и перевез на Ярославщину своих пчел. Теперь мои пчелы уже не могли помешать поиску точного ответа: жив ли, здоров ли улетевший от меня рой, и я просил всех своих друзей-знакомых, которые вместо меня стали навещать по летнему времени мое прежнее жилище, посмотреть: нет ли где на цветах медоносных пчел. И такую информацию я нет-нет, да и получал: пчел видели. А поскольку об этом рассказывали мне люди, имеющие неплохое биологическое образование, постольку я и был склонен верить, что тот рой, улетевший от меня по лету 1989 года, видимо, как-то устроился в тайге...

Следом за первым роем "Синий улей» отпустил второй и третий рой... Здесь я уже встречал событие во всеоружии, да и рои никуда не собирались сразу улетать - они очень удобно для меня привились соответственно к забору и к кусту смородины и после моих недолгих хлопот оказались в приготовленных для них ульях и тут же принялись за работу, благо не весь кипрей (иван-чай), заросли которого окружали нашу деревушку, еще отцвел.

Но кипрею оставалось одаривать нектаром моих пчел совсем недолго - еще совсем недавно сплошь залитые фиолетовым цветом заросли кипрея начинали седеть, одевались на глазах вместо недавних цветов пухом, и я основательно беспокоился, что мои поздние рои останутся на зиму без меда...

Сейчас, когда на моей памяти было столько разных роев, еще удивительней вспоминать, что свой второй и третий рой "Синий улей" отпустил уже в первых числах августа. И если в Средней полосе России это время обычно считается почти безвзяточным, т.е. в это время пчелы почти не приносят в ульи нектара, то как оценивать решение моих пчел, живущих посреди северной тайги, отроиться в это самое время - ведь вот-вот нагрянут холода и о всяких цветах сразу придется забыть до нового лета?!

Что это? Слабоумие пчелиной семьи, решившей так поздно роиться? Или программа жизни моих пчел была как-то подпорчена, сдвинута, искажена длительным путешествием, которое им пришлось совершить?.. Так или иначе, только такие поздние рои определенно погибли бы уже в начале зимы, если бы не помощь человека.

Как только отцвел кипрей, принялся я скармливать своим поздним роям имевшийся у нас в запасе сахар - скормил все до крошки. Но этого было явно мало - каждой семье надо было скормить хотя бы по 10-12 килограммов сахарного песка. Но в местных магазинах этого продукта в то время не было, и мне пришлось срочно затребовать сахарный песок из Москвы.

Необходимый моим поздним роям продукт мне оперативно доставили по почте, которая в то время работала почти безотказно. И, в конце концов, кормами я более-менее обеспечил своих питомцев до самой весны... Но мне еще предстояло решить для себя главную задачу: как убрать пчел на зиму, как оставить их здесь без присмотра до теплых весенних дней?..

Какое-то представление о том, как зимуют пчелы,, я к тому времени, конечно, имел, а потому с наступлением холодов поднял ульи с пчелами на потолок, под крышу, и устроил вокруг ульев ограждение из досок, т.н. кожух, и все пространство между стенками кожуха и ульями заполнил мхом-сфагнумом, который заготавливал на ближайшем болотце, а затем день и ночь сушил в бане.

Словом, пчелам по зиме должно быть тепло» А чтобы в ульи мог поступать свежий воздух и пчелы при желании могли бы «высунуть нос наружу», от щели-летка в каждом улье до соответствующей щели-летка в стенке кожуха была устроен из фанеры небольшой коридорчик-переход, который и отвечал за связь улья с внешним миром.,. И надо сказать, все мои четыре семьи перезимовали под крышей дома отлично. В ульях почти совсем не было погибших за зиму пчел, подмора, было сухо, чисто. Зимовала каждая моя семья на 12 рамках - гнезда я не сокращал. Улья обычные, стандартные на дадановскую рамку размером 470 мм на 300 мм... Для специалистов подчеркну, что свободное пространство между дном и рамками было небольшим, стандартным - около 25 мм, т.е. зимовали мои пчелы в помещениях весьма ограниченного объема.

К своему хозяйству я прибыл 9 апреля. На улицу уже вовсю попахивало весной. И пчелы под крышей уже беспокоились - выбирались из летка наружу.

Я тут же приготовил подставки под ульи, разбросал снег вокруг того места, куда собирался выставлять пчел, опустил ульи с потолка на улицу, и пчелы сразу выбрались на божий свет и очень активно облетались, очистились после зимнего полуоцепенения. Все нормально!

Вот так удачно и закончился мой первый опыт содержания пчел при отсутствии контроля за ними в зимнее время...

Новое лето, новые переживания и радости. Лето худое, холодное. В этот раз из четырех моих семей рой (и всего один) отпустила только одна моя семья.

Рой очень удобно привился, был благополучно снят и помещен в приготовленный для него улей. На этот раз улей я дела сам. Он был чуть побольше моих прежних ульев - теперь в гнезде улья было 14 рамок и рамки были приподняты ото дна не на 25 мм, а на 50 мм - помещение для пчел было попросторней.

Итак, лето 1990 года я заканчивал с пятью семьями. И здесь все было пока ясно, как распорядиться, как устроить пчел на зиму – конечно, прошлогодний опыт я повторю... Но случилось непредвиденное - мне надо было вернуться в Москву уже в первой половине сентября... Как устроить пчел в этом случае?

Перед зимой убирают пчел, уже отошедший к зимнему сну, а в начале осени пчелы еще бодрствуют, летают. Попробуй переставь тут улей с места на место... То место, где стоит сейчас твой улей, пчелы запомнили еще с весны - они прочно запоминают то место, откуда по весне совершили свой первый после зимы полет, и теперь никак не согласятся с какой бы то ни было перестановкой. Переставишь улей, откроешь летки, выпустишь пчел на волю, выберутся они из улья, а вернутся обратно не в улей, а на то место, где этот улей прежде стоял... Словом, в начале сентября пчел мне вроде бы никуда и не убрать. Тем более никак не убрать их для зимнего сохранения под крышу дома. Пчелы еще активны - они станут выбираться из ульев, искать выход на волю из темноты чердака, а выбравшись как-то из-под крыши навстречу свету, не смогут вернуться обратно, не найдут дорога к своим ульям, что остались на потолке дома, под крышей, в темноте... Словом, положение совсем безвыходное...

Я долго ломал голову, как быть, что делать, пока не вспомнил одного старичка-пчеловода, который держал своих пчел прямо в доме...

Старинные северные дома, на две половины, а то еще и в два этажа, и сейчас еще кое-где остаются в полном здравии. Вот в таком доме-крепости, на две половины, и проживал мудрый старик, занимавшийся пчелами: в одной половине дома он жил сам, а в другой держал пчел.

Держал пчел, как и положено у пчеловодов - каждая семья в своем улье, но только ульи эти стояли не на улице, а в доме, во второй его нежилой половине, стояли вдоль стен. В стенах были пропилены щели-летки для пчел и между этими щелями-летками в стене дома и летками самих ульев старичок-пчеловод соорудил почти точно такие же коридорчики-переходы, какие устраивал я, соединяя летки своих ульев, размещенных на зиму в кожухе, и летками-щелями в стенках кожуха. Т.е. пчелы, живя в доме, имели возможность без разрешения хозяина выбираться наружу и возвращаться обратно, когда им угодно. Здесь, в доме, пчелы находились и летом и зимой, здесь зимовали и по весне также, в удобное для них время, отправлялись в свое первое весенние путешествие и облетывались после зимней жизни, не дожидаясь, когда хозяин выставит их на улицу.

Такой вариант устройства пчел мне вроде бы вполне подходил: в этом случае мне не надо было торопиться по весне к своим пчелам, чтобы вовремя выставить их в садик - они сами решали бы, когда им лучше первый раз выбраться на улицу, В этом случае и расставаться с пчелами можно было почти в любое время: летают себе и летают, когда надо будет, сами закончат свою активную летнюю жизнь и устроятся на зиму... Все это так. И устроить своих пчел подобным образом я мог бы довольно легко. Но вот беда: начинать подобное переустройство жизни своих подопечных я мог только тогда, когда они прекратят активный образ жизни и начнут собираться в зимний клуб, в состоянии которого и проведут затем все зимние месяцы...

А как быть сейчас, когда пчелы еще вовсю летают, что-то ищут, что-то носят домой?..

И все-таки я приготовил все для того, чтобы устроить своих пчел в доме по примеру мудрого старика-пчеловода: пропилил мотопилой в стене дома щели-выходы на улицу (летки для пчел), приготовил для каждого улья коридоры-переходы по которым пчелы могли бы легко попасть из улья на волю и вернуться обратно. Оставалось только доставить сюда, к щелям в стене дома, сами ульи с пчелами...

Помогла мне здесь, конечно, в первую очередь погода... С неделю лил дождь, стояли холода - пчелы все это время не выбирались из ульев. И в конце такой, неудобной для работы пчел, недели я все-таки решился: закрыл летки в улье, который собирался принести в жертву эксперимента, перенес улей в дом, поставил его летком напротив пропила в стене дома, соединил леток улья с пропилом в стене посредством коридорчика-перехода и прежде, чем выпустить пчел на волю, укрепил снаружи дома, у самой щели-летка в стене, сосновую ветку, которая немного загораживала щель-леток. Так что пчела, собравшаяся отправиться в полет, волей-неволей наткнется на это препятствие. А встретив подобное препятствие при выходе из летка, пчела обязательно станет осматриваться, прежде чем отправиться в полет. А осматриваясь, запомнит новое место и почти всегда при осмотре такого неожиданного для нее препятствия хоть немного да подзабудет прежнее месторасположение улья...

Словом, эксперимент начался. И надо сказать, что часть пчел, выбравшихся наружу и полетавших кругами возле мешавшей им ветки, исправно возвращалась в свой улей... Ура! Эти пчелы, видимо, уже никуда не улетят - они вернутся обратно, приняв новое место.

Но какая-то часть пчел, немного покружив возле незнакомого им летка, летела прочь. И скоро я обнаружил, этих слетевших пчел как раз там, где совсем недавно стоял их улей.

Там, где ранее стоял улей, с которого и начался мой эксперимент, я предусмотрительно оставил небольшой ящик с летком-прорезью, расположил ее точь-в-точь на месте бывшего здесь улья и теперь часть пчел, выбравшаяся из перенесенного мной улья, забиралась именно в мой ящик-ловушку.

Этих пчел я доставлял к их новому месту жительства и осторожно отправлял в щель-леток, устроенный в стене дома. И пчелы шли через этот деток в свой старый улей.

Так повторялось несколько раз. И через какое-то время пчел на прежнем, старом месте, в ящике-ловушке стало собираться совсем немного. К вечеру я вернул в улей последних заблудших пчелок, убрал ящик-ловушку, убрал подставку под улей и на следующий день пчел, собиравшихся, как вчера, на месте, где до этого стоял перенесенный улей, уже не обнаружил... Правда, две-три пчелы нет-нет, да и показывались здесь, но они уже не присаживались на траву, на землю, а, покружившись немного, куда-то улетали.

Так и завершилось это великое для меня переселение - все семьи были благополучно определены на новое месте, в доме. Над летками-щелями снаружи стены дома я прикрепил небольшие козырьки, которые должны были защитить эти летки-щели от того же снега, который по зиме мог забить ход в улей. А дальше, понаблюдав еще раз, как спокойно, уверенно выбираются мои пчелы из дома на улицу и так же спокойно возвращаются обратно в свой улей, пожелал своему хозяйству всего самого доброго и расстался со своим домом, со своими пчелами до весны...

На следующий год я вернулся на берег своего озера только в начале мая, когда пчелы должны были давно облететься и уже разыскать цветущие ивы... Я, конечно, с беспокойством подходил к своему дому, приглядывался, нет ли где моих пчел. И уже перед самой деревней на большущей иве, украшенной яркими желтыми барашками, услышал и увидел много пчел... Конечно, это могли быть только мои пчелы - других пчел в округе ни у кого больше не было, а пчелы, улетевшие от меня два года тому назад в лес, судя по данным моей разведки, поселились достаточно далеко отсюда и уж никак не стали бы летать сюда за взяткам - в любом случае им хватило бы цветущих ив поближе к их жилищу.

И какое счастье я испытал, когда наконец увидел, как из щелей-летков, пропиленных для пчел в стене моего дома, одна за другой выбираются пчелы и летят, летят куда-то по своим делам. И тут же, возле щелей-летков уже толпятся вернувшиеся с работы пчелы. Я оставил свой рюкзак и смотрел, смотрел, как пчелы возвращаются домой, неся на лапках красивую золотистую обножку-пыльцу, собранную с цветущей ивы...

Светило солнце, на солнцепеке было очень тепло, и мой дом, сохранивший до весны всех моих пчел, гудел и гудел, как большой-большой улей...

Какую радость испытывал я тогда! Радость оттого, что удалось сохранить доверившуюся мне жизнь, сохранить, не нарушив, не сломав ее.

Увы, большая радость и большие неприятности часто идут рядом, друг с другом... Так получилось и у меня...

В этот раз я прибыл в деревушку, чтобы собрать вещи, приготовить в дорогу и увезти вместе с вещами своих пчел...

Это было весной 1991 года - привычная жизнь ломалась на глазах. Я чувствовали, что совсем скоро все, устроенное ранее, вот-вот рухнет, рухнут прежде всего транспортные связи, и сюда, на берег Пелусозера, мне уже не удастся добираться так же легко, как совсем недавно. Предвидя все грядущие беды, я уже подыскал себе домишко на Ярославщине, в небольшой деревушке, вдали от шоссейных дорог, на границе двух районов, в окружении лугов и чудесного леса. И теперь, готовя в дорогу своих пчел, думал только о том, как доберутся они до нового местожительства. Как будут чувствовать себя там, где по соседству с ними окажутся пчелы, совсем недавно принявшие на себя удар клеща варроа, с большими потерями пережившие это нападение и теперь только-только приходившие в себя...

Мои друзья по Карелии, немного разбиравшиеся в пчелах, настоятельно советовали мне не возить пчел - мол, погибнут, побьет их варраотоз. Предлагали продать пчел здесь, на месте, а уже на Ярославщине купить новых... Но желающих приобрести пчел я не нашел. Да и подтачивал меня червячок, не верил я до конца мудрым советам: а вдруг проскочит... Хотелось мне сохранить своих самых первых пчел, пчел среднерусской породы, исстари разводимых в наших северных местах, не помешанных ни с какими другими породами...

Пчел я доставил на Ярославщину в целостности и сохранности, хотя добирались мы до нового местожительства почти трое суток. Прибыв на новое место, я прежде всего выставил своих пчел в саду. В то время как раз широко цвели яблони - все вокруг было белым-белым от яблоневого цвета. Вокруг яблонь сплошным золотым ковром цвели одуванчики. Я открыл летки ульев, и пчелы тут же оказались на цветах... Сад у моих соседей сразу ожил, заговорил, загудел от старания моих подопечных...

Лето оказалось не очень удачным для пчеловода – погода мешала хорошему взятку, но сколько-то меда пчелы все-таки заготовили и себя на зиму кормом обеспечили. Я радовался, не видя признаков никаких грядущих бед, и с легким сердцем устроил своих пчел на зиму - убрал ульи в кожух, привезенный вместе с пчелами из Карелии. По зиме я частенько навещал их и мог убедиться, что они живы и, судя по всему, здоровы. Но перед самой весной, просунув руку под подушку, которой было положено утеплять, защищать гнездо зимующих пчел от мороза, я не почувствовал того тепла, которое ощущал при такой проверки всю зиму и которое и теперь должен был ощутить, если пчелы в улье оставались живыми... Но под подушкой был холод - почти такой же холод, как и на улице...

Второй улей, третий, четвертый - и все без признаков жизни...

Уже отдавая себе отчет, что случилось самое неприятное, я приподнял с рамок прикрывающий их холстик и заглянул в улей: пчел на рамках не было - они погибли, осыпались на дно...

Это было похоже на "Летучего Голландца»: в ульях в достатке меда, но пчел на меде нет... Это была первая моя потеря, которую я принял возле своих пчел...

Весна приходила в этот раз без голоса пчел в моем саду, к которому я привык и без которого уже не мог больше обходиться.

Я понимал, что по весне никто из пчеловодов не продаст мне хорошей семьи: если пчелы хорошо перезимовали, то с ними обычно не расстаются. Отдают только слабые, негодные для своего хозяйства семьи. Но все равно я раздобыл всеми правдами и неправдами немного денег и принялся искать, где купить пчел.

В конце концов две семьи пчел я доставил в свой сад. Стало немного повеселей. Но это были уже не мои прежние русские пчелы - здесь уже успели перемешать между собой и карпаток, и кавказских пчел. Именно такие пчелы и достались мне. Одна семья, правда, быстро набрала силу и стала носить мед с цветущей липы. Другая скоро отроилась. Рой я поймал, устроил его на жительство в своем саду. Но сама семья, отпустившая рой, меня подвела - она потеряла молодую матку, которая, отправившись на свадебные игры, видимо, не вернулась почему-то обратно. Запасных маток у меня не было, и семью пчел я потерял.

По зиме подвела меня и та семья, что не роилась и работала хорошо на липе - по зиме и она потеряла метку, пчелы осиротели. Запасной матки у меня и тут не было, и с этой семьей в конце концов пришлось расстаться.

Оставался только прошлогодний рой - он вышел после зимы слабым, никак не желая набирать силу. Я пытался помочь ему, но успеха не добился. Казалось, что эти пчелы просто потеряли интерес к жизни - и такое бывает не только с людьми...

Развязка и тут была рядом и мне снова предстояло остаться совсем без пчел. И так бы случилось, если бы однажды не пришли ко мне внуки моей соседки, милой Марии Андреевны Меркуловой и не позвали бы меня к старушке, которая и подарила мне чудесный рой, с которого и началась дальше вся моя нынешняя пасека...

 

***

 

Конечно, клещ варроа не обошел в своем хищном нашествии и нашу Ярославскую землю, издревле славившуюся своим северным медом, и устроил здесь, буквальным образом, погром, местами уничтожив под корень все пчелиные семьи.

Такая судьба выпала и на долю села Сущева, чуть в стороне от которого подыскал я для себя и для своих пчел еще в 1990 году новое пристанище.

Как рассказывала мне моя соседка, Мария Андреевна Меркулова, в Сущеве клещ извел всех пчел, а там отбыл куда-то дальше... Кто-то из местных пчеловодов было и забеспокоился, засуетился, принялся искать по округе, у кого остались пчелы, чтобы приобрести себе хоть какой-нибудь сиротский роек - плохо ведь оставаться без пчел человеку, чуть ли не с рождения приставленному к своему потомственному делу. Но оказались в Сущеве пчеловоды и помудрей, они успокоили своего товарища-торопыгу и приняли единогласно, видимо, единственно правильное в этом случае решение: повременить, не заводить пока новых пчел, обмануть клеща - пусть уйдет подальше от здешних мест...

Почистили пчеловоды свои ульи, вымыли их как следует горячим настоем печной золы (щелоком), просушили, прогрели на летнем солнце, но не убрали по сараям, а снова поставили ульи на прежние места в садах. И вроде бы и забыли о случившемся.

Прошел год без пчел, а на следующий год в один из пустых ульев залетел откуда-то рой. А там и второй... Словом, опять появились в Сущеве пчелы: а уж если у кого-то есть две-три семьи, то не останутся без пчел и соседи...

Но откуда после, казалось бы, всеобщего погрома, взялись эти рои? Какая семья их отпустила? Как и где убереглась она во время недавнего нашествия?..

Эти вопросы я задаю сейчас только для того, чтобы заинтриговать своих читателей: мол, пусть подумают, прикинут - поищут ответ. Для сущевских же стариков-пчеловодов ответ был готов еще до того, как в село после случившейся беды прилетели два первых роя. Знали они, что рои все-таки прилетят, а потому и не обирали никуда свои ульи.

А прилетели рои из села Астафьева, что километрах в двух от моей нынешней деревушки и километрах в шести от села Сущева.

Когда-то Астафьево было большим, красивым селом. Была там и церковь, и школа, были и ладные дома, и богатые сады, и пчелы в садах. В эту Астафьевскую школу когда-то отправлялись за самой первой грамотой детишки и из моей нынешней деревушки. Но не осталось Астафьева. Ушли из села люди, разобрали и увезли следом дома, разобрали и школу, стоявшую на красивом-красивом взгорке, среди дубов и яблоневого сада, над небольшим озерком-прудом. И остались от прежней жизни только сады, быстро одичавшие без забот человека, да прежняя церковь, правда, уже без окон и иконостаса - уже вроде бы и не церковь, а какое-то полуразгромленное здание.

Правда, возле заброшенной церкви оставалось еще и кладбище, за которым следили, ходили родственники умерших... Странно было другой раз: видишь издали давно забытую людьми колокольню, полуободранную ржавую кровлю церковного купола, а подойдешь поближе и вдруг: ухоженные могилки, выкрашенные кресты, оградки, цветы возле крестов... А поднимешь голову к колокольне и обнаружишь, что не оставили старую церковь и птицы – из года в год устраивают на колокольне свои гнезда вещие птицы-вороны. Ну, а если приглядеться к кровле церковного купола, то обязательно заметишь в хорошую погоду, что сюда, к поржавевшей крыше, то и дело подлетают - да-да - самые настоящие пчелы. Летят они к известному только им отверстию-входу под кровлей другой раз сплошным ручейком - ведь вокруг церкви луга и луга, да еще какие, с какими чудесными травами. Вот и не приходится пчелам, поселившимся под кровлей церковного купола, далеко лететь за взятком.

Уж как устроился здесь прибывший когда-то в эти места рой - ведь вся защита у пчел от непогоды только лист железа. Как зимуют здесь пчелы? Как переносят наши холода?

Рассказывали мне, что и раньше находились такие охальные "храбрецы", что задумывали было добраться до святых пчел. Но все не получалось у них задуманное по тем или иным причинам... Как-то какие-то ухари-охотники даже стрельнули раза два по тому месту, откуда вылетали и куда возвращались обратно замечательные пчелы. Но и это не повредило скромным существам, которых берег сам Бог. А вот стрелки за свою стрельбу скоро поплатились... Один вскоре совсем спился, потерял облик человека и сейчас то ли где жив, то ли сгинул в чужом углу. И другого «охотника» тоже не ожидала большая радость - вскоре ушла от него жена и увела дочку... Словом, Бог шельму всегда метит.

Давно ли поселились пчелы под кровлей купола Астафьевской церкви, никто точно ответить на этот вопрос мне так и не смог... Мол, вроде бы чуть ли не всегда были там...

Вот отсюда, из Астафьева, и отпустили наши святые пчелы свои рои, с которых и пошло новое пчеловодство в селе Сущеве...

Конечно, отпускали свои рои святые пчелы и до нашествия клеща. Разлетались эти рои по разным пасекам, находили пустые, пригодные для жилья ульи, оставались там. Улетали рои из Астафьева и в лес - здесь появлялись они возле ульев-ловушек, что развешивали другой раз по нашим лесам пчеловоды, поднаторевшие в охоте за кочующими роями. Подыскивали себе рои святых пчел и дупла деревьев - и там оставались жить, будто хранили себя на случай какой возможной беды: мол, случится что с пчелами, живущими по селам и деревням, тогда, мол, и помогут дикие лесные жители кому из бедолаг-пчеловодов.

Помог такой рой, улетевший из Астафьева и прижившийся было в нашем лесу, и моей соседке Мария Андреевне... Она тоже оставалась без пчел после нашествия варраотоза, переживала, ждала: может, явится откуда какой роёк...И тут сын Марии Андреевны, столичный житель, неугомонный охотник, путешествуя по окрестным зимним лесам с ружьем, увидел на дереве чью-то старую ловушку-улей, в которую и поселился рой, отпущенный скорей всего нашими святыми пчелами.

Если пчеловод принимался ловить пчелиные рои, то убрать свои ловушки, а тем более вместе с поселившимися там пчелами, он должен был еще по осени. Но что-то случилось - хозяин забыл почему-то о своем деле, забыл в лесу старую ловушку, не проверил ее и не унес домой вместе с пчелами... Кто он этот охотник за роями?.. На ловушке не было никаких отметок на этот счет, и сын Марии Андреевны принес пчел домой, к матери.

Время было уже зимнее, было поздно пересаживать пчел, устроившихся по-своему на зиму, в другое помещение, и найденный в лесу рой оставили в его временном жилище и отправили до весны в подпол - пчел по зиме в наших местах так обычно и берегут: в подполе, рядом с картофелем и овощами.

Зима прошла, пчелы, принесенные из леса, благополучно перезимовали, а с весны пораньше их пересадили в добротный улей. Новоселы согласно приняли новое местожительство, быстро набрали силу, а там и стали роиться - словом, пчелы у Марии Андреевны снова завелись.

К тому времени, как я поселился в деревушке с занятным именем Гора Сипягина, у Марии Андреевны было уже три или четыре семьи пчел. Пчелы работали, носили нектар, одаривали хозяйку чудесным медом, собранном с лугов и лесных полян - самым лучшим русским северным медом с разнотравья, собравшего в себе все силы нашей земли.

Мария Андреевна ходила за своими пчелами, как за малыми детьми, знала, пожалуй, все о своих подопечных и определенно утверждала, что у каждой пчелиной семьи в ее хозяйстве только свой собственный характер. И самым характерным, самым строгим и самым сильным в работе был именно тот, самый первый, ее рой, принесенный из леса - рой, который когда-то отпустила от себя на счастье людям семья святых пчел, поселившихся на месте села Астафьева под кровлей церковного купола. Именно из этого, самого строгого, самого характерного, по словам Марии Андреевны, улья и вышел в конце июня 1993 года тот замечательный для меня рой, который милая женщина подарила мне. Так что и мои все семьи - прямые потомки наших святых пчел, сбереженных самим Богом на счастье людям.

Та, самая первая моя, семья пчел, подаренная мне Марией Андреевной, до сих пор живет в своем улье на 14 рамок, приподнятых над дном не на 25 мм по стандарту, а на все 50 мм. Улей этот достаточно просторный для семьи - семья здесь может набрать большую силу. К улью полагается у меня три магазина с магазинными рамками под мед. И бывало не раз, когда эти мои "святые пчелы" заливали собранным медом и свое гнездо и рамки во всех трех магазинах, установленных сверху на гнездо.

У этой замечательной семьи, у этого улья есть свое имя - "Большой улей". Улей, где я поселил самый первый рой, подаренный мне "Большим ульем", я так и назвал - "Первый рой". Второй рой, отпущенный "Большим ульем", я посадил в тот самый "Синий улей", куда когда-то на севере поселил самых первых своих пчел. Ну, а вслед за первым и вторым роем "Большой улей" подарил мне нежданно-негаданно еще и третий рой. Жилища для этого роя у меня не было как следует подготовлено - сам улей я быстро собрал из имевшихся у меня деталей, а вот покрасить не успел. За лето на солнце деревянные детали, из которых был собран этот улей, подрумянились, будто загорели, и улей, ставший немного рыжеватым, так и остался для меня "Рыжим ульем".

"Большой улей", "Первый рой", "Синий улей", "Рыжий улей" - все они прямые родственники самой строгой, самой характерной семьи, принесенной когда-то из леса. Но так уж получилось, что только мой "Большой улей" сохранил положенное вроде бы ему по наследству - у меня в саду это самая строгая семья пчел.

А вот "Первый рой", "Синий улей", "Рыжий улей" куда покладистей - с ними много проще разговаривать-работать. Они поспокойней, не так взводятся, не так быстро приходят в нервное возбуждение...

Хотя бы такой пример... Отобрать мед у "Большого улья", снять к концу лета магазины с гнезда - это очень ответственная для меня работа: за один подход, чтобы не сердить чересчур пчел, я могу снять с "Большого улья" только один магазин и лишь на следующий день могу снять следующий. А вот снять сразу два-три магазина с "Синего улья" не составляет большого труда - чуть подымишь пчел дымарем, и они почти сразу уходят из магазина в гнездо.

"Рыжий улей" чуть-чуть построже, но и тут обычно я снимаю все магазины с медом за один подход. "Первый рой" может повести себя по-разному: то пчелы сразу настораживаются, и тут все магазины сразу не снимешь, а то встречают тебя совсем спокойно и почти не сопротивляются твоему желанию снять сразу все магазины с медовыми рамками...

Словом, представители первого поколения, дети, никак не повторяют характера родителя - "Большого улья".

Отличаются друг от друга эти четыре семьи и склонностью к роению... "Большой улей", как правило, каждый год не роился. Другой раз вместо роения занимался т.н. тихой сменой матки - старую менял на новую, не отпуская роя, не деля семью. Так же не роился каждый год и "Синий улей", а вот "Рыжий улей" и "Первый рой" роиться были весьма горазды.

Так что у меня, как и у Марии Андреевны, каждая семья обладает своим собственным характером.

В том, что каждая пчелиная семья обладает своим собственным характером, видимо, нет ничего удивительного, если допустить, что семья пчел это не просто некое сборище насекомых, объединенных, например, общей работой, а целостный живой организм со всеми присущими такому организму индивидуальными особенностями,

Мы привыкли обычно иметь дело с живыми организмами, заключенными в конкретную оболочку. Но наличие оболочки, сохраняющей целостность тела, на мой взгляд, еще не самый главный признак рационально организованной жизни. Главный признак единой живой системы - наличие необходимых для поддержания нормального функционирования всех элементов системы широких информационных связей между отдельными элементами организма.

Так каждый элемент (например, клетка) нашего с вами организма получает всю необходимую ей для жизнедеятельности информацию о жизнедеятельности других элементов организма. Все клетки нашего организма получают необходимое им питание с помощью кровеносной системы, пронизывающей все наше тело. Энергетическую связь всех элементов нашего организма обеспечивает нервная система и т.д. Только при этих условиях каждый из нас как индивидуум может существовать, выполняя положенные ему биосоциальные задачи.

А теперь о пчелах - к пчелиной семье...

В пчелиной семье постоянно происходит обмен пищей между всеми, без исключения, членами семьи. С помощью таких пищевых, трофических связей (трофлаксия) все необходимые членам семьи вещества доставляются во все уголки улья - ни одна пчела не оказывается обделенной необходимыми ей питательными веществами (ну, чем ни известная нам кровеносная система!).

Наличие таких трофических связей в пчелиной семье приводит к тому, что у пчелиной семьи вырабатывается присущий только ей особый запах, по которому пчелы безошибочно и распознают членов своей семьи.

Пчеловоды, откачивая мед, обычно не утруждают себя сбором меда от каждой семьи отдельно. А когда такое все-таки происходит, когда мед, если так можно оказать, персонифицируется по конкретным ульям, то совсем нетрудно установить, что меды, собранные разными семьями с одних и тех же растений, будут отличаться друг от друга и по вкусу и по запаху.

Между пчелами в семье установлена и такая информационная связь, которая осуществляется с помощью определенных биохимических реагентов. Так, например, все члены семьи поддерживают связь со своей маткой-царицей посредством т.н. маточного вещества, выделяемого маткой. Пчелы, ухаживающие за маткой, слизывает это вещество, выделяемое железами матки-царицы, и передают его другим пчелам. И пока такой обмен информации существует, пчелы точно знают, что матка жива-здорова. Но стоит матке погибнуть, потеряться, как пчелы лишаются необходимой информации и именно т

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.