Советский период в работах современных исследователей

Переосмысление истории Отечества советского периода началось во второй половине 80-х гг. в публицистике, лидером которой был, без сомнения, Ю. Н. Афанасьев. Активно выступали Ю. Карякин, Н. Шмелев, Г. Попов и др., предложившие новое концептуальное понимание отдельных этапов истории и выработавшие "концепцию" «белых пятен». Оценивая ситуацию тех лет, Г. А. Бордюгов и В. А. Козлов писали: «..."Профессорская" публицистика давала широкую панораму, историки работали над деталями. Но поскольку «деталей» и «белых пятен» было неизмеримо больше, чем историков, способных ими заниматься, то профессиональная историческая публицистика тонула в широком море популярных непрофессиональных статей...» (Бордюгов Г. А., Козлов В. А. История и конъюнктура. М., 1992) Ими была предложена своеобразная периодизация развития исторической публицистики:

1988 г. - «бухаринский бум»,

1988 -1989 гг. - «сталиниада»,

1989-1990 гг. - «суд над Лениным»,

1990 г. - «возвращение Троцкого».

Можно спорить о ее деталях, но суть процессов в принципе была отмечена верно.

Историческая публицистика сыграла свою роль - ей удалось выявить и поставить наиболее слабо разработанные проблемы, острые вопросы исторического развития, наметить новые концептуальные подходы. Однако она не поднялась до уровня действительно новой историографии, как отмечал американский исследователь М. фон Хаген. Историки не написали за это время ничего такого, что не было бы известно мировой исторической мысли. В то же время публицистика создала, почву для новой исторической конъюнктуры. Т. А. Бордюгов, и В. А. Козлов Отмечают: «...советская историография со всеми познавательными структурами психологией кадров, представлениями и ориентирами, объективно говоря, была готова только к тому, чтобы вынуть отработанный блок концепций, почерпнутых из «Краткого курса истории ВКП (б)», и заменить его другим...».

В конце 80-х - начале 90-х гг. исследователи Октябрьской революции освободились от идеологического диктата, произошло расширение источниковой базы, появилась возможность использования научного потенциала небольшевистской историографии, что открыло качественно новые возможности для переосмысления традиционных сюжетов. Идет размывание барьера, возникшего в результате вульгаризированного формационного подхода, что позволяет вписать события 1917 г. в контекст рос­сийской и мировой истории XX в. Это касается в первую оче­редь комплекса противоречий, определивших содержание и смысл революции. Некоторые исследователи (В. П. Дмитренко и др.) утверждают, что в 1917 г. имели место явления, не всегда укладывающиеся в рамки «социалистического строительства». По их мнению, уместно говорить о существовании параллельных («малых») революций, таких как национально-освободительная, бедняцко-пролетарская, аграрно-крестьянская. Необходимо учитывать, что особую окраску этим революциям придали условия российского индустриального броска и участие империи в первой мировой войне. Комплекс разнообразных конфликтов раздвинул содержательные рамки революции, сделал крайне пестрым состав ее участников, программ и целей. Это ослабило авангард революционных сил в лице партий и вместе с тем обеспечивало сплочение нетерпеливых, быстро радикализировавшихся низов.

Исследователи предлагают рассматривать события 1917 г. как единый революционный цикл, исключительно сложный по своим компонентам, динамике, самореализации, как Великую Российскую революцию. В ходе ее возник фактор, оказавший решающее воздействие на происходившие процессы — тотальный распад институтов власти. В. П. Дмитренко утверждает: «Самой трагической вехой на этом пути стала ликвидация монархии. С общества была сорвана скрепа государственности, затем стали рваться складывающиеся веками социально-управленческие связи, и пошатнулись привычные устои самосознания народа. Отсутствие альтернативной системы управления породило нарастающий хаос во всех сферах жизни общества...» (Октябрьская революция: ожидания и результаты // Отечественная история. 1993. № 4).

Появилась возможность более глубокого анализа социальных сил, участвовавших в революции 1917 г. Первоочередное внимание уделяется при разработке этого направления крестьянству. Среди многочисленных работ по данной тематике заметно выделяются исследования В. В. Кабанова, который с достаточной полнотой обосновал тезис о существенных потерях крестьянства в результате революции. Он считал, что Декрет о земле (1917 г.) вызвал массу надежд, а затем разочарований. Помещичьих земель не хватало, ибо крестьянское малоземелье было обусловлено не только и не столько феодальными пережитками, сколько аграрным перенаселением.

Аграрный вопрос в революции и гражданской войне является одним из самых запутанных в российской истории. Исследования рассматриваемого периода показали, что накануне 1917 г. российский крестьянин страдал не столько от малоземелья, имея в среднем по 5-7 десятин пашни на душу, сколько от низкой культуры земледелия. Анализ статистики, произведенный В. П. Буттом, показал, что «черный передел» 1917-1918 гг. лишь на 5-10 % увеличил крестьянские наделы за счет фактического уничтожения 20 тысяч помещичьих хозяйств, которые поставляли около половины товарного хлеба на рынок. Эти процессы в немалой степени содействовали стихийному развалу армии, расколу общества, дезорганизации экономики и ухудшению продовольственного снабжения и т. п.

Новые подходы к изучению гражданской войны поставили вновь вопросы, не разрешенные в ходе предыдущего развития исторической науки в стране. Среди них - проблема начала гражданской войны, трактуемая неоднозначно. В. И. Петров высказал концептуальное соображение об отсутствии связи между революцией и гражданской войной. По его мнению, революция выступает лишь как предпосылка к гражданской войне, но нельзя отождествлять вооруженное насилие в ходе свержения режима с началом гражданской войны. События с октября 1917 г. до февраля 1918 г. служат в его трактовке прологом гражданской войны. Иную позицию занял Е. Г. Гимпельсон, заявивший о том, что именно Октябрьская революция послужила началом гражданской войны. Он считает, что гражданская война была неизбежна, потому что партия большевиков решила установить диктатуру пролетариата и с ее помощью вести страну по пути социализма. По его мнению, это была основная причина гражданской войны, поскольку реализация идеи диктатуры пролетариата и строительства социализма в крестьянской стране неизбежно вызывала ответную негативную реакцию не только со стороны свергнутых правящих классов, но и значительной части крестьянства. Свою трактовку событий предложил Л. М. Спирин.Он выделил не одну, а несколько гражданских войн в России. Первая из них, развязанная большевиками, началась летом 1917 г. и завершилась Октябрем. Вторая гражданская война началась в октябре 1917 г., прошла три этапа и закончилась в 1922 г. Первый этап - с октября 1917 г. до лета 1918 г., когда кардинальные преобразования (перераспределение собственности и укрепление власти) решались преимущественно невооруженным путем. Второй этап - с лета 1918 г. до конца 1920 г. - главный период, собственно гражданская война: С 1921 г. начинается третий этап - самой настоящей гражданской войны, войны народной (серия восстаний в Кронштадте, в Тамбовской губернии, в Сибири, на Украине, Северном Кавказе и т. д.).

Достаточно сложной проблемой является решение вопроса о виновности тех или иных сил в развязывании гражданской войны. Ю. П. Шарапов заявил о некорректности такой постановки вопроса, ибо известно, что виноваты обе стороны. Его поддержал В. И. Петров, по мнению которого «виновата» история, стечение объективных трагических обстоятельств. Г. 3. Иоффе занял иную позицию. В его трактовке гражданская война была результатом борьбы за власть, развязанной политическими структурами. Более определенно высказался Е. Г. Гимпельсон, возложивший вину за развязывание гражданской войны на большевиков, в идеях и практике которых война содержалась уже в потенции. Например, идея диктатуры пролетариата исходила из раскола общества по социально-идеологическому принципу, деления его на «чистых» и «нечистых», по отношению к которым можно применять любые формы насилия, вплоть, до массового террора.

Началась серьезная научная разработка проблемы последствий гражданской войны. Практически все исследователи указывают на то, что эти события повлекли за собой:

· огромную социальную перетряску и демографическую деформацию;

· разрыв экономических связей и колоссальную хозяйственную разруху;

· изменение психологии, менталитета широких слоев населения.

Многие ученые считают, что именно гражданская война оказала существенное влияние на политическую культуру большевизма, которую характеризовали следующие черты: свертывание внутрипартийной демократии; восприятие не только верхушкой партии, но и широкой партийной массой установки на методы принуждения и насилия в достижении политических целей; опора партии на люмпенизированные слои населения.

С середины 80-х гг. НЭП оказался в центре внимания историков, экономистов, обществоведов. Появились исследования о возможностях НЭПа, его кризисах и перспективах (В. П. Данилов, В. П. Дмитренко, В. С. Лельчук, Ю. А. Поляков, Н. С. Симонов). Сопоставление различных точек зрения позволило создать базу для дальнейшего анализа, определившего новые конкретно-исторические исследования. Историки отметили, что даже в условиях НЭПа политические интересы довлели над экономической целесообразностью, что являлось имманентной чертой большевизма. И. В. Быстрова пишет: «С одной стороны, хозяйственная деятельность правящего аппарата диктовалась 'Политическими интересами. С другой стороны, решение экономических проблем, судьба НЭПа упирались опять-таки в политическую проблему - вопрос о власти» (Быстрова И. В. Государство и экономика в 1920-е годы: борьба идей и реальность // Отечественная история. 1993. № 3). Достаточно четко это просматривается при анализе «антоновщины», которую С. А. Есиков, В. В. Канищев, Л. Г. Протасов предложили рассматривать как крестьянское восстание, форму народного сопротивления военно - коммунистической диктатуре. Причем «Союз трудового крестьянства», трактуемый как элемент организованности и осознанности в движении, по их мнению, отражает поиск крестьянской альтернативы «диктатуре пролетариата» в момент ее кризиса.

Изучение НЭПа породило целый ряд проблем. В частности, во второй половине 80-х гг. в отечественной общественно-политической, историко-экономической литературе открыто прозвучали вопросы об альтернативных путях советского общества, о сущности власти, господствующей в стране на протяжении многих десятилетий (Г. Попов, О. Лацис, Ю. Голанд, Л. Пияшева). Проблема формирования так называемых «командно-административной системы», «государственного социализма», «тоталитаризма» была поставлена в общем, оценочном плане. Практически сразу же были выдвинуты возражения против концепции тоталитаризма как ключевой в изучении СССР. Ю. И. Игрицкий писал: «Суть их сводилась к следующему: 1): тоталитарная, модель статична, с ее помощью трудно объяснить все те закономерные изменения, которые произошли в коммунистических странах и в коммунистическом движении после смерти Сталина, 2) история не знала и не знает ситуации, когда диктатор, партия, та или иная элитарная группа целиком и полностью контролировала бы развитие общества и всех его ячеек; степень же приближения к тотальности невозможно вычислить ни с помощью квантификационных методов, ни, тем более, без них» (Игрицкий Ю. И. Снова о тоталитаризме // Отечественная история. 1993. № 1).

Несмотря на критику, точка зрения о господстве тоталитарной системы в СССР в историографии утвердилась. Ю. С. Борисовым было показано, как к концу 30-х гг. завершилось создание двух охранительных режимов - административно-карательного и пропагандистско-идеологического. В более широком политическом плане произошло, по мнению Л. А. Гордона и Э. В. Клопова, превращение демократического централизма в недемократический, затем в авторитарно-административную систему и, наконец, в авторитарно-деспотическую систему. Н. С. Симонов сделал вывод о сущности режима этой власти. Он писал: «Возможно, что такой режим власти и был, наконец, найденной формой для осуществления марксовой идеи «диктатуры пролетариата» в одной, отдельно взятой стране» (Симонов П. С. Термидор, брюмер или фрюктидор? Эволюция сталинского режима власти: прогнозы и реальность // Отечественная история. 1993. № 4).

Концепция складывания тоталитарной системы в СССР оказала воздействие на разработку традиционных для отечественной историографии тем: индустриализации и коллективизации сельского хозяйства.

В 1988 - 1989 гг. в печати появились статьи О. Лациса, Д. Гордона, Э. Клопова, В. Попова, Н. Шмелева, Г. Ханина, В. Селюнина и др., поставивших проблему содержания и масштабов индустриализации. Ими было отмечено, что в эпоху индустриализации возникли инфляционные тенденции и произошли громадные подвижки в ценах. Поэтому сравнения, основанные на обобщающих стоимостных показателях и характерные для советской историографии, оказались ненадежными. Исследователи завышали темпы роста, особенно в периоды заметного обновления продукции. Данная точка зрения шла в какой-то мере вразрез с официальным мнением, сложившимся на более ранних этапах развития исторической науки. Полемизируя с ней, С. С. Хромов заявил, что индустриализация дала «возможность преодолеть противоречие между самой передовой политической властью, установившейся после Октябрьской революции, и унаследованной технико-экономической отсталостью». Отвергая мысль о необходимости более медленных темпов индустриализации, он сослался на В. И. Ленина, требовавшего обеспечения высоких темпов развития производительных сил. Высказавшийся по этому поводу В. С. Лельчук занял компромиссную позицию. Он повторил традиционный тезис о промышленном преобразовании страны как главном результате политики индустриализации. Однако одновременно оспорил общеизвестный вывод о превращении СССР в ходе довоенных пятилеток в индустриальную державу.

Серьезные споры разгорелись вокруг проблем истории коллективизации, которые с достаточной остротой были поставлены в публицистике (В. А. Тихонов, Ю. Д. Черниченко, Г. Н. Шмелев и др.). При этом трудностями и неурядицами коллективизации объяснялось плачевное состояние современного сельского хозяйства. В. А. Тихонов назвал период коллективизации «периодом гражданской войны Сталина с крестьянством». Ю.Д. Черниченко ввел термин «агрогулаг». Г. Н. Шмелев в своих оценках менее эмоционален, они занимают переходное положение от статей публицистов к работам исследователей-историков. Оценивая коллективизацию в целом, он пишет: «Утверждение курса на сплошную коллективизацию и раскулачивание, на замену основанного на товарообмене, па договорных отношениях союза рабочего класса с крестьянством отношениями диктата и насилия означало не только изменение курса аграрной политики, но и создание иной политической обстановки в стране».

Профессионалы-историки первоначально заняли достаточно консервативную позицию. Многие из них (В. П. Данилов, И. Е. Зеленин, Н. А. Ивницкий и др.) стали писать о трудностях и недостатках сельского хозяйства, явившихся результатом коллективизации и усугубленных административно-командной системой. Была развернута дискуссия на тему «"Великий перелом" 1929 г. и альтернатива Н. И. Бухарина», причем было высказано несколько точек зрения по этому вопросу:

1) альтернатива, несомненно, была, что можно подтвердить материалами XV съезда партий и 1-го пятилетнего плана;

2) существовала альтернатива в фигуральном смысле, так как Н. И. Бухарин защищал ленинский кооперативный план от сталинских извращений;

3) альтернативы не было, так как Н. И. Бухарин и его группа в конце 20-х гг. признали необходимость форсированной индустриализации и сплошной коллективизации.

Одновременно разгорелись споры вокруг тезиса о коллективизации как революции, произведенной сверху по инициативе государственной власти, при поддержке снизу, крестьянскими массами. Был поднят вопрос о социальном облике кулачества, роли коллективизации в укреплении тоталитарной системы общества. Существенную роль в переосмыслении этих проблем сыграли сборники документов, подготовленные под руководством В. П. Данилова: «Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927-1932 гг.» (1989) и «Кооперативно-колхозное строительство в СССР. 1923-1927 гг.» (1991).

В ходе дискуссий наметились новые подходы к проблемам коллективизации, сместились акценты в оценках событий. Впервые в историографии стали анализироваться процессы, связанные с голодом 1932-1933 гг. (В. В. Кондрашин), депортацией крестьян в годы коллективизации (Н.А. Ивницкий и др.). В то же время продолжает существовать традиционный подход.

Принципиально новый подход наметился к некоторым проблемам истории Великой Отечественной войны. В частности, были подняты вопросы, связанные с началом войны. В центре внимания оказались не известные ранее документы, проливающие свет на взаимоотношения СССР и гитлеровской Германии. Наиболее показательны в этом отношении книги Ю. Дьякова и Т. Бушуевой «Фашистский меч ковался в СССР» и «Скрытая правда войны. 1941 год». В них представлены документы, показывающие, как предвоенный СССР помогал восстанавливать на своей территории военную мощь Германии. Авторы убедительно показали, что советская Россия, оказавшись в международной изоляции после гражданской войны, неудачной «польской кампании», выявившей недостаточную подготовленность РККА, искала выход из такого положения в союзе с Германией. Перспектива была радужной для обеих сторон: СССР, получая немецкий капитал и техническую помощь, мог повышать свою боевую мощь, Германия - располагать на российской территории совершенно секретными базами для нелегального производства и испытания оружия, запрещенного Версальским договором. В СССР готовились и кадры немецких офицеров (Г. Гудериан, В. Кейтель, Э. Манштейн, В. Модель, В. Браухич и др.).

В последние годы был поднят вопрос о коренном переломе в ходе Великой Отечественной войны. В исторической науке до настоящего времени господствовала точка зрения о событиях ноября 1942 - ноября 1943 г. как годе коренного перелома. Она была высказана И. В. Сталиным и повторена в тезисах ЦК КПСС к 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции. На ее основе оценивались события войны в истории второй мировой войны, истории КПСС, учебниках и. энциклопедиях. В 1987 г. с критикой устоявшихся оценок выступили А.М.Самсонов и О. А. Ржешевский, предложившие началом коренного перелома считать битву под Москвой. Они заявили, что понятие «коренной перелом» не предполагает неизменно восходящего процесса и в нем возможны временные спады. Их поддержал Д. М. Проэктор, против выступили А. А. Сидоренко, Л. В. Страхов. Попытку примирить эти точки зрения предпринял А. В. Басов, заявивший о коренном изменении в соотношении сил сторон в ходе сражений декабря 1941- июля 1943 г.

В историографии была предпринята достаточно серьезная попытка анализа послесталинской эпохи. В 1991 г. ученые Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС выпустили коллективную монографию «XX съезд КПСС и его исторические реальности», в которой детально были рассмотрены проблемы экономической и социальной политики, вопросы идеологии и культуры и т. п. Впервые анализировались события октября 1964 г., говорилось об их объективной основе. Впервые в историографии стали разрабатываться темы голода 1946-1947 гг. (В. Ф. Зима), депортации населения (Н. Ф. Бугай, Г. Г. Вормсбехер, X. М. Ибрагимбейли и др.) и т. д.

Серьезный анализ развития советского общества во второй половине 60-х - первой половине 80-х гг. был начат в начале 90-х гг. В 1990 г. Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС опубликовал коллективную монографию «На пороге кризиса: нарастание застойных явлений в партии и обществе». В книге показаны различные аспекты состояния и эволюции общества в период застоя, значительное место было уделено анализу негативных факторов в экономике, социальной сфере и т. д. Через год издательство «Прогресс» выпустило сборник статей «Погружение в трясину: (Анатомия застоя)», содержащий более резкие оценки периода конца 60-х - первой половины 80-х гг. Авторы (В. Тихонов, В. Попов, Н. Шмелев, А. Гуров, Г. Померанц и др.) оценивали эпоху «застоя» как закономерное наследие массового насилия над народом, неудачных попыток реформировать общество, исчерпание его моральных ресурсов.

Отечественная историография рассматриваемого периода развивалась в достаточно сложных условиях. Однако в этом развитии наметилась положительная тенденция - отказ от идеологической конъюнктуры, возрождение атмосферы дискуссий. Складываются концептуально альтернативные точки зрения на отечественную историю, формируются исторические школы.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

Абалихин В. С., Дунаевский В. А. 1812 год на перекрестках мнений советских историков. 1917-1987. М.: Наука, 1990.

Балашов В. А., Юрченков В. А. Региональная история: проблемы и новые подходы / Вести. Мордов. ун-та. 1991. №4. С. 10-14.

Бордюгов Г. А., Козлов В. А. История и конъюнктура: Субъективные заметки об истории советского общества. М.: Политиздат, 1992.

Булгаков С. Н. Философия хозяйства. М.: Наука. 1990.

Волобуев П. В. Выбор путей общественного развития: теория, история,. современность. М.: Политиздат, 1987.

Волобуев О. В., Кулешов С. В. Очищение: История и перестройка. Публицист. заметки. М.: Изд-во АПН, 1989.

Горемыкина В. И. О генезисе феодализма в Древней Руси // Вопросы истории. 1987. № 2. С. 78-100.

Гражданская война в России: «Круглый стол» // Отечественная история. 1993. № 3. С. 102-115.

Гуревич А. Я. Теория формаций и реальность истории // Вопросы философии. 1990. № 11. С. 31-43.

Джаксон Т. Н., Плимак Е. Г. Некоторые спорные проблемы генезиса русского феодализма: (В связи с изучением и публикацией в СССР «Разоблачений дипломатической истории XVIII века» К. Маркса) // История СССР. 1988. № 6. С. 35-57.

Дэвис Р. У. Советская историческая наука в начальный период перестройки //Вестн. АН СССР. 1990. № 8. С. 68-74.

«Круглый стол»: Вторая мировая война - истоки и причины // Вопросы истории. 1989. № 6. С. 3-32.

«Круглый стол»: историческая наука в условиях перестройки // Там же. 1988. № 3. С. 3-57.

«Круглый стол»: Советский Союз в 20-е годы // Там же. № 9. С. 3-58.

«Круглый стол»: Советский Союз в 30-е годы // Там же. № 12. С. 3-30.

Ковальченко И. Д. Столыпинская аграрная реформа (Мифы и реальность) // История СССР. 1991. № 2. С. 52-72.

Коллективизация: истоки, сущность, последствия // Там же. 1989. № 3. С. 3-62.

Медушевский А. Н., Сабенников И. В. Новое в исследованиях по истории России XVII-середины XIX вв. // Преподавание истории в школе. 1988. №5. С. 30-36.

Мельтюхов М. И. 22 июня 1941 г.: цифры свидетельствуют // История СССР. 1991. № 3. С. 16-28.

Октябрь 1917: величайшее событие века или социальная катастрофа: Сб. / Под ред. П. В. Волобуева. М.: Политиздат, 1991.

Поляков Ю. А. Гражданская война в России (Поиски нового видения) // История СССР. 1990. № 2. С. 98-117.

Рыбаков Б. А. История и перестройка. М.: Книга, 1989. 79 с.

Юрченков В. А. Региональная историография: российский опыт // Регионология. 1993. № 1. С. 90-94.

Поиск по сайту: