О зайцах и зажигалках.

Часть вторая

…А почему ты тогда работаешь? Если понимаешь, что большая часть твоей работы бессмысленна и никому не нужна. Пустая трата средств и времени.

- Мне надо на что-то жить и кормить свою семью…

(Из разговора с мостостроителем)

Шли дни… Допрос следовал за допросом… Очные ставки… Заключения экспертиз… Допросы… Ставки…

Первые три дня после ареста Стас спал как убитый в камере покинутой несколько месяцев назад. В ней всё оставалось, как прежде – в мельчайших подробностях, вещах и даже продуктах. Словно прошли не месяцы, а минуты с того момента, как он её покинул. Единственное существенное отличие от того времени – принялись за него сразу. Всё как положено по закону, с соблюдением всех статей УПК. Только в камере всё не соответствовало закону – водка, ножички, стеклянные стаканы, деньги и всё другое, что находилось при нём, когда его

арестовали, за исключением огнестрельного оружия и взрывчатки…

Всё это Стаса мало волновало и задевало. Одна или две реальности? Одна или другая интерпретация закона? Какая разница. Государство – самодовольная и самоуправляемая машина, куда хочу, туда и еду.

Стас просто ходил на допросы, возвращался. Ел, спал и снова ходил. Страна пустоты и безвременья.

Узнал ещё об одной особенности своего мозга. Прокрутив память, вытаскивал какой-нибудь приятный момент из своей по большей части безумной жизни, и тормозил время. А потом – кадр за кадром, не торопясь. любовался увиденным, рассматривая находку со всех сторон. Как люди сутками могут любоваться огнём, бегущей водой и драгоценными камнями, так и Стас сутками любовался кадрами, сохранёнными памятью. Созерцая их даже на допросах и очных ставках. Он мог повесить любой понравившийся кадр на стене или потолке камеры. И вскоре это была не серая, прокисшая и грязная камера, а прекрасная картинная галерея его памяти, видимая только ему. И если его взгляд останавливался в какой-либо точке, то он видел кадр, пристроенный в своё время именно на этом месте.

Горин лично руководил бригадой следователей, методично раскручивающей до мельчайших деталей телодвижения Стаса за последние месяцы, тщательно и основательно ведя раскопки. Не забывая изредка напоминать об алмазах и металле, изъятых целую вечность назад с помощью Шурика. Совершенно игнорируя свёрток с самородками, добытым в городке и спокойно лежащим в камере.

На вопрос об алмазах и металле Стас даже не реагировал. На другие или поднимал непонимающий взгляд или отвечал, если считал нужным. Да и то только в том случае, когда все мельчайшие доказательства были собраны и соблюдены все процедуры УПК.

Стаса свозили в институт Сербского в Москву, где ему понравилось. Там он чувствовал себя комфортабельно, беседуя долгими часами со светилами психиатрии – старичками и зеленью – о своей жизни. Почти месяц обмена информации по обширным вопросам. Начиная от сказок, кончая чёрт знает каким бредом.

В конце концов те вынесли решение, вполне устраивающее Стаса, что он психически здоров, полностью, и то что он вполне адекватно воспринимает и контролирует свое поступки. И в его поведении в последние месяцы ничего особенного не наблюдается. Всё очень просто – это последствия ортодоксальных взглядов на окружающую действительность.

Стас с удовольствием вернулся в камеру, которая уже становилась родной или частью самого Стаса.

Дело пухло, но у следствия оставалось много незаполненный клеточек, в составленном Стасом кроссворде. Ответы на вопросы они не знали, но очень хотели получить. А Стас и не собирался им помогать: «Ищите, доказывайте… Всё, что найдёте и докажете, Ваше…» - безразлично реагируя на любые потуги следствия расшевелить его и склонить к сотрудничеству.

Ответы на кроссворд, составленный жизнью для него, Стас не искал. Пуля в лоб или в затылок - обеспечена. И он решил сделать всё, чтобы приговор был приведён в исполнение. Это потом, а сейчас он доживал

последние месяцы своей жизни, не тяготясь своими прошлыми делами и не думая о будущем. Любовался кадрами прекрасных мгновений из жизни и всё. Зная, что перед получения свинцовой награды за свои подвиги невыносимо захочется жить, а в момент вынесения приговора покроется липким, холодным и вонючим потом страха. «Ну и что? Разве это имеет какое-нибудь значение?»

Шли дни, недели, месяцы. Следователи раскапывали жизнь Стаса чуть не с пелёнок. «А это-то им зачем?» А Стас созерцал.

На один из допросов привели молодую и очень красивую девушку, которой Стас довольно долго любовался на фоне кадра Уральской тайги из детства. Кадра, который потряс тогда его до последней клеточки тела и до самых глубин души. «Лицо очень знакомое… Тая? Нет. А кто?» - нехотя в полудрёме перебирал мозг. «Олеся» - он вернулся в реальность. Пусть он и похоронил себя, но инстинкты давали о себе знать. Стас смотрел в сторону Олеси.

- Её-то зачем привели? Она вообще не при делах, я её просто использовал, как последняя скотина. Ей и так досталось..

- Мы знаем всё. Но она сама нашла, где ты, и настояла на свидании с тобой.

Стас им не поверил:

- Может, оставите свои гнилые штучки другим…

- Стас, я сама нашла тебя. Мне помог мамин друг, - она как-то внезапно покраснела и добавила, - он работает в милиции. Они вместе учились в школе. Когда начался переполох, он приехал с бригадой следователей.

Они с мамой встретились. Я попросила маму, она знает всё. Она знает, что у нас будет ребёнок. Я съездила, хорошо познакомилась с хорошим дядькой, он предлагает выйти замуж за него. Я люблю тебя, - несла она, перескакивая с одного на другое, - и мама сказала, чтобы я рожала. Ребёнок любви… - Стас ощутил прикосновение тёплого майского ветерка на своих губах,- он очень похож на тебя, даже характеры немного похожи. Но он не ты. Скажи только, и я буду ждать тебя. Он знает о нас всё. Я ему рассказала, - с безумной надеждой и тоской в глазах, медленно и чётко выговорила она последние слова.

- У тебя ещё вся жизнь впереди, и незачем её ломать, связывая себя по рукам и ногам, - Стас стоял на коленях перед Олесей и смотрел в глаза. Молодой следователь и вошедший Горин отвернулись к окну.

- Я не стою тебя. Если хочешь ребёнка от меня, я тебе не могу запретить рожать. Но только обещай мне, когда он станет взрослым, ты расскажешь ему всю правду. Какой бы она не была тяжёлой, - Олесе в трансе кивнула головой, - может, тогда он вырастет нормальным человеком, а не таким уродом, как я, который даже не знает и никогда не интересовался, кто мой отец и за что мотала срок мать. И выходи за того дядьку замуж. Если тебе нужны деньги, я могу тебе дать сколько пожелаешь, у меня есть, - она дёрнулась как от удара мощного разряда электрического тока.

- Мне не нужны деньги, мне ты нужен.

- Олеся отпусти меня, мне очень муторно, - выдавливал Стас, - я не могу запретить тебе любить меня, - и он резко погрузился в кадр Уральской тайги.

Олеся кинула испуганный взгляд на Горина, потом на Стаса. Горин что-то ей говорил, она плакала. «Зачем? Всё когда-то приходит к конечной точке» – встреча с Олесей раздавила Стаса сильнее, чем встреча с Гориным на трассе.

Когда Стас выходил из кабинета, в котором проходил допрос, у него что-то щелкнуло в мозгах и он со всей дури врезал головой о стену…

- Все произошло слишком быстро, мы просто не успели, -услышал Стас, с трудом открыв глаза. Лица стоящих вокруг него людей расплывались, уши заложило, он чувствовал вкус крови во рту. Из носа и ушей что-то текло.

- Отойдите, приехала скорая, - подошедший врач отодвигал в сторону любопытных.

- Боже, опять он… Что здесь произошло? - молодой врач, когда-то не сумевший определить болезнь Стаса с обвинением в глазах смотрел на Горина.

- Мы здесь ни при чём, он сам со всей дури врезал головой в стену, - оправдывался конвоир. Врач тем временем сунул под нос Стасу какую-то дрянь, посмотрел зрачки, измерил давление. Потом безапелляционно заявил:

- Требуется срочная госпитализация. А на Вас, - доктор указал пальцем на Горина, - я напишу в прокуратуру. Что вы с ним здесь делаете? Я уже третий раз приезжаю.

- Док успокойтесь, я никуда не поеду, - от дряни, которую сунул Стасу врач, он стал более адекватно воспринимать реальность, - они здесь ни при чём.

- Я настаиваю на госпитализации.

- Горин, пусть меня отведут в камеру, я не хочу в больницу. Отвезёте в больницу - я вены себе перегрызу.

Врач всё же настоял, с трудом уговорив Стаса, пообещав, что проведёт только минимальное обследование.

Сутки, проведенные в реанимации, тянулись вечность. Стая врачей успела сделать много: взяли немыслимое количество анализов, просветили в рентген- кабинете и на томографе, прощупали от головы до пяток и оставили в покое. И Стас лежал в вате реальности, которую мозг не очень желал воспринимать. Любая попытка сосредоточится или погрузиться в воспоминания приводила к тому, что окружающее, взбесившись, выдавало сплошной сюрреализм, словно он обожрался ЛСД или «баха». Все факты, поступки, любимые и враги… - были свалены в одну кучу и перемешаны, и мозг каждый раз выдавал новый узор, как в детском калейдоскопе после встряхивания или поворота по оси.

- Сестра, - та чуть не мгновенно появилась в палате, - снимите капельницу, принесите одежду и позовите дока,- она попыталась что-то сказать, но посмотрев Стасу в глаза, сделала всё, о чём он попросил и в той же последовательности. Через несколько минут пришёл врач.

- Док, я пошёл домой, в камеру.

- Вам нельзя, у вас обширное кровоизлияние в мозг, повреждены барабанные перепонки, легкие сгнили почти наполовину, а про почки с печенью не стоит говорить, вы же там сдохнете. Вам срочно требуются, по крайней мере, две операции – одна по удалению гематомы, а вторая на легких. Вы хотя бы видели себя в зеркале?

Стоящая чуть в стороне медсестра быстро вытащила из кармана зеркальце и подала Стасу. Тёмно-фиолетовый синяк с чернотой и бордовым вокруг правого глаза, начинавшийся где-то посередине щеки, захватывал переносицу, висок, лоб и уходил в волосы.

- Не жужжи док, ничего страшного. За свою жизнь был бит не раз и намного страшнее. По крайней мере, пару десятков раз моё тело имело такой вид, ну, минимум на треть. За ответственность не переживайте, я подпишу все нужные бумаги. Позвоните по этому номеру адвокату, - и Стас продиктовал номер.

Адвокат, присутствовавший на всех до единого актах этой свистопляски, длившейся чёрт знает сколько времени и нужный Стасу, как ослу ум, сейчас мог пригодится. Он несколько раз пытался поговорить со Стасом, что не принесло никаких плодов. Нанятый Таей и знающий своё дело на отлично, он был дерзким и скользким. Стас сразу же отказался от его услуг, но Тая упорно платила тому деньги, и тот их исправно отрабатывал. Все письменные и устные заявления Стаса по этому поводу были гласом вопиющего в пустыне. Горин ссылался на статьи УПК, Тая оплачивала адвоката, не забывая методично приносить передачи, категорично отказавшись от свидания. Стас не выдержал и написал ей довольно ядовитое письмо о том, что он не нуждается в адвокате и передачах, благо денег хватает. В ответ – тишина. Она была не менее упёрта в своих решениях, чем Стас, за что и была ему симпатична. А адвоката он стал просто игнорировать, относясь к нему, как к предмету интерьера кабинета следователя.

Нарисовавшиеся адвокат с Гориным, удалились с врачом, который на высокой ноте пытался, что-то им объяснить. Стас ожидал в приёмном покое, попросив медсестру, чтобы она нашла термос и сварила крепкого чая, что она опять беспрекословно выполнила. Мусора, сторожившие его в больнице, как-то сторонились Стаса, что он приметил, хотя и не до конца воспринимал реальность.

- Может, на машине всё же доедешь? – врач пытался убедить Стаса.

- Нет, я пешком дойду, - адвокат и Горин даже не пытались говорить на эту тему, видя его состояние.

Стас вернулся в камеру. Два километра с больничного комплекса до двери камеры он шёл несколько часов, со многими остановками для отдыха и для того, чтобы купить чего-нибудь пожевать в ларьках, натыканных на каждом углу по пути следования. Позади на приличном расстоянии привязанными собаками тянулась охрана и адвокат с Гориным. За сутки, проведенные в реанимации Стас не съел ни крошки, не было аппетита, который проснулся от пешей прогулки.

Стаса не кантовали почти месяц, видимо настоял врач. Камера теперь не закрывалась даже ночью, и он ходил курить на улицу. Просто вставал и не говоря ни слова шёл, ему молча открывали дверь из ИВС. Если надо было в магазин, он так же вставал и тупо шёл. Его сторонились, но ничего не говорили против. Присматривают за ним или нет, ему было ровно. Если к нему обращались, то только по имени-отчеству. Дачки от Таи стали приходить через день, она готовила что-нибудь вкусное, а адвокат, которого Стас продолжал игнорировать,

приносил прямо в камеру. Молча оставлял и уходил. Стас такое положение вещей вполне устраивало и не очень тревожило.

На третий или четвёртый день, после того, как Стас ушёл из больницы, подследственных выводили на этап в СИЗО, Стас в это время пошёл курить. Всё затихло вокруг, когда он вышел из камеры: что подследственные, что конвойные отодвигались в сторону, когда он проходил мимо. Два здоровенных пса, натасканных на людей, заскулили, и поджав хвосты. спрятались за спины вожатых. Это слегка заинтересовало, и Стас поднялся на второй этаж к следователям. Он помнил в каком кабинете сидела пожилая женщина-следователь.

- Дайте, пожалуйста, зеркало, - Стас долго рассматривал свои глаза, вспоминая бродягу с гранатой на шее: «Я конченое животное, меня даже мама ужасается…» Глаза Стаса были копиями его глаз.

- Вы меня тоже ужасаетесь? – возвращая зеркало, спросил Стас и добавил с жуткой ухмылкой:

- Всё, теперь и я конченое животное, меня даже псы боятся. Тьфу… – Женщина ничего не ответила, лишь с сожалением посмотрела на Стаса взглядом, окатившим его какой-то вселенской тоской.

На седьмой день приехала Олеся. Он в это время сидел на бордюре тротуара, курил и пил чай, не обращая внимания на окружающих, обходящих его стороной.

Увидав Стаса, она охнула и побледнела.

- Стасик, прости меня, я знаю, ты из-за меня это сделал. Прости, прости меня, я дура безмозглая, прости…

- Присядь, пожалуйста, не мельтеши и вытри, пожалуйста. слёзы, ты тут совсем ни при чём, - она присела

рядом с ним на бордюр и осторожно его обняла, вытерев рукавом платья слёзы, самого лучшего своего платья в котором больше всего нравилась Стасу.

- Стас, я приехала попрощаться с тобой. Я согласилась с предложении о замужестве. Я обещаю, что расскажу ребёнку всю правду о тебе, как ты просил.

- А где он сейчас?

- Вон стоит, он боится подойти, говорит волосы дыбом встают при виде тебя.

- Правильно делает. Олеся, я действительно тебя не стою. Я давно уже превратился в животное, просто не хотел этого замечать, а теперь меня даже собаки боятся. Врачи меня списали. В больницу я не хочу, а так, говорят, я не жилец. Не плачь, пожалуйста. Это плата за мою никчемную жизнь. Может, ты всё же возьмёшь денег?

- Не надо, Стасик. Не потому, что они грязные или ещё какие, нет. Он неплохо зарабатывает. Я и сама не могу в моём положении бросить работу. А если что, мама обещала помочь. Она раньше меня догадалась, кто ты есть на самом деле. Они со школьным товарищем решили расписаться. Стас, можно я с тобой ещё немного посижу. Он не против. Он знает, что это последняя наша встреча. Они молча сидели…

- Стас, поцелуй меня на прощанье, - Стас посмотрел в её мокрые глаза… «…Прикосновение тёплого майского ветерка…»

- Прощай… - она уходила, уже не пытаясь скрыть своих слёз, льющихся водопадам. А Стас сидел камнем и продолжал курить одну сигарету за другой…

Через две недели пришёл врач и предложил Стасу сделать ещё одну томограмму. После второго приезда

Олеси Стас как-то успокоился. Пусть он и не горел особым желанием жить, но и на кладбище теперь не очень торопился. Поэтому согласился на его предложение.

- Сейчас лучше, но операцию всё же надо делать.

- Не надо док, оставьте, выживу – так выживу.

- Нет так нет, - врач уже почти смирился с железобетонным упрямством Стаса.

За три недели без допросов Стас чуть не поминутно в мельчайших деталях и подробностях описал свои похождения после побега. Не зная и не понимая зачем, он обработал второй экземпляр в литературный вариант, записав до кучи «Краткие заметки о реальном положении вещей в Российской империи». А когда возобновилось следствие, всю эту писанину он отдал Горину. Следствие покатилось хорошо отлаженной и смазанной машиной…

Ещё пару месяцев допросы, ставки, экспертизы… Камера так же не закрывалась, и Стас ходил курить на улицу и в магазин…

Закрытие дела. Они сидели друг против друга, Стас и Горин, рядом – мебелью – восседал адвокат. На Стасе висело столько, что и половины вполне хватало, если не на вышку, так на пожизненную клетку, в которую он не собирался ни в какую, решив довести дел до логического конца – вышки или банальной пули в спину при побеге.

- Ну, так что будем делать Стас?

- Как что? Пить чай, а после распишемся в повышении твоего звания. В течение года, может и раньше, ты прикрутишь на погоны подполковника, а мне намажут лоб зелёнкой или посадят, как обезьяну в зоопарке, в пожизненную клетку, - Стас уже вернулся в нормальное

состояние, гематома на удивление врачей рассосалась сама, остальные внутренности стали тоже подживать, Олеся была упрятана глубоко в память. И он находился в ядовито-безразличном состояние.

- Больше добавить нечего? Металл, камушки…

- Давай не будем портить такой прекрасный день. А впрочем, зачем они тебе, генерала ты за них всё равно не получишь. Да и не торопись, ешь пирог званий медленнее, больше вкуса ощутишь. Подо всем, - Стас указал на тома дела, - я охотно распишусь.

Они долго и молча пили крепкий чай, а потом Стас расписался под своим приговором и очередным званием Горина и пошел курить на улицу.

Стас шёл по улице города, выпотрошенный по самое некуда. Мимо сновали люди, придавленные своими маленькими печалями и заботами. Он шёл, сам не зная куда, выполняя на скользком асфальте улиц свой замысловатый бальный танец бездушной машины. Люди спешили обойти его стороной. А он шёл по нескончаемому асфальту на красный и зелёный свет, не понимая, почему ругаются водители машин на перекрёстках. На одном из них улетел с дороги в сугроб от удара машины, выросшей из ниоткуда. Встал, отряхнулся и пошёл. Ни боли, ни эмоций. Подбежавший шофёр – с серым лицом от страха – что-то хотел сказать, но так и остался стоять безмолвной статуей, увидав пустой и бессмысленный взгляд Стаса.

Он шёл…

… Стаса снова вызвали к Горину. Это нисколько не взволновало. Дело закрыто, себя он давно расстрелял, вспомнив тот давний и дикий сон – про вышку. Видать, предначертание, а от судьбы не убежишь.

Горин в кабинете был не один. У окна стоял вроде как человек. И всё, больше о нём ничего не возможно было сказать. Среднего телосложения и роста, в сером аккуратном костюме, аккуратная причёска на слегка подёрнутой дымкой голове, пустое, без каких-либо эмоций и отличительных черт, лицо – серый и всё. Встретишь на улице не заметишь. Ни возраста, ни рода занятий не определишь. Только одна деталь выделяла его – глаза. Но в глаза почти никто не смотрит. В его стоило заглянуть – такие же, как у Стаса и бродяги – пустые, без радужной оболочки и зрачка, лишь по краям проглядывается белый цвет.

- С тобой хотят поговорить, - Горин был немногословен и чем-то, если не раздражён, так обеспокоен.

- О чём? Всё и так ясно.

- Подождите молодой человек. Вас никто не принуждает. Просто ни к чему не обязывающая беседа. Говоря вашими словами «беседа ни о чём» - серый слегка ожил.

«Мягко стелет, а вот спать-то как?»

- Чего тебе надо? – грубо бросил Стас, хотя последние два месяца разговаривал на нормальном языке без мата и выкрутасов, тем более без хамства

- Я предлагаю сотрудничество…

- И всё! Ну, вы и хам. Эту красивую сказку – про молочные реки и кисельные берега - слышал много раз.

Нудная и идиотская сказка, рассчитанная на детей и на кретинов с одной извилиной в голове.

- И всё же?

Стас на немного задумался, «Терять-то нечего, можно и поболтать.»

- Если ответите на два вопроса, я, может, и поговорю с вами, не больше Но что либо продавать или покупать не рассчитывайте, не дождётесь.

- Согласен. Какие?

- Почему у вас выцвели глаза? Для чего понадобилась игра? – примерный ответ на первый вопрос он знал. На второй, если и интересовал, но не очень. «Чёт или не чёт. Если ответит честно на первый вопрос, поговорю. Нет – на нет и суда нет, пошлю на х..».

- От постоянного выбора, который мне не всегда-то и нравиться, но я стою на государственной службе, и от безумия человека в этом мире,- комментировать серый не стал.

- Что вам от меня надо?

- Кимберлитовую трубку, и как ты нашёл её. Золотоносный пласт, и как ты отработал его. В том районе, где ты пропал, воды в открытом виде практически нет, а подо мхом одна лишь вечная мерзлота. Мы рассчитали время. Всё, что забрали у твоего знакомого, ты взял за десять дней, вместе с дорогой. Как?

«Да я взял за неделю…»

- Мне плевать на ваши желания и на это долбанное государство, которое изуродовало всю мою жизнь и моё сознание. Мне понадобилось очень много времени для того, что бы хоть немного поумнеть. И не пытайтесь

продать мне мою же жизнь. Она мне на данный момент безразлична. Что вас ещё интересует и почему?

- Плевать так плевать. Психиатры говорили о твоём спокойном отношении к жизни и смерти. Поговорим о другом. Зачем понадобилась игра? На этот вопрос всё же придётся ответить. В сущности, наше ведомство не интересуют ни трубка, ни металл, - Стас глянул на серого ошалелым взглядом. Впервые за последние месяцы его сумели задеть и расшевелить. Горина слегка передёрнуло. Серый заметил эту реакцию.

- Игорь Николаевич, оставьте нас двоих. За меня не беспокойтесь, - Горин вышел из кабинета. Даже со спины было видно, что он не просто подавлен, а раздавлен какими-то обстоятельствами.

- А если мы и интересуемся трубкой и металлом, - серый продолжил монолог, прерванный реакцией Горина, - то как сопутствующим материалом в игре. Зачем она понадобилась? Всё очень просто. Мы пытались вынудить вас к сотрудничеству. Почему я так откровенен, ты сам в скором времени докопаешься до сути. Наше ведомство занимается такими, как вы. И пытается не дать вам выйти из под контроля. Изредка предлагается, прямо или косвенно, сотрудничество. Если человек не соглашается – силой не принуждаем, но по возможности начинаем корректировать его жизнь, особыми методами, но так чтобы, объект нашего внимания не догадался об этом. А возможности , как вы догадываетесь, у нас практически неограниченные. Если человек согласен на сотрудничество – даём возможность реализовать себя по полной программе, и он живёт и приносит обществу максимальную пользу.

- Одним словом, согласен – ошейник и корыто с удобоваримым пойлом и покладистая самка. Не согласен – зуботычины от жизни, зона и всё другое. И в конце концов, утомленные упрямцем, отправляете его к праотцам прогуляться, чтобы другие поумнели, - Стас снова становился безразличным и ядовитым.

- Не умно и не смешно. Мы не мясники, такие сказки придумывают журналисты. Мы регуляторы. Время от времени такие, как вы, становятся опасными для общества в целом своими разрушающими идеями и поступками. Сумасшедшие гении одиночки.

- Психиатры вынесли другой приговор. И когда это началась охота на мой светлейший ум?

- Психиатры пусть думают, что им угодно и выносят какие угодны им вердикты. Но не они, а общество решает вопрос о вашем психическом здоровье или нездоровье – раз. Не охота, а контроль – два. В третьих, с тех пор, когда ты начал много думать и сомневаться вслух, - серый начал переходить на язык Стаса. И вместо Вы на ты.

Серый достал «Историю всех преступлений» и «Краткие заметки…»

- Довольно занятные штучки, но местами глупые и наивные, до зубного скрежета. Ты во многом заблуждаешься, хотя прожил и повидал немало. Ты неправильно оцениваешь ситуации и поступки свои и чужие. А обвиняя государство, общество и окружающих, которые в основе своей совсем не при делах. В большей части своих проблем ты виноват сам. И государство никогда не было машиной. Машина – твоими словами, а нашими - саморегулируемый механизм, которым управляет общество для своих нужд и целей. А государственный строй –

это всего лишь одежда, которая по мере износа заменяется другой. Парадной ли формой, боевым ли снаряжением или цивильным платьем. И это, как уж выберет общество. И ты часть общества, но очень опасная и непредсказуемая – в любой момент своими действиями неся угрозу ему и себе. Оно сильное, оно всегда сможет восстановиться, но оно устало за века и тысячелетия от безумцев-одиночек, живущими бредовыми идеями, и не желает лишний раз разрушаться почти до основания. Для этого и существуем мы – регулирующие винтики.

- Значит, я где-то в пределах двенадцати лет находился под вашим колпаком и играл роль банальной лабораторной мыши?

- Отчасти, да. Но ты умудрялся вырваться всякий раз и сгинуть, одному тебе известными дорогами при наших попытках скорректировать твою жизнь. Мы пытались тебя удержать и повернуть в правильную сторону. Но ты непредсказуемый одиночка, обозлившийся на весь мир. Один из самых опасных видов – сумасшедших гениев – приносящий обществу наибольший вред. А последние два раза тебя вычислили совершенно случайно. Если бы не всепоглощающая жадность и скудоумие художника, решившего продать трём разным людям копии одной картины, выдавая её за оригинал, да ещё за баснословные суммы. Решил, видимо, что сойдёт с рук. Не сошло. Пришли и замочили, как последнюю собаку. А не пустись он в эту авантюру, ты бы запустил свою разрушающую машину. Во время осмотра места пришествия пришёл факс от тебя…

- Детали меня не интересуют, - что было правдою, хотя про картины Горин не заикнулся - что было

странно, - а как вы узнали про алмазы и металл? Да и история с инкассаторским КамАЗом и УАЗиком. У меня что, в тот момент были глюки? – Стасу хотелось сдохнуть побыстрее от своей тупости. Но где-то в мозгах застряли занозой эти вопросы и не давали спокойно умереть.

- Алмазы – случайность. Мы тогда почти поверили в то, что все в этой жизни тебе надоело, и не слишком беспокоились, когда ты пропал тем летом, уйдя с трассы. И если бы на следующий год у тебя не утащили часть алмазов, у пьяного, и не попытались сбыть, мы бы о них никогда не узнали.

- А я-то думал, что просто по пьянке их где-то рассыпал и не смог всё собрать.

- А ты не пробовал пить поменьше, - съязвил серый,- чтобы потом не думать? КАМАЗ и УАЗ на самом деле угодили в ловушки, за три дня до финала обезвреженные нами. Да и смертничек-малолетка на спортивной машине помог. Пусть и никчемность богатеньких родителей, а тут с паршивой овцы клочок урвали, - с ядовитым с сарказмом на грани ненависти произнёс серый.

- Нам надо было склонить тебя к сотрудничеству. А для этого нужно было вогнать в шок. Инкассаторы и охрана почти не пострадали, так лёгкие ушибы. Им объяснили, что это были учения, приближённые к боевой обстановке.

«Сам эпизод во время следствия выглядел более мрачно. Насколько же я им нужен, что они пошли на то, чтобы рисковать жизнью инкассаторов? Ну и суки!», - подумал Стас.

- Но что поделать…- вещал, как с трибуны, серый, - и откровенность за откровенность. Почему ты ушёл из той жизни, жизни бродяги? И для чего тебе понадобилась такая огромная сумма денег? И почему ты не остановился после того, как замочил Андрея?

«Да, многовато ты хочешь знать, серый жлоб!»

… Они приехали втроём на двух машинах. Стас жил, расслабившись, и не очень опасался людей. Дальнобойщики относились к нему спокойно и не давали сдохнуть от тоски, которая иногда накатывала и укрывала чёрным ватным одеялом. Стас целыми днями, в любую погоду, в состоянии какого-то драйва шарахался бесцельно по тайге и по трассе, почти три месяца. А зря он расслабился.

Приехавшие предложили выпить, а потом отобрали паспорт и деньги, которые давали дальнобойщики, прихватив с собой несколько вещей нужных при бродячей жизни. Стас отбежал в лес около стоянки, после нескольких довольно увесистых ударов руками и ногами. И в бешенном бессилии наблюдал за троицей. На стоянке не было, как назло, ни одного дальнобойщика.

И тут вылезла из шалаша Стаса она, рыжая бестия, к тому времени ручная и не боявшаяся людей. Дальнобойщики большей частью знали о ней и прикармливали чем-нибудь вкусненьким, а она строила умилённые глазки и умопомрачительно морщилась.

Она вылезла и спокойно стала ожидать, когда ей чего-нибудь дадут. Один из трёх, здоровый и волосатый поднял ногу и раздавил её. И Стаса…

Жизнь в крысятнике – это он прыщавый, здоровый, как лось, бил его в душевой и затыкал волосатой рукой рот… Раздавив, как личность на долгие годы…

Теперь такой же здоровый и волосатый раздавил её. И Стаса…

Тогда, на дороге в карьер, он стоял на коленях и отвечал на вопросы. Это был не он, не тот жлоб из детства Стаса. Но ассоциация не проходила. Ещё больше бесило то, что он упал на колени и не пытался защитить свою жизнь. Поэтому Стас и ломал ему кость за костью. Приходя к пониманию того, что он никогда не был мышью. Жестокое и давно уже почти бездушное животное. У которого хватало сознания долгие годы контролировать себя и не переходить определённый рубеж. Даже смерть Андрея не толкнула за край, хотя следствие и считало по другому…

- Остановиться после этого нельзя. Да и реестры, - игнорировал первые два вопроса и не стал на них отвечать.

- Эти? – серый достал тетрадь, в которую Стас уже многие годы вносил тех, кого ждала месть, соразмерная, по его мнению, их деяниям.

- Это всё в прошлом, мы предлагаем…

Стас его перебил:

- Пошёл на х..! Трубку и металл? Х.. вам всем в ср..! Я ненавижу всех вас, с вашим е..м обществом. Ты сейчас сам подтвердил, что для государства – я ничто. Просто сырой материал, из которого можно и нужно лепить всё, что угодно, издеваясь, плюя на то, что называется личность. Какая личность? Так, кусок навоза или дерьмо на палочке, которым можно измазать неугодную морду или

пустить, как удобрение для выращивания таких же кусков навоза, - Стас с трудом сдерживал себя, опасаясь вновь рухнуть от приступа ненависти в обморок.

- А мои планы? Зачем они вам? Они такое же дерьмо, как вы все, ваше долбанное общество и государство. И я был действительно дебилом. Вас не вылечить и не исправить. Ничем – ни пулей, ни палкой, ни ошейником. Стая ублюдочных рабов, клоунов и рабовладельцев - по сути, ничем не отличающихся друг от друга. Теперь я понимаю, вы даже мести не заслуживаете…

Серый сидел, слушал и ждал.

- Всё…

- Нет. Однажды мне рассказали на зоне притчу. Живёт, живёт человек, мается, вкалывает, как чёрт в преисподней – с утра, до вечера. Содержит давно опостылевших семью и родственников. И вот, надорвавшись – сломался, и лежит, помирая, в больнице. Ему несут лучшие куски, которые когда-то вырывали у него изо рта. Продают всё ценное и заработанное им – машину, дачу, золото – прекрасно осознавая, что без него и его рук они никто и ничто. А он лежит и хочет только одного – побыстрее сдохнуть….

Серый сидел и с любопытством смотрел на Стаса.

- Не хочешь сотрудничать, ну и ладно. Трубку мы найдём сами и без х.. в ср.., как добывать золото без воды? Это тоже решаемо. Если решил ты, найдётся другой. Разговор был ни о чём и ни к чему не обязывал. Да и всё это, в сущности, не имеет значения. Насчёт побыстрее сдохнуть – не дождёшься. А если ближе к делу. Принято решение: дело за недоказанностью состава преступления закрыть. Караван инкассаторов, как я тебе уже говорил,

практически не пострадал. Ущерб за мост, релейные вышки и кабель правительственной связи оплатят те, кто за них отвечал - развели бардак, пусть и отвечают. Также ответят те, кто отвечал за твоим надзором. Смерть Андрея является результатом меж мафиозных разборок, а в общем, туда ему и дорога. Троица пропала, ни слуху, ни духу. За ними тянется такой хвост грязи и преступлений, и узнай я, кто их добил, из своего кармана выложил бы круглую сумму в качестве премии.

Вот здесь твои документы, новые. Свои старые можешь выкинуть на помойку. Так же здесь счёт на кругленькую сумму, которая состоит из денег за добровольно сданное золото и необработанные алмазы, а также из гонорара – довольно солидного – за «Историю всех преступлений» вышедшую приличным тиражом в известном издательстве. Правда, её пришлось, говоря твоим языком, слегка подрихтовать и подшаманить, но стиль и язык полностью сохранены. Также на счету находится премия за помощь в обнаружении и задержании каравана, перевозившего почти две тонны незаконно добытого золота.

После твоей расправы над теми идиотами, он сразу же покинул городок и был случайно задержан. А премия эта составляет полтора процента стоимости каравана, по госрасценкам, но всё равно для простого работяги эта сумма выглядит запределом. Также у тебя осталось прилично от добытого в городке. Думаю, всего этого тебе хватит прилично отдохнуть и подумать, а потом принять решение, устраивающее все заинтересованные стороны.

И пусть эти деньги будут тем ясаком для полевой мыши или, опять же говоря твоим языком, зажигалкой

для зайца, которого долго били ногами и научили курить.

Стас сидел мертвее мёртвого после монолога серого.

- За что? – с трудом выговорил он бледными губами, из-под крышки гроба, приготовленного им самим, сдавливающим грудь до звездочек в глазах.

- Не за что, а почему. Ты нужен обществу, и когда-нибудь ты всё поймешь…

Он шёл по улице, выпотрошенный по самое некуда. Мертвее мёртвого – что внутри, что снаружи. Он так и не смог ожить после последнего разговора с серым. Деньги, так нужные когда-то деньги, неимоверная сумма, с помощью которой он мог осуществить все когда-то выстроенные планы – лежали в кармане в виде счёта. Он их взял на уровне инстинкта, не осознавая, что делает В руках был дипломат опять же набитый деньгами и золотом, захваченным в городке, которые всё время, пока шло следствие, находились в его камере. Деньги. Планы. Все его, когда-то выстроенные им грандиозные планы в прошлом, сейчас выглядели пошлым неудобоваримым непотребством и банальной глупостью.

Он шёл .

Ноги сами принесли к этой двери. Он взял себя в руки.

Она открыла. По её лицу пробежала тень печали и сожаления. Рядом с ней стоял молодой мужчина.

- Это мой муж Андрей, проходи, - тот ушёл на кухню, оставив их наедине.

- Я тебя люблю… Но это ты сказал: «Познайте женщину - и вы познаете мир». Сказал, не осознавая, что ты говоришь. Я женщина, и когда-нибудь ты всё поймешь…

«И она туда же, когда-нибудь…»

- Ты всегда была свободна и никогда не оправдывалась, - она слегка вздрогнула, от какой-то тяжести рухнувшей с её плеч. Стас смотрел ей в глаза.

Известие о муже нисколько не удивило и не обеспокоило. Это её личная жизнь. Она что-то рассказывала, он ничего не воспринимал. «Глаза.» Мозг работал со сбоями. «Да, глаза. У всех женщин было «Это» в глазах». У одних сильнее, у других меньше. Раньше «Это» он не замечал. А сейчас фотографиями они вставали перед его глазами. Глаза и «Это». «Это» было и у Таи, и у Олеси.

В комнате пискнуло дитя. «Это» опять промелькнуло в её глазах. «Что Это?». «Я женщина…». «Познайте женщину…» «Я женщина…» Легкий испуг и чувство вечной вины за безумие этого мира. «Я женщина…» «Глаза матери…»

В пустой груди что-то попыталось ожить, на пепел не умеет плакать.

Накормив и успокоив ребёнка, она вернулась вместе с ним:

- Куда ты сейчас?

- Не знаю…

- Оставайся у нас, на несколько дней, пока не оклемаешься, - в это время ребёнок обернулся к Стасу и улыбнулся. Он смотрел в глаза Стаса. Волна ужаса прокатилась по телу, на него смотрели глаза с фотографии, сделанной в первом классе. Его собственные глаза.

Стас остался, сдувшись пустой оболочкой прямо под ноги Таи…

1996-2007-2010гг.

Тираж 100экз.

Поиск по сайту: