История всех преступлений.

ЯСАК ДЛЯ

ПОЛЕВОЙ МЫШИ

Авторское издание

Нерюнгри

Г.

ББК 84(Рос=Рус)6-44

УДК 82-3

К89

Сергей Кудияров

Ясак для полевой мыши. Повесть. Авторское издание.

Нерюнгри, 2014г.- 101с.

© Сергей Кудияров 2014г

Посвящается дальнобойщикам трассы

Большой Невер – Магадан, не давшим сдохнуть от тоски и голода и сойти с ума одинокому бродяге, скитавшемуся по трассе летом 1996г.

Ясак для полевой мыши

Долго бить ногами зайца –

Тот научиться курить,

По-корейски говорить,

А товарищу китайцу

Преподаст урок французский;

Да чего там говорить -

Пошинкует льва в капусту!

История всех преступлений.

Часть первая

Складывалось впечатление, что половина жителей ненавистного города этого замусолен­ного, полузатёртого фантика от дешёвой карамельки – переломало свои конечности. То там, то здесь тормозили взгляд неуклюжие пауки с гипсовыми руками и колченогие, гремящие костылями черепахи. Последствия рано наступившей осени с её подлыми оттепелями и промозглым ветром были налицо.

Торопиться некуда, и Стас фланировал по скользкому асфальту в своих видавших виды говнодавах, то бишь в растоптанных кирзачах, в сторону почты, опасаясь в любую минуту дополнить детали снежно-гипсового пейзажа. Путные мысли потерялись в дебрях

галактик, в карманах свистела вьюга, а от предстоящего в дальнейшем выбора бросало в противную дрожь. И потому он не спешил, выполняя по соплям льда свой замысловатый полупьяный бальный танец. В груди теплилась призрачная надежда перехватить немного денег у кого-нибудь из своих знакомых. Хотя он не горел особым желанием так поступать.

Из ближайшего киоска с облупленной местами краской в уши прохожих вбивался поток поноса попсовой галиматьи, посылающей на х.. Америку. Всё окружающее вызывало приступы смеха, пытавшегося вырываться из груди – простуженной и хорошо отрихтованной в последней стычке с дебилами, не понимающими шуток и простых, как две копейки, вещей. « Х..ло дикое! Я козу на возу… А кто видал?» Кретины и навоз истории – он их презирал и потому даже не отомстил. Он их всех презирал. Зажравшихся и вечно пьяных свиных харь, ежесекундно попадающих под ножи мясников и в зубы волков, спокойно делающих своё дело под носом заплывших похотью и салом рыл, не видящих и не желающих ничего знать, кроме своих дерьмовых делишек.

Его живописный видон приковывал блудливые взгляды вечно снующей туда-сюда толпы, прикинутой и обвешанной металлом, почему-то называемым – благородным, на лимоны; с искорками затаённого страха и молниями меркантильного интереса в глазах: «А это что ещё за х..та вышивает? Какое право она имеет жить на белом свете? Ату его!..»

Небритая рожа, нечёсаные волосы, свисающие сосульками, обмороженный взгляд, прикрытый стёклышками дешёвеньких фар, делали своё дело. А ему было

насрать на толпу с её желаниями и помыслами. «Они даже не понимают, кто они такие! А тому дебилу, саданувшему по грудине копытом, всё же не мешало бы вырвать конечности по самое некуда. Да ну их всех к е..ой матери!»

Почта встретила неприветливо: разбитые ступени, слякоть от снега на полу, серо-грязный цвет, что внутри, что снаружи. Кучка фраеров с лицами, не обременёнными печатью интеллекта, тасовались съёжившейся очередью у телефона-автомата.

Хорошо, что научился ждать. Года два назад препятствие вызвало бы ожесточённое раздражение, а сейчас почти по барабану. Ждать – самое трудное занятие и работа, ждать. А то, что утверждают некоторые умники насчёт работы сталевара, шахтёра… - х..та всё это из -под ногтёв. Ждать – это самая трудная работа, только быть богатым и знаменитым и жить в роскоши по тяжести может сравняться с ожиданием. Не научишься ждать – так и будешь всю жизнь бегать серою лошадкой по одному и тому же кругу на чьём-нибудь ипподроме под свист и улюлюканье пьяных идиотов да жрать один и то же ненавистный овёс. Даже если и вырвешься, всё равно попадёшь куда-нибудь белкой в колесо или ещё куда. И будешь с тоской в глазах недоумевать: «Кто это и куда меня гонит?» Он научился – и вырвался, он вольный ветер. Пусть кругом волки и вороньё. Не всегда есть пожрать и иногда попадаешься в чей-то аркан. Но уж если жратва – так сочная, сводящая скулы и гонящая водопадом слюну трава. Не затхлая болотная вода, а звенящая на высшей ноте ледяная и хрустальная вода ручья. Да резвая и вольная подружка, а не задроченная хозяином и

жизнью, но холёная кобыла. Ждать научишься – счастливчик, нет – вечно загнанная и потная лошадь. Он научился – жизнь заставила. Вечно ждал то одно, то другое, мучился ожиданием чуда, а приходили только разочарование и тоска. Теперь ничего не ждал, просто жил своей маленькой, но интересной жизнью. Жизнью полевой мыши. Постоянно полупьяный от счастья, даже если что-то или кто-то заденет, то проходит быстро. А всякие хитрые жизненные ловушки почти научился обходить стороной.

Мышь, рыжая полевая мышь встала перед глазами. Она жила на одной из стоянок, вдали от суетной городской жизни. В самом начале нахождения там надоедавшая и досаждавшая своими выходками: то обглодает хлеб, то сало, то рюкзак прогрызёт, то полиэтиленовый пакет с крупой. Шугал, гонял, пытался прибить и словить – надоело, плюнул и стал ей платить подать в виде большого куска хлеба, исправно ею съедаемого. Полевая мышь и – татары и Русь, именно это сравнение заставило платить подать. Приструнить её оказалось занятием хлопотным; маленькая и юркая, она успевала во время слинять, оставляя в душе комок досады. Да и к тому времени Стас успел заболеть особенной болезнью лени – бессмысленность суеты не по делу. Пускай живёт. Как когда-то древние предки, поняв бессмысленность сопротивления постоянным набегам татар, решили платить лань. Обленились и зажрались, а те мобильные и слаженные, налетят, пожгут, разграбят. А если сопротивляешься, людей – кого на кол, кого в полон. И сгинули, как появились. Глядя на такие дела, умные головы решили платить дань да ждать лучших времён – дешевле

обойдётся. Вот и он, долгими летними днями вкушая прелести первозданной тайги, решил: да будет так. А потом до самого ухода со стоянки мирно сосуществовал в рыжей бестией, принятой сначала за монстра и оказавшейся в итоге всего-навсего милой и приятной полевой мышью…

Ожидание пролетело незаметно. Телефон долго издевался длинными гудками, наводя на невесёлые размышления. Он ждал и методично набирал по памяти номера то одних, то других знакомых. Наконец телефон изъявил желание порадоватьтрубка хрюкнула и ответила всегда желанным и милым женским голосом:

- Кто?

- Здравствуй, Тая, это я, Странник.

- Откуда?

- Да вот из очередного вояжа вернулся. У меня к тебе просьба: одолжи немного денег до лучших времён.

- На гулянку?

- Ну что ты, солнышко! Если я прошу на развлечения, то всё выглядит немного по-другому. Жить не на что.

Ненадолго трубка замолчала.

- Ладно, приходи через полчаса, - с саркастическим скептицизмом пропел милый голос. Иногда её приходилось обманывать, что всегда рождало в душе смуту, несмотря на жёсткое и циничное отношение к этому подлому и вонючему миру.

Полчаса – небольшой отрезок времени. Она не заставила долго ждать. Щелкнул замок, и вот она с улыбкой, вся такая сонная и вкусная, протягивает деньги:

- Ну, как там у тебя? Где был, что видел?

- Долго рассказывать, давай в другой раз. Вылью всё и сразу на твоё воображение ведром холодной воды.

- Ты это умеешь. Хорошо, у меня тоже немного времени, пришла только с работы, хочу отдохнуть.

- Тогда пока…

- Пока, - всё просто и спокойно, без лишних телодвижений и дежурных охов и ахов.

Он побрёл в сторону своей конуры, надоевшей хуже горькой редьки, вдаль от этого уютного гнёздышка. Какой козлище выдумал общаги, Стас не знал. Но по всей видимости, тот, кто их выдумал был, изрядным садистом с больным воображением. И потому, по мнению Стаса, заслуживал, как минимум, пару тысяч лет скитания по этим человеческим клоакам. Так думал он, обходя скользкие места по дороге домой. И вот стоят теперь эти памятники человеческому безумию во всех городах бывшей совдепии, ныне полностью развалившейся и разграбленной по самое некуда. Маленькие копии нынешней совдепии – загаженные, провонявшие запахом пыли, аммиака и водочного перегара. В одной из таких ям существовал и он – выбирать не приходилось. Ненавистная мамаша, отмотав «пятнашку», сгинула, успев лишь сообщить, что где-то там есть много родственников. А х..ли толку, нашёл после приюта… Козлы драные, за семнадцать лет, пока он мариновался в приюте с его законами крысиной стай, не могли хотя бы раз приехать, не то чтобы забрать. Суки! Всего сто сорок километров – и электрички каждый час. Съездил к ним несколько раз – и плюнул: никто он им, нищий родственник, сосущий куски с их стола. И вот уже второй десяток лет Стас

скитался по всяким клоакам и не появлялся в тех краях, где обитали эти уроды. Пошли они к чёрту в ж…

Медленно и размеренно календарь отсчитывал дни, более или менее налаженной и спокойной жизни, без лишних головных болей. Многочисленная армия знакомых ещё не прочухала о его появлении в городе, а потому и не досаждала своими, по большей части, беспонтовыми налётами на его маленькую обитель, со всеми этими пьянками, гулянками и «разборами полётов». Девяносто девять процентов посетителей давно уже надо было разогнать берёзовой вдольхребтиной, длиной с метр и сантиметров семи в диаметре на толстом конце, второй год дожидающейся своего часа в углу комнаты. В особенности этого заслуживала зажравшаяся часть полусъёбков – вечно ноющая по поводу и без повода, не желающая ничего предпринимать или изменить в своей жизни и вечно недовольная всем и вся.

Последние скитания вымотали в ноль. И Стас заслуживал это наслаждение: без телевизора, радио, книжек, газет и кретинов. Спал до тех пор, пока не начинали ныть бока от саморучно сколоченных нар. После долгих лет скитаний по разнообразным человеческим клоакам его тело с трудом переносило что-либо более мягкое, чем нары с матрасом толщиной в газетный лист.

Практически не мылся, да и в повседневной жизни не очень стремился это делать, специально и с далёким умыслом: ненавидел приличных и прилизанных. Козлы – чуть пережрёт чего-нибудь – спиртного, или наркоти

ков, или попадёт в какую-нибудь жизненную передрягу – и вот уже готово очередное уёбище, со всеми вытекающими последствиями. Что мужики, что бабы одинаково. А сами при случае готовы тыкать лицом в дерьмо всех тех, кто не подходит под их прилизанные при-личия. Лишь единицы на его веку оставались людьми в любом состоянии и при любом раскладе. Да и сучка одна как-то заявила: «Мужик должен быть – потным, злючим и вонючим.» Эту безмозглую дуру, взяв за шиворот, он просто вышвырнул в коридор. И до сих пор не понимал, почему не прибил. И потому Стас приводил себя в порядок лишь в том случае, когда шёл к Тае или к тем знакомым, кого хоть немного уважал.

Стас для себя давно отметил: как только он начинал прилизываться или более-менее прилично одеваться, то откуда ни возьмись перед его взором начинала вихлять задницей какая-нибудь очередная глупая курица, совращающая своим поведением в надежде завладеть частью его: или интеллектом, или карманом, а третьих вовсе только член интересовал. А лично он, весь полностью и целиком – ни одной не был нужен. А в нагрузку к курицам начинали мельтешить на горизонте, заслоняя обзор – мордочки разнообразных смазливых холуёв с мутными желаниями в никогда не видимых глазах, Вот и порешил он в один прекрасный день – пропади пропадом все эти приличия! Вон Диоген сидел и умничал в бочке, занимался прилюдно онанизмом…, тысячи лет коту под хвост, а его до сих пор помнят.

Обеденный стол был скуден и прост, но вполне удовлетворял потребности. Хотя при случае Стас не отказывал своему брюху повеселиться до изжоги.

Вот так и жил. Спал, жрал, бродил по городу – с умилением созерцая человеческий идиотизм со стороны, всячески избегая встреч со своими знакомыми, что делал-таки успешно. Да часами медитировал платяной шкаф, который к его великому сожалению и не думал двигаться с места. Вот вредная деревяшка, вреднее не видывал. А кругом визжат: телепатия, телекинез, медитация… Х..ня всё это. Профанация и удавка для кретинов с одной извилиной да возможность срубить немного капусты какому-нибудь ушлому дяде. Плюнул на этот шкаф: не хочешь двигаться, ну и х.. с тобой. Главное, что брюхо не воет в тоске по корочке хлеба, в берлоге сухо и тепло. А много ли надо человеку для счастья? Да к тому же вскорости должен получить господачку за несколько месяцев, за то, что не стремился устроиться на какую-нибудь работу.

Целыми днями занимаясь праздным ничегонеделанием, гонял туды-сюды, с одной половины головы на другую какую-нибудь порожняковую мысль или идею фикс – не имеющих ничего общего с предполагаемым в будущем проектом, или обсасывал до молекулы детали предполагаемой встречи со своей очередной пассией, не помышляющей владеть им вечно.

Даже тараканы и мыши – двуногие, четырёхлапые и шестиногие – снующие по общаге сплошным потоком, залезающие в любые щели без спроса и обгладывающие всё на своём пути, практически не досаждали своим присутствием.

Всё хорошее имеет свойство покидать человека, когда он меньше всего этого желает. Спокойная и размеренная жизнь в очередной раз завертелась, закружилась,

с каждым витком набирая ускорение. Всегда так: только расслабился – и вот оно, не запланированное приключение на ж.. А всё из-за пустяка – поспешил, не продумав до конца последствия своих поступков.

Расслабился и забыл, что шила в мешке не утаишь, что на каждую хитрую ж.. есть кое-что с резьбой, что стены имеют уши; а люди, в большей своей части хиленькие создания: чуть что не так – с потрохами сдадут. А так как за Стасом водилась слава человека скрытного и пройдохи, проходимца и искателя приключений на свою голову, то последствия не замедлили сказаться. Тем более, что всю его сознательную жизнь многие интересные органы и личности – косвенно или напрямую – предлагали пахать на них. Стас с наглою ухмылкой отказывался или технично съезжал в сторону, потому и был для всех их враг номер один. «Как это ни на кого не работаешь, да ещё ведёшь какой-то непонятный образ жизни?… Доиграешься…» Доигрался.

А был же предупредительный звонок. Вернувшись домой, Стас сразу понял, что его берлогу посетили, и не дилетанты – профи, и навели очень аккуратный шмон. Но они всё же наследили – то там, то здесь оставив следы на пыли, скопившейся за несколько месяцев его отсутствия. То, что это профи, он нисколько не сомневался. Замки, с виду простенькие, имели маленькие секреты, недоступные кому попало. Да и к тому же, если бы залезли какие-нибудь банальные двуногие мыши или тараканы, та они бы выгребли практически всё

подчистую. Хотя Стас и жил скромно, у него дома можно было найти то, что всегда имело спрос у всякого рода ханыг.

Стас по поводу посещения неизвестными берлоги сильно не переживал. Где он находился во время отсутствия и чем занимался, не знал никто. Дома ничего того, что могло заинтересовать умного человека, не хранил. А зря не переживал и расслабился.

В тот злополучный вечер он пошёл слегонца поразмять косточки, да и шкуру проветрить – от всепроникающего запаха помойки, прилипающего и въедающегося лучше любых духов и дезодорантов.

Выбор пал на близлежащий бульвар, хорошо освещенный и просматриваемый со всех сторон, так что практически не оставалось шансов нарваться на мелких хулиганчиков. И всё же во время прогулки он внимательно и незаметно контролировал обстановку. Времена были мутные и рисковать лишний раз не хотелось, тем более ребра ещё не зажили. А молодёжь всегда была излишне умной и ушлой и искала на каждом повороте развлечения с приключениями. И вот ты был – и вот тебя нет.

Своего старого знакомого Стас зафиксировал издали. На бульваре было светлее, чем днём при солнце, так что встречи не избежать. Предчувствие протестовало: «Встречаться не стоит, уйди. Как-нибудь выкрутимся, - но на всякий случай сделал вид, что не заметил его и идёт сам себе на уме. «Пройдет так

пройдёт. Нет – так из встречи выкачаю максимум,» - решил Стас.

Не прошёл.

- Ого, кого я вижу, десять лет не виделись!

- Ага. И на х..я ж мы встретились, - вроде как бы с неохотой поприветствовал Стас, наскоро просчитывая варианты поведения. Тот типок, которого он встретил, был скользким и много знал; всегда был при хороших деньгах, никогда не отказывался хапнуть на халяву или просто законным путём подзаработать. Но самое интересное было то, что он был человеком слова и честным согласно своим взглядам на жизнь. Он вполне подходил для решения близлежащих проблем Стаса, на ловца и зверь бежит. Только зверь скользкий и опасный. На когда-то всё равно придётся делать шаг, так почему не сейчас?

Стас начал издалека.

- Ну, как у тебя, Шурик, дела?

- Всё по-старому. Моя еб..ся направо и налево. Предупредил: продам в бордель какому-нибудь хачику, если принесёт в дом заразу. Кругом всё перееб..сь – не понять, где мусора, где блатные – одни бл.. кругом. Да и жить с каждым днём всё труднее, крутишься, вертишься, как прокажённый чёрт, а толку мало… - он как всегда слегка сп…л, что ему жить тяжело: любил, змей, при случае слюну пустить. Его на Луну без скафандра забрось – выживет, да потом кому-нибудь её и скинет за хорошую цену. Сучонок. каких свет не видывал, без мыла в ж.. влезет, добиваясь своего. Но в целом он был прав.

- А у тебя как?

- Вольный ветер и есть вольный ветер. Сегодня здесь, завтра там, сегодня жирую, завтра х.. сосу, - но не жалуюсь. Сам себе жизнь выбрал. Мне легче: комната в

общаге – невелико состояние, а больше ничего не держит. В любую сторону и в любой момент. Вот только сейчас на нулях. А хотелось бы посидеть. Расслабиться, как в старые добрые времена…

Намёк был понят.

- Подожди, - и Шурик быстро затарился всем тем, что требуется для приличных посиделок, хорошо зная гастрономические пристрастия Стаса – на очень плотный и хороший ужин для пяти здоровых мужиков. Благо в ларьке, мимо которого они проходили, не было разве что птичьего молока и звёзд с неба. Пока он рассчитывался, Стас прикинул, сколько у того бабок в лопатнике, и остался доволен.

- Ну что, - с плутоватой улыбкой предложил Шурик, - шлюх брать будем?

Пасущаяся невдалеке стайка ночных дев завертела задницами в надежде подзаработать. Откуда они появились на безлюдном бульваре, Стас не успел заметить.

- Да лучше я свой х.. на пятаки порублю, - взвился Стас, что-то в них задело, и он понёс, распаляясь всё сильней, - да от них не только трипак и СПИД, но всё говно помоек плюс вшей и чесотку поймать можно! Валите на х.., бл..! Небось, мужиков дома побросали, а сами на панель, - при последних словах чуть не задохнулся от бешенства. Один знакомый приходил с такой, так она в его комнате все виды вшей оставила и чесотку, а на вид- куколка с витрины. Замучился выводить, как и знакомый. Тот её, правда, отловил и хорошенько отоварил, но от этого Стасу не стало легче. Шурик его притормозил, Стас хотел ещё чего-нибудь пожелать вслед

свинчивающей стайке, поняв, что его взбесило: там была та, что оставила «подарочек» в его берлоге.

- Ладно ты, успокойся. Не нравятся эти – найдём других, - продолжал Шурик, подначивая, прекрасно зная отношение Стаса ко всякого рода шлюхам: недолюбливал – это самое мягкое слово. Сам Шурик спал только со своей женой – хотя та спала со всеми подряд – и снимал этих работниц постели только для поддержания компании.

- Вон видишь ту, самую яркую? Это она, коза драная, мне вшей с чесоткой оставила. Да пошли они! Где бл.., там бардак… - Шурик не дал продолжить, видя, что Стас снова распаляется.

- Нет так нет – и они двинули к Стасу.

Когда немного выпили и отогрелись - на улице изрядно подморозило,- Стас продолжил тему, начатую на улице, при этом помогая готовить ужин Шурику, в чём тот был неплохой специалист: что приготовить, что покушать любил он со вкусом.

- Недавно понял, со всеми бы спал. В любое время и по их желанию. Только две причины мешают: конец один и жизнь одна. Или наградят, или придёт какой-нибудь Кинг-Конг полуевнух, и грохнет за то, что поимел его бабу; сам не могу и к другим не пущу. Она-то всегда отмажется, а мне по горбу. Ему в пору самому начинать шмурыгаться, а туда же – мужское самолюбие. А у неё природа берёт своё, готова ножкой стула себя иметь, да вот воспитание не то и отношение. И вот она начинает мозги всем е..ть направо и налево. А так мне без разницы, кто передо мной, главное, чтоб не помесь

крокодила с обезьяной, да не пень трухлявый и вела бы себя более-менее прилично.

- С каких это пор ты превратился в секс-гиганта? Ты же всегда был сумасшедшим однолюбом, - продолжал ерничать Шурик.

- Всё в жизни меняется, меняюсь и я. Я же не евнух.

- Чёрт с ними, пусть одна поимела, другая, третья. Так что, с ними после этого вообще не спать? Так ведь не заметишь, как превратишься во что-нибудь неудобоваримое. Стас призадумался. С последней, т.е. с Таей, заключили обоюдно устраивающий договор и принародно разругавшись, порвали отношения. Хотя на самом деле до сих пор встречались, не афишируя истинного положения вещей. А т.к. Стас захаживал почти ко всем своим бывшим подругам, это не вызывало излишних вопросов и подозрений. У него больше ничего не осталось святого, а последнее страшнее всего терять. Поэтому и предложил Тае отколоть этот номер. Жизнь Стаса с каждым днём становилась всё опаснее, и в один прекрасный момент она просто могла раздавить его и его последнюю радость.

- Я же в натуре так поступаю, - продолжил Стас прерванный монолог, - знакомлюсь с какой-нибудь подругой, и если она согласна с моим отношением к жизни, идем на трипердачу, проверяемся, а потом живём без каких-либо претензий друг к другу. Как только начинаются претензии - расстаёмся. За это время, пока мы с тобой не виделись, я очень сильно изменил свои отношения с бабами. Если она милая, приятная и опрятная – не только на публику, но и дома, не суётся куда не просят,-отношусь как к королеве. Всё на Вы и «будьте

любезны». Подарков, правда, не делаю, желающим на мне или на моих отношениях срубить капусты показываю на дверь и предлагал брюлики зарабатывать на панели, - так было с той, которая была перед Таей.

Тая вообще ничего у него не просила и не брала, даже если он и настаивал; а если он что-либо брал у неё, то тоже только в кредит; что обоих вполне устраивало.

- Саша, я даже бить их научился, и очень жестоко. Сука одна попалась, я ей и так, и эдак, а она ни в какую. Я ей по-человечески, а она за нож. Очнулся, а у неё вся рожа в крови и синяках, стоит на коленях, умоляет, чтобы простил, и ноги железной хваткой скрутила. Так противно было, ненавидел себя, что не сдержался. А потом узнал: она мазохистка, такая самого Бога выведет, и я у неё не первый. Давно уже ничего не читал, ну, пришлось спецлитературу проштудировать. Но всё равно противно, - он умолк.

Шурик тоже молчал. О чём говорить? Всё, что можно было обсосать и вывернуть на изнанку, они сотню раз обсосали и вывернули; разложили на молекулы и атомы и вновь сложили. И лет как пять, если не больше, гоняли порожняки, что называлось между ними – беседы ни о чём. Светские сплетни не интересовали их, на политику давно и плотно положили х.., как и на многое другое. А если и говорили на эти темы, то в тему. Потому случайные посетители на их посиделках просто х..ли, у них отваливались челюсти, вылезали глаза из орбит, уши вяли помидорами на раскалённой сковородке. Было от чего. Многие просто свинчивали с посиделок от греха подальше. В таких беседах они говорили спокойно и без рисовок на любые темы, на хорошем русском языке,

лишь изредка вставляя какой-нибудь сленговый оборот или непечатное выражение. Шурик, несомненно, был гением высокого слога, и Стас много раз предлагал ему поступить учиться на юридический и выучиться на адвоката, а не мутить поганки со всякого рода проходимцами или олухами. С его талантом можно было убедить Совет безопасности ООН в том, что земля имеет форму огурца, и приняли бы на сей счёт резолюцию: «Во избежание дальнейшей эскалации международной напряжённости, считать, что Земля имеет форму огурца, и т.д. и т.п..» Потом бы, лет эдак двести, все академики мира заеб..ся доказывать обратное.

- Что призадумался? – прервал он ход мыслей Стаса, слегка повеселев от водки и приготовив ужин.

- Да вот сожалею, что ты не пошёл учиться на адвоката, - разливая по рюмкам, ответил он.

- Разве я тебя не говорил, что уже второй семестр сдал?

- Гляди-ка, а ты делаешь успехи!

- Какие успехи! Первый раз тебе говорю, я всегда был трусом, - от этого признания Стас чуть не проглотил содержимое вместе с рюмкой. Он всегда считал Шурика пусть и не супергероем, то по крайней мере отчаянным человеком, не боявшимся проворачивать довольно-таки мутные операции с возможностью попасть если не на нары, так в гроб, - так хорохорился не по делу, а жизнь с каждым мгновением всё жёстче. Со многими уже порвал отношения. Да и от шлюхи своей никак не могу избавиться. Умная и много знает о моих делах. Вот и решил: пусть другие воруют, мутят поганки, занимаются бизнесом, делают что угодно, а я на их идиотизме и лени буду

капусту рубить. Безопаснее и надежнее, дураки никогда не переведутся, и человечество никогда не избавится от своих пороков. Да и от своей кобылы с помощью закона, может, избавлюсь.

Шурик определённо тоже изменился и своими речами посеял сомнения в душу Стаса, и он предположил, что тот откажется от предложения, но всё же попытался.

- Слушай как у тебя с бабками? - хотя прекрасно догадывался о количестве содержимого его лопатника.

- Есть немного, а что? – лицо выразило интерес.

- Вот хочу тебе предложить, тут камушки и металл, - Стас раскрыл давно приготовленную шкатулку. Думать и делать он мог что угодно, но старался никогда не забывать о деле.

- Интересно, интересно. Алмазы… - он призадумался, внимательно рассматривая лицо Стаса и что-то при этом решая.

- Могу тебе дать пять, не больше. В баксах и наших.

Торговаться Стас не стал, рассчитывая получить намного меньше. Но Шурик разбирался в этих делах хорошо. И уже не раз брал у него металл и всё то, что могло принести доход, нелегальный, но всё же очень хороший.

Потом они ещё долго сидели, довольные совершенной сделкой, и перебирали дежурные темы. Водка в закуской так и остались на столе почти нетронутыми, когда Шурик ушёл.

Стас убрав бабки, стал разогревать ужин, к тому времени остывший, решив всё же поесть. Не успел. В дверь постучали. Подумав, что это вернулся Шурик, что-то позабыв, не стал даже смотреть в глазок. Их было

трое, почему-то любят люди это число. По их спокойно-безразличному виду понял, - допрыгался.

- Здравствуйте, вам кого? – затянул давно продуманную волынку, прикидываясь шлангом.

- Красиков Станислав Иванович? – утвердительно.

- Да.

- Мы из милиции.

- Но время первый час. А по закону после одиннадцати часов никто не имеет права меня кантовать. Приходите после девяти утра или пришлите повестку.

- Законы хорошо знаешь? – с доброй улыбкой, но не предвещающей ничего хорошего спросил старший.

Продолжать умничать не имело смысла. Не стал даже спрашивать документы. Их трое - мусора или бандиты –какое имело значение? Их трое, а он еще не устал жить.

- Проходите, - обречённым голосом предложил он, стараясь не делать слишком резких и непонятных телодвижений, с трудом сдерживая эмоции.

- Что, Стас, допрыгался?

- А чего я такого сделал?

- Это твоё? – без всяких формальностей и предисловий ему показали шкатулку. В голове закрутилась неимоверная каша.

- А как она к вам попала? – снова начал юзить Стас, пытаясь протянуть время, и что-нибудь придумать. В камеру или на тот свет не хотелось.

- Прекращай. Чья, твоя?

- Моя, - и протянул руки для браслетов.

- Хватит паясничать. Убери руки и собирайся, документы не забудь прихватить.

- Потолок я тебе гарантирую, - после небольшой паузы продолжил старший, - предлагали сотрудничать – не захотел. Теперь пеняй только на себя.

- Слышь, начальник, у меня все документы у пьяного утащили, - соврал Стас.

- Утащили так утащили. Собирай всё, что там тебе понадобится, - он сделал вид, что поверил Стасу.

- Можно, я хавчик с пойлом с собой заберу? Насчёт потолка я тебе верю, а здесь всё пропадёт, - уже спокойно-нагловатым тоном спросил Стас.

- Забирай, - что было на уме у мусоров, Стас не понимал. Они всё время, пока Стас собирался, как-то безразлично-спокойно ждали. Лишь у старшего не сходила с лица улыбка. Напоследок разрешил выпить и закусить.

- Будьте вы прокляты, - негромко, но внятно произнес Стас, окинув взглядом комнату.

- Кого ты там проклинаешь?

- Эту ё..ую помойку и того козла, который её придумал.

Камера была небольшая. Серо-грязного цвета, с дежурным набором – нарды, вырезанные на нарах, стопка старых журналов, и всякая прочая дребедень, которая хоть как-то скрашивала серые камерные будни. При виде параши вспомнил малолетку.

- Подай парашу, - так он называл кружку. Тогда ему захотелось помочиться в неё и вылить тому на бестолковку. А потом бить, бить, бить…

- Подай парашу, - эту же фразу он услышал от сорокалетнего дебила… Вот их бы их сюда на пару лет, чтобы поменьше базарили – блатные…

На шмоне дежурный хотел изъять пойло и всё, что запрещено. Старший остановил:

- Оставь. Он конченый – предложи бежать – не побежит. А чтобы с жизнью покончить или ещё какую-нибудь глупость совершить – не дождешься. Продуманный. Он скорее весь город крокодилам скормит, чем навредит себе или сделает больно.

«Зачем всех – и крокодилам, - неслось в голове Стаса, - взять палача, и пусть тот с доброй улыбкой подаёт рюмку с водкой и цианидам. А когда закончит работу, то и ему подать рюмку, а то потом не остановишь, войдёт во вкус. И вообще человеку, отправившему на тот свет трёх или более человек, тоже надо подавать рюмку. А то крокодилам – жестоко и противно выглядит со стороны».

- Дня через четыре придём – Стас поднял изумлённый взгляд, - а может, через четыре месяца, вкушай запах параши, - да, мусора тоже не прочь побаловаться цветастыми фразами, - ну, а если что надумаешь, откуда металл и камушки, шепни дежурному. Твоего одиночества нарушать никто не будет, дерзай.

Пока мусор напутствовал, Стас с наглой мордой налил в стакан водки, чтобы обмыть своё появление в этом ненавистном заведении, в котором он появился и в котором,наверное, сдохнет. «Не дождётесь!- он не собирался собственноручно выписывать себе срок.

- Знаешь, начальник, я тебя в гробу видел, но у тебя работа. Ляжешь туда – другой придёт. А это ещё вилами

на воде писано, что лучше: ты в гробу или тот, который придёт. Выпью за твоё здоровье, а так как ты на мне звездочку – не звёздочку, а хорошую премию точно заработаешь, то ущипни кроху от того и купи блок сигарет. Кстати, я так и не знаю, как вас зовут, - Стаса явно заносило, но он не мог ничего с собой поделать, безумная ситуация и водка делали своё дело.

- Горин Игорь Николаевич.

- Игорь Николаевич, за Ваше здоровье! – Стас тяпнул, дверь камеры клацнула и неизвестно когда откроется на волю.

Жизнь в очередной раз шарахнула мордой об асфальт. Оставалось только ждать и не нервничать, а то крыша может поехать. Мусор сп..л, что Стас не станет с собой ничего делать, пусть он не мотал срок, но прекрасно знал, как и почему она начинает ехать, а Стас на своей шкуре испытал. Может, морда чья-нибудь не понравится, ползущий клоп или вша. Да мало ли существует на свете раздражителей. А этих – мало ли – миллионы вариантов – и вот ты уже никогда не увидишь воли.

Первый раз попав в клетку, месяц ходил по камере глушённым карасём. С идиотской улыбкой и мыслью: вот бы косяк какой не запороть – наслушавшись на воле всякой чуши о тюрьме. Глушённым Стас был не только от страха: мысль, что он в тюрьме, а не кто-то другой, мысль, что и он ходит под Богом, мысль, что сколько ни крутись…- делали из него котлету.

Выпив ещё сотку, стал обосновываться. Правду или понты колотили мусора насчёт потолка, мозг даже в пьяном виде не хотел воспринимать ни в какую. Да и мысль, что пришли слишком быстро за ним, не давала

покоя. Разрешили в камеру забрать много запрещённого – тут у всех гениев мира крыша поедет. Всё не так – или дикий сон, или с ума сошёл. Чего им от него надо?

Вещи потихоньку улеглись на свои места. Пойло и многие другие запрещённые детали тюремного быта припрятаны, кроме одного пузыря. Мало ли что: один разрешил, придут другие, всё отметут, да ещё и по ушам надают.

Хавчик лежал на столе, и он, усевшись поудобнее, приступил к ужину, приготовленному Шуриком, при аресте аккуратно уложенному в банки и всё ещё теплому. Всё произошло слишком быстро.

Да пошло всё к ёб..ой матери! Он пьянел. Сил едва хватило проползти по нарам и погрузиться в ночные кошмары.

Утро было безумнее вечера. Долго и мучительно соображал, где он находится и только нудной, заевшей пластинкой било по мозгам: « Ты, бичара, вставай и убирай камеру,»- к кому это относилось, никак не мог сообразить: мутило, голова не болела, просто казалось, что мозги прополоскали в хлорке, и они были отбелены и чисты от всего. Наконец вспомнил, как упал на нары. Хватило несколько секунд, чтобы в обратной последовательности вспомнить всё. «Значит, бичара – это я, и я нахожусь в камере.»

«Срок так срок», - с холодной уверенностью прочеканил мозг. Всё встало на свои места и не терзало. Встал и довольно сносно убрал камеру, отмыв всё, что можно, и повыгреб грязь, откуда можно было выгрести. Присел позавтракать: Шурик брал на пятерых, а приготовил на двоих и практически ничего не съел. По

прикидкам Стаса, последнего ужина на воле хватит ещё и на завтра. Когда убирал в камере, максимально избавился от запрещенных вещей, многие из которых прихватил по пьяной запарке. И вот все эти ножички, пилочки и надфили вместе со стеклом из -под ужина и водки полетели в парашу.

Завтрак прошёл в состоянии почти полного безразличия. Камера открыта. Дежурный мусор заглянул, окинул камеру и Стаса с довольно любопытной харей, хмыкнул, передал два блока «Кэмэл» от Горина и захлопнул. Странно, аппетит не пропал ,но совсем не хотелось водки.

Первым делом надо решить, чем занять всё свободное время. Дебил, не мог продумать и заранее приготовиться к этому наиболее вероятному исходу, к которому он упорно шёл последние месяцы. Собрал бы себе сидорок и закинул в дальний угол комнаты. Расчувствовался, вот и ломай теперь уши.

Ничего дельного не шло на ум. Улёгся на нары, закрыл глаза и начал смотреть «мультики». Об этой особенности своего мозг знал давно, попав однажды на пятнадцать суток. На воле пытался добиться такого состояния – бесполезно. В камеру попадал – и смотри себе, сколько душе угодно. При этом не теряя контроль над реальностью. Окончился один ролик – смотри другой, по большей части сразу же забывая, что смотрел до этого. Это были действительно фильмы – с началом и концом, названием и титрами. Что это было, Стас не знал, но для себя называл это «мультиками». Они не досаждали, скорее, помогали очень часто сохранить силы и рассудок в порядке.

Так и пролежал несколько часов подряд, пока заступивший на смену другой мусор не вывел из транса:

- Выходи!

- С вещами?

-Тебе сказали: выходи, - Шурика он увидал сразу, стоявшего у стола дежурного с двумя огромными сидорами, замершего в ожидании. Он-то что делает здесь?

- Вот пришли поговорить, - дежурный ушёл к себе, оставив их наедине в клетушке для свиданий.

- Прости, - после затянувшейся паузы начал он.

- За что? – спросил Стас - Ведь когда-то давным-давно ты высказал одну интересную мысль, за которую я хотел тебя тогда порвать, как резиновую грелку, но очень верную: «Люди просто не понимают, что мне в тюрьме намного лучше и понятнее, чем на воле». Тюрьма как тюрьма. Если бы не эта еб..я перестройка, то я бы ни на что и никогда не надеялся и ни во что не верил, и срок за сроком парился в тюрьме, лишь на короткое время вырываясь на свободу. Да и, в сущности, кто меня просил с тобой связываться, такой финал - наиболее вероятный вариант от знакомства с такими, как ты.

- Это не моя игра. Всё было придумано давно. Меня вынудили. Моё желание выжить в этом мире и знакомство с тобой, сыграли со мной злую шутку. Или ты в тюрьме, или я. Я выбрал – тебя.

Стас оглох.

- А деньги, которые ты мне дал?

- Настоящие и мои. Оставь себе. Вот тут в сидорах есть всё и на долгое время. Не смотри ты такими глазами, - быстро но внятно говорил он, не давая Стасу даже открыть рот, - И вот ещё деньги, понимаю этим мизером

не откупишься за содеянное, но больше ты меня не увидишь, Я сваливаю далеко и навсегда. Мусору, который дежурит сегодня, я когда-то помог, потому и смог пройти к тебе. Когда-нибудь ты всё узнаешь и поймёшь: не я – нашли бы другого. Больше не могу тебе ничем помочь.

И он ушёл не попрощавшись.

Стас долго сидел в камере, оглохший от встречи с Шуриком. Игра? Какая игра? И чья игра? Плюнул и осмотрел сидора. Забиты всем, что нужно, кто их ему собирал? Стас знал, что Шурик даже на сутках ни разу не был. Сосчитал бабки – половина в баксах, половина в наших, на баксы – пятнадцать штук, свёрток внушительный. Всё это выбивало из колеи. Казалось бы, сиди в камере да радуйся, но в груди только пустота, а в голове каша.

Месяц назад бы эти бабки – запустил бы в дело и потихоньку мутил бы свою поганку, идя к задуманной цели. Стас нашёл несколько мест, где можно было хорошо подготовиться, не сильно надрываясь и, в сущности, не опасаясь посторонних, вечно сующих свой нос в чужие дела.

А сейчас все эти бабки – вместе с теми, что были на воле, их было двадцать штук - практически не нужны. Нет, эти пятнадцать, если не отметут, в чём Стас был уверен почти на сто процентов – пригодятся здесь. Как раз по штуке на год – идиотизм! Но те, что на воле, пропадут. И всё это сплошным потоком неслось в голове.

Дни шли за днями. Стас ничего не предпринимал, мусора тоже. Странная игра - кто кого трахнет. Когда

уставал от мультиков, то садился и учился писать стихи – единственное занятие, полностью занимавшее мозг. Уставал писать стихи, писал всякую чушь о своей жизни бабам из соседей камеры. Если надоедало всё - кубатурил свою прошедшую жизнь, что всегда заканчивалось одним – приступом ненависти. Ненавистью к государству и дебилам, управляющим им. Суки, всю жизнь изуродовали и сломали, всё отняли – дальше некуда. Так и травился ненавистью, которая могла в один прекрасный день полностью сжечь, но удерживал стопор: «Я ещё не всё сделал в этой жизни». Так и тянулись день за днём. В изоляторе временного содержания его списали что зека, что мусора: дебилелёнок закомплексованный. Но там, за стенами ждали и не верили в его дебилизм и рассказы, по которым он выходил постоянной жертвой этой жизни.

Лишь изредка происходили странные эпизоды, которые заставили мусоров и зеков относиться с сомнением и опасением к Стасу. Он так расчувствовался и обнаглел, что стал просто издеваться над мусорами, которые были ему нелицеприятны. Один из них не выдержал и хорошенько отоварил его. И какого же было удивление всех – и он сам был не менее ошарашен – когда через два дня мусор очутился в камере, а через месяц на зоне с приличным сроком. Другой мусор просто кинул Стаса на деньги, когда тот попросил принести водки. Через два дня, бледный и трясущийся, принёс в два раза больше. И чуть не на коленях просил прощения. Его просто пнули под ж… Все призадумались: как так, сидит, плачется, а мусора посадили… А другого под ж… Каждый день кого-нибудь отоваривают, вой убиваемых был слышен во

всех камерах - не помогают ни жалобы, ни заявления… А чтобы кинуть какого-нибудь, так вообще как два пальца об асфальт… А тут какой-то левый… Если появилась капля сомнения – полный вакуум. Стас это знал по прошлому. Последствия не замедлили сказаться – остался в полном одиночестве. Если кто-то и пытался иметь какие-то отношения со Стасом, то имел головные боли. Лишь раз в неделю приходили дачки от Таи. Попытался отказываться, но передали, что она искалечит себя, если он не будет их брать.

Нервы пошли сыпью. Мозги клинило от вопросов, на которые не было ни одного ответа. «Суки, суки…» - как в японской машине на огромной скорости гремит колокольчик, так же гремело у Стаса в голове. Он не верил ни в чёрта, ни в Бога, а то бы стоял с утра до вечера на коленях и молился. Верил в фразу из Библии, прочитанную от скуки, отбывая второй срок: «И создал Бог Адама по образу и подобию своему…» - что подразумевало по его мнению: «Ты Бог, ты и решай, и отвечать за свои поступки будешь сам…».

По словам Шурика выходило, что это игра. Чья? Он хоть и козёл, но по крайней мере честный. «Что вы от меня хотите? –вскоре похоронным маршем из той же японской машины ревело в мозгах.

Прошло уже более четырёх месяцев, а ни ответа, ни привета. Стас стал писать во все инстанции. Ответ был всегда прост и лаконичен: раз забрали и упрятали в камеру – значит за дело.

Прошёл ещё месяц. Стас думал. «Хотите, чтобы написал явку с повинной, откуда у меня металл с камушками – не дождётесь. Добровольное признание

наматывает срок и больно бьёт по горбу. Когда-то поверил сладким речам мусора: «Не хочешь ты колоться – они расколются и сдадут тебя с потрохами; а напишешь явку с повинной, что-нибудь выгадаешь и никто ничего и никогда не узнает».

Выкурили из города, мусор показал подельникам явку. По знакомым: «Стукач!» Уехал из города – бесполезно. От себя не убежишь, - посадили на зону к подельникам. А там разговор прост: «Стукач – к петухам». На одной из пересылок удавку на шею…А утром был в другой камере. Мир уже неизвестно в какой раз менял окраску. Тогда он возненавидел лютой ненавистью - мусоров и подельников.

Всплеск ненависти раскрутил память. Жизнь в приюте - который для себя Стас стал называть спустя годы крысятником – изуродовала его и бесповоротно.

Жизнь в крысятнике – многие из тех, кто там находился, родились, как и Стас на зоне. Видимо, это и влияло на их поведение…

Жизнь в крысятнике – из него он вышел конченым и продуманным негодяем. С жуткой улыбкой-гримасой на одной половине лица…

Жизнь в крысятнике – из крысёнка он превратился в бронебойного ежа. Из ежа – в мышь, трусоватую, но умную. Молчащую, когда бьют и когда хвалят. Безразличного к девчонкам и пользующегося услугами мальчиков…

Жизнь в крысятнике – это он, прыщавый, здоровый, как лось старшеклассник, бил его и затыкая волосатой рукой рот насиловал в душевой комнате. Он, семилетний, визжал от боли и ужаса, а тот бил и делал из него

гомика. А потом прижигал сигаретой и зажигалкой детородные органы – не заживавшие год – угрожая вовсе изуродовать, если кому расскажет…

Жизнь в крысятнике – из милого ангелочка, фотография была сделана в первом классе, Стас превратился в ядовитого змея с тайными садистскими наклонностями. Получив фотографию по выходу из приюта, он несколько дней жрал водку до скотского состояния и бился в слезах головой о стену. Из носа и ушей бежала кровь, но он не замечал этого и бился в жуткой истерике…

Жизнь в крысятнике – там он научился врать и воровать при любом удобном случае…

Память довела ненависть до предела… Когда Стас пришёл в себя, в камере были врач и Горин.

- Ничего страшного, - говорил врач.

- Надумал? – мусор увидал, что Стас приходит в себя.

- Ничего, не знаю, - всплеск ненависти прошёл, и но вновь становился спокойным и наглым. – А ты пошёл на х...! Зря я выпил за твоё здоровье, садист. Тебе бабы не дают? Или в детстве во дворе ногами били?

Горин стоял спокойный, с вечной улыбкой и внимательно слушал.

-Успокоился? Что решил?

- Пошёл на х…

- Тогда распишись ещё за полгода, - в глазах потемнело и Стас с трудом удержал себя в руках.

- У тебя ещё водочка осталась? Выпей, легче станет, - и он ушёл.

Стас последовал совету мусора и выпил. Отпустило быстро. И вот он снова нагл и уверен. С металлом и ка

мушками, кроме как у Шурика, не светился, а тот хотя брал несколько раз металл у Стаса, никогда не интересовался, откуда он и где бывал Стас во время длительных отлучек из города. Ищите ветра в поле. Больше трёх лет за попытку сбыта не дадут, а это ровно столько, сколько может длиться следствие. Всё пришло в норму. Жизнь продолжалась.

Так и дотянул до апреля. Тут и началось. Что первый, что второй срок – быстро привык к зоне. Но весной, пока таял снег, и до тех пор, пока полностью не распускались листья на деревьях, – ехала крыша. Не мог смотреть ни на что – всё раздражало и приводило в бешенство. Особенно доставала колючка, не сама, а то, что находилось за ней. Он сатанел и раз за разом порол всевозможные косяки, за что получал постоянно по горбу.

И опять весна – северная весна. Во всём мире- и на севере- весна одинаково безумна и необузданна. В один прекрасный день Стас решил нажраться водки до потери пульса, чтобы хоть как-то сбить давление наступающего весеннего безумия. За шесть месяцев, проведённых в камере, выпито было три литра из пяти купленных целую вечность назад Шуриком и принесённых с позволения мусора в камеру. Плюс два литра принесённых мусором, которого пнули под ж… Закуска была хороша. Стас жрал не так много и умудрился скопить довольно приличный запас хавчика.

На следующее утро после попойки Стас прибирал камеру и перебирал шмотки, стараясь занять себя хоть чем-нибудь, пока не наткнулся на пилюли, захваченные при аресте и благополучно забытые за шесть месяцев нахождения в камере. И поехало. Вспомнил бродягу-

алхимика, с которым познакомился на трассе. Он подавал самопальные пилюли и напутствовал:

- Главное не паникуй и старайся держать себя в руках. Не то уйдешь в страну вечного кайфа, а оттуда ещё никто и никогда не возвращался.

Они потренировались. Вышло неплохо.

- Не забудь – выпил и жди. Температура подымется – закодируй сознание, чтобы она держалась до тех пор, пока не скажешь кодовое слово. Сам придумаешь, какое.

- А что за состав?

- Аспирин, ЛСД и ещё кое-что, но это уже секрет фирмы.

Чем Стас заслужил его благосклонность? Башмаков у того не было, а он срывался от мусоров, замутил какую-то поганку, но спалился. У Стаса были запасные, и он отдал. Жизнь на трассе научила делиться с собратьями по несчастью.

Теперь эти пилюли лежали на ладони. Прошло два года, как они попали к нему и ждали своего часа. На вид они напоминали анальгин в заводской болгарской упаковке. В голове крутилось и считало. Шурик: «Это игра». Мусор: «Ты ему предложи – не побежит». Мусор – намекал или прикалывался? Про пилюли они не знали, стопудово. Если бы хотели просто расправиться, то подставили бы и бросили в общую хату, не в одиночку. Шурик – «игра». Мусор – «не сбежит». Значит, Мусора хотели, чтоб он бежал и отдал им то, что они хотели получить? Не дождётесь!

Побег. Сердце ухнуло. Хотите, чтоб он сбежал и привёл туда? Х.. вам! Ждите! Бежать он уже решился и внутренне знал, что по-любому сорвётся с крючка.

Подготовка заняла несколько минут, но он ждал ещё долгих два дня, досконально просчитывая варианты, второй попытки не будет. Мосты сожжены, и дороги назад нет.

Что там йод, фторопласт, ножички, иголки, и весь другой разнообразный бутер, которым пользуются арестанты, чтобы свалить на больничку,- чепуха по сравнению с пилюлями, имеющими действительно потрясающее действие.

Стаса бросало то в жар, то в холод; то текли сопли, то слюни; он то краснел, то бледнел, задыхаясь от кашля. В общем, через полчаса приехала скорая.

Молоденький врач задавал идиотские вопросы, на которые получал идиотские ответы. Он долго и упорно, с умной рожицей, мял, жал и мацал своими холёными ручкам задубевшую от жизненных передряг шкуру Стаса. Слушал лёгкие и неоднократно измерял давление, которое почему-то всегда было разным. В конце концов, изрядно измучившись и, конечно, так ничего и не поняв, - принял решение о срочной госпитализации. Загнув самоуверенно что-то такое забубённое на латыни – для того, чтобы не выглядеть полным идиотом ,пояснив по-русски, что это, возможно, очень редкая болезнь. Бред бредом, но Стаса начало колотить от приступов смеха, с огромным трудом сдерживаемого внутри и пытающегося вырваться наружу. «В этой идиотской державе врач изъясняется на латыни». Мусоров решение врача удовлетворило. Прошло больше часа, Стаса кочерёжило на

их глазах. А так как это не было похоже ни на одну их примочек зеков, они уверовали в его болезнь. Да и удобнее сплавить на сторону эту мутную личность. Вдруг на самом деле загнётся, так потом доказывай, что ты не верблюд.

Стас лежал в полубреду под капельницей и рассматривал потолок реанимации, пытаясь не потерять контроль над сознанием. Вокруг металась грядка врачей – Стас чуть перестарался и температура держалась на отметке 40,7 градусов. Медсестра только успевала менять склянки на капельнице.

Сколько длилась эта дискотека – он не знал, время остановилось. Так и не врубившись, что происходит со Стасом, врачи один за другим стали сваливать. Вслед за ними свалила медсестра, сняв последнюю склянку и успокоившись со своей идиотской капельницей, нужной Стасу как мёртвому припарки.

Стас лежал и ждал. Страх, вдруг он почувствовал дыхание страха. Или сказывалось действие ЛСД, или мозг, устав от перегрузок, терял контроль над сознанием и начал погружаться в страну вечных грёз. «Полубожок и идиот, кретин и зануда, решил вы..ся, получи..».

Ругательствами страх не прогонишь даже в бреду…

«Единственно действенное лекарство против всех видов страха – религия…» - красной лампочкой мигало в мозгу…

«Отче наш…» - автоматически читал он, раз за разом повторяя молитву, с каждым разом всё больше внимания сосредотачивая на ней, в перерывах обещая всевышнему поставить трёхметровую свечу, толщиной с ногу, если всё сойдёт Стасу с рук.

Также было и на «Матросской тишине», где он выучил «Отче наш». Свечу он наверняка не получит, но само обещание и молитва делали своё дело - страх исчезал, как и почему это происходило Стас не понимал, попытался один раз разобраться, но чуть не съехал с катушек. Объяснения верующих и якобы понимающих людей не удовлетворяли, плюнул и оставил попытку понимания этого феномена до лучших времён.

Вскоре ни в одной клеточке тела страха не было.

Кодовое слово сняло блокаду, и температура заметными скачками поползла вниз. Мозг всё яснее воспринимал реальность. Больничный комплекс дремал.

Встав с койки, Стас огляделся. Долгое нахождение в бредовом состоянии не давало реально воспринимать действительность. Врубился, где выход, побрёл, еле стоя на ногах, пошатываясь из стороны в сторону, не забыв накинуть на голое тело кем-то оставленный халат. В другое время и в другом месте мотор бы рвал и метал – от любого шороха и движения, а сейчас он работал, как часы. Сказывалось длительное влияние большой температуры. У организма просто не осталось ресурсов на выработку адреналина.

Одежда лежала там, где и должна была лежать, на что очень рассчитывал Стас. Вместе с пакетом, заранее приготовленным в камере, в котором лежали деньги, а сверху якобы в бреду накиданная всякая чушь, типа мыла и зубной пасты, трусов и носков. Дежурной медсестры не было, мусора тоже. «Наверное е..ся. Завтра ещё больше на..тесь!» - мысль принесла удовлетворение.

Выбравшись из больницы, скорым шагом направился к Тае. Выбранная дорога пролегала мимо общаги.

Свёрток с деньгами, хорошо видимый с улицы и имевший вид грязной тряпки, висел на карнизе, где его и оставили. Несколько секунд – и он открывал дверь своей комнаты запасным ключом, находившимся в заначке на всякий пожарный случай. Открывая дверь, держал в свободной руке кусок водопроводной трубы, прихваченный у мусорных баков на случай нежеланной встречи. Быстро скидал кое-какие шмотки и посуду в рюкзак, и лишь потом достал деньги…

Она открыла дверь с изумлённым лицом:

- Тебя отпустили?

- Дождёшься от них, нет,конечно, рванул.

- Что с тебя взять – ребёнок и есть ребёнок, капризный и упрямый. Приходили, просили повлиять. Я им и сказала: если вам удастся уговорить мой дом сдвинуться с места, тогда попробую. Ушли,- всё это она выдавала так, как будто Стас не рванул от мусоров, а вернулся после прогулки в магазин за хлебом, и она передаёт какую-нибудь сплетню, услышанную от глупой соседки.

Хотя они встречались не так давно, а в последнее время не так часто, Тая очень хорошо понимала Стаса. Смотря на его дикие выходки на одной их вечеринок, она просто и спокойно, заглянув в глаза, сказала: «Ты просто очень одинок». Это решило всё, без предварительных знакомств и встреч.

- Ладно, не ворчи, хавчика дай на первое время. Затариться негде. В ларьках светиться нет резона, а до утра надо свалить из города.

Она быстро упаковала рюкзак. Он иногда выходил с ней в лес, и она неплохо выучила необходимый минимум. К тому времени, как был упакован рюкзак, закипел

чайник. Чай пили молча и не торопясь. Сотрясать воздух и экономить секунды – ни к чему.

- Возьмёшь денег?

- Зачем?

- Пригодятся.

- Я сама неплохо зарабатываю.

Всё!.. Они стояли обнявшись у порога.

Теперь Стас не торопился, из города надо выбраться незаметно, а спешащий человек с рюкзаком всегда привлечёт внимание. Игра не игра, а на постах ГАИ наверняка дожидались. Мусор скорее всего уже чухнул, что Стас свалил из больницы и по любому поднял тревогу. Если это игра, то пусть мусора

играют в свои игры, ему некогда, надо жить и делать дело.

Пост обошёл стороной, по тропинке, протоптанной в талом снегу неизвестно кем и с какой целью. Осталось только избавиться от шмоток, прихваченных в общаге. Мусора несомненно будут искать его в другой одежде. Кто из них может предположить, что он дойдёт до такой наглости – жить открыто, под своим именем и своими документами, и носить ту же одежду, в которой рванул. Для этого нужно думать, как он, или иметь больное воображение. И Стас закопал одежду в снег, не поленившись, сверху пристроить кучку собачьего дерьма, оставив из прихваченного в общаге только армейские ботинки и посуду.

Рюкзак заметно полегчал, и Стас медленно, чуть тяжеловато, но расслабившись, шёл по обочине дороги. В городе наверное всё на уши поставили, разыскивая его.

Ищите, думайте, гадайте. Движение на трассе было небольшим, и не очень отвлекало от мыслей.

Проезжавший по пути следования Стаса КамАЗ притормозил чуть впереди.

- Садись, подвезу.

- Спасибо, - поблагодарил Стас, забираясь в кабину.

- Стас?

- Да.

- А то, думаю: морда знакомая. Как поживаешь?

- Да так, ничего, не жалуюсь, - распространяться на тему откуда он и куда - не стал. Камазист- простой работяга, зачем ему лишние мысли, проблемы и головные боли? Хотя Стас и знал, что эти с виду простые работяги не были простачками и столько повидали за последние годы на трассе, что на многих из них он мог положиться, как на самого себя – не продадут, как Иуда, и помогут при случае, но осторожность не повредит.

- А куда ты пропал тогда со стоянки, ты же хотел до ноября там жить?

Стас коротко рассказал.

- Да. В натуре козлы, ты же жил и никого не трогал.

Они ехали, лишь изредка обмениваясь информацией.

-Там кого-то в городе ищут, останавливали на посту.

- Кого?

- Я не стал спрашивать, да если честно мне по х… Пусть ищут, это их работа. А то позажрались, козлы дранные. А тебе вообще куда?

Стас объяснил. Это место было выбрано перед самым побегом. Долгие два дня ожидания он ломал уши, где взять ещё денег, тех пятнадцати или двадцати штук

будет мало для давно задуманной операции. Решение пришло в последний момент…

… В шалаш ударил луч света от мощного фонаря.

- Ты чего здесь делаешь?

- Живу.

- Документы…

- Кто вы такие, вы свои сначала покажите.

В шалаш заглянул ствол АКМ. Конкретный документ, пришлось отдать паспорт. Внимательно рассмотрели.

- Сиди в своей конуре и не шарахайся по стоянке.

- А паспорт?

- Утром отдадим.

Утром паспорт отдали. Это были инкассаторы, перевозящие деньги из города в другой город. Тогда их презрительно-хамское поведение взбесило: и эти туда же, пальцы гнут, козлы!

Вспомнив этот эпизод, и решил сковырнуть государство. А заодно и отомстить этим полудуркам инкассаторам. Не х.. к бродяге лезть!

Бродяги…

Сколько их моталось по трассам, не знал никто. Да и никто не хотел знать. Вечные кочевники, по большей части уставшие от жизни и не ждущие от неё ничего хорошего…

Бродяги…

… - А достанет кто?

- Достаёшь гранату, дёргаешь за кольцо… и самый крутой, становится крученее поросячьего х.., и готов не то что ноги, в х.. готов целовать, - он медленно и спокойно объяснял нараспев, так же медленно и спокойно

показывая. Граната была боевая и висела на шее, верёвка, на которой она висела, была продёрнута сквозь кольцо чеки…

- А что мне в той жизни делать, я конченое животное. Полтора года в Афгане. Два года – Карабах. С Чечни вернулся – самые лютые псы стали шарахаться, про людей даже говорить не стоит. Даже ничего не осознающие младенцы в рёв, когда рядом нахожусь. Дядька мой тридцатку отмотал, большую часть на полосатом. А последний раз вообще с крытки откинулся. Так он по сравнению со мной святой. К нему собаки и кошки со всей округи сбегаются, даже лютые сторожевые псы ластятся. Девки от него чуть не кипятком ссат. А дети - те вообще в истерику, когда домой от него надо уходить. – Глаза говорившего были полны пустыней. Если глаза- зеркало души, то что могло так выжечь его душу? Стас смотрел на симпатичного лицом и телом молодого мужика. Он приметил шарахнувшегося от того пса, а потом двоих дальнобойщиков, сделавших крюк, обходя его стороной.

- Ты третий человек за те два года, когда я пришёл, который не побоялся со мной не то что поговорить, но и разделить трапезу.

- А кто те двое?

- Первой была мама. На она меня ужасается… Я после Афгана научился воспринимать человеческие эмоции на приличном расстоянии, потому и выжил во всех войнах. Вторым был дядька, но он меня жалеет… Только ты спокойно относишься ко мне, как к живому человеку, без страха, ненависти и жалости… Я просто не выдержал там и ушёл…

Бродяги…

Дальнобойщики – те же бродяги, только на колёсах. Чего не сидится дома – точно никто из них не мог объяснить...

… - С рейса домой вернёшься, день- два проходит - и ты

Понимаешь: здесь ты лишний. Как станок для печатания монет…

- Другой раз думаешь: неужели, когда женился на этой дуре, она такая же и была? Другая конченая плечевая - и телом, и интеллектом на пару порядков выше…

… - А что дети? Да не нужен я им. Да и я не могу без содрогания на них смотреть, беспомощные и бесполезные котята, носки с трусами постирать себе не могут. Даже яичницу или колбасу толком поджарить не могут…

… - Примчишься из рейса… и снова в рейс. Мы сами-то тоже не ангелы, и среди нас козлы попадаются, но дерьма везде хватает…

Бродяги…

От жил на одной из стоянок, где останавливались на отдых дальнобойщики, и собирал в одно место всякий никому ненужный хлам. После тринадцати лет нахождения за колючкой он не смог прижиться на воле. Перестройка и дальнейший бардак сделали своё дело, и у него слегка съехала крыша от безумной реальности. Он даже не понимал, что он делает, зачем, и где он находится…

- Я его спрашиваю, как тебя зовут по имени. А он стоит и смотрит ясными, детскими глазами и не понимает, что от него хотят, - рассказывая это, дальнобойщик

аж потемнел лицом, казалось, ещё мгновение - и он возьмёт пруток на тридцать и пойдёт месить в смерть представителей народной власти и закона - всех уровней…

Бродяги…

Цветы жизни, пусть по большей части уродливые, но цветы, а где выросли…

Цветами жизни называли когда-то хиппи. Какие цветы – зажравшиеся свиньи, играющие в бирюльки! Рваные джинсы плюс придуманная трагедия… Тьфу!

Бродяги…

… Они убивали друг друга из-за куска хлеба в тесной и вонючей камере. Их с огромным трудом разняли четверо мужиков. Но они долго ещё не могли успокоиться и грозили друг другу перегрызть глотки, когда выберутся из камеры…

- Чем хочешь заняться? – Стас не сразу врубился, о чём его спрашивают.

- Толком ещё не решил. Может, заезжку открою. Может, просто дурака буду валять. На месте посмотрим.

За разговорами и воспоминаниями время пролетело незаметно. Они приехали.

- Жрачка есть?

- На первое время хватит.

- Что-нибудь привезти на обратном пути?

- Спасибо, не надо.

КамАЗ уехал, бродяга на колёсах.

Стас разжёг костёр и сварил чаю, а потом долго его пил и любовался проезжающими машинами и весенней тайгой, наслаждаясь свободой. Время остановилось и теперь не играло никакой роли.

Долго и основательно выбирал место для стоянки. Пусть временная, но это не имело никакого значения. Жизнь приучила: идёшь в тайгу на один день, бери с собой продуктов на месяц. Как только сойдёт снег, он спуститься вниз и устроит ещё одну стоянку.

Место выбрал хорошее: оно подходило по всем параметрам. Ни жара, ни холод, ни вода не будут страшны, если оборудовать стоянку по уму.. А самое главное – оно избавляло от праздных любопытствующих, сующих свою бестолковую голову куда надо и не надо. Сколько полегло этих бестолковок,- так нет, не переводятся! От реальных охотников и профессионалов стоянку не спрятать, об этом он даже и не мечтал. А вот от любопытных… Сам он уже давно не страдал этой болезнью.

Без особой надобности не совал свой нос куда не просят, а если и совал, то только в том случае, если вынуждала ситуация. Даже если и видел то, что не должен был видеть, старался не видеть, поскорее забыть.

К тому времени, когда сошёл снег, верхняя стоянка была полностью оборудована. Принялся за вторую стоянку, время от времени выезжая в расположение городка, находящегося в ста пятидесяти километрах от его стоянки и имеющего отличную библиотеку и большие механические мастерские. Добирался на попутках, многие дальнобойщики знали Стаса ещё по тем временам, когда он бродяжничал на трассе. Они охотно брали его с собой, Стас иногда любил почесать языком, рассказывая о своих скитаниях в ядовито-прикольной манере или пересказывал слышанные байки от других. Так что не

существовало проблем с транспортом и доставкой всего необходимого на стоянку.

Просиживая часами в библиотеке, Стас отбирал информацию по трём интересующим вопросам: куда сбыть большое количество денег – быстро и не засветившись? Где взять ствол? Как не попасть в лапы мусоров и остат

Поиск по сайту: